Зверь

Снимая фольгу с шоколадного яйца, я наблюдал за тем как сестра расставляет фигурки пингвинов и бегемотов, периодически отмечая что-то ручкой во вкладыше. Открыв капсулу, высыпал содержимое на кровать, это оказалась девочка бегемотик в розовом купальнике. — Катя, держи. Сестра обернулась и глянув на игрушки помотала головой. — Мне поварёнок нужен, а этой уже целых три. Пожав плечами, спрятал фигурку в карман. — Ищем дальше. — Кать, мы и так открыли больше чем нужно, давай потом? — Нет, я хочу сейчас всех найти, совсем немного осталось, нужно всего лишь добыть повара и пингвина с цветами. — Опять, твоё «хочу». Давай не будем, снова, навлекать на себя мамино недовольство. — Но это же папа нам подарил, и он сам к тому же разрешил открыть столько сколько захотим. — И, что нам со всем этим шоколадом делать? — Как что, съесть. — Тебе нельзя столько конфет, к тому же мы вчера сладкие бутерброды делали. Так что давай лучше растянем удовольствие и пусть до понедельника полежат, а вечером как раз две штучки откроем. Я потянулся к коробке, но сестра опередила меня. Схватив её, Катя отбежала к двери. — Не дам, моё. — Кать, пожалуйста не вредничай. — Это ты вредничаешь, скажи, в одиночку хочешь всё съесть, вот и придумываешь отговорки. — Ты, что такое говоришь? — Правду, тебе просто обидно, что папа мне больше чем тебе подарил. Поднявшись с кровати, пошёл в сторону двери, сестра отбежала, лицом прижалась в угол. — Больно нужны мне твои сладости. — зашуршала фольга. — Вот и сиди с ними в обнимку, только ко мне не подходи. Хлопнув дверью, спустился в прихожую. Мама со вчерашнего вечера, так и не вышла из спальни, поэтому папе пришлось ночевать в гостиной. Приоткрыв дверь, заметил, что папа всё ещё спал, подложив руки под голову и укрывшись рабочим бушлатом. Под диваном стояло две банки из-под пива. Ничего удивительного, в последние годы папа очень даже пристрастился к спиртному, каждый вечер приходя с работы, его можно было застать сидевшем в кресле с бутылкой пива или стаканом водки, а наш сосед частенько приносил папе самогон. Единственное, что успокаивало, он всегда ставил на ручку кресла тарелку с едой и не забывал есть горячий суп. Городская жизнь выматывала его, чего не сказать про маму. Она без конца хотела куда-то сходить, то достанет билеты в театр, то коллеги с работы пригласят посетить кафе, бывало в выходной день заберёт Катю и отведёт её в кино или на аттракционы. А мы с папой нашли, успокоение, если конечно это можно так назвать, в гараже. С рук купили поддержанную машину и захламленный гараж. Мы думали восстановить её, но бывшая красавица «Лада», красного цвета, оказалась в таком плачевном состоянии, я только слегка нажал на ручку, чтобы сесть на заднее сидение, а дверь слетела с заржавевших петель. Было принято совместное решение, разобрать и сдать в металлолом с другими желёзками, какие найдём. А из гаража сделать мастерскую. Несмотря на то, что папа работал на деревообрабатывающем предприятии, он любил копаться в техники, если добудет прибор в неисправном состоянии, до каждой детали всё рассмотрит. По выходным, часто там пропадали, брали магнитофон и кассеты именно в тот момент папа подсадил меня на рок. Когда только услышал первую песню группы «Сектор Газа», сразу сказал папе, что мы обязаны побывать хоть раз на их концерте. Тогда он только рассмеялся, но согласился с моей идеей. Закрыв комнату, глянул на входную дверь. Может, успею? Быстро переодевшись, уже застегивая куртку, обратил внимание, что на лестнице стоит сестра. — Ты, что обиделся? — вот сейчас её вопросы точно к хорошему не приведут. — Нет, всё нормально. Мне просто по делам нужно. Дернув ручку, не успел сделать и шагу за порог, почувствовал, как меня сзади схватили. — Ну, что тебе Кать? — Пожалуйста, братик не уходи. Я больше не буду так себя