***
Простодушная Мария всё же не смогла раскрыть Софии все тайны Эрика. Да, он действительно проводил слишком много времени у постели больной девушки, но даже после того, как ей стало лучше, его ночные бдения никуда не делись. Ужасный побочный эффект лечения, выдуманного им лечения, мог испортить бедняжке всю жизнь. У Эрика и раньше не было иллюзий насчёт своей адекватности, но как только ему в голову могло взбрести лечить молодую женщину непроверенными восточными микстурами? Мужчина снова и снова прокручивал в голове симптомы Софии и вот он уже не был так уверен в том, что традиционная медицина не подошла бы. Девушка была крепкой, молодой, хорошо питалась… Её организм справился бы сам, а ему нужно было всего лишь обеспечить должный уход, которого просто не могло быть в лачугах на задворках портового города. Грозного фантома нечасто мучали угрызения совести, но сейчас он ощущал себя зарвавшимся несносным человеком, покусившимся на роль самого господа-бога. Он снова преувеличил собственную важность для этого мира — на самом деле мир бы прекрасно функционировал и без его бурной деятельности. Этой ночью Эрик не сомкнул глаз — с утра он впервые осмотрит Софию, когда она будет в сознании. И она обязательно спросит о кровотечении. А он, раз уж замахнулся на роль врачевателя, будет обязан дать ей хоть какой-нибудь ответ. Призрак пролистал все книги, в которых хотя бы вскользь упоминались восточные снадобья. В углу библиотеки валялась пустая бутылка из-под вина. Эрик не был доволен результатами — европейские источники ругали мудрость восточных эскулапов на чём свет стоит, и Эрик уже сомневался в том, что они неправы. В тех же немногих книгах на фарси, которые Эрик взял с собой — о, какая самонадеянность и уверенность в том, что уже знаешь всё — ответов тоже не нашлось. Да, маточные кровотечения имели место быть, нередко после них женщины не могли иметь детей. Что ж, значит, такой путь избрал для несчастной сам Аллах, смеют ли ничтожные существа, называющие себя людьми, спорить с ним и его волей? Видимо, в случае с Софией в планы Аллаха входило свести её с бывшим призраком Оперы, а по совместительству — врачевателем. Эрик усмехнулся и захлопнул книгу. Ну что ж, он и без того спас эту девушку от толпы пьяных матросов, можно сказать, сейчас она живёт в кредит. Эрик бросил задумчивый взгляд в окно — утро было в самом разгаре. Мужчина не торопясь умылся, надел свежевыглаженную белоснежную рубашку с воротничком, накрахмаленным до такой степени, что его край был готов порезать нежную кожу на шее. Из многообразия масок Призрак выбрал чёрную, закрывающую всю верхнюю часть лица. Он бы с радостью уделил сборам больше времени — ему очень хотелось оттянуть момент встречи с Софией, который, мужчина был уверен, не будет приятным. В конце концов, Эрик вооружился стетоскопом и парой склянок с настойками, после чего направился прямиком в комнату гостьи.***
Призрак довольно громко постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, вошёл в комнату, которую занимала София. Пожалуй, сейчас, впервые за всё время пребывания девушки в этом доме, Эрик осознал, что на самом деле всё, чем она пользуется, должно было принадлежать Кристине. Мягкая как облако кровать, трюмо, изящный комод с мраморной столешницей, удобное кресло, в котором так приятно коротать вечера, радующие глаз цветочки на обоях салатового цвета, белый кашемировый ковёр с изящным узором… Всё в этом помещении, вся эта спальня, да и весь этот дом… Всё, всё предназначалось для Кристины. Эрика охватила волна ярости — его планы, его жизнь, — всё разрушено, а чем он занят? Как он мог так быстро предать свою любовь, свою Кристину? Да как он только осмелился разместить почти незнакомую женщину в спальне, предназначенной Ангелу? — Месье Бюсси? Сквозь пелену гнева, направленного на самого себя, Эрик увидел глаза девушки, полные неподдельного страха. Бедняжка рефлекторно натянула одеяло до самого подбородка и, наверное, забилась бы в самый угол кровати, если бы не боялась лишний раз пошевелиться. Эрик раздражённо вздохнул и прикрыл глаза. Он снова напугал ни в чём не повинного человека. Раз уж он сам заварил эту кашу, то ему её и расхлёбывать. Всё-таки девушка