Also I wanted to be able to love And we all know how that one goes, don't we? Slowly.
Утро приносит еще больший хаос. Он просыпается раньше остальных в доме (во-первых, почти не спал) и забирает свою одежду из прачечной, ныряя в ванную, чтобы переодеться. К тому времени, как он выходит, Тэхен сидит за кухонным столом, безмятежно поедая что-то похожее на миску хлопьев, а Чимин... разговаривает. С воздухом? – В последний раз говорю, – обращается он в сторону балконных дверей, – сначала я должен пойти на танцевальную тренировку. Только после я могу помочь тебе найти твоего кота, хорошо? Пауза, во время которой он, кажется, действительно к чему-то прислушивается, а затем глубокий вздох. – Нет, я же сказал тебе, что я... да боже... – он достает свой телефон из кармана толстовки и начинает печатать. Читает. Делает глубокий вдох, – Je dois aller à la pratique de la danse. Après cela, je peux vous aider à chercher votre chat. D'accord? Французский? Это по-французски? (Он спит? Неужели он на самом деле еще не проснулся?) Тэхен все еще ест хлопья. Как будто это нормальное явление. Чимин снова вздыхает. Повышает голос – Je dois aller à la pratique de la danse! Après cela, je peux vous aider à chercher votre chat! D’ACCORD? – Он вслушивается в воздух. – Хорошо. Он берет рюкзак, который Чонгук не заметил с одного из стульев, и перекидывает его через плечо, бормоча – Я так опаздываю, – наклоняясь, чтобы поцеловать Тэхена в щеку. – Удачи, – бормочет Тэхен с полным ртом хлопьев. Чимин пересекает комнату. Сжимает плечо Чонгука, когда тот проходит мимо. – Увидимся позже, Чонгук-а. Он уже на полпути по коридору, когда Тэхен внезапно поворачивается на своем месте и кричит: – Чимин, возьми с собой зонтик! Сердитое бормотание - что звучит как – черт, правда? – а затем грохот подставки для зонтов, Чонгук смутно помнит, что та была рядом с входной дверью. Затем сама дверь открылась и с грохотом захлопнулась, и наступила тяжелая тишина. Чонгук пытается ущипнуть себя. Он все еще держит пижаму Джина в руках, тоже застыв в двух шагах от двери ванной. – Это его дар, – говорит Тэхен, наконец, ставя свою миску. – Он медиум. – А... медиум? – повторяет Чонгук, заставляя свои ноги оторваться от пола, а руки положить пижаму Джина на диван. Этот термин звучит знакомо. Ему кажется, что он помнит одно или два телешоу, магазин, рекламирующий сеансы в Пусане, мимо которого его мать буквально пробегала (Это мошенники, Чонгук, берут деньги у невинных людей.), но на этом его ограниченные знания заканчиваются. – Он может разговаривать с мертвыми? Тэхен напевает, жестом приглашая его присесть. Чонгук опускается на стул и наблюдает, как Тэхен встает, чтобы взять еще одну миску и ложку. Двигает к нему коробку с хлопьями. – У нас также есть Капитан Кранч, Лаки Чармс, какао-слойки и отвратительная смесь из отрубей, которую Джин-хен настаивает на том, чтобы называть хлопьями. – Чирос - это прекрасно, – говорит Чонгук. Осознание приходит в тот момент, когда он наполняет чашку. – Подожди, это был призрак, с которым только что разговаривал Чимин? Тэхен тянется и наклоняет руку Чонгука назад, чтобы из миски ничего не вывалилось. – Да. – Он все еще здесь? – он бросает взгляд на балконные двери, наполовину ожидая, что внезапно появится девушка из звонка, но там только пустой воздух. – Нет, он последовал за Чимином. Он для них что-то вроде маяка? Все медиумы таковы. Обычно призраки безобидны - просто хотят помощи с таким дерьмом, как поиск кошек, или хотят увидеть свои семьи в последний раз, или убедиться, что о бесценной семейной реликвии позаботились. Иногда они злятся и разбрасываются всякой всячиной, но это случается редко, и Чимин все равно всегда пытается свалить это на Джуни. – он смеется, – Самое досадное, что иногда они не могут говорить по-английски. Или корейский. У Чимина на телефоне есть приложение-переводчик, которое ему уже надоело. Однажды за мной целую неделю следил русский призрак - это было весело. Чонгук изо всех сил пытается осознать все это и не разлить молоко по столу, когда наливает его в хлопья (из настоящего фарфорового кувшина, какого черта?). Логически он знает, что у всех у них есть способности - что у всех пользователей магии есть способности, а в мире тысячи пользователей магии, Чонгук не одинок, - но странно сталкиваться с ними лицом к лицу. Сесть напротив кого-то и поговорить о том, что видишь призраков, как будто это нормально. Просто еще одна часть утра четверга. – Это... – он не уверен, что собирается спросить (Чимин не против этого? Его родители? Ты?), но прежде, чем он успевает произнести хоть слово, температура в доме резко падает. В следующий момент его дыхание начинает затуманивать воздух, и, честное слово, кажется, что в молочном кувшине образуется лед. Тэхен замирает с чашкой кофе на полпути ко рту и моргает, глядя на постепенно замерзающую жидкость – О-о. Откуда-то сверху, на оглушительной громкости: – МИН ЮНГИ. Хлопают двери, и он старается не вздрагивать от грохота шагов над головой, отслеживая их, пока они спускаются по лестнице в коридор. – Сколько раз я тебе говорил? – это Хосок, сердито плетущийся за Юнги, который выглядит таким же разъяренным, умудряясь казаться устрашающим, даже надев самую большую толстовку, которую Чонгук когда-либо видел, – прекрати издеваться над температурой в доме! Мои растения этого не вынесут! Просто иди и поджарь того, на кого ты злишься - если только этот человек не я - и перестань заставлять нас всех страдать. Или ты мог бы, ну, знаешь, использовать свои слова. Юнги набрасывается на него, размахивая руками. – И это не моя вина! – заявляет Хосок. Он все еще в пижаме, а на них рожки от мороженого. Чонгук возвращается к своей более ранней теории сновидений, – Снова подними температуру. Пожалуйста. Хен. Глаза Юнги сужаются, и, если уж на то пошло, становится холоднее. Миска хлопьев Чонгука теперь полностью заморожена - хлопья "Чирос" торчат, как островки, посреди белого арктического моря молока. – Мин Юнги, клянусь Богом! – огрызается Хосок. Снова шаги, и в комнату входит Намджун. У него куртка наполовину надета - левая рука бесполезно хлопает при движении, – Хен, мне жаль, – говорит он, – Я не хотел сломать ... Юнги переключает свое внимание на Намджуна, и на мгновение Чонгук клянется, что видит языки пламени, танцующие на кончиках пальцев Юнги, что- Тэхен прочищает горло. Громко. Три головы поворачиваются в их сторону, – У нас гость, джентльмены, – спокойно говорит Тэхен, махнув рукой в сторону Чонгука. Чонгук старается не съежиться под общим весом их потрясенных взглядов. Температура сразу повышается - от арктической до почти сауны менее чем за минуту - и это вызывает головокружение. Юнги делает знак, и Чонгуку достаточно прочитать выражение его лица, чтобы понять, что это означает – прости. – Все в порядке, – говорит он, смутно осознавая, насколько дрожит его голос. Юнги снова смотрит на Намджуна, который поднимает руки. – Мне жаль, хен. Действительно. Я посмотрю, что я могу сделать, чтобы это исправить. – Ты также должен извиниться перед моими растениями, – указывает Хосок, скрестив руки на груди. Юнги закатывает глаза, но показывает что-то длинное и замысловатое, от чего уголок рта Хосока приподнимается в улыбке. – Хорошо, – говорит он, – я передам это им. Что-то еще, такое же длинное и замысловатое для Намджуна, который морщится, – Я знаю. Мне очень жаль, и я знаю. Юнги кивает, затем на самом деле протягивает руку и сжимает плечо Намджуна. Чонгук с очередным приступом благоговения думает, что они, вероятно, недолго злятся друг на друга. Что они кажутся неспособными на это. Ему придется проанализировать это подробнее позже - когда шок пройдет и остальная часть его мозга вернется в рабочее состояние. А пока он ковыряется в своих очень сырых хлопьях и смотрит, как Юнги машет на прощание дому, поправляет бейсболку на голове и исчезает в коридоре. – Что ты сломал на этот раз? – спрашивает Тэхен, как только входная дверь закрывается. Намджун