В свете фар

В общем, план был в том - и, что удивительно, Макар действительно затратил на его подготовку немало времени - что каким-то знакомым тех двух бывших зеков скормили легенду о невероятных покерных способностях Ильи и о его богатом списке побед. Что все, что этому молодому дарованию не хватает, чтобы грести деньги лопатой, это в него основательно вложиться. Но можно начать с малого. Макар, действительно, с этими знакомыми встречался, и так получилось, выиграл все три партии техасского холдема, что они сыграли. Достаточно впечатленные, они договорились выкупить ему местечко за столом в одном подпольном казино. Макар оказался достаточно наглым, чтобы еще убедить их в том, что с парой его друзей за тем же столом шансы возрастают в разы. Что было чистой правдой, ведь играть честно они не собирались. - Пацаны, - его великанское тело нависает над столом, Шастун и Матвиенко внимательно слушают. - Там вход в игру от ста тысяч. Общий банк - полтора лимона примерно. После выигрыша придется отдать, естественно, входные и еще шестьдесят пять процентов, но около четырехсот тысяч - наши! На троих - не бог весть что, но это больше, чем мы когда-либо зарабатывали. К тому же, это только начало. Зарекомендуем себя с хорошей стороны, нас введут в игру покруче. - То есть, если проигрываем, мы остаемся торчать триста тысяч питерской мафии? - уточняет Антон. - Нууу, мафия - это громко сказано, - качает головой Макар. - Ты об этом не думай. Думай о том, куда денешь бабосики, когда выиграешь. Великолепный план! Просто охуенный, если я правильно понял. Надежный, блять, как швейцарские часы! Но они все же начинают готовиться. Репетируют, учат знаки: закусанная губа - пас, большой палец касается среднего, когда держишь карты - флэш, громко втянуть носом воздух - стрит и так далее. Позов с ними играть отказался. Оно и не удивительно. Он более здравомыслящий, осторожный. Дима - умный. Он хорошо учится, много читает, единственный из них состоит в действительно серьезных отношениях. Антону и Серому кажется, что их друг как-будто бы не туда поступил. Они не видели его в будущем у станка. Скорее, как обладателя какой-то интеллектуальной профессии. Дима не согласен. Он считает себя своим в доску. В принципе, они согласны, но все равно желают ему лучшего. Поэтому на его вовлеченность во все эти скользкие делишки не настаивают. - Димку надо беречь, - говорит Матвиенко. - Когда нас с Тохой посадят на бутылку в Крестах, надо чтобы кто-то хотя бы носил нам мандарины. Это смешно лишь отчасти. Глубоко в душе, да даже и не глубоко, вполне на поверхности, они понимают, что не так далеки от ржавых засовов и пыльных шконок. Проходит еще неделя. Антон видит Арсения еще пару раз. Первый - из окна своей комнаты, когда тот выходит из подъезда и удаляется куда-то пешком. Видимо, в магазин или просто прогуляться. Второй раз куда более запоминающийся. Антон как-то заходит за сигаретами в винный магазин недалеко от дома. Ища по карманам мелочь, он слышит знакомый голос откуда-то за стеллажами. Он осторожно делает шаг назад, прогибается в спине, чтобы заглянуть за полки и в этой позе и замирает. Арсений с тем же блондином, с которым они зашли тогда к нему домой, стоят напротив консультанта. Консультант стоит к Антону спиной, держит в руках бутылку чего-то сильно дорогого нежно, как хрустального младенца, и высокопарно рассказывает что-то об урожае, терпких нотках, богатом послевкусии и прочем. Антон смотрит на Арсения. У того немного наклонена голова, челка чуть касается длинных ресниц, в голубых глазах - внимание и интерес. Он слушает консультанта так, будто от каждого его слова его жизнь продлевается на год. Смотрит так, что Антону вдруг самому хочется стать этим консультантом и рассказывать о тосканских виноградниках, и чтобы кто-то так же его слушал. Затем Арсений поворачивает голову к блондину, который чуть ниже него. Что-то говорит так тихо и близко к его лицу, что у Антона немного захватывает дыхание. Он не слышит слов, но читает по губам - "Ну что, берем?" И эти губы расплываются в легкой улыбке. Так близко к щеке парня, почти касаются. А взгляд проходится от губ блондина до его макушки и обратно. Антону кажется, что он подглядывает за чем-то интимным. Блондин смотрит из-под ресниц вверх