В свете фар

Все без конца галдят. Всего-то шесть человек, а ему кажется, что они на вокзале. Впрочем, галдеж этот другого рода - больше щебетание с перерывами на елейную патоку, льющуюся изо рта коротко стриженного парня в очках и джинсовке с нашитыми шевронами какой-то несуществующей организации. Он вытягивает слова, словно на дыбе, до мучительного. Так, что у Антона нога начинает дергаться. Господи, да закончи ты уже предложение! Они все расселись на этих аляпистых стульях-мешках на пустом островке перед входом в примерочную неподалеку от кассы, потягивают из одноразовых стаканов кофе и невероятно вонючий чай - смесь каких-то трав. Поначалу, первые минут пятнадцать, все мероприятие действует Антону на нервы, но в какой-то момент эта обстановка - яркие загривки ребят, их чудные речи о каком-то модном показе и слова, смешно проговариваемые на французский манер, начинают его все больше забавлять. Иногда кто-то заходит, и тогда парень с планшетом, который представился как Мика и девушка в белом платье, которую они зовут Блю, подрываются со своих мест и кружат вокруг вошедших, пока не заманивают с какой-то кричащей, по мнению Шастуна, поебенью сначала в примерочную, а потом и на кассу. Антон утонул в таком же стуле поближе к Игорю и подальше от остальных, широко расставив свои длинные ноги, так что коленки взмыли выше головы. Смотрится максимально неестественно в этой компании - угрюмый, в спортивных штанах, темной куртке и найках. Хоть капюшон снял, но только потому, что слишком уж жарко. - У Мики скоро будет свой настоящий показ, - Игорь отклоняется назад, прогибаясь в спине, продавливая под собой ткань кресла, и глядит на Антона, запрокинув голову. - Ясно, - бесстрастно отвечает тот. Игорь улыбается, рисуя очаровательные ямочки на щеках. Антон игнорирует этот эпитет, вдруг возникший в сознании, глядя на сияющее и красное от прилившей крови лицо. - Чему ты так радуешься, можно узнать? Игорь заметно тушуется, по привычке прикусывает губу. Пока раздумывает, к ним поворачивается Блю. - Он рад, что ты здесь, Антон. О таком и мечтать ведь боялся, правда? - она обращается к Сечникову, который уже вдвойне красный и от положения своей головы и от ситуации. В вопросе нет и капли сарказма, а в тоне столько нежности, как-будто это была и ее мечта, чтобы его осуществилась. Не дождавшись ответа, она смотрит на Антона, улыбается очень затейливо, как персонаж диснеевского мультика, сжав губы в сердечко. Антон чувствует себя Гарри Поттером, впервые попавшим в Хогвартс. Он только из подвала вылез, а здесь вроде как уже знаменитость. Странно, но раздражение полностью уходит куда-то на задний план, уж очень здесь не располагающая к нему атмосфера. Темы, которые они обсуждают, ему абсолютно непонятны, но понемногу и запахи и разговоры сливаются для него в одну непрерывную радиоволну - совсем далекую, с другой галактики - что говорят, не разберешь, но так интересно послушать этот необычный язык. - ... ну и это больше на высоких, типа Игоря. Этому подлецу все к лицу. Но мне бы модель еще выше, - Мика делает головой круг, размышляя, и взглядом нечаянно цепляет Антона. Голова его замирает. - Вот такого, как он, мне надо, - он тычит, замурованным в пять колец пальцев в Шастуна, что оказывается вытащен его жестом из легкой дремы. Он медленно поворачивает голову назад под одиночные хохотки ребят, проверяя нет ли кого сзади, потом обратно, чертит взглядом траекторию от пальца Мики до своей груди и наконец спрашивает: - Я? - Ну да! Высокий, худой, смазливая мордашка, - Мика нетерпеливо и неуклюже поднимается с кресла, увязая конечностями в мягкой ткани. - Вставай-вставай-вставай, - частит он, подбегая к Антону и делая жест рукой. Антон нехотя встает, не спуская настороженного взгляда с вьющегося вокруг парня. Тот комично кладет руку под подбородок, глядит из-под бровей домиком и постукивает пальцем по носогубной складке. Сделав какие-то свои выводы, он, не отрывая взгляда от стоящего столбом Шастуна, отдает распоряжение в сторону Блю принести "тот самый бомбер", "те самые брюки из комплекта того самого костюма" и "ту самую белую майку". Антон снова напрягается, возвращая свое привычное состояние. Смотрит на Игоря в поисках какой-то поддержки, а тот все лыбится и светится, как новогодняя елка. Блю прибегает назад с вешалками, элегантно закинутыми за спину и повисшими на ее тонких пальцах. Она сбрасывает их на кассовую стойку, и все ребята выжидающе смотрят на Антона. - Что вы от меня хотите, черти? Мика складывает руки в молитвенном жесте. - Я тебя очень прошу - надень. Ты даже не представляешь, как охуенно это на тебе смотреться будет. Антон уже порывается сказать, чтобы он хуй сосал, но учитывая ситуацию, прикусывает язык. Ему кажется, что в этой компании, такая просьба может быть воспринята буквально и вполне положительно. - Нет, - односложно