вздыхает и плюхается на стул напротив Чонгука, потирая лицо рукой, – Стеклянную статуэтку, которую подарила ему мать. Ты знаешь, в виде лебедя? Рот Тэхена открывается от удивления, – Черт, хен. – Я знаю, – жалобно говорит Намджун, проводя рукой по лицу. Внезапно Чонгук замечает, что его глаза покраснели. – Я пытался почистить ее, и меня захлестнули воспоминания о том, как его мать купила его и подарила ему, - я знаю. Хосок, который теперь держит коробку с талисманами под мышкой, останавливается у стула Намджуна, чтобы сжать его плечо, – Отнеси ее к мадам Руссо. Держу пари, она сможет это исправить. – Намджун - ясновидящий, – шепчет Тэхен Чонгуку, который все еще чувствует, что у него кружится голова. – Вот почему он плакал. (Прим. Переводчика !!! Немного о разнице сил Тэхена и Намджуна. Техен – seer, precog, провидец, может «видеть» будущее. Намджун – clairvoyant, ясновидящий, считывает прошлую, возможно и будущую, но этого мы пока не знаем, информацию с предметов. Не путаем, пожалуйста. Спасибо😊) – Заткнись, это не так, – фыркает Намджун, вытирая лицо. – Это были просто очень яркие воспоминания, ясно? Хорошо. Ладно - ясновидящий, медиум, провидец и еще не ясно, что могут Юнги, Хосок и Джин. Это прекрасно. Он может смириться с этим. – Мадам Руссо, – повторяет Хосок, – Сегодня днем. Я могу встретиться с тобой там. Ей нравятся мои целебные лавандовые масла - она, вероятно, согласится на обмен. – Хорошо, – соглашается Намджун с глубоким вздохом и твердым кивком. – Звучит неплохо. Спасибо, Хоуп-а. – Он бросает взгляд через стол на Чонгука. – И я сожалею обо всем этом, Чонгук-а. Утро обычно не такое плохое. – Неправда, – возражает Тэхен. – Ладно, да, это так, но все же. Мне очень жаль. – Все в порядке, – говорит Чонгук голосом тише, чем он хочет. – Что может … что могут сделать остальные из вас? С таким же успехом можно было бы узнать все это сейчас. Тогда позже он сможет позволить своей голове взорваться в безопасности своей квартиры. (Он знал, что у всех пользователей магии есть дары, но не знал, насколько разнообразными могут быть эти дары.) Хосок садится в конце стола и тянется за только что размороженным молоком, – Мой дар - магия растений. Что-то вроде того, что вы могли бы назвать нимфой в свое время? Я могу заставить растения расти, умирать, меняться и все такое. – Да, и он тоже скачет по лесам, – поддразнивает Намджун. Хосок пожимает плечами, – Леса просто невероятны. – Юнги - элементаль, – говорит Тэхен. Он все еще пьет свой кофе, хотя он, должно быть, уже отвратительно-теплый. – Элементаль? – Он может управлять четырьмя стихиями, – объясняет Намджун, – Огонь - его самое сильное оружие, но он также хорош в воде и воздухе. Сносно работает с землей. – О, и не отпускай никаких шуток, связанных с Аватаром, – добавляет Тэхен. – Это на доске объявлений. Он указывает, и Чонгук поворачивается на своем стуле, чтобы увидеть большую классную доску, висящую на стене над стойкой. Она покрыта письменами, представляющими собой странную смесь хангыля и английского, несколькими разными цветами. Часть почерка он не может разобрать, но то, что разборчиво, вызывает больше вопросов, чем ответов: 2. Никакой оскорбительной магии внутри дома (да, это включает в себя манипуляции с температурой, Юнги-хен - будь добр к моим растениям) 5. СТАВЬТЕ СВОИ БОТИНКИ НА ЧЕРТОВУ ПОЛКУ ДЛЯ ОБУВИ, ДА ПОМОЖЕТ МНЕ БОГ. Я ВЫБРОШУ ИХ ПРОЧЬ 6. 문을 좀 잠가 제발 (Я говорю с тобой, Тэхен) 9. Никаких*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
Он должен, он знает, что должен, но он не остается в стороне. Он возвращается, и возвращается, и возвращается, и возвращается. Он продолжает проводить вторую половину дня в магазине, и по крайней мере раз в неделю его приглашают на ужин в дом. Он наблюдает, как Чимин разговаривает с призраками, а Хосок одним движением пальцев заставляет растения расти. Джин проходит мимо него, как пушистый белый кот во вторник днем. Чувство вины тяжелым грузом сидит у него в груди. Магия тяжелее, она наливает его кости свинцом. Так трудно дышать, но он справляется. Он держит коробку закрытой.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
Юнги очаровывает его больше всего. Такое чувство, что после той первой встречи щелкнул какой-то выключатель, и внезапно он видит Юнги почти каждый раз, когда отваживается зайти в магазин. (А один раз даже на улице, тот сидел на скамейке возле станции метро и курил. – Это плохо для тебя, – предупредил он, прежде чем смог остановить себя, и Юнги действительно выглядел немного смущенным. Напечатанный ответ – Я знаю, но это помогает, когда я в стрессе. Не говори Намджуну. – Хорошо, – неохотно согласился он, и Юнги приподнял поля своей широкополой шляпы в направлении Чонгука, как какой-то викторианский джентльмен, удивив Чонгука настолько, что он разразился неконтролируемым, смущающим хихиканьем. Юнги просто улыбнулся, почти довольный.) Несмотря на бурю его магии, в Юнги есть что-то устойчивое, чему он не может дать точного определения. Стабильное. Когда он управляет магазином, тишина пронизывает все, но это умиротворяюще. Как тишина земли на рассвете, прежде чем всё должным образом проснется. Или затишье, которое наступает после дождя, - запах воды, ростков и грязи. Полная темнота в три часа ночи, которая успокаивает, а не пожирает. Может быть, все эти метафоры глупы - суть в том, что ему это нравится. Ему нравится суета других, но есть что-то особенное в том, чтобы сидеть за прилавком и позволять этой тишине окутывать себя, пока он борется с домашним заданием. Юнги, как правило, не слишком беспокоит его, когда он достает учебники и тетради - просто упрямо подталкивает чашку чая в его сторону и сидит в своей обычной позе со скрещенными ногами на прилавке - коленом задевает кассу, и читает книгу. Книга меняется изо дня в день - иногда это роман, иногда что-то древнее и волшебное, иногда автобиографическое, а однажды обширная энциклопедия о космосе. (– Ты когда-нибудь заканчиваешь их? – спрашивает он в тот день, наблюдая, как Юнги читает о туманностях, карликовых звездах и черных дырах. – Нет, – печатает Юнги, наклоняясь, чтобы Чонгук мог прочитать. – Никакого терпения. Но я рекомендую Джуни хорошие фильмы, и он рассказывает мне, чем они заканчиваются. – Тебе все равно? – спрашивает Чонгук, немного удивленный, – Насчет конца? Юнги пожимает плечами. Он открывает новую страницу энциклопедии и замирает. Наклоняет книгу, чтобы Чонгук мог видеть. 134340, написано на глянцевой странице. Астероид. Официально классифицируется как планета Плутон. – Это кажется грустным, – печатает Юнги, – Понижен до номера. – Да, – соглашается Чонгук, чувствуя странную боль в груди, – Я думаю, что для нас он навсегда останется Плутоном. – Думаю, в каком-то смысле так и будет. – Пальцы Юнги порхают по клавишам на сенсорном экране. – Плутон был римским богом Подземного мира, всегда отделенным от всего остального. Отдельным, думает Чонгук, когда боль усиливается. Ударяет прямо между ребер. – Да. Ему это подходит. Юнги наклоняет голову, а его глаза сужаются так, что кажется, будто он смотрит прямо сквозь Чонгука, в самый его центр, где остаются скрытыми все его грязные секреты, где его магия шипит и все еще колышется, как слабое пламя. Чонгук наклоняет голову, снова сосредотачиваясь на учебнике, и в конце концов слышит слабый шорох, с которым Юнги переворачивает страницу.) Иногда, закончив домашнее задание, он помогает по хозяйству. Он все еще нервничает, прикасаясь к магическим предметам, даже в перчатках, но он может разложить книги или вытереть пыль с полок и столов. Он проводит целый день с Хосоком, заново помечая все лекарства и зелья на левой стене, и уходит с головой, полной непонятных слов, и чувством удовлетворения в животе. Юнги пихает в него стопки книг и раздраженно указывает на верхнюю полку, хмурясь еще больше, когда Чонгук хихикает. Это рутина, это почти удобно, но чувство вины все разрастается и разрастается.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