на Арсения, улыбается и кивает. - Берем! - тут же поворачивается к консультанту Арсений. Через долю секунды его взгляд стреляет чуть вбок и сталкивается со взглядом Антона, который смотрится довольно комично, подглядывая из-за стеллажа, прогнувшись всем своим длинным телом, будто балерина. Антон так резко распрямляется и дергает шеей, что у него стреляет где-то под ухом зажатый нерв. - Блять! - шипит он себе под нос и спешит наружу. Он чуть ли не вприпрыжку несется домой. Хруст снега под ногами мешается с его беспорядочными мыслями. Почему он так на него смотрел? Обращался к нему скорее как к девушке, чем к другу. Слишком. Это все было слишком. Геев Антон в жизни никогда не видел. По крайней мере, он был в этом уверен. А что, если это как раз они и есть? Означает ли это, что с ним на одной лестничной площадке живет пидор, который трахает парней вроде этого белобрысого обсоса буквально в метрах от Антона. В каком вообще радиусе можно жить от педика, чтобы при этом не чувствовать себя сопричастным к чему-либо пидорскому? Есть ли на такие случаи какая методичка? И что, блять, с ним творится?! Почему каждый раз, когда он натыкается на этого мажора, у него все тело будто начинает выдавать системные ошибки? 404 - причина повышенной температуры в вашем животе не найдена. Что за реакция на взрослого мужика?! Что за реакция на человека в принципе?! В вечер поездки в загородный дом Антон собирает сначала Поза и Матвиенко на такси, а затем они около сорока минут едут сквозь одинаковые лесные пейзажи в сторону Карелии. Сугробы за окном сменяются каким-нибудь указателем со смешным названием на дорогу, уводящую в чащобу, и Антон вдруг представляет, как он уходит туда - в пургу и неведенье, и зыбывается всеми навеки, а лес сменяется маленькими населенными пунктами, где пара толстых бездомных собак жмется у придорожного магазина. Порой целые участки дороги оставлены без освещения, и они уповают лишь на высвеченый дальним светом фар кусок дороги перед собой. Позов все о чем-то рассказывает с переднего сидения. Его голос, как белый шум, звучит на границе сознания. Антон чувствует себя почему-то очень уставшим. Он бы не прочь сегодня хорошенько нажраться. Девчонки едут на другом такси в примерно пятнадцати минутах впереди них. От секса он бы тоже не отказался. Да, от хорошего такого страстного секса. Нормального гетеросексуального секса... Что это, блять, за странная мысль?! Антон дергается от нее, как от пощечины. - Что с тобой? - хмурится Сережа, сам дернувшийся от неожиданности. - Да ниче... Я, наверное, уснул. - Поз, можешь заткнуться? У человека уже приступы от твоего пиздежа! - прикрикивает Матвиенко на Диму. Они добираются молча. Место - красивое. Деревянный сруб в окружении заснеженных сосен на берегу заледенелой реки. Как в сказке. "Деревянный сруб" - проносится у Шастуна в голове, и в нос ему ударяет тот самый запах - парфюм его соседа, мать его. Он тяжело вздыхает. Надо побыстрее найти что-нибудь выпить. Хлопья снега медленно приземляются на дом, на деревья, на реку и на компашку на пристани, видимо вышедшую из дома, чтобы подышать и покурить. Вокруг почти тишина, только обрывки их разговора, заглушаемые снегом, призрачный смех, сдавленная музыка, доносящаяся из горящего оранжевым светом из окон дома. Все уже, скорее всего, собрались. На открытом крыльце стоят несколько знакомых, которым они жмут руки. Кто-то уже довольно веселый. Когда Антон открывает дверь, зимнюю тихую сказку вспарывают биты моргенштерновского "Кадиллака". Внутри довольно тесно. Несколько человек отплясывают посередине большого зала, но в основном все распивают напитки из тазов на барной стойке, либо сидят-лежат по диванам, о чем-то болтая. Из зала внутрь дома уходит коридор с несколькими открытыми комнатами, где все сидят кружком на кровати, играя в какие-то игры. Некоторые двери закрыты и по стонам оттуда, можно легко догадаться, что там происходит. - Я пойду, найду Катю, - орет им Дима, пытаясь перекричать музыку. Он исчезает из поля зрения, и через минуту тоже самое происходит с Матвиенко, который скорее всего не пошел искать Настю, а заприметил какую-нибудь компашку девчонок попьянее и отправился их обольщать. Антон же двигается прямиком к кухне. - Водка есть? - орет он высокому парню - второкурснику, взявшему на себя, по всей видимости, роль бармена. - Ага! - он достает из холодильника бутылку. Антон распивает ее с каким-то парнем, оказавшимся рядом. Ему довольно быстро ударяет в голову. После нескольких стопок он поворачивается к окну и видит как этих окон становится в два раза больше. Он стискивает руками голову. - Может, чем-нибудь закусишь, а? - слышит он голос этого псевдо-бармена сверху. Шастун поднимает голову, ладони стекают по лицу и с хлопком падают на стойку. - Пошел нахуй! - с чувством выдавливает он. - Я чувствую себя прекрасно! - Как знаешь, - парень пожимает плечами и отворачивается. Антон вспоминает, что где-то в этом заведении существует его девушка, и слезает со стула, медленно пробираясь сквозь тела. За то время, что он пил, все основательно осмелели, и на танцполе было тесно. Кто-то больно впечатывается локтем Антону под дых, и тот уже начинает разбираться, нависнув всем своим ростом над парнем, но тут чья-то рука, схватив его за свитер, выдергивает из толпы. - Да хватит тебе быковать! - кричит Матвиенко. - Пойдем лучше туда, там играют в бутылочку. Между прочим, Иришка тоже там. Антон, ведомый Сережей, проходит сквозь коридор до последней комнаты. Там, на полу рядом с кроватью сидят человек двадцать. Антон делит на два, понимая в каком он состоянии. Значит - десять, думает он. Среди них Ира, уставившаяся на него чуть ли не с ненавистью. И тот парень, что их всех сюда пригласил. Поз с Катей тоже в круге. - Давайте двигайтесь! - орет Серый, - Мы с Антохой тоже играем. Они бесцеремонно распихивают людей локтями. Антон садится рядом с Ирой, закидывая на нее руку, но она раздраженно ее скидывает. - Ты чего? - пытается он сфокусировать на ней взгляд. - Где ты был? - шипит она. - Почему ты в таком состоянии? - На кухне, - тупо отвечает он. - Это Новый, сука, Год. Я отмечаю. Она закатывает глаза и поворачивается к бутылке из под вина посередине. Чья-то рука ее раскручивает, и Антону физически больно наблюдать как та вертится. Его мутит. Кто-то сосется прямо перед ним. Он не совсем понимает кто. Нашаривает рукой чью-то бутылку, стоящую поодаль, и допивает в несколько глотков. - Ты прекратишь? - слышит он злобный шепот сбоку. - Да отъебись ты! - отвечает он, и тут его дергают за рукав. - Блять, на тебя указывает! - верещит Матвиенко, тряса его за руку. Кто-то крутит бутылку снова. Все превращается в калейдоскоп. Свет, звук, ощущения - все вертится, кружится, сталкивается, становится одним и снова распадается, но уже не на те составные, что были изначально. Раздается уж слишком громкий взрыв хохота. Он пытается понять, что произошло. Фокусируется на бутылке, пытается провести взглядом прямую линию к тому, на кого указывает ее горлышко, и это оказывается никто иной, как Игорь. Игорь - владелец вечеринки. Игорь, смотрящий на него со смесью ужаса и интереса. - Давайте, давайте! - раздаются возгласы вокруг. - Такие правила. Антону похуй. Конечно он не собирается целоваться с парнем из-за какой-то глупой игры, и он тянется рукой вперед, чтобы отыскать точку опоры и встать, но Игорь расценивает это движение как сигнал, что можно. Он тоже тянется вперед, ставит руку на пол рядом с рукой Антона и, под улюлюканье и ржач толпы, прикасается своими губами к его. Антон в этом состоянии слишком заторможен, чтобы реагировать быстро, но происходящее его немного отрезвляет. Его вторая рука приземляется на пол, а правая наоборот от него отрывается. Он отстраняется от Игоря, тот смотрит на него почему-то с улыбкой, но в мгновенье она смазывается. Его лицо соприкасается с кулаком Антона, слышится хруст. Все кричат. Его подбрасывает вверх. Кто-то сильный и большой бьет его по лицу. Его оглушает боль. Еще один удар, и Антон чувствует, как что-то мокрое стекает по его носу, ощущает привкус железа на губах. Он пытается отбиться, но его трясут, как игрушку. - Пожалуйста, не надо, - кричит женский голос. Он чувствует как приземляется спиной на стену позади, как уходит из под ног пол. Он стекает вниз, и его хватают за лицо мягкие Ирины руки. Он знает, что это она. Слышит ее плач. Ему протирают нос, и он невыносимо больно щиплет. Он вскрикивает. - Молчи и терпи, придурок, - слышит он голос Позова. Через какое-то время он опять видит окружение, правда