Осколок Великого Неба

**** 12 мая, утро в Белогорье. Дом княжны Елены и Финиста.       Новый день был встречен тревожно. Аннушка догадалась, что родители в путь собираются, не решилась уговаривать. Куда там? Воротились бы живыми… Младшие дети не желали отпускать княжну. Даринка утром пробралась в спальню, застала тёплый волчий покров. Больше всего малышке нравилось это действо. Уютно и легко жить, когда под боком такая защита.       Карталь тревожно оглядывал комнаты, проверял обережные узоры. Все должны выстоять. Оставлять детей на попечении кота и Димитрия было тяжело. Мужчина за эти годы крепко привязался к Аннушке. На его руках выросла Даринка. Бывать в Белогорье чаще случилось после этой вести. И сама Волчица могла доверить детей своих немногим — лишь Финисту и родителям, друзьям. У братца Ивана забот в достатке было. Добро уж разрешил иномирным гостям выдать ключи от дверей в их мирок. Кладенец-то следы оставлял размашистые, а дверцы затягивались скоро. Карталь снова обошёл комнаты, высвечивая перстнем узоры на стенах. Не мудрено — кровь солнечная откликалась вязи колдовской, сияла ярко. ***       Спустя время на кухне оказалась старшая, не по годам разумная Аннушка. Девочка готовила простой завтрак на всех: Радмиру ведь можно, вырос. Лапа с радостью помог, отмечая, что увидеться вновь они смогут не так скоро. Тяжело всем случилось. Карталь ходил чернее тучи, стоило ему узнать новость.       «Как мне сохранить всех? Как разорваться на части? Алии помощь нужна и детям. Почему боги решили показаться в самый дурной момент? Знак ли это?» — разбираясь с приборами, Карталь отвлекался на гнетущие мысли. Будущее его пугало уже в скорой перспективе: узнают все их секрет. Примут ли?       — Спасибо, красавица, мы закончили. Позовёшь всех, пока не остыло?       Мужчина старался не бывать в верхних комнатах, не думать, что где-то там его Волчица под надёжной защитой. Ревности и соперничества не случилось: куда там? Временами Карталь острее чувствовал себя лишним, да слов клятвы сложить не мог. Кому тогда хранить покой этого дома? Играть с детьми, учить их навыкам полезным? Родителей хоть и двое, а уставали оба: Финист в работе, княжна по дому. А ему не в тягость было: дома заботы, словно цепи стальные, а тут — свобода.       — Позову. Там Радмиру время вставать. Он ведь любит медвежью спячку. Что маленький, всё одно. Нельзя долго спать, дядька Микула говорил. — Аннушка улыбнулась, обнимая наставника, и поспешила на жилую половину. ****       В трапезную мало-помалу стекались обитатели дома. Финист вернулся из острожной избы. Раздавал ведь приказы всем ратникам ближним. Не на одном Димитрии все держаться будет!       Следом появилась Аркадия со своей холодной надменной улыбкой. Что-то в посланнице Карталю не нравилось. Больно гордая, как знать, вдруг всё сёстры таковы?       Лапа был занят с приборами. К разговору не касался, слушал едва. Не к месту было. Косые взгляды в его сторону пропускал. Успеется… На пороге показалась Даринка и с восторгом повисла на вытянутой руке Финиста.       — Летать! Летать хочу! — малышка не капризничала, но отказать ей Сокол не смог.       — Полетаем, родная. Ещё полетаем…       О дне витязь и не задумался, словно забыл, что уж сегодня ночевать не дома придётся. Впервые за семь годков. Привольная жизнь обрывалась внезапно, и это беспокоило Финиста.       «Что ж нам, детей оставить? Позор какой! Не дело свою кровь на чужие плечи переводить!», — тяжёлую мысль прервало появление Аннушки.       Старшая дочь придерживала сонного Радмира и временами оборачивалась к выходу. Искала кого-то глазами, тревожилась.       — Дети, проходите, завтрак стынет. — Карталь первым пошёл к двери, чувствовал, будто надобно Волчице помочь. — Я сейчас!       