У него есть десятки вопросов, которые он не задает, о магии, но в основном о Юнги. (Что случилось с твоим голосом? Ты родился немым? Почему есть годы, о которых Хосок и Намджун не хотят говорить? Ты боишься бури внутри себя? Что ты видишь, когда смотришь сквозь меня?) Вместо этого он придерживается мирских вещей. Глупых вещей. Например, “хен, какой твой любимый цвет?” или “что тебя раздражает больше всего?” или “что самое вкусное, что ты когда-либо ел?” Такое ощущение, что половину времени он превращается в надоедливого подростка, но Юнги всегда потакает ему - отвечает на с помощью заметок в его телефоне. – Белый. – Люди, которые не дают мне говорить. – Жареный рис кимчи Джин-хена, но не говори ему, что я это сказал. У него тоже есть вопросы. Иногда те же самые, что и Чонгука, а иногда и другие, столь же безобидные: какое твое любимое животное? а какое твое наименее любимое время суток? а что ты делаешь, чтобы расслабиться? – Львы. И маленькие пушистые собачки. Да, я осознаю этот контраст. – Четыре часа дня, потому что я уставший, но еще слишком рано для сна, а также слишком рано для ужина. – Рисование или фотографии. (Раньше он танцевал, но прошло много времени с тех пор, как он позволял себе это - он слишком это любит, чтобы позволить этому стать хобби.) Это глупо, может быть, даже бессмысленно, но с каждым вопросом, с каждым днем - когда осень медленно, неуклонно перетекает в зиму - он чувствует, как Юнги обретает форму. Чувствует, как все они обретают форму. У него в голове есть списки, которые он составляет, исправляет и хранит. Чимин • Неуверенный в себе, но такой потрясающе-талантливый. • Добр даже к призракам, которые взрываются в его жизнь. • Одна из самых ярких улыбок на свете. Тэхен • Видит больше, чем показывает, о людях и мире. • Непримиримо относится к самому себе и всегда был таким. • Тянется к Чимину, как цветок к солнцу. Хосок • Как солнечный свет, но, может быть, скорее как дерево, уходящее корнями глубоко в землю. • Заставляет цветы распускаться одним прикосновением пальцев, даже зимой. • Великодушный, но и резкий, резкий, резкий, если ему нужно защитить то, что он любит. Сокджин • Лучший повар в мире. • Улыбается, даже когда ему тяжело, даже когда кажется, что у него плохой день. • Заботится обо всех, большую часть времени даже не замечая этого. Намджун • Такой, такой, такой умный. • Такой, такой, такой добрый. • Полный историй - как предметов, которые были любимы, так и людей, которые их любили. И Юнги. Юнги: • Носит очки, когда читает - большие, громоздкие, которые занимают половину его лица, но все равно хорошо смотрятся. • Ненавидит делать книги для магазина, но также настаивает на том, чтобы быть единственным, кто их делает. • Наклоняет голову, когда он в чем-то не уверен. Или расстроен. Или напряженно размышляет. • Так сильно заботится, но по-тихому. Помогает Джину на кухне, хвалит танцы Чимина, слушает болтовню Намджуна о смысле вселенной, помогает в моделировании одежды Тэхена, даже если она на размер больше, и неохотно поливает растения Хосока, балансируя на спинке дивана, чтобы дотянуться до тех, что стоят на книжном шкафу. • Смеется тоже тихо и шепотом. Как призраки Чимина, которые иногда шуршат занавесками на окнах ранним утром. • В нем есть дыра, которую иногда можно увидеть. Кровоточащие края. Как будто что-то жизненно важное было вырвано, и он еще не знает, как это закрыть, поэтому он позволяет этому просачиваться. Это давит на него, делает всю эту тишину тяжелой, и иногда это может длиться несколько дней, но никогда дольше. Это еще не все. Он думает, что, возможно, заполняет страницы, но не знает, как остановиться. Он просто знает, что иногда, когда он отпускает шутку или выбирает забавный ответ на один из глупых вопросов Юнги, тот улыбается достаточно широко, чтобы показать свои десны и морщинки в уголках глаз. И иногда Юнги смеется своим шепчущим смехом, сгорбившись на прилавке, и Чонгук чувствует толчок в груди - как будто он катается на американских горках. Он резонирует в самой его сердцевине.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
Случайно Чимин решает добавить его в домашний групповой чат, и его долгие, изнурительные дни в колледже становятся немного ярче, поскольку он почти постоянно завален сообщениями. Несмотря на их плотный график, они постоянно разговаривают друг с другом - и, кажется, никогда не возражают, если он больше слушает, чем вносит свой вклад. Юнги [14:16] джуни, на блошином рынке на Западной 12-й сегодня в 4 должно быть несколько хороших магических предметов. ты сможешь пойти? Намджун [14:18] да, я встречу тебя там. Хосок [14:19] я тоже хочу пойти. вы, ребята, никогда не приносите приличных книг. Юнги [14:19] у тебя просто ужасный вкус. Хосок [14:20] это клевета, и я этого не потерплю. Чимин [14:21] ты не можешь! ты обещал помочь мне с хореографией, помнишь? не отступай, хен. :( Хосок [14:22] черт, прости, чимини. В 7 верно? Чимин [14:23] да, принеси еду. Хосок [14:24] это не было частью сделки… Чимин [14:24] я хочу шашлык. из того места на 2-й авеню. Хосок [14:25] хорошо… Чимин [14:25] ;) Сокджин [14:27] Кто будет ужинать дома? !!!!! Юнги [14:29] мы должны вернуться к 6:30. Намджун [14:30] самое позднее. Тэ [14:32] я буду физически присутствовать. Сокджин [14:33] и мысленно? духовно? Тэ [14:34] умираю из-за своего проекта, который должен быть сдан на следующей неделе. привет, юнги-хен... Юнги [14:35] нет Тэ [14:36] ты даже не знаешь, о чем я собирался спросить. Юнги [14:37] да, я знаю. Тэ [14:37] пожалуйста? Юнги [14:38] нет Тэ [14:38] это очень великолепная юбка! я обещаю! пожалуйста, хен, я сейчас УМРУ. Юнги [14:39] нет, это не так. Тэ [14:39] буквально умру. это должно произойти через ДВА ДНЯ. ДВА. дня. Юнги [14:40] черт возьми. отлично. Тэ [14:40] :D! спасибо, спасибо, спасибо, я люблю тебя. Юнги [14:41] заткнись. Тэ [14:42] до Луны и обратно. Юнги [14:42] прекрати это. Тэ [14:43] <3 <3 <3 <3 <3 Сокджин [14:44] отлично, рад, что вы двое с этим разобрались. чонгук-а, ты в деле? Чонгук [14:46] ужин? Сокджин [14:47] разве ты не хочешь тоже помочь с юбкой? Тэ [14:47] у тебя действительно отличная талия, гук. Чонгук [14:48] я буду к ужину. никакого моделирования. Сокджин [14:49] мудрый выбор. Тэ [14:50] :( Тэ [14:50] Джей Кей, увидимся вечером! Чимин [14:55] и тебе также лучше вернуться завтра, чонгук-а. я почти не видел тебя всю неделю. Чонгук [14:56] ох. я приду. Чимин [14:57] :D*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
Он проваливает очередной тест и получает академический испытательный срок - выдерживает раздраженный телефонный звонок от родителей, пронзительные вопросы, намеки на то, что, возможно, ему нужно вернуться домой. Обещает в панике, что у него все получится лучше, так и будет, но он хочет остаться. Еще шесть месяцев, они согласны. Еще один семестр. Если его оценки не улучшатся, он вернется в Пусан. Он чувствует тошноту и дрожь, когда вешает трубку, и стены его студии, кажется, сжимаются, душат его. Он неловко натягивает пальто и ботинки, натягивает на голову шапочку и спускается по узким лестничным пролетам на улицу. Сейчас начало ноября, и ветер безжалостен, проникая сквозь его слои одежды. Он укутывается с головой, чтобы не дать слезам застилать глаза, и идет. Не поднимает глаз, пока не оказывается на знакомой улице, перед знакомым магазином. Только тогда он понимает, что уже 10:30 вечера и все давно разошлись по домам на ночь. И он мог бы пойти в таунхаус - Тэхен, вероятно, не спит, работая над своими бесконечными проектами; и иногда Хосок допоздна остается в оранжерее, ухаживая за своими растениями; и Чимин, как правило, возвращается из студии в неурочное время, пробираясь по дому и останавливаясь, чтобы накинуть на него дополнительное одеяло в те редкие ночи, когда Чонгук ночевал у них. Но он никогда раньше не заходил без предупреждения, и на самом деле он не хочет разбираться со всеми проблемами сразу. Просто… Он достает свой телефон из кармана, колеблется над