В свете фар

Возвращение к учебе и работе дается Антону тяжело. Мир, к которому он так привык, вмиг становится другим. Точнее, мир может и остается прежним, но его восприятие этого мира меняется. Чувства обостряются. Запахи становятся сильнее, звуки звонче, вкус ярче. Эта неведомая трансформация, как и любая другая, слишком болезненна. Она его подавляет, затуманивает разум. Он хочет спрятаться. Но, куда бы он не пошел, он приводит туда самого себя. И вот он стоит в классе у станка, тупо уставившись куда-то на коробку скоростей. Учитель ходит у первых рядов, размахивая какой-то металлической деталью, монотонно бубнит. Вокруг него вьется пыль, видимая в лучах солнца, пробившихся сквозь грязные окна. Эти лучи режут класс косыми штрихами, ложатся на их плечи, металлическую стружку под ногами, грязно-зеленые детали громоздких фрезерных станков. Антон залип на одном из них. Ему вдруг кажется это очень поэтичным. Как свет пытается пробиться в эту довольно унылую реальность, будто намереваясь выманить его. "Пойдем - говорит он. - Там скрипучий снег и капель, дряной, но ароматный кофе и жирный бургер из макдака." Что-то приятное шевелится внутри. Как там, во всех этих глупых Ириных песнях - бабочки в жи... - Шастун, может ты мне объяснишь, на какой скорости мы нарезаем здесь резьбу? Антон поднимает голову. Преподаватель стоит в струящемся клубе пыли с вытянутой вверх рукой, которую венчает металлический брусок, смотрит на него выжидающе вместе с еще десятком пар глаз. Шастун не может. У Шастуна бабочки в животе, в рот он ебал вашу резьбу. И он в совершенном недоумении от этой, из ниоткуда взявшейся мысли. В большой перерыв между парами они с Ирой сидят на обледенелой карусели. Антон сидит на поручне и лениво отталкивается от земли своей длинной ногой. Из-под капюшона торчат только кудряшки и кончик сигареты. - У тебя все хорошо? - спрашивает Ира. Она пытается разглядеть выражение его лица. Антон тушит сигарету, харкает в сторону и засовывает руки в карманы. - Да, все ровно, а что? - Ой, ничего! Мне же не следует знать как у тебя дела! Я же тебе никто! - вдруг вскипает она, с досадой отворачиваясь. Антон снимает капюшон, непонимающе хмурится. - Ир, все нормально у меня! В чем проблема? Эй, - он касается ее колена. Она немного успокаивается, шумно вздыхает, будто на что-то решаясь, и повернувшись к нему, выпаливает: - Ты не думаешь, что мы могли бы уже и съехаться? Антон смотрит на нее без каких-либо эмоций. Драгоценные секунды, в течении которых на этот вопрос можно было бы ответить безопасно, утекают. Он видит эти микроскопические признаки разочарования на ее лице - поджатые губы, сощуренные глаза, сжатая челюсть. Теперь неважно как он ответит - время ушло. - Ир... - Можешь помолчать? - она снова отворачивается. Он так часто видит это мимолетное разочарование на ее лице, эту колюще-режущую боль, что она так старается скрыть, что для него - это уже часть ее характера. Ее красивое лицо и внутренняя борьба, которая скорее всего ломает ей кости и крутит сухожилия, но на поверхности проявляется лишь в еле заметных деталях. Он это ненавидит. Ира - красивая. У нее крашеные светлые волосы, большие карие глаза, милая улыбка. Она умная, старательная, добрая. В принципе, он никогда и не допускал мысли, что он ее достоин. Просто так получилось. Любовь зла, как говорится. И он бы и хотел что-то с этим сделать, но все никак не решался. А в последние пару дней это стало практически невозможным. Бросить ее сейчас, после того, что случилось, означало бы сделать еще несколько шагов в сторону того самого осознания, что так и сидит в самом потаенном уголке души уже не за закрытой дверью, но все еще накрытое пыльным чехлом, и страшно сопит. Сбрось этот чехол, и ему придется признать, что то, кем он себя считал девятнадцать лет жизни, было неправдой. На последней паре по физике, когда Антон, уже в совершенно асимилированной в нем новой манере влюбленного долбоеба, пялится в окно на парочку синиц, у него вибрирует телефон. Не отводя взгляда от птиц, он достает телефон из кармана, кладет руку перед собой, а потом уже переводит взгляд на экран. Чтобы достать коленкой до столешницы, ему многого не надо, поэтому, когда он дергается, на этот глухой удар, оборачивается весь класс. Он