Зверь

— Алексей. Сколько можно тебя ждать? — Иду. Застёгивая на ходу куртку, я выбегаю во двор и иду к машине. — Хоть раз можно собраться нормально? Закрывая дверь, мама пытается провернуть ключ, но у неё не выходит. Папа, докуривая сигарету, протирает фары машины. Видавшая виды красная «восьмёрка» со ржавым капотом, выпускала из выхлопной трубы чёрный дым. Её одолжил папин друг, чтобы он мог ездить к семье. А сам остался в городе. Как раз этот мужчина помогал нам с переездом, да и устроиться папе на новую работу, тоже он помог. — Мне хоть кто-нибудь поможет закрыть эту дверь? Выкинув окурок, папа, засунув руки в карман пошёл к маме. — Ну, что там у тебя? — Что? Что? Не видно? Ключ не проворачивается. Вместо того чтобы подойти, будешь это ведро с болтами драить. — Давай. — На — мама со звоном положила ключи в папину руку. — Конечно. Времени у него нет домом заняться. Всё на честном слове держится. Вместо того чтобы почаще с семьёй бывать, закрылся и сидишь как крот в норе. Папа ничего ей не ответил. А мама посмотрела в нашу с сестрой сторону. — Чего уши греете. Быстро в машину. Я открыл заднюю дверь пропуская сестру вперёд. — Садись Кать. Только пристегнуться не забудь. — Мама сегодня красиво выглядит правда? — Ну, да. Для поездки в город мама действительно решила принарядиться. Ещё с вечера в бигудях ходила. А с утра кожаные сапоги на каблуках гуталином натирала, достала свитер похожий на платье и даже распечатала свою дублёнку с мехом. Честно. Будто на свидание вырядилась. — Лёш, а помнишь к нам дядя какой-то заходил. Вроде мама так же одевалась. Схватив сестру за рукав куртки, я прислонил палец к губам. — Тихо. Никогда. Слышишь. Никогда больше не смей такое вспоминать. Особенно когда папа дома. Открыв дверь проверил, что родители ещё стояли на крыльце. Мелкая блин. Дура. — Тебя вообще ничего не учит? Совсем про всё забыла? Повезло, что родители не слышат. — Ну я же ничего плохого не сказала. — Вот и сейчас не говори. Просто заткнись и всё. Сестра сморщила нос, и высунув язык отвернулась к окну. Да, столько всего произошло за эти пять лет жизни в городе. Некоторые приятные, а другие. Лучше бы их и не было. Видел этого мужика, он вроде мамин начальник, молодой слишком. Всё букеты с записками пытался оставить у квартиры, но сбегал. Волосы назад зализаны чем-то. Вечно в пальто сером ходил. Один раз всё же удалось, только я эти цветы в мусорном ведре увидел. Чёртов мой язык. Нужно было как раньше принять и промолчать. Нет мне зачем-то прям потребовалось к знакомому в гости сходить. Но с другой стороны, он был первый кто, решил меня к себе в квартиру пригласить. Обычно я знакомился с кем-то на улице и то только летом, да заканчивалось всё прямоугольником за сеткой и двумя воротами. Да и то, только с дворовыми. Наконец-то родители сели, и машина тронулась. Вчера весь вечер я вспоминал свою одноклассницу, которой каким-то чудом удалось выудить мой альбом из рук Никитиного дружка. Причём он был целый, не тронута ни одна страница. Она просто отдала его мне, а сама убежала, сказав, что потом пообщаемся. Хотелось бы ей верить. Вроде она сидит за одной партой вместе с Аней. Но не известно получиться ли нам действительно пообщаться или это она сказала просто из вежливости. За окном мелькали деревья и пустынные поля с лесополосами. На проводах сидели стаи птиц. Погода и сегодня пасмурная. Всё небо сплошная серая туча, с тёмными пятнами выбивающихся облаков. Хоть бы увидеть небольшой просвет с кусочком голубого неба. Этого