контактом Юнги. Прошло два месяца, но они никогда раньше не переписывались отдельно от группового чата. Никогда по-настоящему не разговаривали за пределами их взаимодействия в магазине или дома. Это может быть неловко, или смущающе, или нежелательно, но. Но. Юнги заставляет его чувствовать себя стабильным, заставляет его чувствовать себя в безопасности, заставляет его чувствовать, что это нормально - быть тихим - просто сидя рядом с ним в магазине - их локти соприкасаются, если они вместе стоят за прилавком, тепло Юнги на его стороне. Он открывает новое окно чата и вводит текст, прежде чем успевает себя остановить. Чонгук [21:35] эй, хен, ты не спишь? Сразу же появится окно ввода текста. Юнги [21:35] нет, ты в порядке? Чонгук [21:36] Ты можешь встретиться со мной в магазине? Юнги [21:36] в магазине? Что не так? ты в порядке? Чонгук [21:37] ничего серьезного. я в порядке. я просто Он делает глубокий вдох, телефон скрипит под его перчатками из-за того, что он так крепко держит его. Чонгук [21:38] у меня был действительно тяжелый день, и я не хочу сейчас оставаться один. извини. и я бы пришел в дом, но другие вроде как слишком много? все сразу. так что, может быть, если тебя это не затруднит, ты мог бы встретиться со мной в магазине? Юнги [21:39] уже в пути. Он моргает, читая сообщение Юнги, грудь сжимается, и он снова кладет телефон в карман. Прижимается к одному из передних окон (хотя и осторожен с чарами, которые, как он знает, на месте) и, только на этот раз, приоткрывает коробку, чтобы позволить магии, витающей в воздухе, просочиться в его кости - немного успокоить беспокойный хрип в его грудной клетке. Юнги появляется из-за угла несколько минут спустя, одетый в свое мешковатое зеленое пальто и толстый черный шерстяной шарф, на голове у него синяя нью-йоркская шапочка. Он ускоряет шаг, когда замечает Чонгука, на его лице написано беспокойство, и Чонгук надеется, что слезы, которые он сдерживал последние полчаса, не слишком заметны в тусклом свете. Юнги касается его локтя, пальцы цепляются за ткань его пальто и дергают в безмолвном вопросе. – Я в порядке, – тихо говорит Чонгук. Юнги указывает на магазин, приподнимая бровь в другом вопросе. – Мы можем немного пройтись? – нервничая, спрашивает Чонгук. На улице холодно, так что он понимает, если Юнги не хочет тащиться с ним через город, но он слишком взволнован, чтобы сидеть на месте, и он думает прямо сейчас, что любая комната будет казаться слишком маленькой. Юнги, однако, кивает и жестом показывает Чонгуку идти впереди. Они поворачивают назад, идут мимо станции метро, в Гринвич-Виллидж, и на некоторое время бредут в тишине. Юнги не давит на него, за что Чонгук бесконечно благодарен, и он позволяет словам кипеть, пока не чувствует, как они вертятся у него на языке, отчаянно желая вырваться наружу. – Я проваливаю колледж, – выпаливает он, когда они добираются до парка Вашингтон-сквер, останавливаясь под аркой. Слезы возвращаются, заставляя его глаза гореть. – Я на бизнес-курсе и учусь, клянусь, но все равно терплю неудачу. На этой неделе меня отправили на академический испытательный срок, и если мой средний балл не улучшится к следующему семестру, меня выгонят, и, если это произойдет, мне придется вернуться в Пусан и придумать что-нибудь еще. Начать все сначала, наверное, хотя мне тогда будет двадцать один, и... Он режет себя, когда рыдание пытается вырваться из его рта, стискивая зубы, чтобы сдержать его. – Извини, – икает он. Он не может смотреть на Юнги - на то разочарованное выражение, которое, вероятно, было на лице Юнги, – Прости. Все это не твоя проблема. Юнги тянет его за руку, ведя к скамейке у фонтана. Они садятся бок о бок, и Чонгук смотрит затуманенными слезами глазами, как Юнги начинает печатать на своем телефоне. – Все в порядке. Тебе не нужно извиняться, Чонгук-а. Он переводит взгляд со слов на глаза Юнги, освещенные уличными фонарями и экраном телефона. Не находит никакого разочарования или жалости, только что-то мягкое, сострадательное и, возможно, понимающее. По какой-то причине от этого ему хочется плакать еще сильнее. – Я не хочу возвращаться в Пусан, – выдыхает он, – Я действительно, очень, очень не хочу возвращаться в Пусан. – Как ты думаешь, почему ты терпишь неудачу? Это прямолинейно, но не подло (он не думает, что Юнги способен быть жестоким), и это дает ему силы признаться: – Потому что я ненавижу это. Этот бизнес-курс, я его ненавижу. Однако мои родители настояли на этом. В Сеуле я тоже не преуспел, и мне сказали, что я могу уехать за границу, если это означает, что я изучу что-то практическое. – Что ты хочешь изучать? – Искусство, – шепчет Чонгук, – Или... или танцы. Возможно, видеопроизводство. Музыку. Что-нибудь творческое. Но я не могу - мои родители не думают, что у меня получится. У меня не будет карьеры, я останусь на мели и буду жить на копейки всю оставшуюся жизнь. Юнги внимателен, пальцы скользят взад-вперед по экрану телефона, как будто он обдумывает, что сказать. На нем перчатки без пальцев, и его кожа немного покраснела от холода. От этого Чонгуку хочется обхватить Юнги руками, согреть его, но он сопротивляется этому желанию. Это переходит слишком много границ, даже с защитой его перчаток. – И они не передумают? Даже несмотря на то, что ты испытываешь трудности? Чонгук читает слова и вытирает все еще слезящиеся глаза, заставляя себя перестать плакать, как жалкий ребенок. – Нет, – говорит он. Не хочет повторять многочисленные дискуссии, которые у него были с родителями - после средней школы, после Сеула, а теперь и здесь. – Нет, они просто видят в этом то, что я недостаточно стараюсь. Юнги хмурит брови, – Но ты все время учишься. Влажный смех вырывается изо рта Чонгука, и он звучит скрипуче и ужасно даже для его собственных ушей, – Я думаю, они этого не видят. Они … они думают, что я просто витаю в облаках. Что мечтам просто суждено остаться мечтами, и мне нужно отпустить их. Юнги хмурится еще сильнее, – Что ж, они ошибаются. Чонгук снова смеется и усердно трет глаза, делая глубокий вдох, – А как насчет тебя, хен? Твоя мечта - открыть волшебный магазин? Это то, о чем он задавался вопросом - кажется, странная профессия для человека, которому за двадцать, - но это первый раз, когда он был достаточно храбр (или глуп), чтобы спросить. Уголок рта Юнги приподнимается в улыбке, пронизанной грустью, – Нет. – А что? Очень долгая пауза. Достаточно долгая, чтобы Чонгук начал ерзать, задаваясь вопросом, не должен ли он как-то взять слова обратно - сказать что-нибудь, чтобы стереть отсутствующее выражение, появившееся на лице Юнги, и внезапную тяжесть, навалившуюся на его плечи. Но потом Юнги закрывает свое приложение с заметками и открывает SoundCloud. Чонгук в замешательстве наблюдает, как он роется в кармане пальто и достает пару наушников. Он вставляет их нетвердыми пальцами и протягивает один наушник Чонгуку. Чонгук вставляет его, чувствуя, что, возможно, ему следует задержать дыхание. Как будто происходит что-то монументальное, хотя они только вдвоем, одни в парке Вашингтон-сквер в полночь, неуклонно цепенея от холода. Юнги нажимает на песню, название которой Чонгук не может прочитать, и нажимает play. Музыка просачивается сразу же - запоминающийся инструментальный ритм, - а вскоре после этого звучит голос. Чонгук понимает, что это рэп - в основном на корейском, но с легкой примесью английского. Голос меняется на другой, немного более хриплый, не такой проворный, но все еще полный уверенности. А затем третий голос, более напряженный, чем два предыдущих. Злой, может быть, или просто страстный - произносит слова так, как будто они вырываются у него из груди, как будто он может чувствовать всю тяжесть и эмоции каждого из них. Это захватывающе, грубо, как удар под дых. – Кто это? – спрашивает он, наклоняясь ближе, чувствуя, как музыка, слова, голос эхом отдаются в его груди, поднимаясь по позвоночнику, – Они действительно хороши. Юнги тычет пальцем себе в грудь, и мир Чонгука