В свете фар

Больше Макар никаких сомнительных личностей к себе в квартиру для игры в покер не приглашает. Никаких синюшных, татуированных, недавно откинувшихся мужиков за круглым столом. Теперь только они - настоящие рыцари. Поз, хоть и не участвует в их авантюре с подпольным казино и братками на эскалейде, все также собирается с ними вечерами, как он сам говорит, чтобы тренировать мозг. Он так и продолжает подрабатывать у отца в мастерской и исправно получать приличные оценки в шараге. Антон и Серега так и продолжают надеяться, что он наконец вытащит голову из задницы и пошлет отца в жопу с этим их семейным недобизнесом и попробует поступить в институт на подходящую ему специальность. - Если бы ты мог поступить на кого угодно, - спрашивает его Сережа, слив еще одну тысячу после очередной партии, которая благополучно утекает в карман Макара. - На кого бы пошел? - На врача, наверное, - после недолгого раздумия отвечает Позов. Все понимающе кивают. Да, вот эта профессия ему и к лицу и по уму. - Может и поступлю, - вдруг продолжает он. Они выпили нестолько банок пива и джин-тоника, и его речь немного замедлена. Он поднимает осоловелый взгляд к потолку. - Получу диплом, женюсь на Кате. - Вот это ты дело говоришь! - Макар, изображая бухого батю, бьет кулаком по столу, и Антон с Сережей смеются. Но, на самом деле, сколько бы они не подтрунивали над правильным Димой, они все сходятся во мнении, что вот у него-то все точно сложится. У него есть голова на плечах, и он не ищет легких путей. Особенно это понимает Антон. Макар абсолютный пофигист, а Матвиенко не хватает дальновидности, чтобы понять по какому на самом деле тонкому льду они ходят. Сережа вдруг хватает Антона за плечи и притягивает с силой к себе, не рассчитав и ударившись лбом о лоб. - Ай! Ты, блять, че? - Мужик, ты ведь тоже бросил нашу философскую жизнь ради баб! - пьяно орет Матвиенко ему в ухо, подражая вирусному видео с ютюба. Антон морщится от громкости этого признания, и закатывает глаза в сторону Позова и Макара, стекающих от немого смеха на пол. - Блять, вот ты придурок! - выдавливает Дима, сжав лицо в руках. - А что? Этот тоже скоро женится! Но, если только - и он ехидно зажмуривает глаза, осклабившись в белозубой улыбке. - Ирка не узнает, что Тоха первый парень на подъезде и, что он очень любит утешать разведенных женщин. Они опять заходятся хохотом. Антон улыбается. Его насквозь пронзают острые лезвия, но он все равно улыбается. Он не может злиться на эти шутки и на парней только потому, что он им лжет. Злиться он может только на себя. И не потому, что лжет. Ложь эта - вынужденная мера. Потому, что в принципе ввязался в такую историю, в которой никогда и никому признаться не сможет. Он вдруг смотрит на счастливых и пьяных корешей будто со стороны. Как, когда в кино замедляют съемку, чтобы передать особенность момента, который проживает главный герой. Обычно, после такой сцены кто-то умирает, или попадает в тюрьму, или уезжает навсегда. И он смотрит на них - на веселящегося Серегу, трясущего в данный момент Макара за плечо, на угорающего над ним, почти неподвластного этой незначительной для него тряске, могучего самого Макара, на Диму - пухлого добряка Позова, что смотрит на них с ленивой поддатой усмешкой. И у него в груди зарождается странное чувство. Он бы назвал это фантомной болью по чему-то, что еще не потеряно, но уже обречено исчезнуть. Даже, если они никогда не узнают правды, для него они уже не те самые близкие люди, которым он может рассказать абсолютно все. Это он уже потерял. Возвел между собой и ними эту стену тайны, осквернив их святую дружбу. А она действительно была святая. Никогда до этого никто не любил его просто за то, что он существует. И он тоже никого так не любил. - Пойдем, покурим, - Макар распрямляется в свой почти двухметровый рост