нуждалась в помощи, и остановиться на полпути было бы как минимум неправильно. Кроме того, она всё ещё могла быть ему полезна. София, напуганная столь яркой демонстрацией недовольства, пролепетала: — Месье Бюсси, если вы злитесь на меня из-за несъеденного ужина… У меня правда не было аппетита, но с утра я съела всё, что принесла Мария. Честно, у меня даже появился аппетит, — девушка с трудом выдала вымученную улыбку, напряжённо вглядываясь в чёрную гладь маски, пытаясь угадать, какие же эмоции за ней скрываются. Святая простота! Девушка уверена, что он злится на неё из-за какого-то ужина. Отложив сеанс самобичевания на потом, Эрик едва заметно улыбнулся: — Что ж, я рад, что вы идёте на поправку. Надеюсь, впредь вы будете более ответственно относиться к своему здоровью и перестанете отказываться от приёмов пищи. Мужчина присел на кресло рядом с кроватью и поставил на тумбочку флаконы с лекарствами. После он закинул ногу на ногу и задумчиво постучал подушечками пальцев о деревянный подлокотник. — Как вы себя чувствуете? У вас есть жалобы, мадемуазель Бернштайн? — Я… Мне… Мне намного лучше, месье Бюсси, спасибо. — А что насчёт жалоб? — Эрик напрягся, зная, какого рода проблемы могут волновать эту молодую особу. После небольшой паузы девушка смущённо произнесла: — Ну, если только слабость и головокружение… И иногда под вечер у меня начинается сильный кашель. — Не выдержав испытующего взгляда Эрика, девушка отвела взгляд, а её щёки налились румянцем. Мужчина недовольно покачал головой, но всё же понимающе кивнул: — Что ж, и правда ничего необычного для человека, перенёсшего воспаление лёгких. Тогда давайте приступим к осмотру. София робко кивнула и приподнялась на подушках. Взгляд Эрика невольно скользнул по её обнажённой шее. Подумать только, эта девушка предпочитала высокие причёски, даже несмотря на то, что лишь недавно пришла в себя после продолжительной болезни. Возможно, она даже не догадывалась о том, как соблазнительно выглядит тонкая женская шейка, когда на неё спадают несколько непослушных завитков, ещё не достигших длины, необходимой для того, чтобы собрать их в высокий пучок. Призраку нравились девушки с собранными волосами. Было в них что-то от греческих богинь. Эрик часто делал замечания Кристине, которая, будучи довольно упрямой и слегка избалованной девочкой (увы, Эрик время от времени не мог устоять от соблазна порадовать свою подопечную), гордилась своими локонами и не желала укладывать их ни в какие причёски. Особенно заметно это стало с тех пор, как Эрик всерьёз начал обучать её пению и Кристина избавилась от необходимости ежедневно собирать свои волосы в тугой пучок перед уроками балета. Взгляд Эрика скользнул ниже, на плечики, стыдливо выглядывающие из-под пеньюара и сорочки… Его пальцы крепче сжали стетоскоп, напоминая, зачем, собственно, мужчина здесь находится. Стараясь не вспоминать о том, какая приятная эта кожа на ощупь, Призрак принялся деловито прослушивать лёгкие молодой девушки. Осторожно, чтобы лишний раз не коснуться нежного тела Софии, Эрик приспустил её сорочку, оголив упругую девичью грудь. С трудом сохраняя спокойствие, Эрик безэмоционально подсказывал девушке, когда ей нужно дышать, а когда, наоборот, набрать в лёгкие побольше воздуха и задержать дыхание. После он отложил стетоскоп в сторону и принялся осторожно простукивать зону декольте девушки тонкими музыкальными пальцами. Мужчина был бесконечно зол на себя за то, что теперь, когда девушка очнулась, его тело так по-предательски реагировало на эту необходимую процедуру. Не добавлял самообладания и тот факт, что от его действий кожа девушки то и дело покрывалось мурашками, а сама она вздрагивала при каждом новом прикосновении. Закончив эту часть пытки, Эрик велел девушке повернуться к нему спиной и ещё немного приспустить одежды с плеч. Лёгкая ткань поползла вниз, обнажая верхнюю часть спины девушки. Привычными движениями мужчина снова начал касаться обнажённой кожи стетоскопом, а после — подушечками пальцев. Молодая женщина была так близко, выглядела такой беззащитной, такой зависимой… Эрик был рад лишь тому, что теперь София не могла увидеть того, как на самом деле реагирует его тело на простую медицинскую