переворачивается, – Это... это ты? Песня изменилась - теперь она звучит медленнее. Печальнее. Но голос по-прежнему низкий, хриплый и переполненный эмоциями. И Юнги прикусывает губу, так сильно, что кажется, будто это причиняет боль. Кивает. Двигает губами – Да. – Хен... – говорит Чонгук, – Мне нравится твой голос. Юнги издает прерывистый, хриплый смех и подписывает – Спасибо. – Что случилось? – спрашивает Чонгук, когда песня заканчивается, и Юнги забирает наушник обратно. – Если только ты не хочешь говорить мне, я понимаю. Мы можем поговорить о чем-нибудь другом или... Юнги толкает его локтем, и он захлопывает рот, обрывая слегка панический поток слов. Только тогда он замечает телефон, который Юнги демонстративно держит в руке. – Его отобрали. Черная магия. Он слышал о черной магии - думает, что каждый ребенок слышал. Она скрывается в страшных историях, которые дети рассказывают друг другу на вечеринках с ночевкой после наступления темноты, в предупреждениях, которые родители дают своим детям, в недоверии к пользователям магии со стороны таких людей, как его родители. Черная магия - это ритуалы в ночном лесу; кровожадные призраки в зеркале или под кроватью; магазины с закрытыми ставнями в глухих переулках Пусана. Его отец говорил ему, что это зло, сынок, и заманчиво - лучше, если ты будешь держаться подальше от всей магии, когда ему было десять лет. Но он никогда не знал, что она может забрать чей-то голос. – Черная магия может это сделать? Юнги кивает с мрачным выражением лица, – Хосок и Намджун не хотели продолжать выступать без меня. Мы наткнулись на этот магазин после колледжа. Решили попробовать себя в этом. Чонгук знает, что это еще не все. В тенях глаз Юнги, в напряженной линии его позвоночника, в том, как он нервно теребит телефон, кроется гораздо больше. Но Юнги разрешены его секреты, его скрытые темные стороны, и Чонгук не будет совать нос в чужие дела. – Но ты скучаешь по музыке? – Да, – Юнги нравится, – Но моя точка зрения такова: ничего страшного, если ты не можешь следовать своей мечте. Вообще или даже просто сразу. Даже если иногда это причиняет боль, жизнь не так уж плоха, Чонгук-а. Я в порядке, и ты тоже будешь в порядке. Даже если тебе придется немного подождать, чтобы осуществить свои мечты. Это не делает тебя неудачником. И теперь Чонгук снова начинает плакать. Здорово. – Спасибо, – прохрипел он, жалея, что Юнги не написал ему эти слова, чтобы он мог сохранить их навсегда. – Это много значит, хен. – Вероятно, больше, чем Юнги знает. Прошло очень много времени с тех пор, как кто-то в него верил. Юнги сжимает его плечо и встает, – Давай возьмем еду. Уже почти час ночи, но Чонгуку все равно. Последнее, что он хочет сделать, это вернуться в свою студию и попытаться дышать остаток ночи. Поэтому он позволяет Юнги сводить его за шашлыками из баранины в круглосуточную забегаловку недалеко от парка. И он сидит с Юнги на ступеньках Волшебной лавки и смеется, пока тот сражается с топленым салом с восхитительно сосредоточенным выражением лица. Чонгук снял перчатки, чтобы они не испортились, пытаясь урвать лучшее мясо. Юнги придвигается ближе к нему на узкой ступеньке, и когда он усаживается поудобнее, его пальцы касаются тыльной стороны ладони Чонгука. Это вспышка, почти ничего - недостаточно, чтобы уловить мысли, - но Чонгук все еще чувствует это, как огонь на своей коже. Дергается назад, прежде чем успевает остановиться, и чуть не падает со ступенек в спешке, чтобы увеличить расстояние между ними. – Ты не должен прикасаться ко мне, – шепчет он на озадаченный взгляд Юнги. Почему? Юнги открывает рот, голова наклонена. Чонгук качает головой, слишком уставший, слишком напуганный, чтобы пытаться объяснить. – Ты просто не должен. К счастью, Юнги не обращает на это внимания. Просто тащит Чонгука обратно в таунхаус и прячет его под одеялами на диване. – Отдохни немного, – печатает он и похлопывает Чонгука по плечу, укрытому одеялом. Чонгук сворачивается калачиком в безопасности и слушает голос Юнги, звучащий в его голове на повторе.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
Чимин будит его на следующее утро, садясь на него, и Сокджин делает всем вафли, в том числе еще одну для Чонгука, потому что он “сегодня утром немного похож на побитого щенка”. Хосок озвучивает препирания Намджуна и Юнги насчёт цены магических предметов, которые они купили на аукционе на прошлой неделе. Тэхен крадет клубнику с его тарелки, игнорируя ворчание Сокджина о том, как правильно обращаться с гостями, и в целом это хорошее утро. Впервые за долгое время Чонгук думает, что с ним все может быть в порядке.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
Он возвращается к этому состоянию две недели спустя. Его родители хотят, чтобы он вернулся домой на зимние каникулы, но он почти не может вынести этой мысли - наполовину в ужасе от того, что они только взглянут на него и поймут, что он подвергал себя воздействию магии. Что он нарушил почти все их согласованные правила, и что они тогда будут делать? Просто прямо запретят ему выходить из дома? Он почти не обращал на них внимания. Он пытается выстроить в голове веские аргументы - все логические причины, по которым он должен остаться в городе: расходы на проезд, дополнительное время для учебы и аренда студии, - но ему трудно сосредоточиться из-за кашля, который у него развился. Он появился через два дня после его ночной экскурсии с Юнги и отказался исчезать. Вчера ему пришлось извиниться перед классом, потому что он так много кашлял, что срывал лекцию. Сегодня утром у него поднялась температура, и у него кружится голова, если он слишком долго стоит. Он все еще заставляет себя одеться, потому что у него академический испытательный срок, и он не может больше пропускать занятия, иначе рискует быть исключенным. Поездка в кампус - это мучение, и он едва слышит хоть слово из своих первых двух уроков. Его тошнит в туалете студенческого центра перед началом третьего. Его телефон жужжит в кармане - Чимин спрашивает, придет ли он сегодня на ужин, - но он не может заставить свои дрожащие пальцы сотрудничать настолько, чтобы набрать ответ. Он не помнит, когда в последний раз ему было так плохо, и был ли он когда-нибудь так болен. Он занимается спортом, питается здоровой пищей - даже будучи нищим студентом колледжа, он старался заботиться о себе, несмотря на свой испорченный график сна. Его третье и четвертое занятия проходят как в тумане, и он чувствует себя немного умирающим, когда, пошатываясь, идет к остановке метро. Он сворачивается калачиком на одном из сидений в дальнем конце вагона и кашляет, кашляет, кашляет в ладони - от этого у него сводит живот. Его легкие горят, как будто кто-то буквально поджег их, и, черт возьми, может быть, ему нужно в больницу? (Он не может позволить себе больницу, даже на деньги своих родителей.) Его квартира находится на пятом этаже его дома, и лифт почти постоянно ломается, заставляя его наполовину идти, наполовину ползти вверх по шести лестничным пролетам, чтобы добраться до входной двери. Ему требуется три попытки, чтобы правильно вставить ключ в замок, а затем еще две, чтобы закрыть за собой дверь и задвинуть щеколду. Он снимает пальто и несколько слоев одежды, большинство из которых влажные от пота, и, пошатываясь, идет к кровати, сваливаясь в кучу. Мир расплывается, наклоняется, а затем исчезает во тьме.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