вести, обещаю. Хочешь, я тебе все сладости отдам и фигурки, только, пожалуйста, не уходи. Я не хочу остаться одна. — Ну, что за глупости, папа с мамой ведь дома, так что ты не одна. И не нужен мне твой шоколад. — Нет. Я не хочу, останься дома. Или можно мне с тобой? Повернувшись к сестре, опустился на колени так, чтобы, наши глаза были на одном уровне. — Кать, тебе нельзя со мной. Меня то за это могут отругать, что без спроса из дома ушёл. А если с тебя возьму. И так вчера родители опять поссорились, не хочу продолжения. Обещаю, я ненадолго. — Это всё из-за школы? Ты сейчас поэтому уходишь? — Нет. — Тогда зачем? Расскажи, я не расскажу, честное слово. — Нет, прости, но твоему слову я не верю, мы это уже проходили. — Тогда я с тобой. Да что ж это за сестра? Хоть иногда мне и нравилось проводить с ней время, желательно всего два часа за просмотром мультиков, когда она молчит, но никогда она начинает вести себя как пиявка. — Я сказал, нет. Почему ты ничего не хочешь с первого раза понять? Сколько раз ещё повторять? Сестра прищурилась — Отстану, когда скажешь, куда идешь. — Хорошо, скажу, только ты должна зашить себе рот, и, если тебя родители спросят молчать как мёртвый партизан. Поняла? — мелкая закивала головой, словно болванчик. В воздухе изобразила нитку с иголкой, и зигзагообразными движениями зашила губы. — К бабушке с дедом сходить хочу, пока мама не видит. А теперь иди к себе. Выйдя на перекрёсток пошарил в кармане, нащупав бумажку пошёл дальше. Из-за заборов выглядывали носы собак и доносился их лай. Мужчины о чём-то переговаривались стоя рядом с трактатом, видимо пытались решить, что делать с закреплённой сзади, перевозкой. Группа детей набирала воду из колонки, передавая друг другу пустые бутылки. Бабушки, укутавшись в пуховые платки, сидели на бревне, нарезая овощи крупными кусками. — Лешка, эй Леша! — посмотрел в сторону от куда окликали. Там стояла женщина в куртке и из-под неё выглядывал домашний халат, сама же она была в сланцах. Рядом с её ногами стоял железный таз, куда она складывала бельё. — Здравствуйте. — Здравствуй. Здравствуй. А чего ты один, я думала, и мамка твоя захочет родителей навестить. — я лишь вздохнул и перевёл взгляд на дорогу. — Ну, понятно, можешь не объяснять. Сам то как? — Неплохо. Вроде. — Ладно, не буду задерживать видно, что спешишь. Потом поболтаем. Ты только через лес аккуратно иди. — Хорошо. До встречи. Спасибо, что схему нарисовали. — Да будет тебе. На то мы и соседи. Петляя среди деревьев, вглядывался вглубь стволов, в надежде приметить хотя бы что-то напоминающее крест. Вот сдалось срезать через лес, мог как обычно пройти весь посёлок, а там от церкви добрался бы. Там хоть дорога протоптана, а так редко кто ходит. Но зато напрямик. Тут в ветвях кустарника показался венок, часть ленты застряла в сучках, её растрепавшийся край нитками цеплялся за ветки. Подойдя поближе я осмотрел находку. Чёрная атласная лента с золотой надписью «Любимому». Сам венок с выдернутыми цветами, облезлой зелёной окантовкой, без осей, лежал на земле прикрывая собой пепел. Значит я где-то недалеко. Посмотрев по сторонам, передо мной предстала не самая одухотворяющая картина. Кучей навалены засохшие цветы вперемешку с выцветшими венками, на каждом из которых осел слой пыли из-за чего они казались ещё мрачнее, стёкла от банок с застывшим воском, огрызки от свечей, фантики и пара сломанных крестов. Чёрно-белые фотографии в овалах, глаза на застывших лицах смотрели в сторону, будто в тот момент с ними находился кто-то близкий. Их мягкие черты лица раскололи трещины, идущие прямо от центра, словно паутина, такие тонкие линии, идущие чёрными нитями через весь портрет. На одном изображена молодая девушка, в косынке с цветами, а на шее воротничок с бахромой. Она улыбалась, казалось, что вот-вот и засмеётся. А на второй мужчина в