и идет на балкон. Они вчетвером еле на нем помещаются. Сережа со всей дури пинает велосипед, при этом обзываясь на него металлическим уебком. Макар предупреждает, что к лету Сереге придется купить ему новый. - Куплю, не ссы, - Матвиенко хрипит, собирая во рту сопли и слюну и харкает вниз. - Я к лету буду миллионером. Их щеки и нос моментально сковывает мороз. На улице опять похолодало, и металические перила покрыла ледяная корка. Они на девятнадцатом этаже и смотрят сверху на другие многоэтажки, горящие десятками оранжевых глаз. Многие еще не сняли украшения с окон, и они мигают светящимимся снежинками и дедами морозами. Кто-то пьяно орет откуда-то снизу. Эхо единожды отзывается. Взвизгивает автомобильная сирена. Дым их сигарет уносится к звездам, что высыпали на синем в черных подтеках небе. И никотин приятно заполняет легкие, а джин-тоник кружит голову. Он почти счастлив. Если бы только в нем не сидели эти чудовища под балдахинами, которых он так и не усмирил. - Что, пацаны, еще партию и по домам? - спрашивает Макар. Они все соглашаются. Выйдя из такси у ворот дома, он сразу замечает горящие задние фары Арсеньевского майбаха во дворе. Он даже немного трезвеет. Спрятаться за углом и ждать, когда он зайдет или уедет, кажется жутко тупой затеей, поэтому Антон неторопливо нашаривает магнитым ключом домофон в надежде, что Арс за это время куда-нибудь испарится. Но вот он идет сквозь тоннель под аккомпанемент сигнала открытых ворот и, когда он уже совсем близко, дверь машины открывается. Обе двери. Чего Антон не ожидает это то, что Попов выйдет не один. С другой стороны показывается сначала блондинистая шевелюра, а затем и весь парень, о котором Шастун уже успел забыть. Он замирает на месте, кляня себя за то, что не выбрал вариант "подождать за углом". Так и стоит, пока блондин его не замечает, ухмыляется с каким-то нагловатым выражением лица, приподняв надменно брови и машет ему рукой. - Здоров. Арсений, сначала его не приметиший и уже направившийся было к подъезду, оборачивается и смотрит на остолбеневшего Антона. Тот мечтает провалиться под землю. Все втроем они образуют неподвижный треугольник. - Привет, Антон. В бледном свете фонарного столба, поймавшем эту драматичную сцену, словно театральным софитом, сложно прочитать выражение его глаз. К тому же скрытое за стеклами очков. И да, ко всему прочему, его всегда сложно прочесть. - Антон, это Женя. Женя, это Антон, - совершенно, как по мнению Антона, бессовестно представляет их друг другу Арс. Женя, и его лицо, не скрытое тенью от машины, Антон видит абсолютно отчетливо, закусывает внутренню сторону щеки в ложной попытке сдержать улыбку. Но она от этого еще очевиднее. Подняв брови в абсолютно бабской манере он оценивающе оглядывает Антона сверху вниз и обратно, затем со своим смехом, напоминающим бьющуюся посуду, который Антон уже как-то слышал, поворачивается к Попову. - Ну, это ты, конечно, Арс, даешь! Арсений еле заметно дергает головой, прикрыв глаза и сведя к переносице брови, явно приказывая ему замолчать. Антон наконец отрывает ногу от земли, всплеснув маленький сугробик, в котром успел утонуть. Надо бы сказать что-то вроде "приятно познакомиться", чтобы все это не выглядело совсем уж неловким, но он не находит в себе сил. Быстро поднимается по лестнице, и с каждой ступенькой он чувствует, как шею все сильнее сдавливает удавка. Дойдя до двери, он уже почти разучился глотать. Когда он заходит в комнату, Иры там нет. Она должно быть на кухне. Он подходит к окну, осторожно выглядывает. Они все еще там. Арсений что-то говорит этому Жене, который подошел к нему очень близко и стоит почти вплотную. Их лиц он не видит. Через несколько секунд они оба уходят в подъезд, а Антон медленно оседает на стул. Эта злость внутри, он ее узнает по описанием тех, кто сталкивался, расходится