I tell you this to break your heart, by which I mean only that it break open and never close again to the rest of the world.
Он снова просыпается от того, что Чимин сидит на нем, но на этот раз он ощущает его руки на своем лице, и гудение мыслей Чимина смешивается с его собственными: доброе утро, вставай, вставай, ты милый, когда спишь, но ты вроде как пускаешь слюни повсюду, я на дежурстве по завтраку, иди, помоги мне... – Я встал, – бормочет он, все еще почти спящий, – Я встал. Он лежит на нескольких диванных подушках, сдвинутых вместе на полу, между Юнги и Тэхеном. Рука Юнги обнимает его за талию, его лицо утыкается ему в шею, и мысли Юнги тоже здесь: слишком рано, слишком холодно, отвали… Чонгук подавляет улыбку и приоткрывает глаза. Зимний солнечный свет льется сквозь тонкие занавески на окнах балкона, и улыбка Чимина такая же яркая. Это будет хорошее утро, думает Чонгук. И это так.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
Зимние каникулы проходят так: 1. После четырех сеансов по скайпу и вдвое большего количества споров по электронной почте и текстовым сообщениям Чонгук убеждает своих родителей позволить ему остаться в Нью-Йорке, если он будет усердно работать, чтобы закончить академический испытательный срок к началу следующего семестра. 2. Снег налетает внезапно во время бури и превращает все в белое-белое-белое. Он стоит в нем до тех пор, пока у него не немеет лицо, потому что на ощупь он отличается от снега в Сеуле - тяжелее, острее - и ему нравится, как ветер обжигает легкие. 3. Магазин покрывается неприличным количеством гирлянд, из-за чего Намджун еще больше боится выходить из-за прилавка. Тэхен стоит посреди хаоса, один провод от гирлянды зажат в его руке, и показывает Чонгуку, как менять цвета с помощью магии - синий на зеленый, красный, фиолетовый, желтый, оранжевый и обратно. 4. Он идет на рождественский елочный базар с Хосоком и Юнги и наблюдает, как Хосок порхает от дерева к дереву, напевая себе под нос, проводя руками по их иголкам и прикасаясь к стволам, магия искрится на его пальцах. Деревья кажутся более живыми, когда он оставляет их позади - как будто их жизнь продлилась еще немного - и, наконец, Хосок останавливается перед маленьким, печально выглядящим деревом в дальнем углу. Сердце Чонгука немного болит из-за того, каким заброшенным оно кажется, но затем Хосок присаживается перед ним на корточки и заявляет, – Это. – И дерево - Чонгук клянется, что оно становится немного выше, когда Хосок похлопывает по одной из его ветвей, как будто знает, что его выбрали. 5. Дерево растет на три фута в гостиной таунхауса, протягивая свои ветви к потолку, как будто оно все еще находится в лесу. Целый вечер уходит на то, чтобы покрыть его гирляндами, нитями попкорна и поистине удивительным количеством безвкусных украшений. Сокджин готовит глинтвейн, а Тэхен поет "Счастливого Рождества" Мэрайи Кэри, пока Чимин не заставляет его сменить пластинку на Майкла Бубле. Чонгук немного пьянеет, игнорируя нерешительное бормотание Сокджина о том, что он несовершеннолетний, и прижимается лбом к лбу Юнги, в то время как Хосок и Намджун раскачиваются вместе и исполняют вызывающее головную боль исполнение Feliz Navidad (рождественская песенка на испанском языке). Мысли Юнги медленные и теплые, как вино в желудке Чонгука, а в уголках его глаз появляются морщинки от улыбки, и Чонгук впервые думает: Я мог бы влюбиться в тебя. 6. Однако он держит это при себе. На сегодня. 7. Еще одна ночевка устраивается в канун Рождества, хотя никто не засыпает почти до трех часов ночи - слишком увлечены разговорами у потрескивающего камина в гостиной. Чонгук наблюдает, как пламя отбрасывает свет и тени на пальцы Юнги, когда он жестикулирует, и слушает икающий смех Сокджина. Чимин и Тэхен тихонько поют "Тихую ночь", обнимая друг друга, как будто это самая легкая вещь в мире, а Хосок и Намджун засыпают на диване, склонив головы друг к другу. И Чонгук - Чонгук доволен. 8. Они дарят ему новый альбом для рисования на Рождество, и он так потрясен, что чуть не начинает плакать, наверное, в сотый раз перед ними. И это до того, как они расскажут, что также купили ему карандаши, сделанные на заказ. – Они пропитаны магией, – объясняет Намджун и рисует фигурку из палочки в углу первой страницы. Она оживает, делая небольшую волну, – Зацикливание изображений, в зависимости от того, что ты хочешь, чтобы они делали. Птицы могут летать, а на море будет рябь, и все такое. 