военной одежде, на плечах смог разглядеть погоны, он был повёрнут полубоком, поэтому хорошо можно рассмотреть правое плечо, но понять звание не смог. Одна полоска с четырьмя звёздами. Кресты, как и полагается, деревянные, а внизу железка с годами жизни. Таблички так же были не в лучшем состоянии, проржавели. Надеюсь этим людям, поставили новые кресты, или ещё лучше гранитные памятники и их лица снова будут смотреть на приходящих родственников. И их могилы, не поросли травой оставшись безликими холмами, а имеют ограду и им постоянно приносят свежие цветы и кладут конфеты. Оставив позади свалку прошёл ещё дальше в лес и наконец-то наткнулся на железный, чёрный забор. Внутри небольшого прямоугольника в ряд стояли пять плит, напротив каждой в лампадке горела свеча, а на столе накрытой куском чёрного хлеба с кубиком сахара, стоял стакан водки, а рядом блюдце с печеньем и шоколадными конфетами. Земля была пустая, лишь несколько засохших травинок прижатых чём-то остались нетронутыми, а всё вокруг каменных плит было исчерчено зубьями от грабель. Соседний участок, выглядел не так ухоженно. Растущее дерево, словно змея обвивала покосившийся крест, дикие колосья покачивались от дуновения ветра, а их пушистые кисточки развивались как флажок. Рядом не было ни свечки, никакого-нибудь пня или полена, которые могли заменить стол. На земле, в плену травы, валялась металлическая табличка. Подобрав её, прислонил к основанию креста. Может, я и не исправил ничего, но надеюсь так хоть будет смотреться лучше. Нужно запомнить это место, на обратном пути можно будет и здесь прибраться. Дальше не стал рассматривать каждое захоронение, все они были похожи, торчащие из земли камни и кресты. Старался обходить могилы аккуратно, чтобы ненароком не наступить, не хотелось бы случайно сломать или повредить что-нибудь. На вид всё казалось таким хлипким, только тронь и тут же рассыплется в труху. Всё же маленькие посёлки или города, не те миллионщики, которые посчастливилось увидеть. В таких местах, хоть асфальтированная дорога или тропинки из камня и указатели секторов есть. А тут можно ориентироваться только поглядывая вниз, где чистая земля, там люди прошли, значит иди и не волнуйся, где всё сплошняком поросло туда и носа не суй. Пару раз побывал на кладбищах своего города. Летом с соседским мальчиком гуляли по улицам, и он предложил срезать через одно из них. Как бы это странно не звучало, но мне понравилось это место. Тишина, мощная тропа, каменные надгробия, поросшие мхом, скульптуры девушек в струящихся туниках. На одной плите даже был объемный профиль. Передать в камне складки ткани именно так как бы они выглядели в жизни, бы как изгибались повторяя очертание человеческого тела, если бы ткань соприкасалась с плечами и эти морщины под глазами, особенности лица, в виде высокого лба или горбатого носа, могли только люди любящие своё ремесло, и они точно отдавали уважение покойнику. Обезглавленная статуя в виде ребёнка, ступающего пухлыми голыми пятками по неровной дороге с провалами, его ладони скрещены, словно в молитве. Скорбевшие ангелы склоняли головы над могилами и ангел напоминающий статую Венеры, такой же без рук и головы, и отбитыми крыльями, упоминанием о руках, осталась лишь ладонь на груди. Самой необычным надгробием оказалась сцена с колоннами стоящих полукругом. А когда уже сам побывал во втором некрополе больше поразили склепы. Их фасады больше напоминали соборы или храмы. Невысокие здания, с острыми крышами, смягчающем элементами служили скруглённые арки и кованые элементы ворот. Были и такие постройки, выполненные в греческом стиле. Характерные широкие треугольные крыши, объёмная лепнина, колонны, и маски с непонятными эмоциями, в них можно было прочесть любое настроение, но в большей части я в них видел отчаяние. Им для полной картины не хватало