от солнечного сплетения вплоть до головы, стискивая нейроны и синапсы, словно в капкане, мешая ему четко думать. Перед глазами плывет. Руки сами собой сжимаются в кулаки, и он отстраненно наблюдает, как белеют костяшки его пальцев. Он умудряется успокоиться после нескольких вздохов. Остается сидеть с таким чувством будто пережил штормовую ночь. Пережил, но не все части корабля остались целы. В комнату заходит Ира с кастрюлей чего-то ароматного. Она что-то говорит, а он смотрит на нее по-новому. На ее светлые волосы, заколотые на затылке, большие нежные глаза и пухлые губы, увлеченно ему что-то рассказывающие. Так вот, что это хрупкое существо чувствует каждый раз, когда он не приходит вовремя домой?! Он не может поверить, что в ней есть такая сила, ведь ему кажется, его бросили об скалы и перевернули в воздухе. - Иди сюда, - протягивает он к ней руку и тянет к себе на колени. С утра он ожидает, что это мерзкое чувство его отпустит. Но не тут то было, оно увязывается за ним в шарагу и ноет там в груди почти каждую минуту. Даже, когда он отвлекается на обрезку детали у станка или прочтение отрывка из Достоевского вслух, оно где-то на заднем плане, не дает ему вдохнуть полной грудью. Кружится голова. Со временем чувство трансформируется в навязчивую мысль написать Попову. Они не виделись и никак не контактировали уже три дня с того самого похода в кино. С каждым звуком сообщения на телефон, сердце на секунду замирало, но каждый раз это был не он. Все довольно прозаично, Антон это понимает. Он состроил из себя недотрогу, ему нашли замену. Этому красивому во всех смыслах пидорасу, отыскать другой теплый рот на свой член не проблема - зло размышляет Шастун, при этом еще сильнее злясь на себя за эту неоправданную ярость. Это замкнутый круг. Он злится на то, что он злится. Он вертит телефон в руках, снова и снова прокручивая телегу до переписки с Арсом, кликает на поле ввода, замечает, что Арсений появляется в сети и закрывает приложение. Он опирается лбом о сложенные руки. Виски ноют. Он еще никогда так не мучался. Ему просто нужен совет, мать его! Хоть кто-нибудь, кто поймет и выслушает и скажет, как поступить. Среди общего потока бессвязных мыслей, одна бьет его в темечко. Он гасит ее в следующую же секунду. Настолько она абсурдна. Учитель отвлекает его какой-то задачей, и он начинает наговаривать ответ, прислушиваясь к шепоту подсказывающего Димы, но его мысли далеко. Кое-как ответив, он прикрывает глаза. А там все пляшет эта шальная мысль. Вертится, издевается, рисует ему пророческие картинки по ту сторону век. Он тяжело выдыхает, чуть ли не стонет. - Да боже, че с тобой, чувак? - шипит на него обеспокоенный Дима. - Съел что-то не то. - Так сходи в туалет! - Ага. Он и вправду отпрашивается, идет в туалет, радуясь, что он абсолютно пуст и закрывается в кабинке. Достав телефон, он находит переписку с Ирой. Его палец патетично замирает над полем ввода и все же опускается. - Дай телефон Сечникова. Я хочу извиниться. Почти сразу приходит ответ: - Ты серьезно? - Да. - Только без приколов, Антон. - Я клянусь. Она делится контактом, и Антон, чувствуя, как сжигает за собой мосты, буквально физически ощущая опаляющий жар за спиной, тут же печатает, не давая секунды на раздумия: - Надо поговорить. Давай где-нибудь состыкуемся после занятий? С глазу на глаз. Ответ приходит через пять томительных минут, каждую секунду которых отмеряет недозакрученный кран. Точно так же, как капля за каплей утекают его жизненные силы. - Если ты собираешься меня убить, знай - я предупрежу где и с кем буду! Ответ его даже успокаивает. По крайней мере на хуй он не послан. - Нет, я хочу объясниться. - Ну это необязательно. Не трачу время на выяснение отношений с каждым долбоебом, что попадается мне на пути. - Это не только о наших с тобой отношениях. Мне