отвечает он. - Тох, ну че ты в самом деле? - вздыхает Игорь. Это ж шмотки просто. Они мужские. Вполне маскулинные - брюки, бомбер, майка. - Это вы меня в свою ловушку завлекаете. Сейчас это, потом что-нибудь в облипку принесете. Не успею я оглянуться, я уже в колготах и парике танцую канкан. Не-не, идите нахуй! Они смеются. Причем Мика конкретно от слова "колготы". После нескольких минут увещеваний, его все-таки отправляют в примерочную. Выходит он оттуда под бурные аплодисменты, абсолютно красный, мнущий в пальцах подол бомбера. - Ну, жених, - глумится Игорь. Впрочем, по глазам видно, что ему действительно нравится. - Не, ну это краш! - говорит Блю, подпорхнув к нему и разглаживая воротничек. Она неожиданно вытягивают руку над ним и проводит ей по кудрям. Антон от этого жеста дергается. Она морщит нос в своей кукольной улыбке. - Не боись, я не кусаюсь, - шепчет она тихо, чтобы только он услышал. - Тут не хватает украшений, - Мика отодвигает девушку и пытается натянуть на руку Антона несколько браслетов. Тот руку одергивает. - Ну я же говорю! - прикрикивает он. - Щас еще достанете тени и помаду. Знаю я вас! Отъебись. Всей компании приходится знатно с ним повозиться, тягая за запястье и уговаривая, но браслеты и даже несколько колец в итоге оказываются у него на руках. - Красиво! - Игорь смотрит вместе с ним в зеркало. Стоит близко, почти дотрагивается тыльной стороной ладони до антонова бедра. Во взгляде его искреннее восхищение. Антону не нравится нисколько. Бомбер слишком вычурный, штаны висят словно шаровары, кольца и браслеты... Он поднимает руки к глазам, внимательно осматривая их. Это непривычно, но отторжения нет. Ему кажется, что это, вроде как, и не так уж отвратительно. Даже есть в этом что-то. - Кожаный можешь оставить себе, - говорит Мика. Антон непонимающе на него смотрит. Тот указывает на один из браслетов кивком головы. - Вот этот ремешок кожаный оставь себе. - Да не надо. - Оставь, оставь. Антон пожимает плечами, снова смотрит на свое отражение в зеркале. - Видели бы меня сейчас Матвиенко с Позовым! - Ну слава богу ты не всюду их за собой таскаешь, - морщится Игорь как будто Антон вспомнил что-то мерзкое. - Ну что, будешь моделью на моем показе? - спрашивает Мика. - Только через мой труп. Из шоурума есть выход на большую заснеженную мансарду. Антон выходит туда с Игорем, встают у края. Антон закуривает, осматривая крышу напротив - прямоугольники дымоходов, ржавые пятна, проглядывающие сквозь тонкий слой, почти скатившегося полностью снега, пару ворон, что вертят головами, словно уродливые флюгеры. Краем глаза замечает, что Игорь пытливо на него смотрит. Ухмыляется, сбивая пальцем пепел. - Что уставился? - Пойдешь с нами на показ? Потом будет афтер-парти. - Хуяти. Что я там потерял? Игорь раздосадовано мнет губы. Опускает глаза, и Антон только видит как трепещут его длинные темные ресницы. Он тяжело выдыхает, чертыхается тихо под нос. - Ладно, приду я, только не плачь. Игорь вскидывает на него блестящий радостью взгляд, порывается что-то сказать, но Антон останавливает его жестом руки. - Но приду в своем. Не вздумай даже пробовать нарядить меня в вашу поебень! И моделью тоже не буду. Так, сбоку где-нибудь постою. Сечников улыбается во все тридцать два, делает неопределенное движение, будто хочет его обнять, но опомнившись, просто вытягивает вверх ладонь. Антон раздраженно качает головой, закатывает глаза и, так и не дав пять, поворачивается обратно к двери: - Пойдем давай. Когда он едет домой, то с досадной усмешкой подмечает все большую радужность общества вокруг себя. Еще немного, Шастун, и из натуралов у тебя в друзьях останутся только Матвиеныч, Позов и Макар. Последний, мать его, бастион. На следующий день, когда уже после шараги, он покупает в подвальном магазине у дома сигареты, ему приходит сообщение от Арсения - "Мы сегодня в клуб едем. С нами не хочешь?)" Кто "мы" не уточняется, да ему и неважно. Антон поначалу в полной решимости проигнорировать мудака. Через какое-то время, уже шагая по скрипучему снегу, достает телефон в минутном порыве написать, чтобы тот не забыл Женька, и если надо будет навалить им обоим за шиворот, то пусть звонят, он прибежит. Дав себе пару секунд на обдумывание, понимает, что это слишком тупо, и кладет телефон обратно. Все его метания заканчиваются тем, что уже находясь дома, он отвечает, что "да, пойдет" и со стоном кидает телефон на стол, проклиная свою безвольность. Они собирались пойти с пацанами поиграть в покер, а потом тоже кутить, только на старую добрую Думскую. Послав какую-либо гордость к чертям, он опять хватает телефон, чтобы сообщить в их общем чате, что сегодня не сможет. В ответ получает пару, закатывающих глаза смайликов, и гневную тираду от Сережи, где количество орфографических ошибок соревнуется с количеством мата. Насрать. Сгорел сарай, гори и хата. К Попову он заходит в восемь. Тот еще более энергичен, чем обычно. Проталкивает парня в квартиру, приговаривая "заходи, заходи, заходи", словно в клуб можно опоздать.