только витражей с библейскими мотивами или просто разноцветных стёкол, и ещё одно архитектурное решение так же удивило меня. Мрамор в виде гроба с четырьмя ногами, их длинные пальцы держались за шарики, стоявших на постаменте. Мне казалось, что нахожусь в совсем другом мире, где есть покой и такая красота, словно её принесли из музея. Там не было ничего лишнего, ни венков, ни высокой уродливой травы, ни ограды, жаль лишь что и то место превращалось в развалины. Выйдя на тропинку, я достал из кармана листок, развернув посмотрел на самодельную карту. Дальше направо и прямо, остановился, когда снова окажусь на перекрёстке. Галка, вжавшись и надув грудь, из которой выбивались перья сидела на железном кресте и постепенно засыпала. Птицы сидя на заборах стаями прижимались друг к другу, стараясь согреться. Одна из галок спрыгнула на стол и схватив кусок колбасы улетела в лес. Сзади послышался звон колоколов, птицы с громким граем взлетели. Они кружились чёрной тучей, боясь приземлится на землю. — Опять играет. И, что ему в тепле не сидится то. До этой минуты, шёл не замечая никого. Оглянувшись по сторонам, заметил мужчину, в чёрной куртке. Шмыгнув носом, он кашлянул в кулак, затем запустил руку в карман и вынул синий прямоугольник и достал сигарету. Зажав её губами, принялся, снова шерстить карманы. Его брови дернулись вверх, а руки начали бить по куртке и джинсам. — Вот, ведь. — мужчина начал вертеть головой, и наши взгляды пересеклись. Он поднял руку вверх и махая пальцами стал подзывать. — Поди, сюда. Ну, поди, поди. Да не бойся, не съем я тебя. Было, чего бояться, я, как и просили. Подошёл. — Пацан, у тебя огоньку не найдётся? — Простите, я не курю. — Да? — заправив сигарету за ухо, покачал головой. — Это правильно, нечего молодому, здоровье портить. Ладно, у Николая тогда попрошу. — он уже собрался уходить как заметил в моей ладони коробок. — Вот жук, а говорил, что не куришь. Мужчина взял коробок и добыв огонь, поднёс сигарету, сделал глубокую затяжку, а потом также медленно выдохнул дым. — Если я ношу спички, это ещё не значит, что я курю, мне свечи нужно зажечь будет. — А на кой, в церкви вон на каждом шагу горят, фитиль прислонить и всё. — Да я на улице хотел. — А толку в них много на улице будет, чуть ветер подует, только капля какая сверху прилетит и всё, погаснет. Погода вон, — он рукой показал на небо. — нынче, какая тучи одни, и слякоть. В такую погоду нужно дома сидеть, а не по улицам расхаживать, тем более по таким местам. Он снова сделал долгую затяжку, огонёк оставлял после себя пепел, продолжая двигаться к фильтру. — Тогда, чего вы не дома, если такая погода не по душе? — Да я бы с радостью малой, да вот только работа у меня здесь, а заменить меня некому, вот поселился здесь, так сказать. Я недоверчиво осмотрел собеседника. Одежда чистая, лопаты не было, значит вряд ли могильщик, да и куда ещё копать? И так почти всё поле крестами усеяно. На священника тоже не похож, да и бороды у него нет, усы только. Вряд ли охранник, тут же нечего красть, вот в городе понятно, зачем охранники нужны, но в таких местах то зачем? — А вы, простите, кем тут работаете? Мужчина повернулся и указал куда-то вдаль. — Вона там, мой домик стоит. Смотритель я. — Извините, может я не знаю. Но для чего здесь смотритель нужен? Тут же красть нечего. — Ну, вот ты дурень парень. У нас знаешь, повадились тут всякие бузить. То оградку сломают, то крест зачем-то украдут, и ладно те что на свалке, но нет же им с земли нужно. Играются малолетки. А тут в сентябре случай переключился, помер дед в соседней деревне, его родственники как подо бается поступили, всё как у людей, как говорится. На третий день после похорон приходят, чтобы помянуть, а тут, всё раскопано, крест разломали, венки повыдергивали, оси им погнули. И ладно так. Но деда зачем беспокоить