В широком коридоре он приметил дурное: Алия едва на ногах держалась, но упрямо шла в трапезную. Болезненно-бледное лицо, складка меж бровей и дрожащие руки. Неспроста девушку лихорадило. Яд тому виной иль чего иное… Лапа такого припомнить не мог. Первые месяцы завсегда проходили легко. Замешательство схлынуло, когда Алия подняла на него глаза и коротко улыбнулась. Горечь — призыв, понятный лишь двоим, и благодарность наполнили их доверху.       Через долгую минуту княжна сделала полшага навстречу, однако из трапезной выглянул Финист и перехватил жену. Беспокойство, шальная горечь на языке и чёртов стыд переполняли богатыря. Младшенькому и трех лет не исполнилось. Радмир был малым хвостиком, а его сестра — непоседой и затейницей.       — Елена, куда ты вздумала ходить? Скатерть Микулы на что? Трапезничай в опочивальне, коль нездоровится.       Витязь придерживал жену, помогая ей сесть и попенять не забывал на дурное. Тревожился: далече яд чёрный пошёл, и княжну подкосило. Алия завсегда была крепка здоровьем, ни одной заразе не удавалось её свалить, и вдруг такое.       — Ты у нас курица-наседка или сокол? Финист, прекрати, пожалуйста. Мне слушать больно… — Алия не упустила случая для шутки, следом же хватаясь за горло. Царапнуло чужеродное, захотелось выплюнуть горечь и боль одним махом с лёгкими.       Девушке случилось трудней всего. Воевода не приметил, сразу к детям вернулся. Даринка с аппетитом уплетала кашу с яблоком. Радмир хныкал и вертелся на месте. Малышу до разговоров старших далековато было, а всё одно чувствовал неладное. На столе рядом с княжной появился стакан воды, ещё тёплой, с мятой.       Спустя несколько минут Алия заметила пустое место по правую руку от себя. За трапезой собрались все, кроме того, кто был внимателен ко всем капризам.       — Карталь, а ты что, воздухом питаешься? — взгляд был жалобным, растерял суровость. Не случилось сил, но Алия поднялась из-за стола и, прикладывая усилия, чтобы не упасть — в обе стороны, словно руки чужие вели, направилась за приборами.       Перед глазами мутилось, словно пламенем, но княжна отмахивалась от дурных мороков. Финист сурово посмотрел на их друга, мол, чего жену мою истязаешь, но сказать ни слова не успел. Алия вернулась, осторожно поставила на стол тарелку и обернулась:       — Лапа, не хочешь добром… Приказываю тогда: садись завтракать! Сам знаешь, нам с тобой силы понадобятся.       Аркадия вдруг подняла скучающий взгляд от своей тарелки и, глядя лишь на княжну — ей не по нраву был дерзкий помощник, спросила:       — Елена Григорьевна, чего ты печёшься так? Не принуждай. То дело такое, коль не хочется, впрок не пойдёт. Себя побереги. Ослабла, вон…       Алия села на место, едва убедилась, что её приказ исполнен, и с трудом посмотрела на гостью. Неприязнь к её другу, к защитнику её семьи и детей она различила вновь. Однако… С богами раздор был не надобен.       — У нас обоих нет и половины той силы богатырской. Карталь родился не здесь, а я свою сильную кровь детям передала. — Алия едва успела ответить до нового хрипа в горле.       Спустя мгновение из-за стола поднялась Аннушка. Она уж примечала всё, не по годам была умной. Девочка закружилась у полки с травяными сборами и наскоро бросила в кружку толчёный имбирь, мёд и добавила тёплой воды. Уж не первый раз ей случалось видеть матушку такой. Было тревожно. С иной стороны занятно. Нешто помощь вновь понадобится?       — Мамочка, вот, выпей. Легче будет… — новоё питьё Алия приняла через силу.       Аннушка приметила болезный взгляд. Сызнова сна ни в одном глазу не было. Чай, обернулась вновь белой чудью, и позабыла всё. Старшая дочь хоть и любила звериное обличье, тёплое, безопасное, но знала одну тайну. Не надобно долго бродить чудищем неспокойным, а то, глядишь, опомниться не сумеешь.       — Спасибо, ласточка моя… — горло вновь царапнуло коротким хрипом.       Мужчины всполошились, не сговариваясь. Оба трепетно придерживали княжну. В единый миг от пальца безымянного на правой руке потянулась золотая ниточка прямо к рукам Карталя. И ещё одна слева, алая, увитая по кольцу серебрянному. Та уж прямиком к сердцу Финиста шла.       