9. – О боже, – шепчет Чонгук и дает волю слезам. Совсем чуть-чуть. 10. Он проводит неделю между Рождеством и Новым годом, лихорадочно занимаясь, книги разбросаны вокруг него на полу магазина и на кухонном столе в таунхаусе. Намджун и Юнги, которые, по-видимому, прошли несколько бизнес-курсов, пытаясь понять, как управлять магазином, оба предлагают свою помощь, и вскоре его записные книжки заполняются беспорядочными каракулями Юнги и элегантным, плавным почерком Намджуна - абзацами и советами как на хангыле, так и на английском. Это помогает, действительно помогает, но все равно кажется, что этого недостаточно. 11. Во многих отношениях он все еще тонет - вода подкрадывается все ближе, ближе, ближе. 12. День рождения Тэхена и Новый год объединяются в двухдневное празднование с большим количеством еды и дешевого шампанского. Тэ плачет от дизайнерского пальто, на которое все скинулись, и даже от рисунка, который Чонгук нерешительно представляет, изображающего его за кухонным столом, с опущенными плечами и сосредоточенностью на лице - солнечный свет из открытых окон отражается от его серебристых волос. Дизайн, который он набрасывает, формируется по бесконечному циклу, снова и снова оживая и окрашиваясь. 13. Незадолго до полуночи они забираются на крышу, чтобы посмотреть фейерверк над Таймс-сквер, прижимаясь друг к другу от пронизывающего холода. Хосок и Сокджин кричат обратный отсчет ("ДЕСЯТЬ! ДЕВЯТЬ! ВОСЕМЬ! СЕМЬ! ШЕСТЬ!” ) и по очереди целуют смеющегося Намджуна в щеку. Чимин и Тэхен целуются как положено - руки Чимина лежат на плечах Тэхена, а ладонь Тэхена обхватывает затылок Чимина, как что-то с обложки романа. 14. Пальцы Юнги перебирают его волосы, а губы Юнги прижимаются теплыми и совершенными к его виску, и мысли Юнги шепчут ему – С Новым годом, Чонгук-а. 15. Я мог бы полюбить тебя, думает Чонгук, наблюдая за лицом Юнги, освещенным голубым фейерверком. Я мог бы полюбить тебя.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
Учеба начинается снова с удвоенной силой, но он усердно учится и умудряется вырваться из академического испытательного срока, как и хотели его родители. Он рассказывает Юнги об этом в магазине, показывая ему официальное письмо. – Это отличная новость, Гук, – Юнги нравится, и Чонгук хочет почувствовать облегчение, он пытается. Но там только вода.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
– Расскажете мне об этом мире? – он спрашивает их об этом однажды утром за завтраком, когда они все действительно присутствуют, и он чувствует себя смелым. (Он уже так глубоко вошел, выше пояса, по грудь - с таким же успехом он мог бы нырнуть полностью.) – О магии. Я... я так многого не знаю. О магии, о себе, обо всех великих и ужасных вещах, на которые он мог бы быть способен. Перед ним происходит бессловесный разговор - Намджун с Хосоком, Юнги, Сокджин, Чимин, Тэхен - это в основном серия наклоненных голов, изогнутых бровей и прищуренных глаз. – Хорошо, – наконец говорит Намджун, улыбаясь ему. Мягкий. – Есть кое-что, чему ты можешь научиться у всех нас, так что мы что-нибудь придумаем. – План урока, – говорит Тэхен, ухмыляясь намного острее, более дико, – И домашнее задание. – Но мы пойдем в твоем темпе, – добавляет Чимин, делая что-то похожее на пинок Тэхена под столом. – Конечно, – поправляется Тэхен. – Твой темп, Чонгук-а. Его темп - он понятия не имеет, что это значит. Что происходит быстро или медленно, или что вообще ждет его под волнами. Родители держали его как можно дальше от мира, учили закрывать глаза на магию, которая витала в Пусане - магазины на боковых улочках, рынки, которые иногда появлялись перед Летним солнцестоянием, гадалки, которые задерживались у вокзала Пусана, странное притяжение моря. Более десяти лет с закрытыми глазами. Он в ужасе, но готов открыть их прямо сейчас. – Хорошо, – говорит он, встречаясь взглядом с Юнги через стол - глаза Юнги нежные и темные, как зимняя ночь. (Юнги, который потерял свой голос из-за магии, но все еще остается погруженным в нее, ничего не боясь.) – Хорошо.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