нужна от тебя помощь. - Шастун, иди на хуй. А, нет, все-таки послан. Что ж, унижения он уже не избежит, поэтому делает контрольный в голову, печатая "пожалуйста". По ту сторону Игорь, видимо, борется между любопытством и недоверием, так как ответа он ждет минут семь. И когда Антон уже готов выйти наконец из кабинки, экран загорается. - В пять в кафешке на Лермонтовской, 40. Это достаточно далеко от колледжа. Антон усмехается тому, как в лексиконе Игоря их шарага магическим образом превращается в колледж. Парням он опять врет, говоря, что не едет с ними потому, что договорился встретиться с Ирой, и просто надеется, что это никак не всплывет так как ее просить подыграть ему он не может. Придется придумывать что-то достаточно убедительное. А он уже устал от этих игр в Дон Жуана. Он лишь пытается не упустить из вида берег, все глубже погружаясь в свою ложь. Кафешка - какое-то частное милое местечко с картинами собак и стойким запахом корицы. Позади милой девушки на полках джутовые мешки и прозрачные банки с различными чаями. На минимальной громкости играет джаз. Где-то на границе полного растворения в пространстве. Игоря еще нет. Он заказывает американо, садится в дальний угол подальше от панорамного окна. Время сворачивается, словно кровь. Как и его мысли. Они синхронизируются с этой ненавязчивой музыкой и бегут по зацикленной петле, ничем не начинаясь и ничем не заканчиваясь. Игорь приходит через минут десять. Звенит колокольчик, мороз заскакивает на секунду и выпрыгивает обратно. Антон смотрит на его лицо, и тут же, тяжело вздохнув отводит взгляд. Даже с того места, где он сидит, он хорошо различает, как хуево выглядит глаз Игоря. Когда он садится напротив и ставит перед собой кружку с кофе, Антону все-таки приходится взглянуть на него еще раз. Глаз заплывший, обрамленный лилово-черной припухлостью со всех сторон. Если бы Антон не знал, что это его рук дело, подумал бы, что грим. - Во-первых, прости, - слово он это буквально выплевывает, и оно приземляется, словно харчок, между их кружками. Извинение это неуклюже и смазано, но Игорь видя как тяжело Шастуну дается даже это, удерживает себя от доебов. - Ага. А во-вторых? - Во-вторых... - и тут Антон понимает, что жестко просчитался, не прибухнув перед разговором. Он сыпится на самом начале. Но берет себя в руки. Все-таки он написал ему и пришел сюда. Столько уже рубиконов преодолено. - Ты же... ну... как бы... гей, да? Игорь картинно ахает, округляя работающий глаз. Антону на секунду даже кажется, что это искренне. - Боже, посмотрите на него, как толерантно! Антон Шастун, выбирая среди такого богатства синонимов от педика до хуесоса, вдруг решает обратиться ко мне никак иначе, как гей! Он выгибает губы в выражении восхищения и пару раз хлопает в ладоши, приподняв локти над столом. Антон подавляет в себе желание разукрасить ему и второй глаз. Угрозу он тоже убирает под язык и сглатывает. - Ладно, - успокаивается Игорь, видя как тот напрягается. Он прочищает горло, кладет руки на стол и произносит официальным тоном. - Да, торжественно клянусь, что я гей. Будут ли у вас еще какие-либо вопросы? Антон переводит взгляд на картину, безмятежно стелющегося снега за окном, машин, вывески и буксующих в сугробах пешеходов. Будто, предполагает, что может видеть это в последний раз. Будто, только он произнесет те самые слова, и в кафе тут же ворвется группа захвата, приложит об стол, скрутит сзади руки и отведет в исправительный центр для любителей присесть на член. Он переводит взгляд обратно на ожидающего хоть чего-нибудь Игоря. - Я, короче, походу... это... - слова цепляются за язык, не готовые быть произнесенными. - Ты, походу, короче, что? - в тоне Сечникова сквозит раздражение. Он нетерпеливо продавливает подбородком кисти рук под ним. - Ну я тоже. - Тоже что? - Ты еблан, Сечников? - не