Аркадия недоумённо вскинула бровь: не могло такого быть! Слеза Эйгль связывала воедино лишь кровь своего наречённого. Драгоценные крупицы времени были той же породы.       «Крылья отцовские вижу, а ты кто таков?!» — царевна вглядывалась в тёмно-синие глаза, ловила в них беспокойство знакомое.       Любящий взгляд, полный заботы и участия, она замечала сотни лет подряд. Ровно с этой тревогой отец призвал её, дозволил запечатать Слезу на островке малом.       Финист был не меньше напуган дурным настроем. Придерживал жену, да помочь не выходило. Кашель и тошнота туманили зелень в глазах земной царевны, бледность проступала на щеках.       — Посланница, выйдет ли отложить дорогу дальнюю? Не сможет Елена Гориславна с тобой отправиться. Гляди, захворала совсем. — воевода подал голос. Вслед за ним всхлипнул и зашёлся плачем Радмир.       Карталь нехотя оставил девушку, всё же наполнив её стакан тёплой водицей из кувшина. Понимал ведь: ничего доброго. Аннушка уже хлопотала рядом с братом, тщетно пытаясь успокоить его. Даринка притихла, бочком подбираясь к матушке. Прижалась щекой к узкой ладони, безвольно лежащей на столе.       — Мамочка, что с тобой? — младшая испуганно оглаживала руками холодные тонкие пальцы.       Алия слабо улыбнулась, поднимая туманный взгляд на дочку. Следом протянула руки, забирая Радмира поближе. Воевода резво перехватил сына.       — Елена, зачем? Отдохни…       Посланница богов вдруг подала голос, недоверчиво поглядывая на Лапу. Не по нраву ей пришёлся. Дерзкий. Было в мужчине притягательное, словно чуждое этому миру, однако ж такое понятное богам.       — Задержалась я у вас. Не ведаю, в котором часу-месяце понадобится помощь. Надо бы засветло выступить.       Карталь смотрел на царевну с пустым спокойствием. Проявить неуважение — дурной тон. Хотелось ему лишь прежнего доброго здравия своей Волчице. Мужчина сразу увидел дурные признаки: началось.       — Засветло… — Карталь задумчиво посмотрел в сторону Аркадии, аккурат поверх головы, а после обернулся к Финисту. — Можно попробовать. Есть у меня на примете ладья.       Аннушка подняла голову и улыбнулась. Знала, о чём наставник говорит. Уж тут матушку доверить можно. И отдохнёт, и до места скоро доберётся. Девочка частенько бывала на верфи с Олесей и Златой, ещё до рождения сестры. Хорошо было на широкой палубе, весело.       — Lapa, Anzor'u görecek misin? Onunla olduğun için herkes daha sakin olacak. — вопрос был таким внезапным, что Карталь успел рассеянно улыбнуться и порадоваться, что эти речи понимают лишь трое.       Финист много лет отмахивался: к чему иномирные наречья учить при колдовстве жены? Теперь он непонимающе смотрел на дочку, оборачивался к жене. Алия дышала через силу, боясь двинуться с места. Её вновь одолел ком в горле.       — Да, ласточка моя, мы будем там. Дело одно появилось… — сквозь хриплый кашель и неровные вдохи княжна говорила. То давалось адской болью, жжением у солнечного сплетения. Дурное было: ни разу ещё никто не заметил, да и она сама не знала таких тяжких дней.       «Маленький мой лучик… Ты ведь не один в этот мир явишься? Отчего бунтуешь? Не хочешь, чтобы я уходила?» — Алия уж порядком научилась с детьми говорить. Радмир, будучи ещё крохотным комочком под сердцем-камнем, успокаивался всякий раз, стоило спеть.       — Госпожа моя, вам отдохнуть бы, — Карталь изучающе-недовольно посмотрел на Аркадию. Уж чего она советы раздаёт…       Гостья была разгневана не меньшим: надобно волю родительскую исполнить незамедлительно. Ни к чему ей все воины и люди иные. Только бы земную царевну прихватить. Вдвоём сподручнее по тропам ходить. Да что уж тут поделаешь — и дети, и муж. Стало бы Аркадии совестно за слова свои, так нет. Дерзкий этот, не слуга, а друг, чтоб его! Лишь он преграды чинил. Злость невиданная внутри поднималась.       — Моё последнее слово: выступаем засветло сегодня. Времени иного у нас не будет! — посланница богов выбирала речи свои, скрывая тревогу. Уж разглядела, кто мог принести беду. Сердце не верило, а разум все знаки углядел: живой и рядом. Тот, кого многие века царевна силилась забыть. Авось, сумеют замести следы, доберутся до сестрицы первой. **** Крыльцо княжеского терема, после — улицы города и дальний рубеж.       Уж что и говорить, прощание с детьми выдалось тяжким. Аннушка уверяла, что приглядит. Княжна лишь усмехнулась невесело. Старшей дочке самой опора нужна… Даринка обиженно вилась рядом, не выпускала из захвата тонкие пальцы матери. Алия с трудом передала дочек в руки Василисы, пристыженно улыбнулась Аксинье. Провожать выбрались все, только бы поняли её. Княжна отступила от лестницы, тревожно всматриваясь в Иваново прощание с женой.       Финист и сам извёлся: Радмир словно почувствовал грядущее, обнимал его щекой, припадая к колкому доспеху. Добро, что не поранил себя.       — Да что же вы… — Карталь со вздохом забрал мальчика поближе к себе, а после передал на руки Димитрию. Сам Лапа уходил из города с тяжёлым сердцем. К детям дорогой Искорки он привык, баловал и заботился, что о своих родных.       Алия заговорила уже по пути к низине. Её тревожили дела: оставлять малышей боязно сделалось. Незнамо на сколько уходят ведь.       — Финист, останешься, может? Приглядишь за детьми. Аннушка поможет. Она умница у нас…       Воевода смотрел на жену хмурой грозовой тучей. Не было у него сил на выбор. Чаша весов равной оказалась. Через силу Финист со всеми отправился. Дети-то дома, почитай, остались. А где жена милая? С кем ей суждено свидеться?       — Нет, Елена. С тобой пойду, обещал ведь: отцам твоим, деду. Чего они скажут, коль останусь? В трудную минуту вместе надобно держаться.       Алия коротко улыбнулась и оправила лёгкий костюм: не сарафан, а простое, словно бы стрелецкое платье. Было сподручно в таких одеждах.       — Как скажешь. Время появится, смело лети домой. — и, обернувшись к брату, добавила. — Вань, и тебе тоже лучше здесь остаться. Мало ли…       Князь повёл плечами и, поправляя ножны Кладенца, ехидно заметил:       — Без меня решила мир спасать? А вот чёрта с два тебе! Смотри, тут и Микула, и защитник твой…       Чародей, выискивавший чегой-то на соседней улице, обернулся в сторону княжны. Неспокойно ему было, знавал ведь, куды направляются, да сказать не смел. Прежние свои клятвы Микула хранил ревностно, и не скажешь, что страдал безмерно от тяжести их.       — Нет, Иван, я тут останусь. Сами справитесь. Уж не дети малые. Тебе догляд не надобен, у Елены заступников двое. — волшебник улыбнулся, задерживая взгляд на своём добром друге. Карталь и здесь успел, отличился. Азы ведовства прознал: не из праздного любопытства, для дела. Подсобить Аннушке беду отвесть умел…       Муромец недовольно перевёл взгляд на спутников и готовился было накинуться на Аркадию с бранными словами: досада брала за дни порушенные, а тут рядышком оказался Емельян. Появление мастера, доброго помощника Василия Прокопыча, взволновало Алию. От волнения в груди жгло и кололо. Воздух завихрился жаром.       — А ты чего здесь? С дедушкой беда? — Алия сделала полшага вперёд, да так и замерла.       Мастер поспешил обернуться к дорожке, которой шёл, а уж после ответил. Голос звучал радостно, светло.       — Елена Гориславна, что ты? Наш Василь Прокопыч хоть и стар, а крепок. Добром всё. Микула поведал: вы путь держите до Синей Горки. — Емельян запнулся, а щеки его покраснели. — Возьмите с собою. Там наречённая меня дожидается.       Финист поглядел на старого друга. И верно, они крепко сдружились с Терентием и Стёпкой.       — Отчего ж не взять? Нам люди толковые надобны. А ты, брат, со всяким знаешься. — воевода силился скрыть своё злорадство: не у одной жены союзники водились.       