И сразу же скорым шагом удаляется вглубь коридора в спальню, тут же комично выглядывает оттуда, высунув голову: - Да, если хочешь там пивко, пожрать на кухне есть. Опять скрывается полностью. Кричит уже из комнаты: - Антох, я так заебался на этой неделе, ты не представляешь! Я настроен конкретно так нажраться. Надеюсь ты тоже. - Ну да. Я за другим в клуб не хожу. Из комнаты раздается "ха", и Арсений выскакивает из нее, поправляя воротник фиолетовой рубашки. Рубашка расстегнута, оголяя идеальный торс. - Это замечательно! - он еще, в добавок к своему эротичному прикиду, широко улыбается, по обыкновению морща нос и щуря блестящие во мраке коридора глаза. Шастун сглатывает. Он бы потрахался перед тем, как ехать. Он в принципе на это и надеялся. А сейчас понимает, что это необходимо, как в туалет сходить перед длинным киносеансом. Арсений замечает возбуждение в глазах парня, там гадать-то особо не надо. Его широкая улыбка немного сужается, уступая место хищному оскалу. Так и не застегнув блядскую рубашку, он резко сокращает между ними расстояние, хватает Шастуна за шею сзади и жарко целует. Они лижутся в коридоре, c глухим стуком вдавливая друг друга то в одну то в противоположную стену, как всегда вступив, в своего рода, состязание на силу. После того, как Арс очередной раз прижимает его к стене, Антон тянется руками к его штанам и расстегивает ремень. Попов приходит в себя, отрываясь от его разгоряченного лица и хватая свои брюки, не давая парню их стянуть. - Не-не-не, солнце, надо ехать! Это надолго, я себя знаю, - застегнув бляху, он поднимает красноречивый взгляд на Антона. - И тебя особенно это касается. Кто у нас "мистер не меньше трех за ночь"? Антон краснеет и опускает взгляд, пряча свое разочарование. Они едут на такси. Как обычно, по сантиметру в год вдоль канала Грибоедова. Питер медленно проплывает по ту сторону окна в своей грязи и роскоши. Богатая лепнина и натруженные атланты со вздувшимися венами, подпирающие балконы, чередуются неказистыми графити и желтыми плакатами sale по букве и цифре телефона в каждом окне какой-нибудь длиннющей коммуналки на продажу. Строительные леса с ржавыми подмостками, а рядом мемориальные таблички с профилем кого-то известного - "Здесь жил и работал...". - Вот этот дом, - Арсений немного нависает над Антоном и тычет в красивое угловое здание с башенкой с его стороны дороги. - Бывший доходный дом Ратькова-Рожнова. Там внизу был трактир, где частенько бухали Достоевский и Тургенев. - Интересно, - говорит Антон, пытаясь игнорировать его близость к себе и запах его одеколона. - Я все никак не могу понять нравится ли мне Достоевский. Арсений удивленно на него смотрит, возвращая свой зад на сидение. - Ты читал Достоевского? - Да, - буднично отвечает Антон, улавливая удивление, но не обижаясь. Было бы на что. Арсений спрашивает очень осторожно, будто боясь спугнуть этот редкий серьезный разговор между ними: - Почему не понимаешь? - Нравятся герои и сюжет, но там порой хуй проссышь, что происходит. - В этом и суть, - улыбается Попов. - Столько букв, столько слов, но в них надо самому разбираться. Вчитываться между строк. Самому находить ответы, самому формировать мнение. Все как в жизни. Никто не подскажет. - Да, как с тобой. - Что? - Нет, ничего, - Антон прикрывает глаза. Фраза вырвалась сама собой. Висела на языке без его ведома, и он ее уронил, как только рот открыл. Арсений снова не задает никаких вопросов. Момент откровенности упущен. Теперь из этого кудрявого пацана ничего не вытащищь, хоть лампой в лицо свети или утюг на живот ставь. Но он терпелив, подождет. Захочет, раскроется сам. Вместо слов он накрывает его руку, лежащую на бедре, своей и начинает оглаживать костяшки большим пальцем. Антон немного дергается, кидает опасливый взгляд на водителя, но тот увлечен дорогой. Он не пытается ее убрать. Арсений очень тактильный. Он прикасается часто, порой почти неощутимо, от того лишь более интимно. Если не прикасается, то всегда в зоне его личного пространства, делит один на двоих кислород. Антон никогда не был любителем близких контактов. Ключевое слово - не был. Арсений его успокаивает. Ему даже иногда кажется, что мир становится безопасным рядом с ним. Будто он больше и не стремится его сожрать. А если и попробует, то он уже не один. Арс чуть сдвигает свою руку вверх по запястью и натыкается на кожаный браслет. Он перехватывает Антона выше за предплечье, тянет ближе к глазам, и поддев пальцем ремешок, внимательно рассматривает. - Мило. Украшения начал носить? - Да это так, подарок, - смущается Шастун. - На твои руки тебе пойдут кольца и браслеты. Я прямо это вижу. У входа во двор с клубом они встречают