Намджун - первый. Он раскладывает на кухонном столе старые, потрепанные книги и рассказывает об истории. О ведьмах, Салеме и преследованиях, которые сменились неохотным принятием – В некоторых странах магия все еще вне закона, в других…– Чонгук наблюдает, как он прослеживает линию через века до наших дней: защита и регулирование в равной мере. (– Никому не позволено подвергаться дискриминации из-за их магии, но ее использование запрещено в определенных областях, например, в школах, и, если у ребенка есть потенциально агрессивные способности, они должны быть зарегистрированы, – объясняет Намджун, сдвигая очки еще выше на переносицу. – Как … как Юнги? – спрашивает Чонгук, желудок скручивается узлом. – Да, – тихо говорит Намджун - за этим словом стоит тяжесть истории. – Да, как Юнги. Это не имеет большого значения, Юнги пишет ему на следующий день. – Мне просто нужно носить с собой карточку и прикладывать ее к своим документам, если я хочу устроиться на работу. Поскольку за последние десять лет у меня не было никаких инцидентов с применением насилия, они не имеют права отказывать мне в работе на основании этого. Но когда-то это было большое дело, думает Чонгук. И низкий гул беспокойства, исходящий от Юнги, говорит о том, что иногда это все еще так - потому что Чонгук усвоил одну вещь: многие люди не так добры или справедливы, как должны быть.) За столом Намджун набрасывает спираль на полях блокнота Чонгука. – Они думают, что это как-то связано с ДНК, но никто не уверен. Поскольку в одних семьях все волшебники, а в других почти никто. Но сейчас больше людей рождается с магией, чем когда-либо прежде. Этого они тоже не могут объяснить. – Мы многого не понимаем, – комментирует Чонгук. Он первый, у кого в семье есть магия (первый в истории семьи), и он никогда точно не знал, что это значит. Если это вообще что-нибудь значит. Намджун улыбается, – Да, но именно это и делает магию красивой. Чонгук никогда раньше не задумывался об этом - о том, что неизвестное может быть прекрасным, а не ужасающим, - но, возможно, Намджун прав.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
Поездки в таунхаус не перестают быть приключениями, даже когда приближается зима. Будь то Сокджин, порхающий по стропилам в образе ворона, пытаясь освоить свои крылья, или Чимин, спорящий с одним из своих призраков на французском, испанском, немецком, японском. Или сегодня Тэхен усадил Юнги в ванную комнату наверху с пушистым полотенцем на плечах. Юнги что-то ему показывает. Чонгуку (который, возможно, изучает жестовый язык в свое ограниченное свободное время) удается выделить “не надо” и “слишком яркий”. – Я не буду, – обещает Тэхен. – Это будет совсем не похоже на Пурпурный инцидент прошлой зимой, клянусь сердцем. Я думаю, что на этот раз у меня правильный баланс. – Что ты делаешь? – спрашивает Чонгук, присаживаясь на закрытую крышку унитаза, чтобы посмотреть. – Крашу волосы Юнги, – объясняет Тэхен. – Я пытаюсь использовать магию вместо химической формулы. Это был целый процесс. Юнги указывает на свой телефон на стойке. Чонгук протягивает его ему и смотрит, как он открывает свое надежное приложение заметок. Закончив, он поднимает телефон над плечом, чтобы Чонгук мог читать. – Я единственный, кто позволяет ему экспериментировать. – За что я очень благодарен, – говорит Тэхен, рисуя символы на листе бумаги у себя на коленях. – Глупый Чимин все еще настаивает на использовании коробочной краски, как в средние века. – Ты действительно не возражаешь? – с сомнением спрашивает Чонгук. Юнги пожимает плечами. – Это просто волосы. И обычно он может повернуть все вспять. Пауза. Ладно, однажды я был одновременно розовым и фиолетовым в течение недели, и я бы предпочел не повторять этого. – Ты справился, – настаивает Тэхен, и Юнги делает преувеличенную гримасу, из-за чего Чонгук прячет смех за ладонью. – И на этот раз я просто стремлюсь к блонду, так что не волнуйся. – В прошлый раз вместо этого получилось серебро. Тэхен тычет его карандашом в плечо. – И ты сказал мне, что тебе это понравилось, хен. – Я так и сделал, – признает Юнги, кивая. Тэхен выглядит очень самодовольным. На несколько мгновений воцаряется тишина, за исключением царапанья карандаша Тэхена по бумаге. Чонгук наблюдает, как он рисует, наблюдает, как плечи Юнги опускаются на ноги Тэхена - его затылок покоится на колене Тэхена, обтянутом джинсами, - и в очередной раз поражается близости, которую они все разделяют. Он раскрывается, в начале и мучительных остановках, но это, как Тэхен, вероятно, назвал бы это, процесс. (Ему разрешено прикасаться к ним, тянуться к ним, но иногда это трудно запомнить.) Тэхен тихо напевает себе под нос, и Чонгук закрывает глаза, впитывая нежную дымку сонного удовлетворения Юнги и немного более резкий контраст концентрации Тэхена. – Хорошо, – наконец объявляет Тэхен, поднимая газету. – Думаю, я понял. Юнги садится прямее, наклоняясь вперед, чтобы Тэхен мог прижать