было вполне достаточно. Катя достала из рюкзака пластмассу, напоминающую джойстик от приставки и нажимала на кнопки пытаясь забросить колечки. Папа потянулся к кнопке, чтобы настроить радио, но получил по руке от мамы. — Давай просто поедем в тишине. А то это радио и так целыми днями играет. — У тебя может быть и играет. Да вот только ты его не слушаешь. Так хотя бы в дороге скучно не будет. — Скучно ему. Ты где скучать то собрался? Ехать всего ничего. Потерпишь. — Час. Ты предлагаешь всё это время ехать в полной тишине? — папа снова попытался включить радио и как всегда получил от мамы. — Убери руки я сказала. Ничего с тобой не случиться. — Маш. — Что Маш? Вот что? Опять твой шансон или рок будет играть. Ты хоть слова этих песен слышал ушами, а не фоном. У нас между прочим тут Катя сидит. Она послушает, запомнит. И как сломанная пластинка повторять начнёт. Я ей буду этот бандитский жаргон объяснять или может быть сам? Одного подсадил уже. Целыми днями сидит в своих наушниках. А музыка в самые мозги долбит. Включила послушать, чуть уши в трубочку не свернулись. А картинки на этих кассетах видел? Черепа. Кресты. Мертвецы какие-то. — Маша нормальная музыка. От неё ещё никто бандитом не становился. Сама то какие песни слушала? Вспомни. Можно прям подумать, что они лучше. — Паша — мама соединила пальцы, сомкнув на большом. — Это нормальные, танцевальные песни. Ключевое слово танцевальные. А под ваши, что делать? Лишний раз стакан опрокинуть или чертовщину всякую призывать? — Там песни вообще не про это. — А, ты что возникаешь? Спрашивали у тебя лично что-то, чтобы слово давать? Сиди молча. Тоже мне. Не про это. В тишине поедем. Я всё сказала. Можно подумать. Слушал я её эти танцевальные. В голову въедаются как пиявка. Такое ощущение что написали один мотив и время от времени друг другу передают. И тематика одна и та же, будто их слушать перестанут, если они что-то другое споют. Хотя. В школе была дискотека там были интересные исполнители, но поподробней ознакомился с творчеством с Губина и Булановой. Была возможность разбавить свою «коллекцию» песнями Булановой. Но, когда я принёс нужный вкладыш. Прямо перед моими глазами кассета была отдана какой-то старшекласснице в обмен на сумку с косметикой. Покупать как-то не хотелось, да и неловко перед самим собой. Старался ловить моменты по телевизору. Из газет выписывал время передач и смотрел. А вот мама слушала лишь те песни, под которые действительно. Как она выражается, хочется опрокинуть рюмку, а за ней тут же следующую. Там же вечно одно расставание и слёзы. Нет в тех песнях, что я слушаю тоже есть грустные. Они другие по настроению что ли. Даже, когда поётся про расстояние, то более лирично, с какими-то чувствами ко второй половинке, присутствует попытка оправдать всё и в какой-то степени спасти от самого себя. Потому что, когда над вами обоими нависла буря, то лучше вовремя вытолкнуть, того кто дорог и самому лишившись чувств, остаться там. Самому проще жить с пустотой внутри или блуждать в тени, чем тянуть на дно окружающих. А в этих песнях, вот прям читается. Давай сядем, поплачем. Он тебя никогда не любил. Ты будешь одна. И так до бесконечности. Сестра всё это время залипала в колечках. Мне иногда самому нравилось смотреть как эти колечки подлетали вверх, но просто нажимать на кнопки надоедало. В конце концов я просто тряс игрушку, в надежде, что смогу зацепить все. Припарковавшись мы вышли из машины. А в городке, даже таком маленьком, было намного