Стаса, Пашу и двух симпатичных брюнеток - явно тех самых жен. - Дарина, - представляется одна из них - с длинными волосами. - Ляйсан, - вторая оказывается башкиркой с широкой улыбкой и волосами покороче. Обе кажутся бесконечно милыми, а он под землю готов провалиться, понимая, что свидание-то парное. Впрочем, он немного успокаивается, когда народ еще прибавляется, и соотношение девушек и парней нарушается. В общей сложности получается человек десять. Антон непроизвольно начинает жаться ближе к Арсению, уже не заботясь, что о нем подумают и будучи вполне уверенным, что все в этой компании итак знает кто они друг другу. Толпа направляется во двор. Дверь одного из подвалов открывается, выпуская музыку и окрашивая грязный снег в разные цвета. Они туда проваливаются, как в кроличью нору, дверь закрывается, и лишь заглушенный бит нарушает угрюмую тишину заледенелого двора. Внутри давящие скошенные потолки, отделанные под камень, напоминают подземелье. На кожаных креслах под раскрытыми пошлыми балдахинами многочисленные компании пьют и курят кальян. Девушки вьются вокруг шестов, встроенных в неоновую дорожку, ведущую к бару, словно к святому алтарю, горящему ярче, чем все остальное. Атмосфера, созданная люстрами под бронзу и хрустальный плафон, красноватым освещением и тяжелыми занавесками, отделяющими залы один от другого, рушится вдруг возникшим на стене кондиционером или большой плазмой, что окончательно превращает всю обстановку в дешевый фарс. Но Антону нравится. Есть в этом какая-то постирония, как говорят его новые друзья. Окружаюший их вайб только располагает напиться еще сильнее, чем они расчитывали. Музыка пронизывает тело, один за другим обжигающий коктейль расползается горячим пятном в груди. Арс пропадает каждые минут десять, чтобы принести себе и Антону напитки. - Я в следующий раз сам схожу, - кричит ему в ухо Шастун. - Хватит, блять, за меня платить. Попов смеется, активно кивает, но как только допивается последний глоток, испаряется и появляется с новой порцией, словно Флэш. Антону только остается глазами хлопать. Он быстро пьянеет. Арсений же, хоть и пьян, держит все под контролем. Он оказывается самым энергичным и шумным в компании. Вот он рядом с ним, громко и шизофренически жестикулируя, что-то рассказывает, а вот он уже на танцполе весело отплясывает. Он сразу везде. Вжимается сбоку от Антона в кресло в приступе смеха задрав ноги к ушам. Выпивает три шота подряд, расплескав половину. Наваливается на Антона, щекоча горячим дыханием, рассказывает что-то жутко пошлое на ухо об одной из танцовщиц, и сам же хихикает, как школьник, уткнувшись Антону в плечо. У Шастуна в груди растет шар. Будто легкие увеличиваются раза в три. Хочется всего больше. Хочется смеяться, танцевать и кричать со всеми. Возможно это от количества выпитого, а может от обстановки - большой веселой компании, где всем абсолютно все равно, что Арсений периодически клюет его в рот, крадя поцелуй, либо кладет по-хозяйски руку, обхватывая бедро, от этого красного света и плавно двигающихся женских тел, от этого духа единства с людьми, которых он едва знает, когда они с Дариной, Стасом и еще какой-то девушкой, закинув руки друг на друга, орут "Только рюмка водки на столе!", раздирая глотки. Скорее всего, от комбинации этого всего. Возможности расслабиться по-настоящему. Заглушить в себе голос того, кто вечно на стороже, тормозит перед каждым поворотом, сначала за него заглядывая. Он замечает, что куда бы не зашел, всегда жмется ближе к пожарному выходу. Всегда готов к экстренной ситуации. Но сейчас, он сплюснут между Арсением и Пашей на кожаном диване, допивает десятый коктейль, чувствует, как время дробится на составные, и из него пропадают целые куски. Он больше не в состоянии за чем-то внимательно следить, и он знать не знает в какую сторону бежать, если что-то случится. И кажется, что и случиться-то ничего не может. В какой-то момент Паша хлопает его по плечу. - Пошли, Тох, покурим. И голову проветрим заодно. На улице после содома, из котрого они вылезают, необычно тихо и свежо. Только здесь он понимает как же пьян. Когда Арс поджигает ему сигарету, он начинает заваливаться на бок, и тот его ловит за плечо. - Тихо-тихо-тихо! Он обнимает его за талию одной рукой, другой закуривает, стараясь выдыхать дым в сторону. Антон на него облокачивается, опустив голову, щекой ощущает его щетину, немного обмякает, заставив руку, что его держит, сильнее сжать ткань его куртки. - Тох, у меня для тебя партийное задание, - серьезно начинает Стас. - Так точно, - выходит смазано и лениво, как если бы он сказал "Ну, валяй". - Уговори своего мужика поехать с нами на Золотую Долину. Он все о работе печется. Как будто то, чему и так под сотню лет, без него развалится. "Своего мужика" Антон пропускает мимо ушей. Он не собирается снова устраивать сцен. Да и