бумагу к его затылку. Тэхен шепчет что-то, чего Чонгук не может понять - может быть, это латынь? - а затем на бумаге вспыхивает свет, и цвет волной ложится на волосы Юнги, заменяя черный на… Ну, не блонд. Близко, но определенно есть голубоватый оттенок. – Черт, – бормочет Тэхен, пропуская несколько прядей между пальцами. – Что? – Юнги жестикулирует. – Это немного не то. Типа, блонд, но вроде как на шаг или два левее, – говорит Тэхен. – Должно быть, у меня еще нет правильной алхимической формулы. Юнги снова берет свой телефон и включает фронтальную камеру. Невозможно сказать, о чем он думает, когда он поворачивает голову то в одну, то в другую сторону, наблюдая, как голубизна переливается на свету. – Я думаю, это тебе подходит, – предлагает Чонгук, потому что так оно и есть. Может быть, это делает его немного более неземным. Более волшебный, чем он уже есть. – Это определенно так, – быстро вставляет Тэхен, сжимая плечи Юнги. – И, кроме того, ты же знаешь, что это пройдет через несколько недель. Я тоже пока не смог правильно подобрать постоянную часть. Юнги, наконец, расплывается в улыбке и тянется назад, чтобы похлопать Тэхена по колену - молчаливое "все хорошо, Тэ-а". – Когда-нибудь, – говорит Тэхен, беря щетку, чтобы поправить то место, где магия растрепала волосы Юнги, – я доведу это до совершенства, а потом продам и заработаю состояние. Юнги снова похлопывает его по колену, хотя на этот раз это кажется гораздо более снисходительным. Чонгук подавляет еще один смешок. Тэхен заканчивает расчесывать волосы Юнги с удовлетворенным звуком и поворачивается к Чонгуку, выражение его лица превращается в задумчивое, что вызывает тревожные звоночки в голове Чонгука. – Эй, Чонгук-а, ты когда-нибудь думал о том, чтобы покрасить волосы? – Нет, – говорит Чонгук и убегает.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
Юнги находит его позже, свернувшимся калачиком на диване в гостиной, и опускается рядом с ним - подушки проминаются, опрокидывая их друг на друга, так что их плечи соприкасаются. Чонгук набирается храбрости и дотрагивается до волос Юнги. Вокруг Юнги витает атмосфера сомнения, свисающая с его плеч, как плащ-невидимка, и это также придает Чонгуку смелости прошептать – Мне это действительно нравится, хен. Ты хорошо выглядишь. Юнги наклоняет голову, на его щеках появляется настоящий румянец, и сердце Чонгука сжимается. Может быть, думает он, чувствуя, как некоторые сомнения рассеиваются, некоторые вещи, на которые он способен, не имеют ничего общего с магией.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
Сокджин берет его с собой на прогулки по городу и рассказывает о своей семье - все оборотни, многие из них остались в Корее, но немало и в северной части штата Нью-Йорк. Он обходит это стороной, но Чонгук убеждается, что они очень богаты - старая магия и старые деньги. Сокджин - второй сын, что дало ему больше свободы, чтобы исследовать свой собственный жизненный путь. Он сомневается, говорит он с иронией, что его родители ожидали, что это будет связано с магическим магазином и проживанием в стареющем таунхаусе с пятью другими людьми, но они не критиковали его за это. (– Но они могут, – добавляет он, подзывая Чонгука на улицу, чтобы показать ему граффити, которые движутся, когда вы наполняете их искрой волшебства, – например, когда мне исполнится тридцать, а я все еще буду не женат и не устроен в карьере, но мы перейдем этот мост, когда дойдем до него. – Ты хочешь остепениться? – спрашивает Чонгук. Джин пожимает плечами. – Мне нравится идея этого, но это должен быть правильный человек. На данный момент я счастлив там, где я есть. – Он улыбается, красивое лицо сморщивается в милое выражение. – Когда ты оборотень, ты довольно быстро учишься разбираться в себе. Тебе нужен этот якорь.) Он ведет Чонгука в "Мадам Руссо", мастерскую по ремонту магии недалеко от парка Вашингтон-сквер. У самой мадам Руссо растрепанные седые волосы и сильный русский акцент, и она возвышается даже над Чонгуком, но ее магия приветлива, а улыбка кривовата и хорошо подходит к ее морщинистому лицу. Она показывает Чонгуку несколько магических артефактов, которые находятся в процессе починки: исцеляющий кристалл с трещиной посередине, чашу для гадания с отверстием на дне, зачарованную музыкальную шкатулку, которая якобы может вместить все, что угодно. – Также я кое-что изготавливаю, – говорит она, указывая на дальнюю стену. – В основном, часы. Они расписаны вручную и украшены замысловатой