Должно быть, ты — мое сердце

Члены отряда с замиранием сердца наблюдали этот бой издалека, хотя происходящее можно было назвать таковым с натяжкой. Странные снаряды, вылетающие из статуи, резко направлялись в сторону Предвестника, стремясь пронзить того насквозь, однако Скарамучча умело уворачивался от всё новых и новых атак. Особенно странным казалось отсутствие ответных ударов с его стороны. Могло бы показаться, что юноша воспринимает это за незатейливую игру, где он намеренно тянет время, вот только какой смысл крылся в этом? Никто не решался подойти поближе и что-то предпринять, предпочитая молчаливо следить за ходом происходящего. Вероятнее всего, они бы только мешались под ногами, и тяжело было сказать, что страшнее: спровоцировать неизвестное нечто или разозлить Предвестника, что так широко славился за свою жестокость и нетерпимость к самовольствам. Только археолог не наблюдал за сражением, разглядывая загадочные рисунки на стенах, но даже он иногда опасливо оглядывался, беспокоясь попасть под раздачу. Сам Скарамучча сконцентрировал всё своё внимание на статуе. И если со стороны могло показаться, что уворачиваться от её атак Предвестнику не составляло большого труда, то на деле любое его промедление могло привести к потере конечности или ещё более печальному исходу. И пусть выносливости ему не занимать, да и ловкостью он обладал в разы большей, чем у обычного человека, затягивать со сражением дольше необходимого желания не было. У него хватало возможностей покончить с этим быстрее: юноше несколько раз предоставлялась возможность нанести сокрушительную атаку, однако он так ни разу и не воспользовался ей. Сказитель выжидал и наблюдал, выискивал слабые места оппонента, даже если это был всего лишь сгусток энергии, который, признаться, он впервые встретил за своё довольно продолжительное существование. Ему хотелось сохранить статую невредимой, и Скарамучча с трудом смог бы назвать точную причину этому внезапному желанию. Было ли основным мотивом стремление выслужиться перед Царицей или Педролино? Едва ли. Двигало ли им в таком случае банальное любопытство? Это было куда более вероятно, однако всё не ограничивалось лишь редкой для его характера заинтересованностью. Была чуть более глубинная причина, однако даже если бы у него было желание покопаться в себе, то данные место и время никак нельзя было назвать для того подходящими. Из статуи стремительно вылетел очередной снаряд, и Предвестник резко отпрыгнул к ближайшей стене, ощущая неприятный хруст под ногами. Не достигнув цели, элементальная энергия растворилась в воздухе, не оставив от себя и следа. Скарамучча хмыкнул. Он уже успел заметить, что их главным источником является далеко не статуя, а сковавшие её кубы, выполняющие роль хранителей-надзирателей. Их сила уже почти исчерпала себя, а потому оставалось только окончательно истощить остатки энергии и в нужный момент, подобравшись вплотную, избавиться от назойливой помехи. Однако, даже принимая во внимание подобное наблюдение, задача оставалась не из лёгких: противник всё ещё представлял существенную опасность. Юноша бросился в сторону статуи, стремительно сокращая расстояние между ними ловкими прыжками. Он не являлся таким же яростным фанатом сражений, как Одиннадцатый Предвестник, однако это зародило в нём некоторый запал. Чувство превосходства над противником вызывало в нём будоражащие ощущения, а потому по его лицу расползлась сардоническая улыбка, и даже до этого тёмные, будто бы ко всему равнодушные глаза заискрились безумным весельем. Чем ближе он становился, тем больше снарядов вылетало в его сторону. Один из них даже задел Скарамучче ногу, но тот, словно не заметив этого, продолжал своë наступление. На секунду его взгляд метнулся в сторону, и, будучи всего в нескольких метрах от цели, он выпустил для отвлечения слабый электрозаряд, отскочил вбок, оттолкнулся от выступающей среди груды костей плиты и оказался с противоположной стороны от статуи. Подобравшись вплотную, он пропустил через элементальный сгусток концентрированный вихрь, при этом стараясь не задеть саму статую. Глаз Порчи ярко засиял, обжигая кожу. Скарамучча ощутил, как