В свете фар

Все быстро забывается. Учителя, студенты, все вокруг вертятся в предновогодней суете. Никому не хочется мусолить чьи-то разборки и расспрашивать про фингалы под глазами. Драка есть драка. В учебных заведениях такое сплошь и рядом. Все, кто был непосредственным свидетелем этой драки и знал, из-за чего конкретно она произошла, посчитали довольно смелым поступком со стороны Сечникова не побояться выкинуть такое с кем-то из технического факультета. Все были прекрасно осведомлены об отношении парней оттуда к любому проявлению нетрадиционной любви. Технари же поддерживали Антона. Поддержка эта выражалась в каких-то брошенных проходя мимо фразах, вроде - "Нормально ты этого пидора приложил!" или "Кто же знал, что у педрил есть свои охранники, но ниче, ему еще зачтется." Кстати говоря, личность этого загадочного Амбала, всыпавшего ему пиздюлей, Антон довольно быстро узнал, но передумал что-либо по этому поводу решать, как только увидел его в коридоре "международного" корпуса. Вид высоченного, атлетически сложенного третьекурсника, члена баскетбольной команды от их колледжа и, по всей видимости, кореша этого Сечникова, отбил у него желание совершить вендетту. С самим Игорем они встречаются лишь однажды, когда идут на английский с Матвиенко. Встречаются они в узком коридоре, достаточно, впрочем, широком, чтобы обойтись без столкновений. Игорь опускает глаза, пытается пройти незаметно, но Сережа с силой впечатывается, как будто случайно, ему в плечо. У Игоря от силы удара слетает с плеча портфель. - Широкий? - Извини, - бормочет он, наклоняясь, чтобы поднять портфель. Матвиенко пинает его дальше по коридору, и Игорь распрямляется, жалко смотря ему вслед. Его друзья безучастно буравят взглядом пол. - Ну что ты встал, педик? - Матвиенко стоит близко, говорит достаточно отчетливо, чтобы слышали все кто рядом, при этом не привлекая внимание учителей, стоящих в конце коридора. Игорь делает несколько шагов, опять нагибается, хватается за лямку, но когда тянет вверх, застревает в этом же положении потому, что Сережа прижимает ногой край портфеля. - Смотри, Тох, - Серый поворачивается к Антону со злой ухмылкой и указывает на заднюю точку Игоря. - Весь уже для тебя готов! У Игоря расползается алый румянец от щек по всей шее. Кто-то из их группы глумливо смеется. - Кончай, Серый, оставь его, - говорит Антон. Игорь с силой вырывает портфель из-под ноги Матвиенко, ткань рвется, пара учебников падает на пол, он хаотично их собирает, разворачивается и быстро проходит мимо Антона. Тот лишь провожает его косым взглядом, не оборачиваясь, но успевая заметить, как у него покраснели от подступающих слез глаза. В столовке он говорит Сереже его не доставать. - А че? Боишься этого его дружбана? Если что удумает, соберемся всей фрезеровочной бандой! - Фрезеровочной бандой, ебать! - прыскает в салат Позов. - Прямо мстители по-русски! - А что, нет? Мы покруче будем, - Матвиенко рыгает и гордо запивает плов колой. - Просто забудем, Серег. Отъебись от него, - говорит Антон. Матвиенко кивает, пожимая плечами. "Как скажешь." С Ирой они не разговаривают уже целую неделю. Он пытается ей дозвониться, найти ее в шараге, караулит у дома, вычисляет какие у нее уроки и подстерегает у класса, но она на них не приходит. - Походу, бросила, - обреченно говорит Дима, когда они, выйдя из технического корпуса - старого красно-кирпичного здания, дружно закуривают. - Да, походу, - отвечает Антон, выпуская клуб дыма. Он втянул голову в плечи, и из-за ворота торчит только половина его лица и кудрявая шевелюра. По глазам сложно разобрать какие-либо эмоции. - Что думаешь? Антон несколько секунд пытается найти в голове какие-то мысли по этому поводу. Тщетно. - Да ничего я, наверное, не думаю, - признается он. - Одна ушла, придет другая. Я как-то, знаешь, никого не держу. - А говорил, что любишь - усмехается Серый, недоверчиво качая головой. - Ну так, - Шастун комично отводит в сторону зажатую между большим и указательным пальцами сигарету, корчит лицо реального пацана, скривив губы и сощурив глаза, произносит низким басом. - Если любишь, отпусти, если твое, то обязательно вернется. - Когда мать меня рожала, вся милиция дрожала, - передразнивает его Позов в той же манере. Они смеются так, что Сережа давится дымом. - Да не, ну серьезно, - разводит руками Антон. - Что мне теперь из-за нее убиваться? - Да ты вобще не по кому не убиваешься! - округляет глаза Серый в праведном возмущении. - Заебал! Такое ощущение, что тебя девки не особо-то и интересуют. С лица Антона медленно сползает улыбка, словно тает под мокрым снегом. - Вот скажи, ты сколько можешь без секса? - продолжает Матвиенко, ничего не заметив. - Я вот три дня никому не всажу, и все - на стену лезу! - Так, как ты выжил-то вообще, - удивляется Поз. - Тебе и по месяцу бывает ничего не перепадает, пока какая-нибудь отчаявшаяся не клюнет! - Н-е-е-ет, такого долгого перерыва никогда не было. В такие периоды, если вдруг никто не дает, я просто иду к твоей мамке. Антон их больше не слушает. Он уходит в себя. А внутри у него в последнее время какое-то преддверие постапокалипсиса. Все надрывно скрипит, натужно прогибается под непонятными ему эмоциями. И вот сейчас - знаков уже было достаточно. Ему выдали слишком много аптечек и оружия, и, как в том меме, он будто уже слышит отголоски тревожной музыки перед дракой с боссом. И вот он стоит перед дверью, которую боится открывать, ведь это не игра, и аллегория с аптечками здесь была только для красоты. Руки у него пусты, он не знает, что за тварь за этой дверью, как с ней бороться и нужно ли вообще. А идти назад... будто бы и некуда. - Шаст, ты идешь? Он выныривает в морозную действительность, бросает под ноги стлевшую саму по себе сигарету и уходит за друзьями.