процедуру. Стараясь переключиться, Эрик снова и снова анализировал хрипы и бульканья, которые он услышал. Меньшая, чем прежде, но всё ещё значительная часть лёгких была поражена, а сердце Софии стучало так быстро, но в то же время с таким трудом, будто вот-вот остановится. С нескрываемым облегчением мужчина объявил о завершении процедуры и, желая избавить и себя, и свою гостью от лишней порции смущения, покинул кресло и отошёл к окну. Гипнотизируя пейзаж, он ровным голосом бывалого доктора поведал Софии о том, что ещё как минимум неделю ей следует оставаться в постели, принимать лекарства и не нагружать организм тяжёлой пищей. Призрак упомянул и о том, что возможны ухудшения состояния, резкие скачки температуры и приступы изнуряющего кашля. Однако самый опасный период, по его мнению, был уже пройден. — Вам всё понятно, мадемуазель? — Эрик отошёл от окна и приблизился к кровати. — Да, месье Бюсси, — девушка неуверенно кивнула. — У вас не появилось вопросов? София вздохнула, покраснела и после небольшой паузы отрицательно покачала головой. Эрик сделал вид, что поверил, но все же не преминул окинуть девушку недоверчивым взглядом: — Ну что ж, тогда я не смею более нарушать ваш покой. Отдыхайте, фройляйн Бернштайн. Если вам что-то понадобится, вы всегда можете обратиться к Марии, а я навещу вас завтра. Когда Эрик уже был на пути к двери, София воскликнула: — Месье Бюсси, постойте! — Призрак повернулся к девушке вполоборота, всем своим видом показывая, что на самом деле он очень торопится. — Месье Бюсси, я не знаю, как отблагодарить вас. Мне кажется, я злоупотребляю вашим гостеприимством… Призрак лишь устало махнул рукой с зажатым в ней стетоскопом: — Это точно не то, о чём вам следует сейчас беспокоиться, мадемуазель. Моё гостеприимство никуда не исчезнет минимум до тех пор, пока вы не поправитесь. — Он стремительно покинул спальню, не желая продолжать этот разговор.***
Неделя пролетела незаметно. Эрик исправно навещал Софию по утрам, а Мария ухаживала за девушкой и часто составляла ей компанию, чтобы хотя бы немного развлечь гостью нелюдимого хозяина. Ему было чем порадовать девушку: динамика наблюдалась положительная, и путь к выздоровлению оказался даже более простым, чем предполагалось изначально. Казалось, мужчина совсем забыл об их разговоре. Он ни словом, ни делом не напоминал гостье о том, что ей следует подумать над его предложением. София уже надеялась, что ей не придётся делать такой непростой выбор, и она просто покинет этот дом, как только у неё появится достаточно сил. Однако одним прекрасным утром ситуация изменилась. Подготовившись к уже ставшему привычным осмотру, девушка с нетерпением ждала появления месье Бюсси. Сегодня она впервые почувствовала себя достаточно окрепшей, чтобы хотя бы немного прогуляться по дому — она не могла больше оставаться взаперти. Но для этого ей нужно было получить согласие хозяина. Когда, наконец, отворилась дверь, София вздрогнула от того, как резко, будто бы из ниоткуда, прямо перед её кроватью материализовался Эрик. Бросив ей пару дежурных фраз, мужчина в уже привычной манере осмотрел девушку и уже в седьмой раз за неделю поведал ей, что она идёт на поправку. Однако вместо того чтобы, как обычно, уйти, он заложил руки за спину и не торопясь подошёл к окну: — Мадемуазель Бернштайн, ваше состояние улучшается день ото дня. Судя по всему, вам уже не требуется столько времени на отдых, как раньше, — мужчина окинул оценивающим взглядом стопку книг на тумбочке, на вершине которой красовался примитивный женский роман, который буквально перед его приходом принесла Софии Мария, надеясь угодить госпоже. Девушка покраснела до кончиков ушей, а он продолжил. — Надеюсь, у вас уже была возможность подумать над моим предложением. Вы что-то решили? София была готова провалиться сквозь землю от стыда и страха. Решила ли она что-то? Конечно, нет. Она только-только убедилась в том, что не умрёт в ближайшие пару дней, а ей уже нужно принимать такие решения. — Господин Бюсси, — девушка запнулась, почувствовав на себе пристальный взгляд хозяина дома, — я.. Мне.. Мне неизвестно, что именно вы хотите получить… Мужчина недовольно фыркнул: — Я думал, вы сами спросите об этом, раз вас это так волнует, — и хотя именно Эрик отчаянно нуждался в девушке, он был искренне уверен в том, что предлагает ей более достойное существование чем то, которое она вела сейчас. Эрик вздохнул и, заложив руки за спину, спокойно подошёл к кровати и с ощущением своего превосходства в этой ситуации опустился в кресло. Мужчина всем своим видом показывал, что они действительно могут неторопливо обсудить все детали: — Что ж, Эрик расскажет вам, фройляйн. — Призрак придвинул кресло ближе к кровати и нагнулся навстречу к Софии.