заживо сгорают его руки; как нечто с остервенением царапает тело, оставляя на нём небольшие раны. Это продолжалось несколько продолжительных секунд, пока элементальная энергия вокруг статуи не рассыпалась в пыль, осев на пол. Бессознательное тело девушки безвольно упало на обожжённые руки Предвестника. Его глаза расширились от удивления. «Живая?..» — недоумённо подумал он, замечая, как едва заметно подрагивают её ресницы и как медленно и тяжело вздымается её грудь. Он бросил взгляд в сторону отряда, который внимательно наблюдал за ним издалека. Они ещё не были уверены в его победе, но всеобщее ликование уже начинало зарождаться на их утомлённых лицах. «Это делает всё намного сложнее», — Скарамучча ещё раз внимательно оглядел девушку в руках; всмотрелся в её бледное, будто бы мёртвое, лицо и недовольно вздохнул. «Похоже, придётся разыграть небольшой спектакль…» — он усмехнулся, и в эту же секунду раздался оглушительный грохот. Облака пыли, грязи и праха поднялись в воздух, заполняя весь зал. Это заставило людей отступить ближе к выходу. Некоторые из них зашлись в новом приступе болезненного кашля, а кто-то даже свалился в обморок из-за недостатка воздуха. Всё это вызвало новую волну суматохи и паники. — Что произошло? Кто-нибудь видел? — прорезался грубый мужской голос среди ругательств и чьих-то удушливых вздохов. — Я видел, как статуя свалилась прямо на него! — Все живы?! — Алхан, наш археолог свалился в обморок! — Эй, кажись, Симон пропал! Его кто-нибудь видит? — Это тот, что щупленький такой? — Да здесь я! — О Архонты! Наперебой раздавались крики и вопросы, вперемешку с кашлем и гулкими ударами, идущими из глубины зала. Эта беспорядочная какофония звуков продолжалась до тех пор, пока Предвестник собственной персоной не объявился перед ними. — Собирайте вещи, мы отправляемся дальше, — безэмоционально произнёс он хрипловатым голосом, поправляя свою широкую шляпу. Весьма потрёпанный вид и хмурое выражение лица Скарамуччи ясно давали понять, что слушать сейчас какие-либо вопросы или возражения он не намерен. Впрочем, никто и не собирался противиться данному приказу — все были только за. Собрав сумки, сваленные возле холма, от которого почти ничего не осталось, отряд в гробовом молчании выдвинулся из зала, выходя к развилке. — Ну и где же наш картограф? — спросил юноша холодно, обернувшись к остальным. Множество взглядов уставилось на старика, который беспорядочно что-то шептал себе под нос. Его глаза были широко раскрыты и лихорадочно бегали туда-сюда без всякой здравой мысли. Скарамучча, не церемонясь, выхватил из крепко сжатых рук смятый измызганный блокнот. — Слабаки… — он презрительно фыркнул. Пролистав несколько страниц, он, так более ничего и не сказав, отправился прямо по левому коридору. — Двое без сознания, и один в невменяемом состоянии. Мне нужен ещё один помощник: кому-то придётся его вести, — потирая устало переносицу, доктор указал на старика. — Я попробую привести его в чувства, но уже сейчас могу сказать, что состояние тяжёлое. — Большинство несут сумки с провизией или образцами. Наша мобильность и без того сейчас хуже некуда, — равнодушно высказался сумерский учёный, складывая руки на груди. — И что же ты предлагаешь? Бросить его? — сурово поинтересовался врач, прожигая его взглядом. — У тебя вот руки как раз свободны. — Отказываюсь. — Как ты сам отметил, остальные уже заняты. Ещё раз поинтересуюсь, у тебя есть иные предложения? Гордость учёных из Академии действительно порой переходит границы здравого смысла… — Ты… — учёный зашипел, кажется, готовый пустить в ход кулаки. — Отставить препирательства! — женщина потянула его за рукав, обращая внимание на себя. — Этот человек отвечает за здоровье всей группы, и если уж у тебя нет желания его слушаться, то по крайней мере, веди себя подобающе и думай, прежде чем что-то ляпнуть, — её голос звучал ровно и строго, отдавая ледяными нотками, — если, конечно не хочешь потешить своим пустым тщеславием нашего дорогого Предвестника. Женщина указала ему за спину, где в метрах десяти от них расположился Сказитель, наблюдающий за происходящим с нескрываемой насмешкой. Кажется, эта ситуация его