было? Ну помер человек, оставьте в покое, он своё уже отжил, нет же вскрыли черти, понимаешь пацан, как не люди просто. Достали гроб и поставили на эту кучу, а крышку открыли, а покойничка в одних трусах оставили. Тут такая буча поднялась. Доча этого деда в истерику, плашмя в обморок грохнулась, внуки её давай откачивать, а её дети бегают, звонят. У женщин слезы в три ручья, у мужиков чуть ли не до драки доходит. Вот не поверишь, парень не нашли их, наследить наследили, всей деревней встали, а они как сквозь землю. Была б моя воля вот те крест, пристрелил на месте. И как таких вырадков земля носит? Они ж думают, что вечно будут жить, что всё нужно попробовать, авось пронесёт, может адреналин какой-нибудь или деньги заработают. А вот кукиш им с маслом. Все там рано или поздно окажемся. Всех костлявая к себе приберет. От неё ещё никто не уходил, только если чудом, и то это ей тоже может спасибо сказать нужно, что шанс дать решила. Так что вот парень хожу. Смотрю, чтоб никакие не балагурили тут. Мужчина, сделал последнюю затяжку и выкинул окурок. Уж слишком сдержанные выражения он подобрал для такого происшествия. У нас во дворе только из одного бранного слова мужики могли построить весь диалог, когда не могли решить кто за ещё одной пойдёт. Я слышал о соседей, что кому деньги нужны, могли пойти на такое, у них так знакомый попался, но, чтобы в посёлке, где почти у каждого есть своя скотина и огород. Нет, тут были подозрительные личности, тот же самый алкоголик, кому мама отдала пианино, но он уже на тот момент, конченный был, а в день нашего отъезда, как бы сказала бабушка, представился. Хотя мало ли что тут за время моего отсутствия могло в людях поменяться. Прочистив горло, решился спросить — Простите, я только из вашего рассказа не понял. Кто с кем, чуть не подрался. Не сыновья же. В его взгляде в открытую читалось «Ты, что пацан, недалёкий?» Он разговаривал со мной так будто я от рождения и до сегодняшнего дня здесь живу, и должен быть в курсе всех событий. Такие посёлки только так и живут. Как говорил мой дедушка «В одном конце чихнул, на втором уже болячки твои обсуждают». Все всё знают, куда и с кем пошёл. — Мы с родителями уже здесь пять лет не живём, только три недели назад вернулись. — А, так тогда всё понятно. Не местные значит. У нас тут всего три человека обитает. Я, Николай и отец Сергий. Когда я увидел всё это безобразие, сразу этих двоих позвал, так там чуть мордобой не начался, мол, почему не следим. А, что сделаем? Меня тогда заменяли, человек тот не знающий был, просто в домике просидел, я только к утру пришёл, а на этих двоих, вся наша ветхая церквушка держится. Они и территорию убирают, а если что сломается, вон крыша недавно прохудилась, так они давай чинить, и всё сами, я только лестницу могу подержать или дрова нарубить. Не ходить же кругами по сто раз, тем более ночью. Будто мы не люди. Отец Сергий, старый уже, ему бы сидеть в кресле в окружении внуков, сказки читать. Так нет, каждый день ходит. Коля, хоть и молодой, но он же с семинарии только вышел, а туда же, всё ходит суетится, делает что-то. То траву косит, то вон на колокольни порядок наводит. Он там и лестницу починил и колокола в хорошее состояние привёл. Сейчас вдвоём доски смолят, чтобы подольше церковь простояла. У нас же там всё почитай происходит. И отпеть и покрестить нужно. Ну неважно. Они тогда панику конечно подняли, но сделать уже ничего нельзя. Заново схоронили, теперь вон через каждый час хожу, даже чайку попить не успеваю. А ты то к кому? — Да я к бабушке, с дедом. Проведать хочу, посмотреть может, убрать там нужно, столько времени же прошло. — А, фамилия у них какая? — Сон. — Так, Сон. Сон. Знакомая фамилия. Погоди не Людмилы, случайно? У неё муж вроде Сашка был. — Да, это они? — Так, значит ты у нас Лисицын. Лешка правильно же