суше. Хоть асфальт есть, а не то месиво под ногами, в котором можно запросто увязнуть и остаться без обуви. — Так сейчас за продуктами, потом пойдём посмотрим тебе новые брюки, а то в этих и в школу, и на улицу. Вечно хорошие вещи портишь. Катя отдельно обращаюсь к тебе. Ничего не выпрашивать. — А наклейки? — Куда ещё? Весь дом в них. Нет — Ну хоть календарик можно? — Вот зачем? Ну меняется там картинка и что? Цифры на задней стороне всё равно одни и те же. Нечего домой хлам тащить. — Ну мам. — Всё я сказала. Пойдёмте. Город был небольшой, обойти можно спокойно за три часа по всем улицам. Но тут было всё. Кинотеатр пусть мест там хватало всего на пятьдесят человек. Кресла деревянные, зимой обычно холодно и порой приходилось ставить стулья если приходило больше людей чем нужно. Когда нас сюда с классом привезли, то пришлось сидеть на ступеньках. Парк с аттракционами. Хоть преимущественно они были для самых маленьких, но за ними всегда хорошо ухаживали. Кафе-столовые, куда приезжают праздновать значимые события. Помню, отмечали дедушкин юбилей. Сказать ничего плохого про то место не могу. Чистое двухэтажное здание, с просторным залом. Деревянный паркет без дощечек в некоторых местах, люстры почему-то из жемчуга и много зеркал. Ну и ковровая дорожка с зелёными полосками. Правда пустовато. Украсили всё шариками и плакатами. А мой повесили в центр, как самый главный. Деда тогда целый вечер на гармони играл. А все гости такие песни затягивали, что, не зная текста старался подпевать. Он меня и на те аттракционы водил. Раньше печка самоходная была и осликов в железную повозку запрягали. Сядем с ним в эту печку высунем головы из окон и едем. А с животными общий язык умел находить. Я в этой тележке ржавой сижу, все остальные ребята катаются, только мой стоит. Дедушка подойдёт за ухом, почешет, погладит и попросит. «Ну иди милок. Иди» Тот шёл. А потом лбом о ногу трётся. Гуляем по аллее, он вдруг возьмёт меня на руки, мороженое купит и на скамейку посадит. Прижимает к себе и говорит. «Вон они какие. Всё понимают. Только если с лаской к зверям подходить. Они вообще злых людей не любят» Но любимым местом остаётся местный дом культуры. Дедушка с утра будил, варил пшённую кашу со сгущёнкой, и мы собирались на новогодний утренник. Выйдем только за калитку, утро морозное, снег серебрится, а стоит наступить так хрустит ещё. Месяц на чистом небе висит, на колыбель похожий, а впереди деревья, покрытые инеем, больше похожие на гусиные перья. Деда идёт впереди, держит в руках верёвку, а я сижу на санках и смотрю на него снизу вверх. Из открытых мест только глаза, даже нос укутано в платок. В доме культуры стоит настоящая елка, а на нитках привязаны груши, яблоки, конфеты, даже бублики. Кто до чего дотянется то и забирает себе. А дети даже свой конкурс придумают. Без рук нужно сладость достать. Всем кульки со сладкими подарками раздают. А потом идём спектакль смотреть. Детей тех, кто работал в этом ДК сажают на первые ряды, а потом ещё дополнительные поздравления от директора и ещё один подарок. Обычно это были маленькие фарфоровые фигурки в виде сказочных персонажей. Мне достался петрушка, но нос у него почему-то был выкрашен зелёной краской, дома я сам, естественно, решил всё исправить. Только вот разбил. Деда склеил кое, как и спрятал у себя в шкатулке. Второй час уже ходим по этому базару. По-другому это место никак не могу назвать. Можно же было пойти в нормальный магазин. Но как всегда маме проще сторговаться. Да уж сейчас она