резко переворачивает телефон и смотрит на Позова. Успел ли тот увидеть? - Что с тобой, - хмурится Дима. Смотря на расширенные от ужаса глаза Антона, он не сдерживает смешок и кивает на телефон. - Кто это? Порно-агенство ищет мальчиков от ста девяносто метров ростом, которым можно отсасывать стоя? - Нет! Что это вообще за хрень ты щас сказал? - Ну, блять, ты выглядишь так, как будто там именно это! Кто это? - Да это... Ира, не важно, - Антон потирает ушибленную коленку. Дима поднимает брови, качает головой - Не хочешь, не говори. Козел! Пару Антон отсиживает в одной позе, будто боится запустить внутри себя обратный отсчет до неминуемого взрыва. Он не слышит ничего, что говорит учитель, шуточки Позова с неизменным хохотком в конце, сальные комментарии Сережи, сидящего сзади и периодически лупящего его по макушке ручкой. После звонка он просит недоумевающих ребят подождать его у выхода, идет в туалет, садится на крышку унитаза и включает экран. Нотификация так и висит, выжигая в нем внутренности. Арсений Сосед "Привет) Как дела?" Никогда в своей жизни он еще не смотрел так долго на чье-то сообщение. Вариантов немного - удалить не читая, прочитать и не ответить, прочитать и ответить. Третий, как-будто бы отметается сразу, но чем больше он смотрит на эти горящие буквы, чем больше флэшбеков ловит, тем сильнее в нем крепнет неподвластное желание ответить. Теплые руки, мокрые губы и горячее дыхание на его шее. Его собственное, пытающееся вырваться наружу сердце. Он зажмуривает глаза. Но картинки никуда не пропадают. Они пляшут с той стороны век - эпилиптичным месивом ощущений - подкатывающий оргазм внизу живота, мокрый шелестящий шепот в ухе, голубые глаза, вспарывающие кожу. А потом взрыв. Его стон, утонувший в шее у другого мужчины. Антон открывает глаза. "Надо поговорить. Ты завтра во сколько уезжаешь из дома?" - печатает он, не давая себя больше и секунды на раздумья. Через минут шесть неловкого ожидания на бачке унитаза, в течение которых Антон не прекращает стучать ногой по полу, ему приходит ответ - "Где-то в 11 выхожу." "Ок" - отвечает Антон. Он идет на улицу к ожидающим его друзьям. Перед вечерней работой он заходит в книжный, пока те еще не зыкрылись, и покупает "Проект Аве Мария" - ту самую, что видел у Арсения в машине. Во-первых, он думает, что возвращение к чтению поможет ему немного успокоиться, во-вторых, ему действительно любопытны интересы его соседа. Что-то он уже знает - неплохо зарабатывает, реставрирует мебель, гоняет с друзьями за город на праздники, курит и видимо нехило прикладывается к бутылке опять же по праздникам, трахает белобрысого пидорка по определенным дням недели. Все, кроме последнего факта, слишком незначительно. Какие-то обрывки информации, которые можно приложить к любому человеку, ничем его не выделив из толпы. Зачем ему хочется знать больше, Антон без понятия, но прочитать ту же книгу, что и Арсений, кажется ему вполне безобидной затеей. Книга оказывается вполне увлекательной научной фантастикой про то, как астронавт и его друг-инопланетянин, найденный в космосе, пытаются спасти свои планеты. Он прочитывает где-то до середины, пока не отрубается, и ему снится, как они с Арсением в космосе вдвоем - последняя надежда человечества - проявляют чудеса смекалки и невероятные познания в квантовой физике, пытаясь спасти друг друга и весь мир. Что, блять, с ним происходит?! Утром он выходит из дома чуть раньше одиннадцати. Машина Арсения все еще во дворе. Антон переминается с ноги на ногу, считает трещинки на стене, неловко здоровается с выходящими соседями, молясь, чтобы ни у кого не возникло вопроса, зачем он бесцельно ошивается по двору, и через пятнадцать минут уже думает идти назад домой, забив на учебу и на все на свете, но в дверях опять и снова чуть не влетает в Арсения. - Воу! - мужчина останавливает его, уперевшись руками в плечи. - Молодой человек, чтобы уехать, нужно идти в другую сторону. Пройдемте со мной, я вам все объясню. Он в своем обычном расположении духа. Антон назвал бы этой спокойной хаотичностью. Во всех его движениях, какими бы рваными и резкими они не были, сквозит уверенность. И в его беспечном веселом тоне нет места компромиссу. Они садятся в машину, выезжают со двора, а Антон опять пялится, пытаясь