понял. Я кивнул. — Давай, тогда провожу, а то заблудишься тут. — Не нужно, мне соседка карту нарисовала, так что знаю куда идти. Мужчина махнул рукой. — Какая карта? Не дури мозги пацан, это тебе не то кладбище, что лет пять назад было. К нам теперь сюда людей, не то что с соседней деревни, а с города привозят. Разрослось всё так, что скоро хоронить будет негде. Пошли, а то не найдешь сам. Сказать что-то против было нечего. Всё-таки он это место лучше знает, я-то здесь можно сказать в первый раз. Мужчина снова губами подцепил сигарету, а я передал ему коробок. Спичка зашипела. — Скажите, а как вас зовут? — Да, зови просто Саныч. — Получается, вы тут просто за порядком следите. Не скучно так каждый раз ходить и смотреть на одно и то же? — А, что поделать. Тут хочешь, не хочешь, привыкнешь. Тем более я тут не один же. Ко мне Колька иногда захаживает. Мы с ним партийку другую в шахматы сыграем. Отец Сергий, книжки разные приносит, у него дома своя библиотека большая имеется, аж две комнаты под неё выделил. Да и мне есть тут чем заняться. Если кто из родственников не может прийти, бывает, подкрашу, если краска совсем облупилась, подровняю что нужно, иногда если совсем всё плохо приберусь немного, но это когда погода, тут сложно подгадать. В основном летом такой работой занимаюсь. Порой подкапываю, у нас же своих могильщиков нет, а иногда просят родственников подхоронить, если участок позволяет. Было дело, девчонка молодая пришла с вазой в руках, попросила рядом с её бабушкой яму выкопать. Знаешь, когда хоронят, кладут же что-то усопшим, мелочь какую. Ну там колечко, или игрушку, у нас вот невесте одной, замуж выйти не успела, маманя костюм для жениха положила и говорит: «На том свете счастливой станешь, кого найдёшь, благословляю». Ну я думал, что и в этот раз так же, может, любила эту вещь при жизни. А это её мать оказалась, видать на хорошие проводы денег не было, вот и кремировала. — А разве так можно? — А, чего ж нельзя? Всё у всех по-разному, даже после смерти. Дальше мы шли молча. В моей голове не укладывалось, просто взять и сжечь родного человека? Не важно, что от него осталось просто тело, пусть не такое, какое было во время жизни. Пусть от него и осталась оболочка, но и эта оболочка не перестала быть человеком. Помню возвращаясь со школы, я, как обычно, пошёл покачаться на качелях и застал прощальную церемонию. Толпа стояла полукругом, в центре на двух табуретках стоял бархатный гроб. Женщина в чёрном платке сидела на скамейке, а под руки её держали двое мужчин. Всякий раз, когда она пыталась встать, её тут же усаживали на место. И то и дело выкрикивала «Откройте». А в конце, когда погружались в автобус её практически несли, ноги женщины едва касались земли. Только когда все принялись расходиться я спросил у компании людей, почему не открыли, насколько я знал, когда священник окуривает, то само тело, но никак не гроб. Выяснилось, что у неё погиб сын, когда поехал с друзьями на речку, попал в течение и не смог выплыть, достали только через несколько дней. Говорили, что рыбы в некоторых местах оглодали, а ещё разбух сильно, вот и решили в закрытом хоронить, чтобы людей не напугать и лишний раз мать не тревожить. Хоть и с уродствами, но всё же решили тело оставить. Но может это и имеет смысл? Не каждый же готов куда-то ездить, если захоронение далеко находится. Или отношения при жизни с родственниками не сложились, как у бабушки с мамой, вот и решили таким образом от трудностей себя избавить. Всё же высыпать куда-нибудь прах, намного проще, но ведь можно просто забросить могилу и ни о чём больше не думать. Но всё равно, я не мог представить, что вместо бабушки, останется лишь кучка золы. И даже маму, они ведь мои близкие. Да уж с телом всё просто, а что делать с воспоминаниями и теми эмоциями, что остаются на память? — А вот и