Стас произносит это без какого-либо намека, как данность. - Меня если возьмете, уговорю. Он слышит, точнее даже чувствует усмешку под своей щекой. Щетина Попова, поддавшись движению мышц, царапает его кожу. - Естественно, мы тебя возьмем. Можешь даже без этого ебандея ехать! - говорит Стас. - Да, Антоша должен поехать с нами! - визжат девушки, почему-то им сильно проникшиеся за эти пару часов. Кто-то сильно пьяный даже утверждает, что "костьми ляжет", чтобы он поехал. Антона ведет. Он пьяный и счастливый. Рука на его талии, щетина под его щекой, пьяные голоса людей - его друзей (его интоксицированный мозг уже отнес их в категорию друзей) вокруг, питерский пятничный вечер, что наполнен смехом и надеждами и лишен проблем - все это разбирает его на кусочки и собирает вновь в совсем другом порядке - обновленным, спокойным, непереживающим. В порыве эйфории, он отпускает себя. Все свои страхи. В кои-то веки отдается желанию. Поворачивает голову, мажет губами по щеке, неуклюже целует в уголок губ, обхватывает губами косточку на челюсти. Монстры под чехлами больше не рычат. Только тихо охуевают. Он натыкается на чужие губы. Чужой язык вероломно проталкивается в его рот. Рука с его талии переползает ниже. - О-о-о! Точно едет! - раздается где-то извне голос Паши. Он отмахивается от них рукой в жесте "ну с этими все ясно". Все смеются, и понимая, что они лишние, тушат под ногами сигареты и уходят обратно в клуб. На несколько секунд во двор врывается электро-поп, и их фигуры, слившиеся в жадном поцелуе делятся на геометрические куски разных цветов, но музыку тянут за плечи назад, как буйного психопата, возвращают в ее темницу, а поток света обрезается закрытой дверью. Они остаются почти одни. Еще одна пара где-то поодаль. Рука стекает еще ниже на зад Антона, сжимает его. Антон несильно толкается бедрами, создает фрикцию, проглатывает тихий стон Арсения. Он отрывается от него. Глаза темные, на синеву там не осталось и намека. - Что ж ты делаешь? - Арсений усмехается и Антон ловит губами этот теплый поток воздуха. Мужчина поднимает руку, в которой все так и тлеет сигарета, делает затяжку и не отрываясь от перламутровых глаз напротив, спрашивает: - Ты правда хочешь поехать? Антон хочет ответить, что не против, если это возможно, но тут одна мысль выстреливает ему в голову. Мысль эта так неожиданна и такого большого калибра, что она, если ее развить, и Антон это ощущает довольно точно, способна разрушить чары этого магического вечера. Почему-то именно это он и делает. Почему бы все не обосрать?! - Тебе больше некого взять? - В смысле? - Ну, я не знаю. Что больше никого нет, кто может поехать? Никаких больше молоденьких мальчиков в арсенале? Чувствуя перемену настроения в его тоне, Арсений улыбается уголоком губ. Есть что-то в этом неприятное. Он не будет оправдываться. Он уже надел на себя свою обычную броню из сарказма и недомолвок. Он лишь выстреливает дымом над головой у Антона, топчет сигарету, смотря куда-то в сторону, говорит: - Что же ты такой собственник, а Антон? - и опять смотрит на него. Возбуждение никуда не делось. Но там больше нет нежности. Только насмешка плавает в темной поволоке. Антон чувствует, что ему бы надо заткнуться. Он опять все портит. Но, как обычно, тормоза отказывают. - Мне просто интересно, - он пожимает плечами, делая вид, что ему и вправду не так уж это важно. - Ты ему просто не скажешь, если возьмешь меня с собой? - Я может еще подумаю, кого брать. Антон от этих резких слов начинает чуть чаще дышать. Старается сохранить покерфейс. Поразительно, но сделать это сейчас сложнее, чем когда теряешь десятки тысяч за покерным столом. - Ну да. Приценюсь, так сказать, - добивает его Попов. Арсений пьян, это ясно. Но он соображает лучше остальных. Это не алкоголь говорит в нем, парень это чувствует. Нет, это просто та сторона, которую он еще не знает. Что он вообще о нем знает? - Оценишь, кто глубже в рот берет? - Пф! - кривит губы Арс. - Тут все итак очевидно. Антон не понимает обижаться ли ему на эту ремарку. В том, что у блондинистой давалки опыта больше он не сомневается. Так себе достижение. - Хотя… - огоньки в глазах Арсения становятся ярче. Он проходится по антонову лицу взглядом как шлифовальной шкуркой. Антону почти физически больно от этих глаз. - Пойдём - он кивает головой в сторону клуба. Уже внутри Антон старается поспеть за ним, пробиваясь сквозь толпу и не потеряв его коротко стриженную голову в скоплении людей. Мужчина наклоняется через стойку к бармену, что-то шепчет ему на ухо. Бармен куда-то отходит. Возвращается, подзывает его к себе, и Попов, сказав Антону подождать, уходит за ним. Его нет минут десять, и Антон уже хочет пойти обратно в шумную компанию, забив на все эти подозрительные затеи, но тут видит, как Арсений возвращается, красиво завернув из коридора. Походка, блеск в глазах, ухмылка - все на месте, все при нем, плюс подпитие, читающееся лишь в какой-то чуть более развязной и нечеткой координации. - Пойдем, - он тянет Антона за собой по темному коридору к приват-комнатам. Останавливается у одной из них, достает ключ. - Что за? - Владелец клуба - мой знакомый, - играет бровями Попов, и они заходят в небольшую комнату с круглым диваном, телевизором и шестом посередине. Пока Антон хмуро рассматривает обстановку, Арсений тянет его назад, впечатывает в стену. Зрачки его расширены, он проходит языком по верхней губе. Шастун чувствует давление на плечи. Немного колеблется, но все же опускается на колени, наблюдает как перед ним не очень резво пьяными пальцами расстегивают ремень, как достают член уже в полной боевой готовности. Он смотрит вверх. Арсений улыбается: - Ну что, посмотрим, кто больше заслуживает поехать. Антон намеревается что-то сказать, но не успевает. Рука Арса сдавливает его щеки, вынуждает открыть рот, и его член грубо проникает внутрь во всю длину, заставляя Антона мгновенно поперхнуться. Он тут же его достает, дорожка слюны тянется к головке, слезы выступает над покрасневщими щеками в уголках глаз. Парень успевает только моргнуть, как его рот снова насаживают, при этом дергая голову навстречу за затылок. Он упирается ему в гланды. Антон раздувает щеки, пытаясь вдохнуть. Еще несколько движений - полностью вытаскивает, затем вставляет, как пистолет в кобуру по самые яйца, словно рот Шастуна точно под него шился. Антон хватает мужчину за бедра, пытается сопротивляться, но закручивающееся возбуждение внизу живота, не дает слишком сильно упорствовать. Проанализировать, почему его это возбуждает времени нет. Член в очередной раз выскальзывает из его рта, зависает перед лицом - влажный, блестящий в алом свете лампы. Обхватив ствол у корня, Арс бьет им парня по щеке. - Шастун, пока все еще второе место. Из, - он бьет по второй щеке. - Двух. Непорядок. У Антона всего несколько секунд набрать воздуха перед тем, как его горло снова охватывает спазм. Он давится, издает гортанные звуки, как только появляется возможность, судорожно вдыхает и пытается втянуть слюни, руки его оттягивают рубашку Арсения. В глазах темнеет, горло горит, голова кружится, весь алкоголь, что вливался в него без устали весь вечер, готов оказаться снаружи. - Антош, носом дыши, - прилетает наставление сверху, и он ментально посылает его нахуй. Хотя на хую, конечно же он сам. Как это иронично. В какой-то момент он чувствует уже обе руки на затылке, и его беспощадно трахают в рот. Он зажмуривается, и в попытке спасти свою жизнь, умудряется повернуть голову так, чтобы член упирался ему в щеку. Проходит еще минута или час хриплых стонов над ним, и он чувствует долгожданную жидкость на языке. Антон распахивает глаза, смаргивает, выступившие от удушья слезы. Он смыкает натруженную челюсть, морщится от ощущения затекших мышц, порывается встать, чтобы сплюнуть в неподалеку стоящее ведро, но Арс, предугадав его намерение, заставляет сесть обратно на саднящие колени. Антон поднимает на него непонимающий взгляд красных глаз. - Глотай, заяц. Антон хмурит брови. Он, находясь в диссонансе от контраста возмущения по поводу, только что произошедшего орального изнасилования, и тяжестью в собственных штанах, видит Попова в немного нереальном свете. Лицо, склонившееся над ним - картина времен ренессанса - золотое сечение - блуждающая улыбка, кроется в затемненных линиях скул, прячется в мелких морщинках вокруг глаз. Лицо это явно ощущает свою над ним власть. Наслаждается моментом, пока нависнув хищной гарпией над своей добычей, сжимает ей челюсть в узких пальцах, не дает сбежать. Но, власть эта переоценена. Точнее ее превосходство над властью собственной антоновой гарпии внутри. Той, что держит его в когтях куда дольше. - У-у, - отрицательно качает он головой. - Проглоти, я сказал. В комнате гуляет эхо басов, доносящихся извне. Там все еще продолжается жизнь. А здесь, время летает вокруг оси их фигур, внимательно наблюдает, что же произойдет дальше. Кто победит в этой исторической битве и в какую из альтернатив ему свернуть. Антон сплевывает Арсению на ботинки. Несколько капель попадают на его спущенные брюки, а когда он поднимает голову, то видно, что и на его нижней припухлой губе остается немного прозрачной жидкости. - Ах ты ж сука! Воздух звенит. Может вокруг, а может только в ушах у Антона. Арс натягивает штаны, а он в это время поднимается, направляясь к двери. Мужчина хватает его за запястье, сдавив под рукой кожаный ремешок. - Отпусти, - только и говорит Антон. Слова больно скребут измученное горло. Рука Арсения напрягается. Он, видно, хочет потянуть его к себе, но, натыкаясь на взгляд напротив, передумывает. Просто крепко держит руку. - Тебе ведь понравилось то, что сейчас было. - Арс, отпусти. Я последний раз говорю. Руку