— Мне нужно, чтобы вы были в этом доме. Как ни прискорбно это осознавать, но с некоторых пор мне время от времени нужна компания. Меня мучат кошмары, я не могу спать, одна лишь мысль о приёме пищи вызывает у меня тошноту. Понимаете, София, я в некотором роде оказался за гранью своей жестокости. Но сейчас вы стали для меня эталоном, если хотите. Посудите сами: вам есть ради чего жить и радоваться жизни, ведь вы же зачем-то занимаетесь этой омерзительной работой? Но остались такой… живой. — Мужчина поднёс руку к лицу Софии, но тут же одёрнул её. — Вы благодарны судьбе — я жесток, вы чувственны — я порочен, у вас нет ничего — мне же доступны все блага мира! И при этом я не могу наслаждаться своей свободой, не могу лишний раз вздохнуть без ощущения бессмысленности происходящего. — Эрик устало потёр виски и продолжил. — Я не живу, а существую. Я чувствую, что конец уже совсем близко. Вы слышите? Из каждой щели этого огромного дома звучит реквием. Мой собственный реквием. Вы, конечно, вряд ли способны понять, насколько тяжело находиться в этом чёртовом пограничном состоянии, но мне и не нужно ваше понимание! Вы… Вы дали Эрику надежду на то, что он может хотя бы время от времени чувствовать себя нормальным… Быть как все. Хотя бы физически не быть одному. Большую часть суток вы будете свободны — не думаю, что мне слишком часто будет пригождаться ваше общество. Если вы согласитесь, я сразу же оплачу вам половину суммы. Вторую вы получите по окончании нашего сотрудничества. София слушала этот монолог будто бы сквозь пелену — до неё доносились лишь отголоски фраз, в то время как разум беспрестанно нашёптывал о том, что месье Бюсси опасен. О каком состоянии своей души он говорит? Почему он слышит реквием? Всё женское существо будто восставало против этого странного мужчины, сидящего слишком близко и требующего всё ещё не очень определённых вещей. Лишь когда пауза затянулась, девушка поняла, что от неё чего-то ждут. Но чего? Он что-то говорил про окончание сотрудничества? — И когда же оно закончится? — Механически спросила девушка, сжимая ставшие мокрыми ладони в кулаки. — Я дал себе срок — до окончания судоходного сезона. — Безразличным тоном ответил Эрик, не замечая растерянности девушки. Такое ощущение, что ему на самом деле было всё равно, слушает она его или нет. — Я либо уеду, либо… Либо исчезну. — Мужчина недобро улыбнулся, но София уже не обращала на него никакого внимания. Весь её разум был занят вопросом, как же ей покинуть этот дом. И как можно скорее. — Хорошо, месье Бюсси, — София вымученно улыбнулась, — могу я подумать до завтрашнего дня? — Утра, фройляйн Бернштайн, утра, — тоном совершенно нормального и уравновешенного человека произнёс Эрик и после короткого прощания покинул комнату.***
Пожалуй, этот день был самым длинным в жизни Софии. Она не решилась посвящать Марию в свои планы — кто знает, насколько предана девчонка своему господину и чем он её запугал, раз она всё ещё на него работает и даже выглядит вполне довольной. Хотя, возможно, простые служанки не знают обо всех странностях хозяина? После ужина, сославшись на недомогание и головную боль, София попросила Марию не тревожить её до утра, а сама принялась за сборы. К счастью, вещей у девушки было немного — пара платьев, скромное пальто, тонкая шаль, нижнее бельё… Одетая и с узелком в руке, девушка сидела на краю кровати и ждала наступления ночи. Когда стрелки часов приближались к полуночи, София тенью выскользнула из спальни и, освещая себе путь свечой, пошла по коридору. Приближаясь к парадной лестнице, девушка услышала звуки музыки, доносящиеся из глубины левого крыла дома. Музыка… Хотя её источник и был