выдерживает Антон. Нервы его на пределе. - Мне обязательно говорить это вслух? У Игоря, на той части его лица, что способна транслировать эмоции, происходит что-то вроде смены парадигмы. Там все вместе в различных сочетаниях - уголки губ дергаются пару раз вверх и, словно обиженно, опускаются, брови мученически выгибаются, затем нахмуренно собираются в кучу, пара складочек бороздят лоб и разглаживаются обратно. Все это происходит в считанные секунды. - Антон, ты что, пидор? - тупо спрашивает он, прекращая мимические упражнения. - Выбирая среди такого богатства синонимов... - начинает было Антон, но Игорь его прерывает. - Ты серьезно? Нет... - он оборачивается вокруг. - Ты меня разыгрываешь. Это ваши с Позовым и Матвиенко уебищные шутки. Они сейчас выскочат откуда-нибудь с телефонами перед своими еблами! Он абсолютно уверен, что это дешевый пранк, пока снова не смотрит на Антона. У того на лице такая мука. Столько там внутреннего терзания. Столько неотвеченных вопросов. Игорь перестает сомневаться. Ему знакомо. Все уже пройдено, выстрадано, выплакано и даже вырезано на его руках, которые напоминают об этом бледно-розовыми продольными шрамами. Правда в том возрасте, когда вопросы самоидентификации не ставят тебя в такой уж тупик. Тебе вроде как и сомневаться не в чем потому, что ничего иного ты и не пробовал. А тут... с такими-то бэкраундом, гомофобным окружением и, наверное, десятком выебанных баб. Что у него уже легкие на пятьдесят процентов наполнены водой, Игорь видит отчетливо. В его мире ему просить помощи не у кого. Более того, он, наверное, в диком ужасе от перспективы быть из этого мира выброшенным и перед этим избитым. Ведь другого он и не знает. То ли из-за собственного опыта, то ли от секретного томящегося чувства к этому кудрявому гопнику, хоть и знатно подавленному последними событиями, он решает кинуть ему спасательный круг. - Давай, рассказывай. И Антон рассказывает. Рассказывает сбивчиво, то и дело заливаясь румянцем, тратя огромное количество времени на подбор ненужных синонимов, ищет по всей кофейне уютное место для своего мечащегося взгляда. Но, все-таки, он себя отпускает и раскрывается, успокоенный тем, что Игорь не позволяет себе ни одной усмешки и ни одного едкого комментария. Он все еще напряжен, когда замолкнув, ожидает диагноза. - Ясно, - говорит Игорь. - Ну да, ты гей, это к бабке не ходи. - Да что ты? Из них обоих выходит шелестящий смех. Где-то на два выдоха, пока они снова не становятся абсолютно серьезными. - Ну, как я понял, - говорит Игорь, делая глоток уже остывшего кофе. - Этот Арсений - тип непростой. Он вроде тебя и подтолкнул, но получается просто вытолкнул на шоссе и оставил одного на перекрестке. - Да, и ждет когда меня собьет нахуй фура, - качает головой Антон, вызывая у собеседника смешок. - Но он определенно опытный - это плюс. У меня с моим первым парнем на двоих было ровно ноль опыта. Мы тыкались в тупики, как слепые котята. Они молчат какое-то время. Игорь пытается прочитать грустный взгляд Шастуна. - Ты хочешь чего-то серьезного? - Не, - мотает головой Антон. - Так, попробовать. Чтобы просто ответить для себя - мое или нет. Я просто даже не понимаю, что я должен буду делать. Я был только с девчонками. - Ты когда-нибудь дрочил с игрушкой в заднице? - Что? - Ты, - Игорь повторяет четче. - Когда-нибудь дрочил с игрушкой в заднице? - А, мне не послышалось. Игорь вдруг смеется в голос и тут же морщится, тихонько прикоснувшись к лиловому вздутию над бровью. Антон тоже совестливо морщится. Игорь жестом дает ему понять, что "ладно уже, забыли". - Нет, никогда, - отвечает наконец Антон. - Пальцы, огурцы, что-нибудь? Парень, несколько побледневши, отрицательно машет головой. - Ничего себе, - присвистывает Игорь. - Ну я бы на твоем месте потренировался. Если ты конечно не хочешь неделю