Kiss of Death

      Смотрели этот забавный сериал? “Поцелуй шестого чувства” называется. А “Уэнсдей” ?              Я смотрела оба. Знаете, что общего у этих историй и что их связывает со мной? Все просто. Это поцелуи.              Героиня “Поцелуя шестого чувства” обладала способностью видеть будущее, целуя какого-нибудь мужчину. В образах, которые возникали у нее перед глазами, она искала ответ на один вопрос: “Есть ли я в жизни этого человека спустя время?”. Уэнсдей Аддамс тоже обладала экстрасенсорными способностями. Прикасаясь к предметам, она иногда видела прошлое. А поцеловав в одной из серий человека, который ей нравился, например, (внимание, спойлер!) она увидела его монстром глазами его жертвы.              А что насчет меня? Я тоже кое-что вижу через какое-то время после поцелуя. К сожалению, поняла это я только после третьей своей жертвы. Когда совпадений оказалось слишком много.       

***

      Я долгие три года отходила от событий, произошедших на лесном озере. И мне казалось, что моя жизнь медленно катится на самое дно, туда, куда затянуло подводным течением Дэни. И я считала, что заслуживаю черных будней, глубже погружаясь в объятия бесконечной депрессии. Психотерапевт, на сеансы с которым мои родители угробили целое состояние, не помогал. От таблеток, которые он выписывал, я намеренно отказалась (я принципиально бросила их пить после полугода медикаментозного лечения, потому что мне от них становилось только хуже).              Я забросила свое хобби. Сразу после похорон Дэни я отправила на помойку всю свою внушительную коллекцию комиксов, поскольку они у меня давно стали ассоциироваться только с этим парнем и с беззаботными деньками, проведенными вместе. Я решила, что не заслуживаю того, чтобы проводить время так, как обычно, как это было с Дэни. И лишила себя всех радостей жизни.              Мое непринятие той реальности, в которой я оказалась, настоящего без Дэни, сделало из меня безэмоционального человека. Отказ от чувств казался мне решением проблемы. Я запретила себе плакать (чем занималась практически целый год после смерти Дэни), а, следовательно, не могла и смеяться. В школе я стала изгоем, на что мне, естественно было плевать, немногочисленные друзья перестали звать на прогулки и интересоваться, как у меня дела, замечая мою отстраненность и даже враждебность местами, родители, изначально проявлявшие заботу, через полтора года заявили, что я слишком мала для того, чтобы страдать так сильно, а мои чувства к Дэни – все это было несерьезно и все равно не продлилось бы долго, чтобы столько лет убиваться попусту. А также добавили, что у меня еще вся жизнь впереди, а я занимаюсь ерундой, зацикливаясь на человеке, которого уже нет в живых.              И вот, в свои уже шестнадцать, я случайно знакомлюсь с сыном пастора. Не то, чтобы я сильно верила в Бога и часто посещала службы по воскресеньям. Я просто наткнулась на объявление на столбе, когда бесцельно брела по улице, чем я обычно и занималась все свое свободное время, и поняла, что стоило бы сделать хоть крохотный шаг к исцелению и чем-то уже занять свои ничем не обремененные будни. Волонтерская работа при местной католической церкви показалась мне отличным шансом на пути к искуплению. Я ведь до сих пор винила себя в смерти Дэни.              Сын пастора, его звали Август, был моим ровесником. Но несмотря на это, его отец представил парня при первой нашей встрече, как моего непосредственного начальника. Август был на голову выше меня, он возвышался надо мной, как настоящая скала. И в то же время, его лицо было настолько милым, с нежными чертами, что его просто невозможно было бояться, несмотря на внушительные бицепсы и спортивное телосложение.              