можно легко выдернуть. Он это знает. Попов тоже это знает. - Признайся, что понравилось. - Я не твоя шлюха, - он устал, и в голосе его нет тех эмоций, с которыми эти слова, кажется, должны быть произнесены. - Я не Женя. - Конечно, ты не он, - качает головой Арс. - Он своих желаний не боится. Да, и с ним я отдыхаю, а с тобой - больше борьба, чем отношения. Ты же с ног до головы оброс этим панцирем - не влезай, убьет. Даже сейчас - хуй стоит, глаза блестят, хочешь безумно, а все кулаки сжимаешь. Въебать мне готов. За что? За то, что я тебе показываю кто ты такой? Антош, я не виноват, что тебе отражение твое не нравится. Он очень осторожно тянет парня ближе, сжимая пружину между ними. Отпускать сейчас нельзя. Разлетятся, никогда больше не найдешь. - Сам-то, - фыркает Антон. Он приближается, но жмется к стенке, будто вознамерился выскользнуть с другой стороны. - Я ничего о тебе не знаю. Сыпешь своими фактами, как ебучая википедия. Ни о чем, кроме книжек своих, небось, и не в курсе. Всю жизнь все на блюдечке приносили, жопу подтирали, - в голосе появляется надрыв, но в глазах ни намека на слезы. - И весь такой смелый, необычный, личность, блять! Думаешь, твоя заслуга? Ты хоть представляешь, что бы со мной было в детстве, если бы я хоть задумался о том, что мне мужики нравятся?! - последние слова выходят резкими. Словно из последних сил. - У меня было веселое детство, Антон. Но это сейчас неважно. Твое тоже больше не имеет значение. Ты уже взрослый, перестань, наконец думать что скажут другие. - У тебя все так просто? - Антон соприкасается со стеной сзади. Между ними места впритык, только для их тяжело вздымающихся грудных клеток. - Это на самом деле просто. Не квантовая физика. - Тебе-то что с этого? - Не надо будет переживать, что после очередной встречи с тобой, меня увезут на скорой помощи. - А ты не вынуждай, - у Антона сталь в глазах, ни грамма юмор. Арсений вздыхает. Смотрит на запястье, что так и зажато в его пальцах, проводит большим по кожаному ремешку. Раздумывает отпустить ли. Не физически, а вообще. Антон осознает это, и игнорирует вдруг кольнувшее чувство внутри. Мужчина возвращает взгляд. - Что ты хочешь? Чтобы я Женю бросил? Скажи. Одно твое слово, и белобрысый педик не у дел. - Насрать мне на него. Делай, что хочешь. - Ну раз насрать. Антон больше не может и не хочет продолжать этот разговор. Он выдергивает руку, выходит в ревущий музыкой зал, забирает из гардероба куртку, и на входе влетает в Пашу. - Воу-воу-воу, парень, - он хватает его за плечи. - Что случилось? - Ничего, отпусти, - ему почему-то больно уходить вот так - по-английски больше из-за ребят, чем из-за Арсения. Остальные, что стоят за Пашей его что-то спрашивают, выглядят встревоженными, но он оставляет их вопросы без ответов. Оставшись один в ночи, он закуривает. Ночь о всем, что произошло не в курсе. Вокруг все идет своим чередом. Питер пьян и нигилистичен. Кутит, как будто в последний раз. Скольким драмам он был свидетель. Его это не волнует. И ночь это не волнует. Никому нет до него дела. Что в детстве, что сейчас. Вокруг разносятся разговоры, что можно найти только на дне виски-кола. Слишком неважные и в то же время жизнеопределяющие. Антону жутко нужна компания. Он все еще пьян, возбужден и одинок так, как никогда до этого не был. Эта комбинация срывает оковы. Он достает телефон. Все плывет, и он с трудом набирает нужный номер. Голос с той стороны звучит удивленно. - Антон. - Здорово. Дома? - Да-а-а, - тянет Игорь, обдумывая в чем подвох. - Я подъеду через минут двадцать. - Ну-у... давай. - Жди. Антон на пороге чуть не сбивает его с ног терпким запахом алкоголя, сигарет и тестостерона. - Ого, - выдыхает Сечников. Антон заходит, немного пошатываясь, но взгляд его осмысленный. - Все хорошо? - Игорь смотрит, как гость, опираясь о шкаф, снимает кроссовок, нажимая на пятку носком другого. - Все заебись. - Хо-о-рошо, - тянет Сечников, проводя рукой по волосам на затылке. - Кофе, чай, покушать может? Антон хрипло смеется, поворачивается и одаривает Игоря взглядом, от которого у того вдруг потеют ладони. - Нет, блять, монополию тащи! Сечников недоуменно сжимает в руках воздух перед собой, перебирает пальцами. В его больших карих глазах застывает вопрос. Антон не понимает от алкоголя ли это чувство, либо по другим причинам, но так он кажется очень притягательным. - Ну, не тупи, ты знаешь, зачем я пришел. Игорь действительно без понятия, но по испытующему взгляду начинает догадываться. Только формирующееся понимание, оказывается мгновенно и полностью обоснованным, когда его тянут вперед и вовлекают в поцелуй. Он отвечает не сразу, слишком шокирован. Антон толкает его назад по направлению к дивану. Целует все развязнее, гуляет под белой домашней футболкой холодными руками. Куртка, которую он так и не снял, скрипит под пальцами, вцепившегося в нее