***

Их первая настоящая игра, хоть и не на их деньги, проходит идеально. Мало того, что никто из них не забывает ни одного сигнала, так Макару еще и невероятно везет на карты. В итоге заподозрить кого-то в нечестной игре трудно. Когда ты добираешь фул-хаус на терне, проиграть сложно. Так что всем остается лишь досадно качать головой и раз за разом пасовать, либо хвататься за голову при раскрытии карт. Но таких ситуаций в покере полно. В отличии от частых выигрышей со всяким говном на руке. Когда они отходят от клуба, к ним подъезжает наглухо тонированный эскалейд. Забравшись с Макаром и Сережей внутрь, Шастун думает, что в этой тачке можно устраивать вечеринку - столько там места. Они сидят втроем на заднем сидении, немного придавленные Макаром посередине, сжав руки между коленей. Они ребята непугливые, но в такой обстановке не хочется ничего из себя строить. Перед ними два развернутых в их сторону сидения со столиком посередине. На столике коньяк, на сидениях два серьезных мужика в черных костюмах - один побольше в черных очках, другой чуть меньше с лысеющей головой и, прожигающих в них дырку взглядом. Он отдает им наличные, говорит, что еще позвонит и их выпускают через пару улиц. На этом все. И это далеко не так эпично как Антон видел в кино. Выигрыш получается чуть меньше чем они рассчитывали, но все же это по сто восемьдесят тысяч на каждого, и они таких денег еще не видели. Антон покупает зимнюю одежду, что было первым в списке его желаний. Второго пункта в этом списке не было. Он действительно не знал на что конкретно ему следует потратить деньги и поэтому вполне разумно отложил их, запихав в старую деревянную шкатулку, оставшуюся от предыдущей съемщицы, а ту в свою очередь спрятал за шкафом. У него стойкое ощущение, что жизнь медленно но верно кренится в лучшую сторону. Но в то же время есть нечто, не дающее ему покоя. И оно звучит как название дешевого триллера - мужчина из квартиры напротив. Он встречает Арсения на следующий день, уходя во второй половине дня на работу. Тот, напротив, идет домой. Проходя мимо, он обдает его знакомым запахом и морозом, увязавшимся за ним с улицы. А еще взглядом, к которому Антон оказывается не готов. - Привет, - сдавленно говорит он, тупо уставившись в изучающие его голубые глаза. - Привет-привет, - отвечает Арсений, не сводя с него взгляда, и вслепую приближаясь к своей двери. Уже положив руку на ручку, он кивает на куртку парня. - Круто выглядишь. Тебе идет этот цвет. - Ммм, - мешкает с ответом Антон. - Спасибо. Арсений усмехается. Его косая улыбка в сочетании со взглядом, который, словно рентген, проходит от ног Антона, вдоль тела и возвращается к глазам, будто говорят "Тебе в этой куртке очень хорошо, но без нее, я уверен, еще лучше" (и от этой странной мысли, вдруг возникшей у Антона в голове, он заметно сглатывает). Усмешка Арсения становится шире. Он молча открывает дверь, бросает на Антона еще один взгляд, едва заметно приподняв брови, и скрывается в своей квартире. Какие-то пару секунд Антон не двигается. Так бывает, когда ты сделал или сказал что-то настолько стремное, что понимаешь, будь у тебя способность всего раз за жизнь возвращать время назад, именно сейчас ты бы ей и воспользовался. И не важно, что там будет дальше. Он вроде ничего особенного не сделал и не сказал, но он как-будто бы видит себя со стороны, и то, что он видит - это парень, который почему-то заметно так потек от комплимента, брошенного взрослым мужиком из соседней квартиры, и его же недвусмысленного взгляда. Такой взгляд (гораздо более дешевую его версию) практикует Матвиенко, когда хочет затащить очередную бабу в постель. Антон потихоньку включает отмершие мышцы и умудряется спуститься на улицу. Голову он, впрочем, включить так и не смог и до самой работы идет будто в вакууме. На работе он почти бесполезен. Макар шутит, что ему деньги в голову ударили, и теперь он еле шевелит жопой. "Что, сортировщик - уже не про твою честь?" - подтрунивает он. Но дело не в этом. Он путает позиции, не успевает собрать тележки, зависает на пол-пути, забывает куда шел. В голове у него