Кроме меня в подчинении у Августа никого не было, поэтому мы с ним проводили очень много времени вместе. Я приходила в церковь сразу после уроков и оставалась там до позднего вечера. В основном мы занимались физическим трудом, который помогал мне разгружать голову от грустных мыслей в процессе работы и заставлял валиться на кровать без сил по приходу домой. Я быстро втянулась в новый режим дня и даже не заметила, как из черствого, молчаливого человека начала превращаться в ту версию себя, которой была до того, как… По натуре я очень общительный и активный человек, я всегда любила быть в центре любого кипиша и умела находить подход к людям.              Атмосфера, витающая на территории церкви, а также общество Августа напомнили мне, каково это – быть собой. Я все чаще стала замечать, что мне интересно проявлять инициативу, поэтому каждый день я предлагала свою кандидатуру на работу, которая не входила в мои обязанности. Так, например, я оказалась в церковном хоре. В основном составе певцами были исключительно мамочки в декрете, да пенсионерки из близлежащих районов к церкви, но меня взяли без вопросов и дополнительных собеседований. Я всегда неплохо пела, да и аргументом в мою пользу был тот факт, что я могла каждый день посещать репетиции. В отличие от других кандидатов на эту должность, которые не отличались особой пунктуальностью, а иногда и вовсе прогуливали. Мое врожденное любопытство, которое теперь снова включилось, помогло мне обратить внимание руководителя хора на этот факт.              Август, прознав про дополнительные нагрузки в хоре, слегка надулся на меня, поскольку понял, что времени, которое мы обычно проводили вместе за работой, теперь будет значительно меньше. Сначала я подумала, что его игра в молчанку вызвана лишь тем фактом, что теперь огромный объем работ ляжет исключительно на его плечи. Но потом, замечая, как он украдкой наблюдает за репетициями хора из своего укрытия на балконе второго этажа (видимо, он думал, что я его не вижу), как бросает на меня многозначительные взгляды и при встрече старается любым способом коснуться меня, я поняла, что он ко мне неровно дышит. Когда в один из дней я нашла в келье, которая была оборудована под раздевалку, маленький букетик из полевых цветов, сомнений не осталось. Август на меня конкретно так запал.              Я даже не заметила, как мы стали встречаться. Все началось с того самого букета, потом Август стал провожать меня до дома после репетиций хора, а в одну из таких вечерних прогулок он меня поцеловал. Это было волнительно настолько, что мое сердце затрепыхалось в груди, как сумасшедшее. Я вновь почувствовала, что оно у меня есть, и оно вот-вот сможет испытать те же эмоции безграничного счастья, как это было три года назад. Я не чувствовала к Августу того же, что к Дэни. И я без конца сравнивала этих двух абсолютно непохожих парней, хотя не должна была бы. Но я точно знала, что Август мне симпатичен и что мне нужно было лишь немного больше времени, чтобы раскрыться самой и принять его чувства.              К сожалению, у судьбы были другие планы. Я думала, что у меня достаточно времени, чтобы моя симпатия переросла в нечто большее, но это оказалось не так.              В один из сентябрьских дней, я по обыкновению шла в церковь. Первым тревожным звоночком стали проезжающие мимо на огромной скорости с включенными мигалками карета скорой и полицейская машина. Заметив, что оба автомобиля остановились у входа к зданию церкви в конце улицы, я ускорила шаг, а нарастающее волнение и беспокойство в груди пульсировали у меня в висках.              Первым, что я увидела, когда пробежала мимо деревянной калитки – это шериф с помощником, стоящие в окружении толпы людей прямо возле главного входа в церковь. Сквозь мерный галдеж я различала, как еле слышно что-то говорил пастор. Мужчина средних лет, всегда улыбчивый и энергичный, был не похож сам на себя: бледное, серое лицо, взлохмаченные волосы и пустой взгляд – казалось, будто я не видела его лет десять, настолько сильно тот постарел меньше, чем за полдня, а ведь я сталкивалась с ним буквально вчера вечером. Мы даже неплохо поговорили с ним впервые за столько месяцев, и пастор очень тепло отзывался обо мне, как о девушке своего сына.              – Душенька, ты сегодня рано, – нежно прикоснувшись к моей руке, обратилась ко мне Долли, невысокая старушка годков под восемьдесят, в очках-половинках с тонкими золотыми нитями-цепочками, свисающими с дужек по обе стороны от лица. Седые волосы этой дамочки всегда были аккуратно убраны в высокую прическу, а на репетициях хора она никогда не появлялась в одном и том же наряде дважды: у Долли была внушительная коллекция костюмов-двоек, состоящих из юбки-карандаша и классического жакета в стиле Шанель. И несмотря на свой внушительный возраст она всегда носила однотонные лодочки на невысоком каблуке, дополняя их сумкой-клатчем в тон и кружевными перчатками. – Тут сегодня такая суматоха! – скрипучим голосом не торопясь произнесла Долли. – Давай мы с тобой, пока всё не уляжется, сходим ко мне, я тебя чаем угощу. И яблочным пирогом! – старушка, видимо, заметила на моем лице смятение и непонимание происходящего, поэтому более вкрадчиво сказала, крепче прижимая меня к себе, разворачивая от бушующей возле входа толпы и уводя по брусчатой дорожке к выходу с территории церкви. – Я сама готовила пирог! Он очень вкусный!              Не найдясь, что ответить на такое неожиданное гостеприимство своей коллеги по хору, я на ватных ногах проследовала за ней. Я предпринимала попытки оборачиваться, чтобы уловить хоть какую-то информацию и заметить хоть что-то, что сразу объяснило бы мне, что случилось, но Долли, крепче приобняв меня за плечи, уверенно уводила меня все дальше от места происшествия. Мое сердце было не на месте, а интуиция подсказывала, что случилось что-то нехорошее.              – Вот мы и на месте, – ослабив хватку, Долли сделала шаг вперед и достала из сумочки связку ключей, чтобы открыть дверь. Занятая своими мыслями, я не сразу сообразила, что мы всего-то перешли через дорогу. Белый ухоженный двухэтажный домик с верандой, красивой зеленой лужайкой, круглый год утопающий в цветах и находящийся прямо напротив здания церкви, оказывается, принадлежал Долли. Я часто засматривалась на эту территорию и удивлялась, как хозяину или хозяйке удавалось поддерживать такую громадину в порядке и создавать настоящее волшебство этими цветочными композициями на клумбах, которых тут было в изобилии.              – Проходи через коридор на задний двор, посидим в беседке, – Долли стянула с длинных узловатых пальцев тонкие кружевные перчатки и положила их на столик у входа, там же оставила свою сумочку, – погода сегодня чудесная. Да и задний двор у меня загляденье, тебе понравится.              Я не понимала этого тогда, поэтому очень злилась на Долли за ее выходку и за то, что она украла у меня драгоценные минуты. Только потом, спустя годы, повзрослев, я оценила то, насколько мудро эта старушка поступила, чуть ли не силком утянув меня подальше от места трагедии, напоив меня каким-то травяным чаем, который расслабил все мои мышцы, и заболтав, рассказывая какие-то небылицы.              О том, что Августа не стало в результате несчастного случая во время ремонтных работ на колокольне, я узнала только на следующие сутки. Долли сама мне рассказала, возможно, благодаря ее хитрому плану, я восприняла новость адекватно, хотя и бросалась на нее с кулаками и рыдала у нее на плече, жалуясь на то, что я хотела бы быть рядом с ним в тот момент, когда его уносили на носилках в черном, непрозрачном пакете. Только сейчас я понимаю, что не хотела бы. Это бы меня окончательно убило.              