в буквальном смысле стояла и пересчитывала сдачу в виде копеек. Поскорее отсюда уйти так пахнет кровью от мяса. А когда проходили мимо рыбного отдела, там в тазике плавали сомы, Катя остановилась на них посмотреть. И тут продавец вытаскивает одного за хвост и кладёт на деревяшку. Во время успел отвести её. Как раз продавец замахнулся топором и на его фартук брызнула слизь, растекаясь бурыми пятнами. Тело хоть и осталось отдельно от головы, но пару раз всё же открыла рот. А тушка заметалась, бьёт хвостом об доску, а жабры вздымаются. Меня такое зрелище покоробило, по телу дрожь пошла. А Катя. Хоть я и отвёл её в сторону, повернула голову и смотрит. Взгляд даже какой-то пустой, но мою руку своими пальчиками сжимала сильно. Такое уже было. Летом мы как обычно на улице гуляли, она в песочнице с другими мелкими. Я сижу на качелях. И тут во двор вбегает кот, а за ним собака. Деревьев у нас не было коту спрятаться то негде. Развернуться хотел да не получилось. В лапах запутался видимо. А тут этот пёс успел нагнать. Пастью прям за шею схватил. Кот задними лапами отбивается, царапает. Пёс покрепче челюсть сомкнул, а тот обмяк. Так всё быстро произошло, я даже к сестре подбежать не успел. Вокруг уже истерику подняли. Дети кричат, слёзы на глазах, к родителям сильнее прижимаются, а взрослые пытаются прогнать животное. А Катя держит в руках ведро и стоит, на собаку смотрит. На следующий день она не пойми от куда его тушку принесла, вернее, что от неё осталось и закопала в кустах. — Женщина, ну что вы всё пересчитываете? Правильно он всё дал. Ну вы же тут не одна, хоть бы в сторонку отошли, если чего-то не досчитались, вернулись. Девушка в джинсовой куртке, переминалась с ноги на ногу держа в руках пакет, набитый капустой. — Меня учить не надо. Вот отойду я, а потом скажут, что не видел и ничего не покупала. Нет уж. Такой радости не надо. — Можно подумать вам одна копейка погоду сделает. — Не надо мне тут хамить. Может вам и не сделает, если думать не чем. Катя, Алексей пойдём. Забрав пакеты с фаршем и сосисками, мама пошла в сторону овощей. Девушка же только хлопала густыми ресницами. — Простите — быстро сказал я и пошёл вслед за мамой. — Тоже мне умники нашлись. Чтоб ей там всё отморозило. — Мам. — Лёша не беси. По погоде одеваться не умеем, зато как распоряжаться деньгами так сразу умничать. «Сама-то на себя посмотри. Тоже мне блюститель правильности. Аж тошнит». Я на секунду остановился. Что это за мысли? — Мам ну, пожалуйста, у меня таких ещё никогда не было. — Катя, хватит капризничать. И положи всё на место. — Мамочка. Честно-честно это последние. — Ты слова понимаешь? По-моему, я ясно сказала. Нет. И дёрнуло же маму пойти в канцелярию вместе с Катей. Она же как сорока. От блестяшек попробуй, оторви. Мёртвой хваткой вцепится не оторвёшь пока получит. — Ну посмотри какая тут собачка. Она прям как плюшевый медвежонок, да ещё с бантиком. — Маш, пусть берёт. Мелочь же. — Для тебя всё мелочь. Вечно потакаешь их капризам. Вот и результат. — Что плохого в наклейках? Мама открыла очередную ручку и проверила её на бумажке. — В этом магазине хоть одна ручка пишет вообще? А насчёт наклеек, то что без дела лежат. Меня они уже раздражают. И вообще хоть раз бы на мою сторону встал. — Маша. Давай ты не будешь начинать. — Это не я начинаю. Сказано было, ничего лишнего не брать. Все вроде всё поняли. А теперь. Вот чего ты сейчас добиваешься? Выставить плохой? Так вперёд. С этим ты всегда отлично справляешься. — Не пытаюсь я тебя