сидеть на краешке стула. Антон все еще не совсем верит, что серьезно это с кем-то обсуждает. Да и с кем! С парнем, которого уже два раза отправлял в больничку! - Закажи в интернет-магазине что-нибудь небольшое, включи порнуху, попробуй. Хоть поймешь примерно, что за ощущение. Перед самим сексом тоже не забудь себя растянуть. Ты говоришь - большой. Тут надо подготовиться, не самый лучший вариант для первого раза. Антон выдыхает горячую струну воздуха. - Пиздец, - резюмирует он. - Не дрейфь. Он тебе нравится, и он опытный. Тебе в любом случае будет хорошо. Антон впервые внимательно осматривает его лицо. Несмотря на глаз, Игорь конечно симпатичный. У него смуглая чистая кожа, каштановые густые волосы (и теперь его модная прическа даже и не раздражает), пухлые губы. Антону вдруг становится нестерпимо любопытно. - Тот баскетболист, что ушатал меня на вечеринке, он твой парень? Игорь поджимает губы, опускает глаза, и Антон уже жалеет, что спросил, но он все же отвечает: - Вроде. Был, точнее. Но он все еще не остыл, так сказать. Я... - он поднимает глаза на Антона, нервно хмыкает. - Мне другой нравится. Антон и так уже догадался без этого очевидного намека. Он испытывает сильное облегчение и чувство благодарности к этому парню напротив, что, несмотря на всю ту физическую и моральную боль, что Антон ему причинил, почему-то его поддержал. Антон вспоминает и о Ире, которая также закрывает глаза на его проступки. О парнях, которым врет, а они и не догадываются, искренне радуясь его увлечению. Он конкретный такой мудак, на самом-то деле. Он вдруг думает что заслуживает гораздо больше душевных страданий, чем сейчас чувствует. Они расходятся, пожав руки и унеся каждый по тайне друг друга. На следующий день он, краснея, пролистывает на странице интернет-магазина яркие картинки фаллоимитаторов и анальных пробок. Хихикает над той, что оканчивается лисьим хвостом, и приходит в ужас от огромного дилдо длиной от кисти до локтя. Совершенно замучавшись в потоке новой визуальной информации, он пишет Игорю. - Чувак, я заебался! Я на сайте этом. Хуй знает, что брать. - Бери хуй)) - Очень смешно. - Вот это бери, - Игорь присылает ссылку. - Он с липучкой и не очень большой, но достаточный, чтобы подрастянуть. Приклеешь на какую-нибудь поверхность, можно в душе, и насаживайся потихоньку. Не забудь смазку еще. Антон рассматривает агрегат, размышляя над тем, с каким лицом будет получать его в пункте выдачи. Приходит еще сообщение. - Шастун, это пиздец) Антон понимает о чем он. О том, что еще вчера они были в противоположных гарнизонах, непримиримыми врагами и никогда не пересекающимися прямыми, а сегодня Антон советуется с ним, что кокретно засунуть себе в очко, чтобы не так больно было лишаться анальной девственности. Это пиздец полный. Игрушку он все-таки заказывает, чувствуя, что, вроде как, этот полет в ад уже не остановить, да и не надо. Дойдет до конца и будь, что будет. Ему наверняка не понравится. Попробует, а там разойдутся они с этим Арсением, как в море корабли. И наваждение с него спадет. И встанет все на свои привычные места. Поэтому в день прибытия товара, он притворяется больным и не едет с Ирой в шарагу, а, как самый банальный прогульщик, отправляется в пункт выдачи за резиновым членом и смазкой. Дома ему приходит шальная мысль снять анпэкинг. Привет, я Антон Шастун и сегодня мы распаковываем фаллоимитатор, а потом применяем его по назначению. Кстати, не забудь подписаться, нажать колокольчик и поставить лайк! Все приобретает такую откровенную форму фарса, что он больше и не старается быть серьезным. Он оглядывает свою комнатушку унылым взглядом, понимая, что ни за что не будет делать это здесь. Ира, хоть и не должна, но все-таки способна прийти раньше. К тому же он может что-то запачкать и не заметить. Душ тоже не лучший вариант, хотя