твои бабушка и деда. Не может быть. Всё вокруг было убрано. Вместо единого креста, стояли два новых, даже установлена невысокая оградка со спиралями, цветы не искусственные, а живые, анютины глазки, пучками были высажены по краю холма. Проведя кончиками пальцев по лакированной поверхности, я остановился на фотографиях. Раньше их не было. Мои бабушка и дедушка, ещё когда они были молодые, смотрели друг на друга и улыбались. В альбоме хранилась эта фотография, она сделана в момент их сватовства. Семнадцатилетняя Люда, в цветочном платье по колено, белой косынке и двумя густыми косами до самой поясницы, стоя босыми ногами на деревянном полу держит в руках верёвку, к которой привязан телёнок, и двадцатиоднолетний Саша, ещё молодой сержант, отпущенный в увольнение. Только там в брюках, свободной белой рубашке, а в руках букет ромашек и васильков. Их сфотографировал дедушкин друг. Я успел пообщаться с ним, весёлый был мужик. Он, когда навещал нас, угощал меня карамельным петушком и любил рассказывать, как они за бычком все деревни объездили, боялись не успеть, деду нужно возвращаться, а посвататься к бабушке хотелось, как можно скорее, думали не успеют, и её другой жених уведёт под венец. Всегда слушал эту историю как в первый раз. «Людмиле тогда, только семнадцать исполнилось, на дворе июль, солнце землю уже хорошо прогревает, босиком хоть целыми сутками ходи, ночи светлые, все молодые гуляют, девки кто в голосе, песни распевают, а парни кто на гармони играет, а кто дурачится. Запрыгнут друг другу на плечи, оденутся в тряпки, а лицо сажей измажут, и как давай люд пугать. Бабушка твоя только косой в их сторону махнёт, голову вздёрнет и к дому. К ней всё один ухажёр сватался, а она только дверью перед его носом хлопает, даже краем глаза не посмотрит, только хмыкнет и улыбнётся. А тут время подошло, Сашка домой вернулся, весь посёлок на ушах стоял, девчонки давай румянами щёки натирать, косы расплетать да колтуны всякие крутить, а платья самые лучшие искали. Тут же дело такое, первый парень на деревне вернулся, нужно было срочно кавалера отхватить. Парни же целую поляну накрыли, друг же, по этому поводу даже дискотеку в местном клубе устроили. Все пришли, даже старики, у нашего всегда повод потанцевать найдётся, жизнь же она на месте не стоит, поработал, иди отдыхай, народ то у нас простой. Я Сашку всё вытолкнуть в центр пытался, а то к нему девчата подходят, а этот дурень то и дело нос от них воротит, забьётся в угол себе и соломинку в руках вертит. Тут подруга Людкина вытащить её решила. А она, как обычно, в своём платочке и косах пришла, платье белое с босоножками ей подруга одолжила. Она как лебёдушка своей походкой мимо деда твое проплыла, ну он и оттаял. Стоит, смотрит, а в глазах огни мерцают. Ещё долго не решался к ней подойти, а её уже в танцах другой ухажёр закружить успел. Когда его подтолкнул, решил с места тронуться. Подходит к ней и только руку протянул, и она ответила, до петухов танцевали. А после, как на улице встретит её, сразу к ней, то ведра с водой донести поможет, то с хозяйством помучается. Люде богатое наследство досталось, дом, её отец своими руками построил, скотины больше ни у кого столько не было. С десяток кур и гусей, три козы и две коровы, только успевай за всеми следить, ещё ж огород, да яблони на заднем дворе. Когда только девка всё успевает? Сашка каждый день на крыльцо цветы носил, чуть зорька настанет, а он уже на ногах, по дороге спешит. Дров если нужно наколет, или какую другую тяжёлую работу сделает. Отца девчонка рано потеряла, они с матерью вдвоём остались, но что можно точно сказать, мать у Людки бойкая женщина была, да и если посмотреть на неё, сразу можно понять. Скала. Плечи широкие, сама здорова, щёки румянцем горят, а уж силы в ней столько было, любой спортсмен позавидовал бы. И самое