никем выставить. Давай вот сейчас из-за ерунды поссоримся. — Как же вы надоели. Клади. Пробейте ещё тетрадки в клетку. Продавщица скрылась за прилавком. — Вам сколько. Десять по двенадцать листов и столько же в линейку. Мало ли понадобится. — Держите. Взяв стопку тетрадей мам вышла на улицу смахнув волосы с лица. А оказавшись на улице её понесло. — Для тебя может и ерунда. Но ты вечно исполняешь их прихоти. На той неделе не посоветовавшись со мной дал им целую коробку этого чертового шоколада. Ты хоть в курсе, что, Катя аллергик. Её высыпать на раз может. Хоть раз её губы, раздутые видел? Красные, говорить ребёнок просто не может. Чешется вечно. А старший. Болбесина. Разрешил ей варенье пол банки съесть. Саш надоело. Вот серьёзно. — А, что у Лёшки точно такая же аллергия, тебе всё равно? — Ой только не надо. Взрослый уже. Головой подумать разок не мешает. А если и высыпет, то денёк другой не поест. Всё нормально будет. — Ты вообще, что говоришь? — Что надо. Разговор закрыт. И ещё. Прежде чем советы по дракам давать. Сам научись себя контролировать. Вот его фингалы — мама ткнула папу пальцем в грудь. — теперь полностью твоя забота. Я. Даже пальцем не пошевелю. Обратно ехали молча. В багажнике друг об друга стучали стеклянные бутылки с маслом и сметаной. На коленях держал пакет с новыми вещами. Когда примерял блузку, то мама даже немного смягчилась и сказала, что хоть теперь не буду смотреться как оборванец. А когда уходили из вещевого отдела, разрешила выбрать любую шапку и перчатки на выбор. Ну хоть на этом спасибо. Подъезжая к участку, мама напоследок сказала папе. — Чтобы завтра же разобрал эту рухлядь. Я бросил взгляд на покосившийся сарай. *** Папа продолжал выносить улья. А я достал целый мешок вощины. Она разваливалась в руках, когда-то была светлой. Сарай был большой, как второй дом. Тут помещались всё чем дедушка занимался. Под столом накрытый тряпкой стоял сундук. — Пап. Давай сундук вынесем. — Что за сундук? — Вон — я указал вглубь. — О. Так это ж. Александра Сергеевича. Вытащив этот тяжеленный сундук на улицу, уже мог получше его рассмотреть. Ручки с замками кованые, обтянут кожей, чёрной и железные вензеля по золото. Откинув крышку увидел ещё куча тряпок, из одной выглядывала деревянная дощечка. — Папа. Давай хотя бы это оставим. — И куда мы всё это добро денем? Ты же знаешь мать она опять вой подымет. — Он же всю жизнь эти картины вырезал. Тут всё и богатыри, и сова, церковь. Он даже по сказкам персонажей вырезал. Часы. Пап. Часы с кукушкой сам делал. Мы с ним вместе ходили механизм с шестерёнками искать. — Лёш, я понимаю. — Нет. Не понимаешь. — Давай, я к себе увезу. Потом может, попробуем что-нибудь придумать. — Спасибо. **** Раннее весеннее утро, по земле густой пеленой стелется туман, будто облако спустилось на землю. Только верхушки домов торчат. Солнечный круг просвечивается сквозь дымку. Я сижу на своей кровати макая баранку в молоко. На подоконнике в упаковке из-под сметаны, проглядывается росток. Взяв лейку подливаю немного воды, она тут же впитывается в землю. — Лёша. Спускайся. — Иду. Надев вязаные носки спускаюсь к бабушке на кухню. Она в своём пестром халате и косынкой на голове, из-под которой выглядывает седая длинная коса, склонилась над тазом. Оттуда уже виднелась целая гора муки. На столе стояли кастрюли с пюре и капустой. — Да бабушка. — Деда коров выгнал на улицу. Иди Маньку тоже прогони. Пусть резвится. — А пернатых, нужно покормить? — Да, вон там бидончик стоит. Надев калоши