бы по причине его отсутствия. Есть только общая на все пять комнат ванная - маленькая и неудобная с облезлыми зелеными стенами, где он, нашаривающий очком силиконовую головку, будет смотреться максимально не к месту. Хотя, кто смотрит?! Или он и вправду собирается записывать секс тейп? В итоге, засунув член под кофту и смазку в карман, он как лазутчик со скрытым смертельным оружием крадется по вражескому коридору. Время рабочее а день будний, так что в квартире, кроме пенсионеров Васильевны и Саныча, никого нет. Но никаких звуков из их комнат не доносится, так что скорее всего они спят. Он осторожно заходит в ванную, закрывает дверь на щеколду, ненадежно болтающуюся в раздолбанной выемке, кладет свои сокровища на полочку у раковины и залезает в ванну. Сначала он тщательно намывается, чтобы не обнаружить на изделии никаких неожиданностей. Затем, аккуратно, словно его можно повредить, пытается приклеить член к стене. Тут возникает трудность. Он примеривается жопой, чтобы понять на каком уровне ему это будет удобно, если вообще можно упоминать удобство, говоря о растягивании ануса, но понимает, что все это требует от него каких-то физических усилий. А у него итак стресс. В итоге Антон присобачивает его на кромку ванны, смотрит какое-то время на возвышающийся на семь сантиметров вверх елдак, и еще раз напоминает себе, что с ума он не сошел и действительно собирается на него сесть. Пока возбуждения нет от слова совсем, собственный настоящий член ни капли не реагирует на этот блестящий упругий триггер. Антон пять минут мучается с тем, чтобы поставить телефон с включенной порнухой так, чтобы он не соскальзывал, подпирая стаканом с щетками и мыльницей, но он все же падает на плитку, разбивая экран. Антон чертыхается. На каждом этапе всей этой эпопеи он хочет убежать. Спрятаться обратно в своем уютном капюшоне, где все знакомо и он не испытывает жгучие наплывы стыда каждую минуту. Но это вдруг оказывается важным. Он понимает, что оно уже не отпустит. Наконец, Антон фиксирует телефон в более-менее стабильной позиции, находит гей соло порно и старается повторить то, что происходит на экране. Большая проблема в том, что, смазав очко и усевшись на фаллоимитатор, он пропадает в парне с экрана, как нож в подтаевшем масле. Антона гложут сомнения по поводу своих способностей. Он старательно дрочит, также старательно, не жалея, выливает между ягодиц смазку и сначала осторожно просовывает палец. Ощущения странные, но нисколько неяркие. Он просовывает его глубже, добавляет второй, жмурится от небольшого жжения. После третьего ему становится совсем не по себе. Он застревает в этой позиции, согнувшись с рукой в жопе, пытаясь привыкнуть. Через полминуты все же решается, угрожающе нависнув над дилдо. Опускается он так долго, что у него начинают дрожать колени, и он понимает, что надо было все-таки оставить его на стене. Он пыхтит, морщится и пытается менять углы входа, водя туда-сюда бедрами в воздухе, но чувствует только жутко неприятные ощущения в растягивающихся мышцах. Про член он забыл, и тот абсолютно без энтузиазма болтается между ног. Короче, на этом финиш, точно. Хватит! Никакого кайфа нет. И, если с этой малюткой так свербит, что будет с его огромным... Ох, еб твою мать! Что-то абсолютно непередаваемое, отправной точкой чего является его задница, расходится по всему телу, выбивая из него пораженный ох. Он делает два судорожных вдоха и совершенно инстинктивно, даже не обдумывая своих действий, садится под тем же углом обратно. - Ммм, - он не удерживает стона и тут же закрывает рот рукой. Не хватало еще, чтобы Васильевна или Саныч его услышали. Но уже не страх и не стыд правят бал. Антон понимает, что дорвался до Клондайка. Он сжимает, активно твердеющий член и снова приседает. Удовольствие раскатывается по телу, задевая каждый нерв. Он