Он просыпается от звонка телефона - громкого и пронзительного в тишине его квартиры. Он все еще в его рюкзаке, лежит прямо возле двери, и прямо сейчас расстояние кажется океаном. Он испытывает искушение проигнорировать его, но телефон начинает звонить снова, настойчиво, поэтому с тихим стоном он скатывается с кровати и на животе подползает к нему. Шесть пропущенных звонков, тридцать семь непрочитанных сообщений. Уже почти одиннадцать, сообщает ему дисплей, и Чимин звонит в пятый раз. – Ло? – невнятно произносит он после нажатия кнопки "Принять", пытаясь поднести телефон к уху. Все еще так жарко, и его легкие болят, болят, болят. Он сворачивается калачиком, прижимает руку ко рту, чтобы заглушить кашель. – Чонгук? – Чимин звучит обеспокоенным, почти откровенно напуганным. – Чонгук-а, ты в порядке? Где ты? – Дома, – бормочет Чонгук, – Квартира. – Ты заболел? – Немного. Чимин ругается. Голос Тэхена повышается на заднем плане, настойчивый, – Нам нужно попасть туда. Сейчас. Шуршание. Теперь голос Сокджина, нехарактерно серьезный, – Чонгук-а, ты можешь сказать нам свой адрес? Его адрес? Он едва может вспомнить свое собственное имя прямо сейчас - как он должен помнить свой адрес? – Пожалуйста, Чонгук-а, – настаивает Сокджин, – Это важно. Постарайся вспомнить. Он кашляет сильнее, стискивает зубы, чтобы заглушить худшее, и напрягает свой усталый, головокружительный мозг, – Западная 31-я улица. Здание... здание 435. Квартира... – он хмурится, пытаясь вспомнить номер своей квартиры. Это буквально на его двери. Он видит это каждый день, – 515. – Хорошо, – говорит Сокджин, все еще благословенно спокойный, – Западная 31-я улица, 435, квартира 515, верно? – Д-да. – Держись, Чонгук-а. Мы уже в пути. Он хочет протестовать, настаивать на том, что им не нужно проходить через все эти неприятности, но он так устал, болен и напуган, и он не думает, что сможет даже подняться с пола прямо сейчас, поэтому он просто бормочет неопределенное "да" и позволяет телефону выскользнуть из его ослабленных пальцев. Сосредотачивается на том, чтобы на самом деле не выкашлять одно из своих легких. Он почти уверен, что это было бы ужасно.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
Он понятия не имеет, сколько времени прошло, когда дверь его квартиры распахивается. Он уверен, что запер ее, даже в своем дезориентированном состоянии, но он думает, что также может почувствовать предательское жужжание магии в воздухе, так что это отвечает на этот вопрос. – Черт, – произносит голос - может быть, Хосок? - а потом кто-то опускается на колени рядом с ним, где он все еще валяется на полу, как идиот, – Он весь горит. – Тэ, – Сокджин, на этот раз - он почти уверен в этом, – сделай холодную ванну. Нам нужно сбить ему температуру. После этого просто много шума. Грохот на кухне, Хосок говорит что-то о том, что “все почти готово”, шаги по его старым половицам, вода течет в его треснувшей ванне, руки под мышками, поднимают его. – Черт, – может быть, говорит Чимин срывающимся голосом, – это кровь на его рукаве, хен. – Давай отведем его в ванную, – говорит Сокджин, и затем они уходят. Он пытается заставить свои ноги сотрудничать, помочь двум (?) людям, поддерживающим его с обеих сторон, но его тело слишком слабое, и им приходится наполовину тащить, наполовину нести его в его убогую ванную. Он скулит в знак протеста, когда кто-то дергает его за рубашку, пытаясь снять ее, и они немедленно останавливаются, бормоча извинения. – Нам нужно, по крайней мере, снять спортивные штаны, – говорит Сокджин, – Он слишком горячий. Он держит себя неподвижно, пока кто-то стягивает с него спортивные штаны, готовясь к потоку чужих мыслей, но кто бы это ни был, ему удается сделать это, не прикасаясь к его обнаженной коже. Затем - холод. Леденящий холод. Он стонет, сопротивляется, но руки обвиваются вокруг его талии, и его прижимают к чьей-то груди. Они жужжат ему в ухо - бессловесные успокаивающие звуки - и Юнги, он понимает. Юнги сидит с ним в воде, поддерживая его в вертикальном положении. Здесь так холодно, но мокрая ткань, прижатая к его лицу, приятна на ощупь. Стакан у его губ, голос Хосока, бормочущий: – Пей, Гуки, – а затем что-то острое и сладкое на его языке, в горле. Это облегчает жжение в его легких, помогает ему дышать, и он откидывается назад, прижимаясь к Юнги, который снова напевает, нежно поглаживая пальцами его волосы. – Чонгук-а. – cнова Чимин, он уверен в этом? – Чонгук-а, тебе нужно снять блокировку с твоей магии. Что? Нет, он не может этого сделать. Это опасно, это единственное правило, которое он не нарушил, он обещал своим родителям, что не будет - – Пожалуйста, – говорит Чимин с отчаянием в голосе, – пожалуйста, только ненадолго, хорошо? Чонгук скулит, разрываясь на части. Все по-прежнему болит - он чувствует себя выжатым, как будто тело слишком маленькое, слишком хрупкое, чтобы вместить то, что пытается вырваться, - но он обещал, он... Юнги издает шепчущий звук и притягивает его ближе, настойчиво дергая за ткань рубашки, и Чонгуку не нужны слова, чтобы почувствовать срочность. Чтобы понять, что это важно - они бы не спрашивали, если бы это не было важно. – Хорошо, – удается пробормотать ему, и он тянется к коробке, неуклюже откидывает крышку. Беспокойство врезается в него, как мчащийся поезд, вырывая вздох из его стучащих зубов. Затем озабоченность, тревога, страх - его собственный, их? Он больше не может сказать, в какую сторону идти, и это слишком много, слишком много, слишком много - Шторм окутывает его, блокируя все остальное. Магия Юнги, смешиваясь с его собственной, потрескивала на его коже, нагревая его кровь, несмотря на ледяную воду. Это ощущение интенсивное, но безопасное - как защитный огонь, как невысказанное "Я здесь, и у меня есть ты". Чонгук стонет и сдается, погружаясь в магию и тепло рук Юнги, позволяя им расширить его хрупкое тело, помочь ему дышать. В конце концов, через несколько минут или часов, они вытаскивают его из ванны и переодевают в сухую одежду - все это время стараясь как можно меньше прикасаться к нему. Затем под ним оказывается мягкий матрас, и Хосок вливает ему в горло что-то яркое и прохладное. На кровать рядом с ним опускается тяжесть - снова Юнги - и он инстинктивно прижимается ближе, потянувшись к магии Юнги, чтобы та обернулась вокруг него, как дополнительное одеяло. – Я оставил еще несколько лекарств на тумбочке, – говорит Хосок откуда-то издалека, – Дай ему еще одно через несколько часов, а затем снова утром. – И держи нас в курсе, хорошо? – Тэхен настаивает, – Напиши нам, если что-нибудь изменится. – Немедленно, – добавляет Чимин, все еще звуча испуганно. – Я зайду с едой позже, – говорит Сокджин. Юнги должно быть ответил им, потому что скрипят половицы, а входная дверь открывается и закрывается, сигнализируя об их уходе. Окутанный магией Юнги, Чонгук снова погружается в измученный сон.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
Солнечный свет, проникающий сквозь тонкие жалюзи на его окне, играет с частицами пыли в воздухе. Юнги на кровати рядом с ним, одетый в его одежду спит сидя, откинув голову к стене. Магия, его и Юнги, смешалась по всей комнате. Коробка, открытая и протекающая в его сознании. Он резко садится, задыхаясь, заставляя Юнги проснуться. – Нет. – Он чувствует, как его соседка волнуется из-за своего утреннего собеседования. Мужчина над ним взволнован предстоящим свиданием этим вечером, а мужчина внизу только что получил какие-то плохие новости - его гнев остро ощущается на коже Чонгука. И Юнги. Беспокойство Юнги, неуверенность Юнги - все о нем, все для него. Он карабкается к коробке, запихивая в нее свою магию так глубоко, как только может, и снова закрывает крышку. Боль пульсирует по всему его телу в ответ, обжигающая волна, но он стискивает зубы, чтобы справиться с ней. Он оступился, но все будет хорошо. Он привыкнет к тому, что в нем снова есть дыра, ему просто нужно немного времени, чтобы приспособиться - переждать эту боль, - и тогда он будет в порядке. Он так и сделает. – Извини, хен, – говорит он Юнги, который смотрит на него с нахмуренными бровями и нескрываемым беспокойством, – Насчет прошлой ночи. Теперь я чувствую себя лучше. Ты можешь идти. Юнги качает головой и поднимается на ноги, оглядываясь в поисках своего телефона. – Пожалуйста, – настаивает Чонгук, не в силах смириться с тем фактом, что не только Юнги, но и все видели его прошлой ночью - неспособного даже позаботиться о себе. И он впустил их всех внутрь, а они даже осознали. Чимин попросил его снять блокировку, не зная, что это