резьбой, напоминая Чонгуку предметы, которые он видел на стенах викторианских особняков в фильмах о тех временах. – Когда-нибудь, – бормочет Сокджин, – я собираюсь купить одни для дома. – Почему ты этого еще не сделал? – спрашивает Чонгук. Сокджин проводит рукой по одним из них, на которых изображены две певчие птицы, сидящие на цветущей ветке. – Никто из них еще не окликнул меня. Мадам Руссо кивает с понимающим выражением на лице. Есть и другие магазины, кроме нее, и несколько всплывающих рынков, торгующих магическими артефактами. Они в основном спрятаны, приспособлены для более тихих улиц, но и не замаскированы. – Мы в основном держимся особняком, – объясняет Сокджин. – Вот почему некоторые районы более волшебные, чем другие. Нас тянет друг к другу, и места, которые мы знаем, безопасны. – Он видит выражение, которое должно быть на лице Чонгука, и спешит исправить – Ничего действительно плохого не происходит, не так, как это было даже несколько десятилетий назад, но это все еще заставляет людей чувствовать себя некомфортно. Все равно лучше быть... осторожным. Люди всегда борются с тем, что они воспринимают как нечто другое. Неестественное. Чонгук думает о боли, когда рука его матери крепко сжимает его собственную. Гнев на ее лице, когда она ругала его за то, что он использовал свой дар. (Он думает о второкурснике в старшей школе и понимает, что это была не та девушка, которую он хотел поцеловать или взять с собой на выпускной. От осознания, глубоко внутри, что его родители тоже возненавидели бы его за это - от того, что он закрыл это прямо рядом со своей магией. О том факте, что иногда он хочет поцеловать Юнги, и как сильно это все еще пугает его.) – Да, – тихо говорит он, – я понимаю. Сокджин сжимает его руку, тепло ощущается даже сквозь перчатки.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
Чимин [8:13] чонгук-а, что ты делаешь сегодня вечером? Чонгук [8:17] ничего … а что? Чимин [8:18] приходи потанцевать с нами! Чонгук [8:19] ...танцы? Чимин [8:20] да! это будет весело, я обещаю. Чонгук [8:21] на самом деле я не танцую… Чимин [8:22] не волнуйся, это другое + это входит в твой план урока, ты должен прийти. Чонгук [8:23] окей… Чимин [8:24] ДА. приходи к нам домой в 7, хорошо? Чонгук [8:25] 7 понял. Чимин [8:25] <3 <3 <3*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
Он задается вопросом о том, что именно влечет за собой “танцы” весь день, и проводит полчаса дома, мучаясь над тем, что надеть. Чимин не дал никаких уточнений, кроме того, что они не собирались в клуб, и он должен был одеться “удобно”. Но означает ли это джинсы и толстовку или что-то в роде … одежды для отдыха? В конце концов, он громко говорит “к черту это” своей пустой квартире и надевает свои самые удобные джинсы и самую теплую толстовку с капюшоном, так как в настоящее время все еще идет снег. Чимин приветствует его крепким объятием в дверях, поглаживая пальцами его затылок, чтобы Чонгук мог уловить проблеск его возбужденных мыслей. В доме царит общая атмосфера возбуждения, хотя от Юнги он в основном улавливает более тихое веселье. – Привет, – говорит он, как только Чимин отпускает его. Юнги машет рукой. Его крашеные волосы убраны под бейсболку, а половина лица скрыта его массивным шерстяным шарфом, и это, вероятно, не должно быть мило, но это так. (Хотя Чонгук уже привыкает к переворотам, которые его живот делает вокруг Юнги. Он справится с этим.) – Что именно мы делаем? – он спрашивает Намджуна, который, по его мнению, с наибольшей вероятностью даст ему прямой ответ. – Мы идем в студию, где преподает Хоби. – Неполный рабочий день, – объясняет Хосок, надевая шапочку на голову. – Несколько вечеров в неделю и несколько выходных. Хозяйка тоже маг, и она позволяет мне снимать комнату раз в месяц. – Для... чего? Хосок ухмыляется и подмигивает. – Ты увидишь. Студия находится в нескольких остановках метро от Адской кухни, и Хосок впускает их с помощью ключа. Останавливается внутри, чтобы снять защиту над основным пространством и тренировочными комнатами. – Миссис Кеплер немного параноик, – объясняет Хосок. – Не думает, что достаточно одной защиты снаружи. – Она просто убеждена, что Адская кухня все еще плохой район, – бормочет Чимин, качая головой. – Это тоже, – поправляет Хосок и ведет их в одну из больших комнат. Деревянные полы потертые, но нетронутые, а стены выкрашены в спокойный бледно-голубой цвет. Ну, две стены. Одна стена полностью покрыта зеркалами от пола до потолка, а противоположная - окнами от