и захватив жёлтый бидон пошёл к курятнику. Бабушка намешала птицам разного зерна и добавила немного сушёных яблок. Внутри уже все суетились у входа. — Выходите. Куры тут же выбежали и первым делом начали щипать траву. Ещё некоторых куриц пришлось снимать с кладок. Одна была очень упёртой даже клюнула. Но как только завидела петуха сразу сама слетела. Встрепенулась, и вытянув шею вышла прочь. Ну даёт. Высыпав еду, вся стая с громким кудахтаньем буквально накинулась, были и те, кто начинал толкаться. Взяв корзинку пошёл собирать яйца. В каждом гнезде лежало по три яйца, а двух наткнулся на пять. Они такие тёплые, на одном даже осталось пёрышко. Оставив корзинку на крыльце, захватил с кухни пару кусочков белого хлеба. Манька его очень любила. Коричневая шебутная коза с белым пятном на лбу, как только оказалась на улице, тут же налетела сбивая с ног. Она так быстро работала нижней челюстью, что хлеб буквально растворился. Вилами принёс Мане свежего сена вперемешку со скошенной травой. Напоследок выпустил гусят. В этом году уговорил бабушку дать гусятам вылупиться, потом, когда на рынок поедем продадим. Бабушка уже замесила тесто и накрыла его полотенцем. Сняв платок, она открыла окно запуская свежий воздух в дом. Я сел за стол беря из вазочки конфету. — Давай я дедушке завтрак отнесу? — Да ладно тебе Лёшенька. Всё равно тесто долго будет подниматься. — Бабуль посиди лучше ты и так с утра каров доила, отдохни. Помогу ему заодно. — Ты только аккуратно с пчёлами. — Хорошо. Сегодня погода обещала быть тёплой. Хоть свежесть от тумана осталась всё равно чествовал как грело солнце. Деда разбил пасеку за пределами посёлка, чтобы пчёлы могли спокойно летать по полю, а соседи не тревожили, случайно залетевшего труженика. Дедушка, опираясь на трость таскал воду из речки и переливал её в железную бочку. С крана капало, а к мокрой дощечке слетелись пчёлы. Видимо пить хотят. Помню стоял у окна в дом пчёлка влетает, садится на подоконник и замирает. На её лапках скопилась пыльца, образуя шарики. Тяжело стало. Я из рукомойника добыл немного воды и налил рядом с пчелой. Она тут же подползла к луже и своим хоботом как насосом начала пить. — Деда. — О-у. Лёшка. Чего это тебе дома не сидится? — Да вот поесть тебе принёс. Опять, наверное, сразу сюда пошёл. Дедуль так же нельзя. Тебе силы нужны. Садись кушать, а я сам воду налью. — Мал ты ещё, внучек. Чего доброго, ещё навернёшься. Лучше со мной посиди, а потом вместе со всем разберёмся. Мы сели на деревянные табуретки. Дедушка раскрыл банку с кашей и вынув из кармана коробок, только вместо спичек там была соль. Зачерпнув немного ложкой посыпал кусочек хлеба. Вокруг нас кружили пчёлы. Одна даже села ко мне на палец, но тут же улетела. Сидеть не очень хотелось, поэтому я поднялся и отошёл к торчащему из земли столбу. По нему ползали две божьи коровки. У одной две точки, совсем крошка, а другая побольше, у неё уже четыре точки. На травинках скапливалась роса, он поблёскивала в лучах солнца. Взяв её пальцем, я старался, чтобы она оставалась такой же, похожей на выпуклую часть лупы и не растеклась. На вкус эта капелька оказалась сладкой. — Чего это ты там делаешь. — Росу пробую. Сладкая. — Чудной ты Лёшка. Иди чего покажу. Дедушка протянул мне белые соты. Только форма у них была какая-то странная. — Что это? — Вот такие языки, мне пчёлки настроили. Видишь какие светлые и чистые. — А зачем ты тогда вощину используешь, если они сами такие хорошие строители? — Это чтоб мёд проще было