только одним глазом. Второй, по всей видимости, заплыл. Его ведут под руки, выводят из дома. Лицо стягивает от мороза. Через несколько минут или часов - ощущение времени теряется, его будто засасывает в черные дыры, а потом снова выплевывает обратно, и он без понятия сколько прошло - его заталкивают в машину. Уже там, когда они плывут сквозь ночь обратно в Санкт-Петербург, он понимает, кто с ним рядом. Дима с одной стороны, Ира с другой, Сережа теперь на переднем сидении. Они молчат. Он тоже не произносит ни звука. Когда они подъезжают к его дому, Ира впервые за поездку произносит: - Ему точно не надо к врачу? - Нет, - отвечат Дима. - Точно. Они помогают ему выйти, но как только он оказывается снаружи, говорит им вернуться в такси и ехать по домам. - Давай хоть доведем до дома, - говорит Матвиенко. - Ебнешься там где-нибудь на подходе, уснешь и замерзнешь за ночь. Утром тебя вместе с ментами будем от асфальта отколупывать. Они втроем тихо смеются. - Пиздец, смешно! - психует Ира, и все резко становятся серьезными. - Ты хоть понимаешь... - начинает она. - Я сам дойду, - прерывает он ее, смотря в тоннель, из которого виднеется его двор. Ира надувает губы. - Не мерзнете, езжайте домой. - Ну давай, чувак, смотри. Они прощаются, пожимая руки и приобнимая друг друга. Он хочет поцеловать Иру, но та резко отворачивается и садится в такси. Они уежают, оставляя его с гудящей от боли головой и почти без мыслей. Их остатки он теряет пока нетвердой походкой добирается до лестничного пролета с большим окном, где почему-то останавливается. Он достает сигарету, понимая, что если кто из соседей его сейчас застукает, то говна не оберешься. Но ему как-то насрать. Подносит заженную сигарету ко рту, морщится - любые движения лицевых мышц отзываются болью - затягивается, выдыхает дым, уходящий под высокий желтый потолок с лепниной. Его рука обессиленно падает вниз. Где-то на периферии сознания он улавливает скрип колес. Он не смотрит в окно, уже знает, кто это. Через звук хлопающей двери и несколько шаркающих шагов вверх по леснице в периметре его, все еще немного расфокусированного взгляда, появляется Арсений. Антону сложно представить, как он выглядит - растрепанные кудри, заплывший глаз, пластырь на носу, грязная одежда. Почему-то, даже подавленное ощутимым количеством алкоголя, у него просыпается чувство стыда. Арсений сбит с толку лишь на секунду. В следующий момент он улыбается и продолжает свой подъем по лестнице, немного качая головой. - Оооо, я гляжу, ты уже начал праздновать! На Новый Год наверное по-королевски приедешь на карете скорой помощи! "Карета? В каком, блять, столетии он существует?!" - думает Антон. Он жует губу, не улыбается. Отшучиваться нет сил, смотреть соседу в глаза - тоже. Арсений тоже перестает улыбаться. Он пробегается по парню взглядом, что-то обдумывает. Затем что-то решает. - Может зайдешь? Перекусишь, выпьешь чаю? Антон слишком пьян. Он говорит: - Да, давай, - и щелчком отстреливает хабарик в стену. Он стоит в коридоре, не понимая, что ему делать дальше. - Ну что ты встал? - усмехается Арсений. - Снимай куртку, ботинки, надевай тапки. Антон наклоняется, развязывает шнурки, распрямляется, чтобы стряхнуть кроссовок с ноги и теряет равновесие. Он валится, на стоящего сзади соседа. - Тиш-тиш-тиш, - тот хватает его за плечи и ставит в более-менее устойчивую позицию. - Только без рук, - вяло бормочет Антон. Кухня выдает себя только своей формой, в остальном никогда не догадаешься, что ты в бывшей коммуналке. Сине-белые шкафчики и холодильник, каменная столешница, длинный кран с круглыми ручками. Никаких, так привычных Антону, скатертей на столе, свисающих с потолка чьих-то тряпок, висящих на честном слове дверц, засахаренных сахарниц, в которых тот сахар, что на дне, ты уже ни в жизнь не выскребешь. Арсений протягивает ему таблетку от головы и стакан воды. - Чай или кофе? - спрашивает он. - Кофе. Антон выпивает таблетку, смотрит на, словно бесконечный, снег за окном. Время опять останавливается. Только сейчас он чувствует себя в относительной безопасности. Горячий кофе обжигает язык. Он морщится. Морщиться тоже больно. Поднимает руку, чтобы коснуться глаза. - Не-не-не, - предупреждает его Арсений, вытянув ладонь. - Не трогай. Он садится напротив, кладет