медленно, но верно формируется мысль, рожденная еще словами Сереги, когда они стояли и курили у шараги пару дней назад. И эта мысль полупрозрачным призраком - предвестником синапса крутится в его сознании. И все его клетки и нейроны стараются обойти ее всеми возможными способами. Крутятся вокруг, мельтешат в невообразимом хаотичном рое, лишь бы не коснуться, лишь бы ее не сформировать до конца. Лишь бы не услышать даже только и в собственной голове этой фразы. На эту внутреннюю борьбу он тратит всю энергию, превратившись снаружи чуть ли не в овощ. Придя домой этим вечером, он выпивает пару бутылок пива в полном одиночестве, просто, чтобы успокоить этот рой в голове. Ту самую, пугающую его до онемения мысль, он так и не допускает. Не дает никакого шанса произнести ее даже внутреннему голосу. Но в какой-то момент ему приходит замечательная идея. Это, думает он, должно расставить все на свои места. Он раскрывает ноутбук, находит нужный сайт и вводит в поисковик "Гей-порно". На странице выскакивают десятки превьюшек. Такое порно он конечно же видел. Никто в этом не сознается, но минимального любопытства достаточно, чтобы хоть раз загуглить. Он выбирает что-то вроде "Отодрал на столе в кабинете начальника", включает и чуть не умирает от испанского стыда в первые несколько секунд "потрясающего" сюжета и актерской игры. Перематывает на середину. Смотреть на то как парню рвут очко довольно больно, и в принципе он чувствует те же эмоции, как и когда открыл для себя этот поджанр взрослого кино в классе пятом - омерзение наряду с невольным любопытством - каково это, блять?! И это любопытство... оно его затягивает. Он понимает, что слишком внимательно смотрит. На то, как выгибается этот парень, как он насаживается жопой на член, как стонет, как перекатываются мускулы под кожей у актива, как его рука смыкается на шее у парня, а другая обхватывает его под живот, тянет на себя. Он смотрит слишком внимательно, но в какой-то момент он забывается, и его внимание соскальзывает в собственное воображение, которое ставит на место этого парня на столе его самого. И он все еще смотрит, не в силах отвернуться. Смотрит на себя, как он выгибается, стонет, подмахивает. Он даже начинает чувствовать капли пота на спине и руки на своих бедрах. А потом эта рука хватает его за шею, сдавливает сильными пальцами, и ему трудно дышать. Он поворачивается и лишь на долю секунды видит голубые глаза, съехавшую на них каштановую челку и эту ухмылку. Антон резко захлопывает крышку ноутбука. Он понимает, что тяжело дышит и что у него стояк, а еще, что мысль в голове, та самая, вокруг которой танцуют нейроны, воплотилась во что-то слишком плотное, чтобы это игнорировать. Он падает лицом в раскрытые ладони. Сидит так какое-то время, потом резко встает. После очень порывистой и быстрой дрочки он одевается, вызывает такси и едет к Ире. Недалеко от ее дома он покупает самый большой из имеющихся букетов и бутылку дорогого вина. Ира без макияжа, с неопрятными волосами и в мятой домашней одежде. Видно, что она не выходила из дома всю эту неделю и заметно, что она много плакала. Антону становится больно. Больно от того, что он не чувствует чего-то слишком яркого по этому поводу. Жалость - да. Небольшой укол совести - наверное. Но не раскаяние и не радость от того, что она почти сразу же его прощает - ничего такого. И их жаркий секс обусловлен лишь ее счастьем, ее желанием отдаться ему, быть его, простить все, раствориться в нем и его желанием заглушить в себе ненавистные мысли, доказать себе, что он нормальный, доказать всему миру, что тем, кем он был все это время - четким питерским пацаном без всяких отклонений - не было шуткой. Это правда. Это все еще он. Она засыпает на его руке, а он еще долго лежит и водит пальцами по ее бедру, смотря в стену. Она сказала, что любит его, и он уверен, что так оно и есть. Но лишь сейчас он вдруг понимает, что это чувство лишь ее. Потому, что он начинает осознавать его формы - формы этой самой любви. Она не такая, как он представлял. Он так и не знает какая именно, но он уверен, что никогда ее в таком виде не ощущал.