пола до потолка, все жалюзи плотно закрыты, чтобы не пропускать городские огни. – Хорошо, – говорит Хосок, хлопая в ладоши. Он отдается громким эхом. – Что ж, это место в значительной степени заколдовано до небес. Ничто из того, что мы можем сделать, не повредит ему. Юнги-хен, демонстрация? Юнги закатывает глаза, но ударяет ногой об пол. Из-под кроссовка появляется трещинка-паутинка и мгновенно исчезает. Черт возьми. – Срань господня, – говорит Чонгук. – Ага, – соглашается Хосок. – Итак, как я уже говорил ранее, раз в месяц замечательная миссис Кеплер позволяет нам приходить сюда танцевать и использовать нашу магию. Чонгук такой потерянный. – Использовать свою магию? Намджун прочищает горло, выпрямляясь в позе, которую Чонгук начинает называть “позой учителя”. Он воображает, что, если бы Намджун носил очки, он бы сейчас их поправил. – Итак, все мы накапливаем магическую энергию внутри наших тел, верно? – Чонгук кивает, потому что это кажется правильным ответом. – И мы можем направлять её во все виды вещей - наши способности, более сфокусированную магию, такую как заклинания, нарисованные символы или даже ритуалы, - но мы также можем изгонять ее как сырую энергию. Теперь, если мы позволим магической энергии накапливаться слишком сильно, это может иметь негативные последствия. Отличается от того, что происходит, когда ты накладываешь настоящий блок на свою магию, но все равно вредно для... – О боже, – говорит Чимин, прерывая. – Ты что, версия клифф нота ( Прим. Пер.: это что-то вроде брошюрок с краткой информацией о содержании книг, учебных пособий и т.д.), придурок. Это хорошо для высвобождения магической энергии, что-то вроде очищения? Это помогает нашему организму. Обычно это не вредно, если только мы сами этого не хотим, поскольку магия основана на намерении. – Он внезапно поворачивается и выставляет перед собой ладони. Чонгук моргает, когда едва заметная волна энергии достигает Тэхена, достаточная, чтобы заставить его отступить на шаг. – Хэй, – фыркает он. – И танец - отличный способ сделать это, – продолжает Чимин, игнорируя Тэхена. – Вот почему миссис Кеплер назначила время для пользователей магии. – Я как раз собирался это сказать, – бормочет Намджун. Чимин качает головой. – Да, ты пока дойдешь до сути. – Он поворачивается обратно к Чонгуку. – К тому же, это может выглядеть действительно круто. Смотри. Он скользит ногой по полу, и появляется голубая полоска, медленно исчезающая. – Вау, – бормочет Чонгук. У него кружится голова. – Как ты это сделал? – Все дело в намерениях, верно? – говорит Чимин. – Так что я просто подумал, что синий цвет действительно сильный, и именно этот цвет приняла энергия. – Требуется некоторый контроль, – говорит Хосок, – чтобы понять, сколько ты выпускаешь, и не переусердствовать, но это довольно инстинктивно. – И... и я никому не причиню вреда? – с сомнением спрашивает Чонгук. – Не-а, – говорит Хосок, пренебрежительно махнув рукой. – Это место нерушимо, и мы все можем позаботиться о себе. Это просто для того, чтобы немного повеселиться, Чонгук-а. Выпустить пар. Он все еще нервничает. Прошло несколько лет с тех пор, как он танцевал, хотя он скучает по этому с болью внутри - фантомной болью, которая все еще есть. И добавление магии? Его магия все еще ощущается дикой в его крови, нестабильной, и, несмотря на их заверения, причинение вреда одному из них было бы.... Руки обхватывают его лицо. Тэхен. – Расслабься, дыши, ты в порядке, Гук, ты с нами, помнишь? – Да, – говорит он, часть паники уходит перед лицом непоколебимой уверенности Тэхена. – Я помню. Тэхен улыбается ему, квадратно и ярко, и утыкается носом в его лицо, прежде чем перейти к препирательствам с Хосоком о музыке. В конце концов, они останавливаются на плейлисте EDM - песнях с пульсирующими ритмами и текстами исполнителей, которых он едва узнает. Хосок приглушает свет, а Чимин прыгает вокруг, раздувая всех, и все быстро превращается в хаос. Сокджин и Намджун делают то, что можно описать только как восторженное махание руками в углу, соревнуясь, кто сможет создать самую большую энергетическую дугу - розовую у Сокджина, а желтую у Намджуна - не заботясь о ритме. Они выглядят нелепо, но они оба смеются, и счастье, исходящее от них, ударяет по коже Чонгука, как фейерверк. Тэхен и Хосок кружат друг друга по краю комнаты, энергия расцветает разноцветными звездами под их ногами, а их смех отражается от стен. Чимин идет прямо к Юнги, все еще жмущемуся к двери. – Давай, хен, – настаивает он, беря