значит, и Чонгук не сказал ему. Не предупредил его. Дерьмо. Юнги расстроенно смотрит на него, и Чонгук прячет лицо в коленях, – Пожалуйста, просто уходи, хен. Я позвоню тебе позже. Ему нужно время, чтобы собраться с мыслями. Подумать, что он собирается сказать - им, преподавателям классов, которые он сегодня пропустил, своим родителям, если до этого дойдет. Резкий вздох Юнги. Чонгук поднимает глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как он перекидывает сумку через плечо и надевает ботинки. Он оглядывается через плечо, выглядя где-то между раздражением и беспокойством, и Чонгук пытается ободряюще улыбнуться. – Я позвоню тебе позже. Я обещаю. Я просто … Мне нужно на минутку побыть одному. Юнги указывает на него - безмолвный жест "Я ловлю тебя на слове, сопляк", - а затем он уходит, и Чонгук, по сути, остается один. Первое, что он делает в этой внезапной тишине и покое, - это то, чего он пытался избежать в течение нескольких дней: зарывается лицом в подушку и плачет, громко, мокро и грязно. Когда это сделано, и он чувствует себя опустошенным - измученным до чертовой души (хотя, может быть, это немного мелодраматично, ему все равно) - он заставляет себя встать с кровати. Температура спала, но кашель все еще не прошел, зуд в задней части горла. Он думает, что у него где-то есть немного супа, и текущий план состоит в том, чтобы подогреть его, а затем снова зарыться под одеяло, как грустная черепаха, до конца дня. Он не хочет думать ни о магии, ни о школе, ни о своих родителях, ни о чем другом. Особенно о Юнги и остальных. Словно по вызову, его телефон на матрасе жужжит. Чимин [7:34] Юнги сказал нам, что он на пути домой, ты в порядке? Чонгук игнорирует это. Суп. Сначала суп. На кухне, рядом с раковиной, стоит бутылка, похожая на ту, что он видел в магазине, - полная ярко-синей жидкости. У него внезапно возникает смутное воспоминание о том, как Юнги разбудил его прошлой ночью, заставив что-то выпить. Рядом с бутылкой есть записка: "ВЫПЕЙ МЕНЯ", со стрелкой, как у Алисы в Стране чудес, а под ней аккуратными каракулями Хосока - помогает при кашле. Только растительное лекарство, минимум магии! Он закончил это смайликом, и Чонгук чувствует, как его собственная невольная улыбка расползается по губам. Он пьет эту дрянь, полагая, что нет смысла избегать ее, когда он уже выпил по крайней мере три бутылки. Это сладко, как и раньше, и приятно, и зуд сразу проходит, так что спасибо Богу за Хосока, правда. Он готовит суп, куриную лапшу и снова забирается под одеяло, как грустная черепаха, как и планировалось. Проводит там остаток дня, смотрит дурацкие фильмы и двигается только для того, чтобы сходить в ванную и написать Чимину и остальным, что с ним все в порядке и он позвонит им завтра. Где-то после полудня начинается дождь, и он слушает, как он барабанит по его окнам, ощущает на языке искру рассеивающейся магии. Дыра горит по краям, как огонь, который он однажды видел танцующим на пальцах Юнги, и он включает другой фильм, чтобы перестать думать об этом. (С ним все будет в порядке. Так и есть.) Солнце садится, и он встает, чтобы включить свет, когда находит конверт на столе рядом с дверью - засунутый под его ключи и перчатки. Его имя написано поперек на хангыле. Он кладет его на кровать и осторожно открывает пальцами. Чонгук-а, Ты сейчас спишь, и я надеюсь, что у нас будет возможность поговорить об этом утром, но на всякий случай, я подумал, что напишу это. Мы оба знаем, что ты можешь быть упрямым. Я знаю, что Намджун сказал тебе, что я элементаль, но я не думаю, что он когда-либо объяснял, что это влечет за собой, не так ли? По сути, у меня много магии. Намного больше, чем в среднем. Что делает меня могущественным, но в то же время это трудно контролировать. Когда мне было одиннадцать лет, я устроил пожар в нашем доме. Моя мама чуть не умерла, и мы потеряли почти все. После этого я был в ужасе от своей собственной магии, как и моя семья, поэтому я решил отрезать себя от нее. Как и ты, я поставил блок и сказал себе, что все будет хорошо. Я мог бы защитить свою семью и жить нормальной жизнью. Но магия - это часть нас, Чонгук-а. Она находится в наших клетках, в нашей крови, и без нее невозможно выжить. В старших классах я начал болеть. Я все время кашлял, у меня была лихорадка, приступы головокружения и так далее. Моя депрессия усилилась, а вместе с ней и тревога. Мои родители водили меня к куче врачей, но никто из них не мог понять, что, черт возьми, со мной не так. Потом я потерял сознание в школе. Я не шучу. Потерял сознание прямо в коридоре, и меня пришлось срочно отвезти в больницу. Одна из дежурных медсестер пользовалась магией, и она поняла это: это было отравление. По сути, блокируя свою магию, я остановил нормальную работу жизненно важного органа. А теперь моя магия отравляла меня, и мое тело отказывало. Я чуть не умер, Чонгук-а. Еще пара месяцев, и я бы это сделал. Медсестры, врачи и целитель, которого они приводили осмотреть меня, называли меня дураком. Моя семья тоже поняла, что так дальше продолжаться не может. Они нашли мне наставника, сказали мне не беспокоиться о моей магии - просто научиться контролировать ее - и после этого все стало намного лучше. Впрочем, я понимаю. Я действительно так думаю. Ты напуган, и это нормально - магия пугает. Она стара, как земля, и она могущественна, и она может быть столь же темной, сколь и блестящей. И она живет внутри нас. Безумно, верно? Но мы часть этого мира - ТЫ часть мира, Чонгук-а - и чего бы ты ни боялся, я обещаю, что мы хотя бы отчасти поймем. Нам всем приходилось сталкиваться с ужасающей стороной нашей магии. Чимин и его призраки, Тэхен и будущее, пожар, который чуть не убил мою семью - мы это понимаем. Мы это делаем. И мы не будем тебя осуждать. Мы просто волнуемся. Я не хочу видеть, как ты умираешь от этого, Чонгук. Не заставляй меня смотреть на это, ладно? Есть так много людей, которые боятся, которые не понимают, но это не всегда делает их правыми. Даже наши собственные семьи. Так что просто поговори с нами, ладно? Мы здесь ради тебя, я обещаю. Я здесь ради тебя. Юнги Он читает письмо один раз, потом еще раз, а затем пытается в третий раз, но плачет слишком сильно, чтобы как следует разобрать слова. Может быть, немного жалко, что он сидит здесь и рыдает над письмом, но ему все равно. Он хочет прижать бумагу к груди и впитать ее в себя - написать "Я здесь для тебя" на самых его костях. И он напуган, Юнги прав. Он так напуган - уже десять лет люди говорят ему, что его магия неправильная, его магия опасна, его магию нужно запереть там, где она никому не причинит вреда, - но прямо сейчас он не одинок, и это, это все, не так ли? Ему нужно поговорить с Юнги, решает он, вскакивая на ноги. Ему нужно поговорить с Юнги прямо сейчас, черт возьми. На улице все еще льет, и кашель возвращается, но ему все равно. Поэтому он надевает плащ, спотыкаясь, спускается по лестнице и снова выходит в ночь. Пока он добирается до таунхауса, он чувствует, что все действительно будет хорошо. К тому времени, как он выходит из метро, он промокает насквозь, даже с капюшоном, и дрожит. Думает, что, может быть, ему действительно стоит купить зонтик, когда он наполовину ходит, наполовину бегает трусцой по ставшим уже знакомыми улицам Ист-Виллидж. Но таунхаус на месте, и во всех окнах горит свет, и магия уже немного прогоняет холод. Он поднимается по ступенькам и нажимает на дверной звонок. Один раз. Два. Он поднимает руку, чтобы позвонить в третий раз, когда дверь распахивается, и Чимин изумленно смотрит на него, – Чонгук? – Могу я войти? – спрашивает Чонгук сквозь стучащие зубы. – Черт, – говорит Чимин, протягивая к нему руку, – Конечно. Какого черта ты делаешь, вчера ты умирал, а сейчас льет как из ведра, и, боже мой, Тэ, так вот почему ты сказал мне приготовить сменную одежды? Тэхен, остановившийся позади Чимина в коридоре, медленно моргает и говорит, – Думаю, да. – Черт, – ворчит Чимин, но он уже пытается вытащить Чонгука из его промокшего