Емельян неловко топтался на месте, словно ждал кого-то. Из-за ближнего угла вскоре показался Яромир Данилыч, прежний воевода. Шёл он спокойно, не глядел по сторонам, словно знал, где отыщет защитников Белогорья.       — Сын, доверяю тебе княжну. Ты получше меня сумеешь её сберечь. — на удивление Финиста Яр нашёлся, пояснил:        — Горислава я не сберёг, уж сколько годков жалею о том. Елена, у тебя поболе будет защитников. Приглядишь за Емельяном? Он справный, да только рвётся всё к своей невесте.       Алия настороженно переводила взгляд с князя-брата на иных спутников. Никто не выказал негодования. И верно, справные люди надобны, а в их деле и подавно. Емельян знал о ладье, мог успокоить зарвавшегося брата или Финиста.       — Добро, Яромир Данилыч. А ты пригляди за детьми. Аннушка умница, она поможет. И к дедушке заглядывай. Ежели чего, дочка покажет дорогу к моим родителям. В мире ином оставишь всех троих. — княжна улыбнулась, придерживая перевязь с отцовским мечом.       Яр скоро приметил этот жест, понял: меч Горислава неспроста здесь. Поможет. На том они и разошлись. Путь пролегал через крутую улочку, где едва начинали вырастать дома из камня, цветники новые. Во дворах нет-нет да встречались люди. Кто в саду гулял, кто траву полол, а все неприменно кланялись, славили девицу Елену, воеводу и князя.       Было уж два часа пополудни. В небе порхали ласточки, по траве заливались кузнечики. Весна была хороша, как семь годков назад, и тревожна поболее. Никто из спутников не смел и слова сказать, не до того было. Мысли недобрые одолевали: вернутся ли, сдюжат? Тропы неведомые… Наказ-не наказ, одни загадки. Кто враг невидимый? Есть ли?       Так и подошли к нижней границе города, где прятались подчас занятные вещицы. Князь Иван первым заприметил перед собою стапельную площадку с поперечным гребенчатым слипом. То было продолговатое сооружение балок на чуть наклонной плоскости, удерживающее дно и боковины ладьи. Крепкое светлое дерево, добротно сколоченное и просмоленное, сверкало новенькой краской. На палубе виднелась одна крепкая мачта. Каюта вся узорная, борта шли затейливой вязью. На месте кормчего показалась человеческая фигура.       Незнакомец, завидев пришлых, с радостным возгласом замер у сходней, приглашающе махнул рукой. При ближнем рассмотрении то оказался мальчонка на две головы выше Аннушки: черноволосый, синеглазый. Тонкий, что кипарисовое деревце. Быстрым ветром он сошел чуть вниз, не покидая судна.       — Матушка, вы вернулись! И отец с вами! Я и не ждал! — дитя бросилось чуть вниз, обнимая княжну и поднявшегося следом Карталя.       Все оторопело замерли от вида счастливой троицы: Иван глядел и не мог взять в толк, откуда. Посланница не выказывала интереса. Емельян чуть улыбался, будто знал, о чём говорят люди на палубе. Один лишь Финист стоял чернее тучи. Сердце его словно замерло и камнем рухнуло вниз. Любимая жена ласково улыбалась мальчишке. И следа не осталось от её прежней бледности.       «Измена? Нешто предала своё слово? А мальчонка справный, поболе, чем Илюша и Аннушка. Сколько ж его прятали?» — невесёлые мысли стаей воронья кружили рядом. В сердце обожгло адовым жаром.       — Ты у нас теперь не Сокол, а цельный олень! — захохотал рядом Иван Муромец и поднялся на палубу вслед за Емельяном.       Воевода оторопело наблюдал за всем, а звуки доносились до него, словно через обитое шкурами окно: протяжно, глухо.       — Негоже птице-соколу прощать измену жене. Погляди, воевода, хорошенько погляди! — Аркадия невзначай толкнула его плечом, поднимаясь по сходням наверх.       Финист едва собрал в себе всю твердость духа и шагнул следом. Позже разберутся. Вперворяд надобно из города выбраться. Авось княжна и скажется, чегой-то такого сотворила. Малая ленточка вилась через всё сердце, скрепляла его надеждою, теплом и светом. Любовь пересилит, коль сами люди то позволят.