Юнги за руки и увлекая его дальше в комнату. – Полное участие в группе, пожалуйста. – Юнги фыркает, но его взгляд мягкий, мягкий, мягкий (так всегда бывает, когда он смотрит на кого-нибудь из них, понимает Чонгук), и он проигрывает битву с улыбкой, которая захватывает верхнюю часть его рта. В основном он просто выглядит безнадежно влюбленным, когда Чимин пытается вовлечь его в какую-то довольно сложную на вид хореографию. С полным сердцем Чонгук тратит несколько минут на самостоятельную тренировку. Настраивается на поток энергии, проходящий через него, и сосредотачивается на том, чтобы протолкнуть его сквозь кожу в половицы. Его первые две попытки слишком слабы, а третья слишком сильна, отбрасывая его на несколько шагов назад, когда его нога отрывается от пола. Хосок останавливается рядом с ним. Прижимает руку к груди. – Ты слишком много думаешь об этом. Этот вид магии инстинктивен. Просто дыши и чувствуй. Двигайся вместе с ним. Не пытайся форсировать это. Он повинуется, открываясь еще больше. Пока он не чувствует волшебный вкус на своем языке, не чувствует его даже в слизистой оболочке легких, он касается губ с каждым выдохом. Четвертая попытка проходит более гладко. К восьмой он может создать руками яркую дугу красной энергии и с головокружительным изумлением наблюдает, как она исчезает. – Видишь? – говорит Хосок, ухмыляясь ему. – Это весело. Весело. Применительно к магии. Какая новизна. Но это весело, и он отпускает себя еще больше. Позволяет ритму пульсировать в нем, позволяет своему телу вспомнить, как двигаться в такт - немного пунша, пьянящего от магии и эмоций, витающих в воздухе. Он смеется при виде того, как Чимин раскачивает Юнги, положив руки на бедра Юнги, в то время как Юнги смотрит в потолок в смущенном раздражении. Тэхен закружил его по головокружительному кругу, а затем Хосок подскочил к нему с восторгом на лице. – Чимин сказал, что ты не танцуешь! – Я не танцую, – возражает Чонгук. – Лжец – говорит Хосок. – Я больше не танцую. – Мы должны это исправить, – настаивает Хосок, но, к счастью, не настаивает больше, отвлекаясь на Чимина и Юнги. – Давай, хен, – скулит Чимин, – ты должен. Юнги выгибает бровь, что ясно говорит – Правда, сопляк? – Покажись Чонгуку, – говорит Чимин, и Чонгук чувствует, как его щеки покрываются жаром, который не имеет ничего общего с текущей температурой в комнате. Юнги на мгновение замирает, выглядя так, как будто хочет убежать, но Чимин ему не позволяет. Просто тащит его в центр комнаты. – Давай, давай, - это не танцевальный вечер без тебя, Юнги-хен. Юнги вздыхает, закатывая рукава своего мешковатого свитера. Остальные, похоже, выстраиваются в какое-то построение. – Групповой танец, – объясняет Хосок, подталкивая Чонгука вперед. – Не волнуйся, координация не нужна. – Это больно, Хоби, – говорит Намджун слева от Чонгука. – Просто констатирую факты, Джуни, – отвечает Хосок. Юнги делает глубокий вдох, а затем касается одной пяткой пола. Который меняет цвет. Весь этаж. До яркого, сияющего синего цвета. И он не исчезает. – Срань господня, – шепчет Чонгук. – Элементалы, – глубокомысленно говорит Тэхен. – Они смешные, – добродушно ворчит Хосок. Время групповых танцев, оказывается, это попытки вместе с Хосоком и Чимином как можно лучше сделать узоры на базовом слое, предоставленном Юнги. Им удается создать смутное сходство с бабочкой и букетом случайных цветов. Иногда они добавляют всплески руками, взрывы цвета, которые исчезают в темноте, как фейерверк. Юнги меняет цвет пола на белый, и они создают над ним рябь синего моря. Затем чернота, и они переходят к туманностям и карликовым звездам, как в книге, которую Юнги когда-то читал. Чонгук думает о коричневом цвете и создает в воздухе маленький шар. – Плутон, – говорит он в ответ на вопросительный взгляд Юнги. Юнги ухмыляется.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
Они останавливаются около полуночи - после того, как Чонгук исполнил очень восторженное (и ужасное) танго с Тэхеном, втянулся в свинг с Чимином и вальсировал с Юнги, хихикая, позволяя Юнги вести его - и Чонгук потный и измученный, а его ребра болят от такого количества смеха. Он чувствует себя хорошо, как будто только что выпил одно из тех очищающих средств с соком, которые всегда пробовала его мать, но в тысячу раз лучше. Он думает, что влюблен. В этот мир, в свое растущее место в нем. (Может быть, и в Юнги тоже. Неизбежно.)*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