разгадать эту двойственность. Но, не смотря на то, что вчера он читал ту же книгу, эта, сидящая сбоку в дорогом черном пальто, пахнущая его месячной зарплатой, с застывшей ухмылкой на лице, для него закрыта. Около пяти минут они едут молча. Они тянутся невыносимо долго, синхронизируются с движением вокруг них - по сантиметру в год. Антон не знает, как начать и даже не понимает, что конкретно он собирается сказать. Арсений внимательно следит за дорогой, выглядит абсолютно беззаботно. Как будто Антона в салоне и не существует. - Ты не угостишь сигареткой? - наконец выдавливает из себя Антон. Арсений дергается, ойкает и оборачивается к нему, округлив глаза. - Это что получается, мы все это время не играли в молчанку?! Я думал - такие правила. Антон не сдерживает улыбки, гляда на этот маленький перформанс: - Какие правила? - Кто первый заговорит в салоне, тот педик. Воцаряется еще более абсолютная тишина, чем была до этого. - Не-не, уже все, ты проиграл, Шастун! Можешь больше не стараться. Смех подкатывает постепенно, зарождаясь непроизвольным хмыком, но через секунду Антона буквально размазывает. Вся тревожность, накопившаяся за последние пару дней, словно выходит наружу вместе с этим заливистым смехом. Он даже бьет себя по коленке и прячет лицо в ладони. - Ну ничего себе! - говорит Арсений, и на этот раз заметно, что удивление это абсолютно искреннее. - Ты умеешь так хохотать? Антон медленно замолкает, будто остывает только что вскипевший чайник. Последние пару смешков выходят остаточным воздухом. - Это не упрек, Антон, - серьезно говорит Арсений, не отводя взгляд от дороги. - Мне нравится твой смех. Да и в целом, ты весь. Антон поджимает губы, немного сглатывает, пытаясь переварить только что услышанное. Он набирает воздуха в легкие, будто на следующую фразу ему нужно заполнить их полностью. - То, что между нами было пару дней назад... - он замолкает, будто дает возможность Арсению вспомнить о чем он говорит. Будто бы есть вероятность, что он забыл. Но тот ничего не отвечает. - Это было случайностью. Арсений не кажется удивленным. На губах пляшет, вернувшаяся на место ухмылка, одна рука твердо лежит на руле, другая локтем на ручке двери. Он расслаблен. Еще сильнее это заметно на контрасте с застывшим Антоном. - Ок, - кидает он в сторону Антона, при этом кивая. - Если это случайность то это значит, что дальше мы с тобой никак не контактируем. Ну только, если около дома или на лестничной площадке пересечемся. Делаем вид, что ничего не произошло. Верно? - Да, верно, - не очень уверенно говорит Антон. Парень чувствует подвох. Арсений хлопает пару раз по рулю, поджимает губы, - Неприятно, но что поделать. Тебя вот там у метро высадить? - Да. Они подъезжают к поребрику, Арсений поворачивается к Антону, вытягивает вверх руку с раскрытой ладонью. - Бывай, бро! Антон не отвечает, он смотрит на ладонь, затем на лицо напротив, неподвластное прочтению. - Ну ты что? Я слышал, что пятюня входит в топ самых гетеросексуальный прощаний - вообще ни капли гейства! - Ты стебешься надо мной? - Антон начинает заметно краснеть. Арсений опускает руку, закатывает глаза и откидывается назад на сиденье. Непонятно, действительно ли он раздражен или это продолжение его клоунады. - В смысле, я стебусь? Ты мне говоришь - Арс, давай сделаем вид, что пару дней назад ты случайно упал рукой мне на хуй, а я случайно от этого кончил! То, что у меня встает каждый раз, когда я тебя вижу, это тоже случайность. Просто в моем гороскопе реального пацана как раз на эти дни выпадают периоды повышенного либидо. Один раз - не пидорас, или как там у вас, у крутых парней говорится? Впервые в компании этого мужчины Антон чувствует знакомое ощущение. Это злость. И она просачивается к нему в грудь, опаляет жаром внутренности, сжимает его кулаки. Он знает, что не сможет ударить. Это не шпана на улице, это взрослый человек в машине, что стоит больше обеих его почек. Но он рад этому чувству. Как будто знакомое лицо в компании чужаков. Оно же, думает он, должно было возникнуть когда эта сволочь только дотронулась до него тогда, на диване. Хотя, он также хорошо понимает, что здесь оно бесполезно. В этой битве ему не выиграть. - Не пытайся залезть мне в голову, мудак! - цедит он сквозь зубы. - В этой