дрочит, теперь уже совершенно воспрявший член, и это удовольствие льется и спереди и сзади, сталкивается внизу живота, ползет вверх. От диафрагмы начинает рваться наружу еще одним стоном. Он опять зажимает рот и нос свободной ладонью. Садится глубже. Вот игрушка уже и полностью в нем прям, как в фильме. И. черт, после будет болеть. Но сейчас он несется навстречу этому новому ощущению, хочет больше, ерзает задницей, выгибается в пояснице. Хочет, блять, еще! Если бы там сзади был Его огромный хуй, и Его рука на его члене, и Его запах. Его, его, его. Он ускоряется, разамашисто ведет кулаком от основания до головки, выгибается еще сильнее, отрывается, почти слезает с дилдо полностью и толкается назад, вбирая его полностью под аккомпанемент хлюпующей смазки. Он разбрызгивает сперму по ванне, мыча в руку и причитая черт, черт, черт. Антон опускается на четвереньки в ванну, отпуская силиконовый член на волю. Тот мокро выскакивает. Он пытается восстановить дыхание и понять, что сейчас поизошло. Немного придя в себя, он встает и натыкается на парня в зеркале. Тот смотрит на него блестящими глазами ребенка, что только что нашел под елкой все, чего желал и играл с этим два часа подряд. По факту, все происходило минут семь и то, за счет того, что он долго примерялся. Все еще мокрые от душа волосы обрамляют розоватое лицо. Выражение его легко читаемо - куда я, блять, проебал все эти года?! Так вот оно как! Он заворачивается в полотенце, уничтожает водой все улики в виде смазки и своей спермы в ванне, моет игрушку, собирает все под то же полотенце и, уже немного обновленным, не совсем таким же, каким зашел, выходит, направляясь к своей комнате. Там он еще долго лежит, глядя в потолок, пытается пересобрать свою жизнь, вспоминает ключевые моменты. Пытается найти в себе хоть какие-то более ранние предпосылки ко всему этому, но тщетно. Если это и было когда-то, он в себе это придушил. Чтобы выжить. По другому было никак. Прокручивая еще раз в голове все то, что произошло в ванной, он со стыдом понимает, что он получается еще та шлюха. И с этой мыслью засыпает. На следующий день, удивив Иру и парней своим скорым выздоровлением, он направляется в шарагу. Там, на уроке географии, он мечтательно засматривается в окно. Во дворе, скользя по наледи идет парочка - парень в черном спортивном костюме и его подружка в слишком короткой для погоды юбке. Явно для него старалась. Они хохочут, разъезжаясь ногами по льду и хватаясь друг за друга. Встречаются явно недолго потому, что хватаются целомудренно, максимум за руки или поясницу. У обоих розовые щеки и счастливые улыбки. Сейчас везде идут пары, и скорее всего они прогуливают, забив на всех и вся и отдавшись новому чувству. Еще пару месяцев назад Антон бы на них и внимания не обратил. Сейчас он не может отвести взгляда от этой весны посреди промозглого зимнего дня. От их ярких эмоций, стеснительных взглядов, осторожных касаний. Они никогда бы не смогли пройтись так с Арсением - он это понимает. И страна не открыта еще для таких проявлений, да и они с Арсом так себя вести не будут. Но это неважно. Важны эти самые эмоции. Разве он их не достоин? Хотя бы попробовать. Один раз. Он согласен на один раз. Потому, что понимает - жить он так не сможет. Вернется в зону комфорта. Но один раз можно. Он отпрашивается выйти. По обыкновению пишет Арсу, сидя на бачке ПТУшного туалета потому, что вот такая у него участь. Вот так его угораздило влипнуть. - Я хочу встретиться,- отправляет он. Ждет, как обычно, под секундомер неисправного крана. - Давай. Сегодня сможешь зайти, часов в восемь? Он не пишет ничего вроде "ну решился, наконец" или "долго же ты ломался". И Антон чувствует за это благодарность. - Да, - отвечает он. И куда же и когда он так свернул, что каждое маленькое действие вдруг стало жизнеопределяющим?