Игоря. Уперевшись задом о спинку дивана, он сначала на нее садится, а затем, повинуясь еще одному толчку, падает на спину. Смотрит снизу вверх в выражении удивления, нервного предвосхищения и почти страха. Антон сбрасывает наконец куртку на пол, перемахивает через спинку, не утруждая себя лишней парой шагов, наклоняется и снова топит Игоря в запахах бурной ночи. Тот осторожно обхватывает его лицо руками, смелеет, прикусывает нижнюю губу. Антон в это время тянет его ноги, сбрасывая их со спинки, подминает его полностью под собой, сует руку под резинку домашних брюк и сжимает его член. Игорь сбивчиво выдыхает, маскируя в этом выдохе едва заметный стон. Когда рука оттуда исчезает, он прогибается в спине, бьется бедрами о пах парня над собой в поисках контакта, но Антон резко давит на бедренную кость, возвращает его таз на диван. Затем отрывается от него, заставляя Игоря жадно ловить воздух и одним движением, дергая за плечо, переворачивает на живот. Сечников сжимает в руках подушку, чувствует как с него стягивают штаны сразу с бельем, как грубые руки тянут назад и вверх его бедра, заставляя отклячить зад, слышит шорох одежды сзади, звук трения плоти о плоть. Беспокойство начинает давить изнутри грудной клетке. - Антон, - зовет он в надежде, что тот еще хоть что-то слышит и соображает. - Что? - вопрос в ответ абсолютно не заинтересованный, почти утонувший в сбивчивом дыхании. - Гондоны и смазка в спальне. - Болеешь чем-то, Сечников? - прилетает в ответ насмешливо. - Нет, но... - Я тоже нет. И смазка у меня тут своя. Антон еще пару раз проводит рукой по члену, сжимает обе ягодицы руками, разводит их в стороны, раскрывая нежное колечко мышц, мгновенно сжавшееся то ли от страха, то ли от неожиданности. Он собирает слюну во рту, прицельно выпускает тонкую струйку медленно стекающую к дырке. Немного попадает внутрь, остальное стекает к яйцам. Он облизывает ладонь, растирает по своему члену, одной рукой прикладывает головку к пульсирующим мышцам, другой сжимает плечо Игоря. Войти резко, как он изначально хочет, не получается. Слишком узко, слишком мало смазки. Игорь вскрикивает под ним, автоматически каменеет, елозит локтями по дивану, пытаясь уползти от источника острой боли, но кто бы позволил! Антон дергается бедрами вперед, загоняя почти полностью, выуживая из Игоря сдавленный всхлип. - Блять, какой же ты сука узкий! Я думал, что очко у тебя разработанное, - по виску у него течет капелька пота. - Я же, сука, не эскорт! С чего бы это? - в голосе у Игоря невероятное напряжение. Антон слышит эти нотки сквозь пелену. Игнорирует. Сечников сам этого хотел. Целый год мечтал о его члене в своей заднице. Он просто исполняет чью-то маленькую мечту, не правда ли? Злость, ревность, досада на то, как этот вечер закончился, еще клокочут в нем, приправленные алкоголем и необычно приятной теснотой вокруг члена. Не время для сантиментов. Он ускоряется, только почувствовав какой-то намек на расслабление под собой. Игорь хватает свой член, пытается синхронизироваться с толчками. Эти толчки - резкие и частые делят его непрекращающийся стон на равные отрезки, выбивают из него воздух. Ему все еще больно, но удовольствие накладывается на эту боль, смешивается в тягучий сладостный коктейль. И в первую очередь потому, что он так долго этого ждал. Так часто представлял в своих снах, неизменно просыпаясь со стояком, что сейчас, когда парень из его мечт, обхватывает двумя руками его шею, заставляя полностью лечь на живот, вбивая его в дорогой дизайнерский диван, заставляя его уже не стонать, а буквально всхлипывать, он полностью теряется в ощущениях. Отдается, не оставляя себе ни кусочка. Все ему. Все для него. Даже если это бухой секс почти на сухую без каких-либо предварительных ласк, и даже если в нем просто топят обиду на другого мужика, это же ведь хоть что-то. Сука! За весь этот год! Хотя бы это. Антон кончает, с хрипом наваливаясь на Игоря. Приходит в себя пару секунд. Парень под ним не шевелится, наслаждается этой абсолютной близостью. Наконец, Шастун приподнимается, достает член из растраханного очка. Наблюдает, как его сперма обильно вытекает, уходя к так и не разряженному члену Игоря. Он подается назад, садясь на колени, и потянув Игоря за предплечье, заставляет его сесть перед собой в той же позе. Хватает за горло одной рукой, другой дрочит. Не дает достаточно воздуха. Тот лишь сопит и выгибается под его руками. Толкается в его кулак. Через минуты две, Антон чувствует жидкость на своих пальцах. Игорь обмякает, поворачивает голову, тянется за поцелуем, но его мечта отворачивается, выпускает его из рук, и откидывается на диван, натягивая штаны. - Я дико устал. - У меня есть комната для гостей, - тихо говорит Сечников. Он засыпает почти без эмоций. Точнее, одна есть - все, что мог, он сделал неправильно, но об этом он порассуждает завтра.