машине только один пидор. Арсений на него даже не смотрит. Он усмехается, качает головой, глядя в боковое окно. - Да, и один обосравшийся мальчик, - он отмахивается от него рукой, как от назойливой мухи. - Ладно, давай, Антох, иди разберись сначала в себе. Ты слишком еще молодой, я тут, наверное, тоже не совсем прав. - Он поворачивается к парню, не обращая никакого внимания на алое от ярости лицо, и улыбается. - Если все-таки передумаешь, пиши-звони. Антон еще хочет что-то сказать, открывает рот, закрывает его, как рыба, вытащенная на сушу. В итоге он нашаривает дрожащей рукой ручку, открывает дверь и выходит. Из этого мира Его запаха и Его атмосферы в свой мир, в котором зима не конкретно сейчас, а словно аксиома. Когда он смотрит вслед удаляющемуся джипу, ему кажется, что он теряет это навсегда - уютную кухню, уютные разговоры на ней, хвойный аромат и взгляд, в котором нет разочарования. Хотя, может в этом прощальном что-то такое и было. Или жалость? Он сглатывает ком в горле. Ему не должно быть настолько грустно. Это неправильно. На работе к нему между стеллажей подкрадывается Макар. - Блять! - дергается Антон, когда двухметровая рыжая гора сгребает его в охапку и чуть не ломает пару костей. - Отпусти! Макар отпускает, смотрит с плохо-скрываемым весельем, - Что-то ты сегодня сам не свой. - Я уже это сегодня слышал раз десять. Видимо потому, что я сам не свой. - А что случилось? - Не знаю, просто тяжело вернуться в колею после праздников. - Ладно, у тебя какие-то там свои секретики, - отмахивается Макар. Он ставит ногу на полку стеллажа и опирается на нее локтем. Наклоняется ближе, шепчет заговорщецки. - Играем через неделю в клубе? Банк - около лимона, - последнее слово он почти полностью проглатывает, Антону приходится читать по губам. - На лям?! - поражается он, когда повторяет губами то, что сказал Макар. - Да, тихо ты! - Илья испуганно оборачивается. - Тут у каждой сраной коробки уши. - Я блять не пойму, ты мнишь себя персонажем гангстерского боевика? И, вообще, тебе не кажется, что это немного слишком? Если мы проиграем, риски слишком большие, мы не сможем отдать такие деньги. - Они знают о рисках. Мы отыграемся. - Лям мы не отыграем. - Лям нам и не дают. Это общий банк. Они шипят друг на друга в углу склада около десяти минут, пока Антон полностью не убеждает сам себя в том, что выхода у него нет. Его никогда и не было. И он был согласен с того самого момента, как услышал - лимон. Такие возможности не упускаются. Только не таким, как он. Надо быть полным идиотом. Как бы стремно ему на самом деле не было, но эта новость его воодушевляет. Нахуй Арсения - думает он. Нахуй все эти непонятные гейские истории, витания в облаках, самокопание и самоидентификации! Он жил без этого дерьма столько времени, и все было как по маслу. Ему надо думать о серьезных вещах. У него есть красивая девушка и возможность неплохо зарабатывать. Съехать с коммуналки, завести семью, собаку и где-нибудь в далеком будущем детей. Он купит свой уютный дом с уютной кухней, где будет вести уютные разговоры. Он будет счастлив. Если только перестанет страдать херней. В этот же вечер он звонит Ире и говорит ей переезжать к нему. Ждать до своей квартиры не имеет смысла. Когда она приезжает, и они вместе тащат ее чемоданы на второй этаж, он слышит смех и знакомый голос сзади. Мимо проходят Арсений с блондином. - Привет, сосед, - в его голосе нет и призрачного намека на их недавний разговор. - Съезжаетесь? Это правильно! Ира улыбается ему, они обмениваются парой вежливых фраз, которых Антон не слышит из-за стучащей в висках крови. Его холостяцкая халупа преображается. На подоконнике появляются ароматические свечи, полки заполняются книгами, холодильник полезной едой, стол в кои-то веки не засыпан крошками, в углу пояляется фикус. Каждый сантиметр его жилища пропитывается женской энергией, уютом и теплотой, которых раньше не было. Ему кажется, что он все делает правильно. Но почему же, когда они - Арс со своей зверушкой и он с Ирой - расходятся по разным мирам на лестничной площадке, когда двери за ними захлопываются, и Его запах уходит, оставляя только цветочный аромат его девушки, ему кажется, что что-то выскальзывает из его рук. Что-то, чего он даже и не успел толком ощупать.