далеко, она подобно роднику сочилась сквозь воздух, обволакивая невольную слушательницу своей магией. Словно заворожённая, Софи прошла мимо лестницы, обещающей успешный побег, и направилась дальше по коридору. Мелодия была настолько же прекрасна, насколько печальна. Тихая грусть, невыносимая, но не смертельная тоска, тихие слёзы, подавленные рыдания, прощение вместо ярости, покой вместо борьбы, смирение вместо ожесточения, любовь вместо ненависти… Вот чем была эта музыка. «Неужели это тот самый реквием, о котором он говорил?». К сожалению, во время разговора с месье Бюсси София была не в состоянии воспринимать его слова, но сейчас мелодия как будто бы поясняла то, что хотел сказать этот странный человек. Возможно, в силу своего вспыльчивого характера и затворнического образа жизни месье не мог умело жонглировать словами, чтобы с их помощью передавать всю гамму своих чувств. У него был другой способ общения. Его музыка. К музыкальной комнате София подошла, еле сдерживая рыдания. Выпустив свою ношу из обессилевших рук, девушка опёрлась спиной о стену и тихонько съехала вниз, оставшись сидеть прямо на полу возле закрытой двери. Зажав зубами костяшки пальцев, она бесшумно плакала, не замечая больше ни слёз, ни музыки. Она была далеко. Там, где остались несбывшиеся надежды, там, куда ушли её отец и мать, там, где осталось безбедное существование… Но вместе с тем эта вкрадчивая мелодия будто бы шептала Софии о том, что ей есть, ради чего жить и за что бороться. Удивительно, но месье Бюсси во время их разговора упомянул и об этом… Неужели он способен видеть души людей? Его волнуют чужие судьбы? Насколько много он знает? И есть ли у него предположения, ради чего живёт и торгует своим телом его гостья? Софии бы очень хотелось, чтобы ответ на последний вопрос был отрицательным. Этот человек, каким бы гениальным он ни был, всё ещё оставался опасным как загнанное в клетку хищное животное: голодное, ослабевшее, но всё ещё имеющее достаточно сил, чтобы перегрызть глотку любому, кто осмелится до него дотронуться. Сложно сказать, как долго девушка оставалась под дверью. Свеча давно догорела, София уже не плакала, а лишь вслушивалась в звуки, которые продолжали литься из-за закрытой двери. Женщина встала и с трудом подняла с пола вещи. Неуверенной походкой она направилась в свою комнату и уснула, как только её голова коснулась подушки.***
Как бы ни удивлена была Мария, обнаружив полностью одетую госпожу, спящую на заправленной кровати в обнимку с узелком, виду она не подала. Рассудив, что это дело господское, она лишь поинтересовалась, не собралась ли гостья уезжать, и, получив отрицательный ответ, вздохнула с облегчением. Девушки вместе разобрали вещи — Софии в крайней степени надоело считаться больной и бездельничать. Как только они закончили, в дверь настойчиво постучали. Мария охнула и прикрыла рот ладонью — с тех пор как госпожа пришла в себя, месье Бюсси почти не общался с ней, а все указания по уходу за гостьей передавал через управляющего. София кивнула горничной, позволяя ей уйти. Как только Эрик открыл дверь, Мария кивнула ему и попятилась к выходу. Когда служанка покинула комнату, Призрак сухо поздоровался с гостьей и самым равнодушным тоном спросил: — Ну так что же вы надумали, мадемуазель Бернштайн? В голове Софии роились тысяча мыслей. Разум кричал, что ещё не поздно отказать, а побег отменился лишь потому, что идти среди ночи было некуда. Но чувства… Вечно претендующее на знание истины сердце шептало, что месье Бюсси — всего лишь одинокий, хотя и жестокий, человек. И одиночество его было вызвано отнюдь не сумасшествием, а гениальностью. И как это было похоже на её отца… Неуёмный путешественник и авантюрист, он, будучи представителем знатного рода, так и не стал частью высшего света. Он всегда отличался от остальных, а к подобным людям общество относится с опаской. София с решительностью взглянула в янтарные глаза собеседника. Что она в них увидела? Холодность, отстранённость… И лишь где-то в самой глубине, за секунду до того, как месье Бюсси отвёл взгляд, девушке удалось разглядеть в них надежду, немую просьбу, отчаянную мольбу. Девушка еле заметно улыбнулась и кивнула: — Месье Бюсси, я согласна.