главное, никогда не унывала, для неё, что для другого беда, а у неё всё временные трудности. С такой и не скучно будет. Порой глядела на Сашу и всё над дочерью подшучивала, мол, пора приданое готовить. А Люда только краснела. Она ж по сравнению с матерью ну чиста берёзка. Такая же тоненькая, кучерявая, разве что не белая только, а вот волосы что рожь колосится. Да и ростом низенькая, лбом до груди Сашкиной доставала. Бывало за руки возьмёт в глаза, посмотрит и молвит «Голубка ты моя синеглазая», а она его в ответ обнимет, да к груди прижмётся, а тот не сдвинется, только щёку на голову ей положит, и по спине погладит. Всё спрятаться где-то хотят, сбежать, только бы вдвоём, будто нет им места на этом свете, везде чужой глаз найдёт. Как-то раз Саша пришёл поздним вечером, калитка уже заперта была, так через забор перелез и к окну поближе, чтобы подслушать. Мать тогда посетовала дочке, что хорошо бы им бычка молоденького прикупить, чтобы в дальнейшем телят продавать. Так он как услыхал, домой побежал узнавать у матери, у каких её знакомых бычок есть. Весь посёлок вдоль и поперёк оббегали, и все как один: «Нет говорят у нас таких, вы там дальше поищите», в соседний посёлок поехали. Да там тоже ничего. Я Саше говорю: «Да оставь ты это дело, она и так с тобой будет». А он: «А может я жене подарок на свадьбу сделать хочу». Женой уже тогда называл, ну делать то нечего, как другу то не помочь. Лишь спустя два дня нашли старушку, у неё только корова отелилась. Мотоцикл с коляской нам добрые люди подогнали, сразу вскочили в него и поехали. Бычок славный был, лопоухий, шёрстка на солнце блестит, весь чёрный, только на лбу белое пятно. Он нам долго не давался, ногами в землю упирается, головой вертит, рожек нет, а боднуть пытается, упрямый такой. Еле в коляску смогли усадить. Люда всё это время грустная ходила, как только завидит Сашу, к нему рвётся, а он ничего не говоря сбегал. Может, думала, что больше не люба ему. Но как под вечер всей молодёжью пришли всё как рукой сняло. А Сашка тот ещё романтик, букет ромашек и васильков, где-то успел раздобыть и колечко принёс. Простое, без вихрей, без камней, только вот серебряное, видать мамино было, как раз под её тонкие пальцы. Сосватали в итоге. А на следующий день уехал. Недолго прощались, лишь в лоб её поцеловал, обещал зимой приехать. Пока в части был, письма целыми стопками приходили и подарки столичные. Люда же без дела не сидела. Как работу закончит, то за шитьё примется, приданное готовила. Мелочёвка разная, то наволочку маками украсит, то целое одеяло из лоскутков сошьёт. Поженились, когда Люде девятнадцать исполнилось, до той поры ночевали даже в разных домах, свидания только на улице устраивали, за ручку всё ходили. Когда свадьбу играли, все девчонки пришли, смотрят на Сашку и вздыхают, за подругу хоть и радостно, но зависть пусть и белая внутри у каждой засела. После как настоящая жена офицера, за ним отправилась. До самой старости её можно сказать на руках носил и всё говаривал. «Я тебя моя голубка вперёд себя никуда не пущу, даже когда смерть придёт». А ведь так оно и случилось. Бабушка всего на полтора года деда пережила. Как его не стало, сразу же угасать начала. Волосы поседели, кожа совсем сморщилась и сухой стала. Даже глаза меньше стали от слёз. Ругалась на его фотографию часто, что одну оставил, но как успокоится в руки её брала и к груди прижимала, волосы гладила и в щёки целовала. В чёрное полностью облачилась, на улицу редко стала выходить. Помню, встанет у калитки и смотрит куда-то в даль, особенно когда туман густой землю покрывал, подошёл к ней, а она говорит: «Сейчас Сашенька придёт, нужно воды набрать, цветы принесёт, а ставить то их некуда». Ждала его, просила у фотографии как можно скорее за ней прийти. Один раз даже меня именем деда назвала. Зато сейчас они снова вместе.