Небылицы Долли, которыми она меня кормила весь вечер в день смерти Августа, на самом деле были не просто болтовней. Вспоминая какие-то детали и обрывки ее фраз, я понимаю, что тогда она целенаправленно готовила меня, она говорила нужные вещи, она пыталась посадить внутри меня рациональное зерно, которое бы стало моим якорем и через которое я бы могла пропустить всю боль, которая должна была на меня вот-вот свалиться. Я не знаю, как у Долли это вышло, но смерть Августа не пошатнула мое психическое состояние так, как это было в случае с Дэни. Да, я плакала. Наверное, около недели или двух после похорон. Я не хотела никого видеть, я закрылась в себе на это время, но я смогла пережить этот этап и нашла в себе силы двигаться дальше.              Благодаря Долли, “промывшей” мне мозги, я смогла спокойно продолжать свою волонтерскую работу в церкви и вплоть до своего отъезда из родного городка посещала все репетиции церковного хора. Прямо перед самым отъездом в колледж я даже впервые поднялась по крутой винтовой лестнице церковной башни в звонницу, чтобы оказаться в том месте, где Август был в последний раз. Еще живым.              Вид с колокольни на ночной город открывался чудесный. Наш район был застроен исключительно частными домами, высотой не больше двух этажей, поэтому с главной башни церкви я могла рассмотреть местные пейзажи на километры во всех направлениях. Я подошла к самому краю колокольни и посмотрела вниз. Голова слегка закружилась, а тело прошибло холодным ветром. Как рассказывала Долли, Август упал с восточной стороны башни, а значит, я смотрела в нужном направлении. Я не видела тела своего парня в момент трагедии, размазанным по асфальту внизу, я плохо себе представляла, выражение его лица, с которым он покинул этот мир (и не могла бы узнать, поскольку его хоронили в закрытом гробу). Но в ту минуту, стоя на высоте десятков метров, я ощутила страх, сковывающий все мое тело (я была готова поклясться, что он принадлежал не мне! Ведь я не боюсь высоты), а перед глазами, будто из потаенных уголков моей памяти, всплыла картинка: солнечный осенний день – судя по пожелтевшей листве деревьев, попадающих в поле моего зрения. Ракурс, с которого я смотрю – как раз таки самое подножие башни с восточной стороны. Мой взгляд цепляется за кирпичную кладку. Я хочу пошевелиться, но не могу. Я чувствую резкую сжигающую все мои внутренности боль, а потом… все заволакивает чернотой. И я просыпаюсь.              Эту картинку я видела во сне. Я очень хорошо помню, что уже ощущала все эти эмоции раньше. И в ту ночь я проснулась вся в поту, напуганная и измотанная, но наутро я и детали не смогла выудить из своей памяти. Все, что оставило яркий след в моих воспоминаниях – это колотящееся, будто в агонии, сердце, чувство безысходности и заполняющая все уголки разума тревога. Больше я ничего не помнила. А вот сейчас, спустя столько месяцев, я словила дежавю . Это было так странно.              Но уже не впервые. Дежавю такого же рода я уже испытывала. На лесном озере чуть больше года назад, куда я смогла, наконец, вернуться спустя продолжительное время после смерти Дэни. Стоя у самой кромки воды на нашем с ним месте, я вспомнила, как мне снилось (задолго до трагедии), что я тону и меня уносит течением… Также, как в этот раз, я не просто наблюдала со стороны за происходящим, я была в центре ужасных событий. Видела и чувствовала все настолько отчетливо, что очнувшись от видения (?) в первый раз, я долго пыталась привести дыхание в норму, откашливаясь чуть ли не до рвоты, потому что мне казалось, что в моих легких… вода?              Я так сильно страдала без Дэни, что в тот раз списала происходящее на то, что мое состояние оставляло желать лучшего, поэтому я так сильно загнала себя мыслями о любимом человеке, что даже представила, как могла бы выглядеть его смерть. Утрата Августа спровоцировала во мне аналогичную реакцию? На тот момент я не знала наверняка, что со мной происходило и стоило ли опасаться или придавать хоть какое-то значение всему этому. Все точки над i расставила трагедия, которая произошла во время учебы в колледже. Именно после нее я перестала игнорировать факты и нашла закономерность.