собирать. Да вот потрогай. Чувствуешь какой мягкий? Если им просто рамку поставить, то сломаться может, а так хоть какое-то укрепление есть. Да и по рисунку, он же соты повторяет, удобнее будет строить. Пойдём ещё маточник покажу. Я подал руку дедушке, чтобы ему было проще встать. Подойдя к самому дальнему улью там уже стояла рамка, по которой ползали пчёлы. По краям сот выступало несколько шишек. Дедушка их называл маточниками, только вот чем они отличаются от простых сот кроме формы непонятно. Одна из шишек поддалась и оказалась в руке дедушки. Оторвав верхнюю часть, я посмотрел на дно этого кокона. Там была белая масса и прям на ней лежала, почти плавала, личинка. Такая толстенькая. — Вот это будущая матка. Она лежит на маточном молочке и ест, чтобы набраться сил и стать королевой. Дедушка кончиком ножа достал личинку и выкинул её в траву, а это молочко намазал на доску и к ней тут же подлетели пчёлы. — Зачем деда? — Да не переживай. Смотри сколько ещё тут маточников, так что улья без королевы не останутся. Иногда сами пчёлы могут матку зажать. Или более старшая матка будет нападать на младшую. Но я вовремя в клеточку ловлю и в улей без королевы несу. А вот трутень видишь? Ползает. Пчёлы для меня слишком похожи. Я видел лишь как рой запечатывал соты и как они бегали друг по другу. А деда прям голыми руками взял пчелу и из него что-то вылезло, как какие-то щупальца*. — Ладно иди давай к бабушке. — Но я же тебе обещал помочь. — Да брось. Вечером придёшь ко мне в мастерскую там и поможешь. Давай. Беги. Дедушка потрепал меня по голове и улыбнулся. Подойдя к дому, я увидел, как суетятся гусята. Вытянув тоненькие шейки и расправив крылышки убегал от взрослого гуся. Тот злобно шипел, размахивал своими здоровыми крыльями и наклоняясь щипал за хвостики отстающих. Схватив первый попавшийся прут, я побежал к малышам. — А, ну уйди. Кыш — размахнувшись хлестанул этого хулигана по спине. И сразу же как шёлковый стал. Жалобно загоготал и ушел к тазу с водой. Один гусёнок упал и не мог подняться, лежит клювом в землю и пёрышками трясёт. Поставив на лапы пушистика, тот быстро поковылял к своим. Тесто под полотенцем уже достаточно поднялось и от него так пахло дрожжами, что от одного аромата можно было захмелеть. Присыпав стол мукой, бабушка мяла руками тесто, так нежно, что мне казалось, вот-вот оно просто размякнет и потечёт сквозь пальцы. Но нет. Разделив тесто на шарики, она скалкой превращала их в блинчики. Я же зачерпывал поп порядку, то ложку пюре, то тушёной капусты и формировал пирожки. Потом разложив их по противням, бабушка достала кисточку с гусиными перьями и окунув её в масло, мазала пирожки. Вечером я заглянул к дедушке в мастерскую. Горел тусклый свет лампы, деда сидел в своих очках с толстыми линзами, и водил стамеской по деревянной дощечке. Из-под её острого ножа появлялась тонкая спиралька и как осенний листик плавно падала на пол к другим спиралькам и стружкам. Вокруг всё увешено инструментами и деревянными картинами. Вот лошадь вздымается на дыбы. А здесь уже лиса смотрит на ворону с сыром в клюве. Дедушка сядет к себе на колени, держит своей рукой мои ладони, что сжимают стамеску и вот уже я создаю спирали. Деревяшки со временем отсырели поэтому папе пришлось подливать розжиг. Улья охваченные огнём уже дотлевали, а разобранный сарай кучей досок ждал своей очереди. Ворон снова слетел с дерева и сел мне на плечо. Я подобрал уголёк и сжал в ладони. На кухне горел свет, в окне показалась мама. Ненавижу. Сука.