пальто и кричит Намджуну и Сокджину, чтобы они как можно скорее принесли полотенца и чай, и рявкает на Тэхена, – Тогда иди за одеждой! (Чимин, решает Чонгук, когда его наполовину толкают, наполовину ведут в ванную, чтобы переодеться, немного пугает.) В следующий раз, когда он приходит в себя, то сидит на диване в том, что он считает пижамой Тэхена, с наброшенным на плечи стеганым одеялом, с кружкой чая в руках, а напротив него сидят пятеро встревоженных мальчиков. Однако Юнги нет. – Где Юнги? – спрашивает он, надеясь, что не выглядит слишком грубым, – Мне нужно поговорить с ним. – Он закрывает магазин, – говорит Намджун, – Должен быть дома через несколько минут. – Что происходит? – спрашивает Чимин, – Что-то случилось? – Он написал мне письмо, – объясняет Чонгук. Оно все еще лежит на его кровати, хотя он вроде как хочет носить его с собой вечно, – объяс... объяснил некоторые вещи. И мне нужно поговорить с ним. Безмолвный разговор между всеми пятью из них. – Я напишу ему, чтобы он поторопился, — наконец говорит Сокджин. – Просто скажи ему, что Чонгук-и здесь, – говорит Чимин со слабой ухмылкой, – Это его поторопит. Хосок фыркает, и Чонгук почти уверен, что он что-то упускает, но ему снова все равно. Ему просто нужно увидеть Юнги, чтобы убедиться, что он имеет в виду все, что написал. – Пей свой чай, – мягко инструктирует его Намджун, – Юнги скоро вернется. И он не ошибается. Не проходит и пятнадцати минут, как входная дверь открывается, и Юнги появляется в гостиной. Он сбросил ботинки, но все еще щеголяет в пальто и шляпе. Несмотря на ледяной дождь на улице, он выглядит раскрасневшимся и немного запыхавшимся - как будто бежал всю дорогу домой, что кажется нелепым. – Чонгуку нужно поговорить с тобой, – объясняет Сокджин на вопросительный взгляд Юнги, – О письме, которое ты написал? Темные, бездонные глаза Юнги устремляются на него. – Ты правда имел в виду? – спрашивает Чонгук, хватаясь за свою кружку с чаем, как за спасательный круг. – Все, что ты написал? Пальцы Юнги тянутся к телефону, но затем он смотрит на Намджуна, примостившегося на подлокотнике дивана. – Я переведу, – предлагает Намджун, и пальцы Юнги начинают летать. – Конечно, я это так, – говорит Намджун, и странно слышать слова Юнги голосом Намджуна, но это определенно быстрее, чем печатать, – Мы здесь ради тебя, Чонгук. Все, что ты хочешь нам рассказать или каким бы ни был твой дар. Мы все уроды, ты же знаешь. Ты сразу же смешаешься с толпой. – Черт возьми, да, ты это сделаешь, – добавляет Чимин, – Ты забыл, что я буквально вижу мертвых людей? – И Джин превращается в кота, – говорит Тэхен, – Что может быть более странным, чем это? – Так что ты должен перестать причинять себе боль, – продолжает Намджун за Юнги, – Пожалуйста. – Он прав, – говорит Хосок с нехарактерной для него мрачностью, – Моя семья уже лечила магическую болезнь раньше. Это не шутка. Чонгук впитывает все это - грубое выражение лица Юнги, настойчивое понимание со стороны других - и делает глубокий вдох. Он помнит, как в пятнадцать лет в Пусане на спор забрался на вершину приморского утеса. Его друзья внизу кричали ему, чтобы он прыгал, и в тот момент, сразу после того, как его ноги оторвались от земли, где все было по-прежнему - это снова похоже на то. – Мои родители, – вырывается у него. Он пытается придать своим словам форму десяти лет, вокруг дыры внутри него, – не одобряют мою магию. У нас... у нас в семье никогда не было никого с этим, и они думают, что это опасно. Мой дар … Я могу улавливать эмоции людей, иногда даже смутно понимаю, что они испытывают, и моя семья считала это... агрессивным. Как будто я брал что-то у них без их разрешения. – Чушь собачья, – резко говорит Чимин. Тэхен толкает его локтем, но он просто вызывающе расправляет плечи. –Ты эмпат, Чонгук-а. Это естественно. – Они так не думали, – настаивает Чонгук, – Особенно потому, что, когда … когда я прикасаюсь к людям, я могу слышать их мысли? О чем... о чем они думают в тот момент... и это... моя семья ненавидела, когда я это делал. Говорили, что это было... несправедливо, что у меня было такое преимущество перед ними. И я понимаю - я понимаю - мысли людей являются личными, и я бы никогда не стал этого делать без разрешения, даже если вы не возражаете против того, что я эмпат, я бы держал это при себе рядом со всеми вами, клянусь. Я пытался сказать об этом своим родителям, но они просто настаивали, что вся моя магия была слишком сильна, поэтому я начал скрывать это и... – он закрывает рот, осознавая, что примерно в двух секундах от того, чтобы снова заплакать, – Мне жаль, – икает он, не в силах смотреть ни на кого из них, – Мне жаль. – Не стоит, – свирепо говорит Сокджин, – Не извиняйся, Чонгук-а. Юнги двигается, понимает Чонгук, отталкивая Чимина и Тэхена в сторону, чтобы присесть перед ним. И Юнги тянется к нему, к его голым рукам, и прежде, чем он успевает отпрянуть, Юнги берет кружку, и тонкие мозолистые пальцы Юнги переплетаются с его. – Ты меня слышишь? – эхо звучит в его голове, как колокол - тот же глубокий скрежет, который он слышал в песне, голос Юнги. Это... это … Он задыхается от изумленного рыдания, как от ощущения кожи Юнги на своей собственной (не может вспомнить время, когда у него было такое, когда он позволял себе прикасаться к кому-либо, когда кто-то позволял ему прикасаться к ним), так и от тяжести его магии, его мыслей, его сострадания, кровоточащего, как река. – Да, – говорит он вслух влажным голосом, – Да, я слышу тебя, хен. Юнги улыбается ему - сплошные десны и прищуренные глаза - и сжимает его руку, – Видишь? Значит, бояться нечего. – Ты не возражаешь против этого? – шепчет Чонгук. – Нет. Я здесь, не так ли? И Чонгук не может удержаться от того, чтобы наклониться вперед и прижаться лбом к лбу Юнги, отчаянно желая большего контакта. Юнги хмыкает и обнимает его - на самом деле касается губами виска Чонгука, и прикосновение обжигает его кожу наилучшим образом. – Я держу тебя, Гук. Ты у нас, ты в порядке. Еще больше рук, осознает он, на его плечах, ныряющих под воротник рубашки. – Ты один из нас, – голос Чимина эхом повторяет голос Юнги, – Мы не собираемся осуждать тебя за это. – Это так. – повторяет Тэхен, потирая заднюю часть его шеи. Хосок, Намджун и Сокджин держатся в стороне, но Чонгук чувствует, что это делается для того, чтобы избежать подавления его, а не для какого-либо осуждения. Он может быть немного шокирован их легким принятием. На то, как хорошо чувствовать, что они вот так близко - искры в его голове. Его легкие, наконец, набирают воздух, дыра закрывается. Он чувствует, как слезы текут по его щекам, но никто из них не осуждает его и за это. Юнги просто вытирает их с понимающей улыбкой, а Тэхен буквально обвивается вокруг спины Чонгука, как коала, и это просто много и идеально, и Чонгук никогда, никогда не хочет больше двигаться. – Я предлагаю ночевку, – объявляет Хосок, – Мы все переночуем здесь с Гуком. – Я поддерживаю эту идею, – немедленно говорит Чимин. – Третий, – приглушенно говорит Тэхен в шею Чонгука. – Четвертый, – объявляет Сокджин, уже направляясь на кухню, – Я разогрею немного еды. – Пятый. – Намджун встает и хлопает Тэхена по плечу, – Помоги мне достать одеяла. Тэхен неохотно отстраняется, на ходу целуя Чонгука в макушку. – Теперь они будут делать это постоянно, - говорит Юнги про себя, забавляясь, – Они монстры. У тебя больше не будет ни минуты личного пространства. – Я не думаю, что я возражаю, – говорит Чонгук, неохотно отстраняясь, чтобы Юнги мог снять с себя пальто и шляпу. Отпускать его руку - это форма агонии - и ладно, Чонгук, возможно, немного изголодался по прикосновениям, ему придется поработать над этим, - но Юнги нежно убирает челку со лба Чонгука, и сердце Чонгука как бы замирает, и это хорошо. (Тэхен и Намджун кричат об одеялах наверху, а Хосок и Чимин передвигают мебель, пока Сокджин дает указания из безопасной зоны кухни, и это абсолютный хаос, но Чонгуку нравится каждая секунда этого.) Это так хорошо.