локти на стол, проходится пальцами по своей кружке и смотрит на Антона примерно с тем же интересом, с каким он смотрел на консультанта. Потом он отвлекается, достает сигарету. Антон смотрит, как он держит ее между пальцев, касается губами, перебегает взглядом на его щетину, наблюдает, как у него втягиваются щеки, очерчивая желваки и скулы, когда он затягивается. Слишком пристально он смотрит - он это понимает. Арсений сталкивается с ним взглядом, и на его губах появляется тень улыбки. Он решает, что парень просто хочет покурить. Он берет пачку и протягивает ее - открытую Антону. - Бери. - Я такое дерьмо не курю, - слишком резко отвечает Антон. Он начинает трезветь, и ситуация, в которой он оказался, приобретает более четкие формы. Почему-то он злится. На себя и на этого ухоженного мудака напротив, тычащего в него сигаретами за триста рублей. - Ну как хочешь, - удивляется Арсений, подняв брови и кидая сигареты на стол. Антону становится не по себе. Кто во всем виноват? Неужели этот мужик напротив! Да он даже о нем ничего не знает. Причем здесь он?! - Извини, - парень опускает глаза. - Я немного перепил. Дай сигарету, пожалуйста. - Что случилось-то, не расскажешь? - спрашивает Арсений после того, как Антон убирает зажигалку. - Отдыхали с ребятами из шараги. Немного недопоняли друг друга, - у Антона в мутных воспоминаниях проносится лицо Игоря, тянущегося к нему, чтобы поцеловать, его влажные губы на его, и он даже усмехается. Да уж, недопонимание конкретное. - Небось, из-за девчонки, - Арсений улыбается, и дым вырывается сквозь эту улыбку, обволакивает его лицо. Антон кивает. Рассказывать правду он не собирается. - Я в твоем возрасте... тебе кстати сколько? - Девятнадцать. - Да, примерно в твоем, довольно часто дрался. Антон, несмотря на весь благородный образ этого Арсения, в его словах нисколько не сомневается. Есть в нем этот стержень, темная сторона, ощутимая сквозь напускную вежливость и этот отретушированный фасад. Что-то в его движениях, хитрых глазах, кривоватой, всегда наглой, вне зависимости от контекста, улыбке. Он наверняка не терпит многих вещей по отношению к себе. Арсений рассказывает ему о паре таких случаев. Рассказывает он живо, интересно, активно жестикулируя, чем даже пару раз вызывает у Антона улыбку. Ему становится легче. Здесь тепло и уютно. В эту кухню никто не придет в любой момент - какой-нибудь бухой сосед с рассказами о проститутках, ворчащая бабка, неизменно обвиняющая его в воровстве, даже когда он ничего не трогал. Это их пространство - полноценно их. Вся эта квартира принадлежит одному человеку. Каково это? Засыпать без звука ругающегося семейства в соседней комнате, не стоять утром в очереди в ванну, не читать оставленные на туалетной двери предупреждения от сумасшедшей тетки из третьей комнаты, считающей кто сколько тратит туалетной бумаги. Антон даже в детстве имел в своем распоряжении только кровать и прикроватную тумбочку, в полном смысле, конечно, не бывшие его собственностью. Он даже не мог мыслить в таких масштабах. Целая квартира, где все только твое. Где можно танцевать и петь. Где можно просидеть целый день без желания уйти. Где можно завести кошку или собаку. Где можно быть собой. Он тянется к пачке за еще одной, и в то же время Арсений, отвлекшийся на уведомление в телефоне, делает то же самое. Их пальцы на секунду соприкасаются, и Антона дергает, как от разряда. Арсений смотрит на него в легком недоумении. - Блять! - Антон слишком резко встает, его стул бъется спинкой о стену. - Мне домой надо, я кое-что вспомнил. - Ок, - Арсений наблюдает за ним, как за представлением в цирке. В глазах у него насмешливые огоньки. Когда Антон попадает в свою комнату, он медленно стекает спиной по стене. Слишком много нового. И это он не о драке, и не о покерных делах с Макаром. Это все старое. Он о милой посиделке с соседом на кухне. О его взгляде, улыбке, от которой у него морщится нос, а голубые глаза становятся еще ярче, о его пальцах, опутанных клубами сигаретного дыма. О том, что еле их коснувшись, он получил самый настоящий разряд током. В нем этих эмоций никогда не было. Либо они всегда в нем были. И сейчас они достаются с антресолей, с них сдувается пыль, они поднимаются к свету. Но он их не знает. И ему страшно.