веселила. Учёный озлобленно выдернул рукав и рассмеялся. — Думаешь, меня это заботит? С каких пор ты считаешь себя здесь самой умной?! С каких пор ВЫ ВСЕ считаете себя здесь настолько умными?! Право, как это все нелепо! Абсолютно нелепо! — он зашёлся в приступе нескладного смеха, вгоняя в ступор всех окружающих. — Похоже, он тоже уже немного того… — высказал кто-то мрачно всеобщую мысль, до этого витавшую лишь в виде призрачных догадок. Врач раздосадовано покачал головой. Ситуация начинала выходить из-под контроля. — Ты только что назвал меня сумасшедшим? Я не ослышался? — учёный застыл в искреннем изумлении. Его лицо заметно побледнело. — Меня?.. Сумасшедшим?.. Несколько секунд он будто пребывал в прострации, смотря куда-то в пустоту, а затем резко кинулся в сторону мужчины. — Я тебе покажу, как называть меня безумцем! — вскричал он, с неистовой яростью вырывая его волосы. Учëный припечатал опешившего мужчину к стене, и его сумка с гулким ударом свалилась на пол. — Ты… Да ты хоть знаешь, кто я?! — Больной! Отцепись от меня!.. — несчастный попытался оттолкнуть нападчика от себя, но тот вцепился в него мёртвой хваткой, не переставая наносить неумелые удары один за другим. Учёный почувствовал, как кто-то вновь схватил его за руку. — Опять ты! — с ненавистью выплюнул он, нехотя разворачиваясь, однако позади оказалась вовсе не та, кого он ожидал увидеть. — Как погляжу, ты совсем забылся, — холодный угрожающий тон вызывал мурашки, а почерневшие глаза пронзали своим взглядом, точно стрелы. Руки учёного под железной хваткой непреднамеренно отпустили жертву, подрагивая от болезненных ощущений вцепившихся в плоть ногтей. Он заметил, как на мгновение тяжёлый взгляд Предвестника опустился на сумку, небрежно валяющуюся на полу, а затем вернулся к нему, ещё более угрюмый и резкий. Жестокая улыбка, которая расползлась в этот момент по лицу Сказителя, не предвещала ничего хорошего. А тем временем пальцы начинали неметь. — Вы… — учёный хотел возмутиться, однако резко замолчал, ощутив, как чужие руки обхватили его шею. — Да? — невинно спросил юноша, постукивая по его горлу пальцами. Остальные наблюдали за этим, не решаясь сдвинуться с места. Все застыли, ощущая на себе давление от мрачной ауры разгневанного Предвестника, кажется, в ожидании худшего из возможных исходов. Почти все понимали: вмешаться сейчас равносильно подписанию смертельного приговора, и никто не желал прощаться со своей жизнью даже для спасения чьей-то чужой. «Он виноват сам, и временная потеря рассудка не служит оправданием», — такими доводами они старались унять свою встревоженную совесть. — Знаешь, такие, как ты, меня особенно сильно раздражают… — Скарамучча произнёс эти слова тихо, намеренно растягивая каждое из них. — Обычный червь, а возомнил о себе так много. Это даже поразительно! — тонкие обгорелые пальцы с усилием впились в шею, и капли крови начали медленно стекать вниз крупными каплями. — Должно быть, твои достижения действительно потрясли мир, — лицо учёного побелело. Он в отчаянных попытках начал бить и царапать руки Скарамуччи, однако хватка становилась только сильнее. — Только вот имя твое, кажется, забыл. Не напомнишь? — юноша приблизил своё лицо к мертвенно бледному лицу напротив. Глаза учёного начали закатываться вверх, а конечности пробила крупная судорога. — Как ничтожно… — Сказитель отпустил руки, и тело учёного грузно свалилось на пол. Его уже никто не душил, однако он ещё некоторое время извивался в агонии, охваченный магией глаза Порчи, пока в какой-то момент не стих окончательно раз и навсегда. В коридоре повисла гробовая тишина. Находясь под глубоким впечатлением от увиденного, никто не осмеливался нарушить её или даже пошевелиться. Все застыли с выражением немого ужаса, боясь поднять взгляд на главное действующее лицо произошедшего, пока он сам равнодушно рассматривал искажённое выражение на лице убитого. — И долго вы ещё собираетесь так стоять? Разберитесь уже в своих обязанностях. Или же вам так хочется задержаться здесь на подольше? — развернувшись к подчинённым, произнёс Скарамучча раздражённо. Оставшуюся часть пути до выхода из подземелья никто не проронил ни слова.