Теплица Хосока похожа на другой мир. Чонгук не думает, что он видел так много цветов в своей жизни или так много разных видов растений. Они свисают с потолка, садятся на кашпо и взбираются по стенам. Вся задняя стена увешана овощами, зеленью и несколькими настоящими фруктовыми деревьями. Есть еще одна секция цветочных горшков, ломящихся от цветов, и Чонгуку приходится отодвинуть в сторону несколько тропических папоротников, чтобы найти Хосока за рабочим местом, сидящего посреди всего этого и связывающего в пучки что-то похожее на сушеные травы. – Сейдж, – объясняет он, когда Чонгук останавливается рядом с ним. – Хорош для очищения. – Ты продаешь это? – спрашивает Чонгук. Хосок кивает. – В магазине. Я также иногда занимаюсь доставкой, предлагаю услуги домашней чистки и некоторые базовые методы исцеления. Средства первой помощи и тому подобное. Он указывает Чонгуку сесть напротив него и показывает ему, как завязывать узлы. Запах шалфея успокаивает, смешиваясь с общей земной атмосферой теплицы. Он может понять, почему Хосок проводит здесь так много времени, почему другие тоже иногда тянутся к нему - Джин дремлет в кошачьем обличье, Тэхен делает наброски среди цветов, Намджун напевает себе под нос, помогая Хосоку поливать растения. (– Лучше всего, когда я могу попросить Юнги помочь мне, – говорит Хосок заговорщическим шепотом. – Он может просто перемещать воду из фонтана и покрывать целые области сразу. Обычно мне приходится подкупать его бесплатной едой, но это того стоит.) Хосок рассказывает ему о своей семье в Кванджу - что его отец профессор, но почти все остальные помогают в семейном бизнесе. Что их теплица в два раза больше, чем его скромная теплица здесь. Как он провел свое детство, ухаживая за растениями и следуя за своей матерью и бабушкой в лес, чтобы собирать редкие растения. Как его бабушка могла провести рукой по израненной коре дерева, и она заживала даже без шрама. Как, когда он все еще учился контролировать свою собственную магию, плющ распространился по всем углам его комнаты и полностью покрыл потолок. Как он всегда мог чувствовать притяжение Земли, ее тяжесть под ногами. – Я думаю, что моя семья была немного опечалена, - говорит Хосок, когда Чонгук следует за ним, чтобы доставить целебные средства пожилой женщине по соседству, – когда я сказал, что вместо этого хочу заняться танцами и музыкальным продюсированием. Но они тоже понимали. Моя мама сказала мне, что мы все должны найти свой собственный путь. – Он пожимает плечами, улыбается. – В любом случае, мой в конечном итоге привел меня обратно. – Ты сожалеешь об этом? – спрашивает Чонгук, отчаянно надеясь, что это не слишком бестактный вопрос. Хосок качает головой. – Нет. Я имею в виду, я скучаю по выступлениям с Джуном и Юнги, но это тоже хорошо. – Он прикасается к одному из деревьев, растущих перед домом женщины. – Моя бабушка всегда говорила, что мы более восприимчивы к гравитации, чем большинство людей. Что Земля всегда будет притягивать нас обратно. Может быть, это было неизбежно. В любом случае, это неплохо. – Он берет Чонгука за руку в перчатке и ведет его вверх по ступенькам. – Давай, я покажу тебе почему. Женщина называет себя Максин, и она крошечная, сутулая с возрастом - обветренная рука дрожит на трости. Но в ее голубых глазах по-прежнему мерцает искра молодости, а пышные белые волосы водопадом ниспадают на плечи. Она с благодарностью принимает лекарства Хосока (– Предназначенные для смазывания моих скрипучих суставов, – объясняет она), целует его в щеку и настаивает на том, чтобы накормить их обедом. Чонгук сидит на ее цветастом диване с мурлыкающим котом на коленях и тарелкой, заваленной бутербродами и печеньем, слушая взволнованную болтовню Максин о том, что Хосок всегда дает ей скидку (“в отличие от некоторых крупных продавцов - мошенников, их много”) и о том, что его лекарства, вероятно, единственные, что удерживает ее от дома престарелых. Хосок отмахивается от ее похвалы, но он сияет и краснеет в равной мере, и тогда Чонгук понимает. – Магия действительно может помочь людям, не так ли? – выпаливает он, когда они возвращаются на тротуар. Хосок делает паузу, наматывая полосатый шарф обратно на шею. – Да, Гук, это действительно может быть так. Я имею в виду, что во всем есть тьма. Есть мошенники, как сказала Максин, которые притворяются, что у них есть волшебные средства, но это не так. И еще есть черная магия, которая может причинить много вреда, но... – Он делает паузу, а Хосок редко так взвешивает свои слова, так что они, должно быть, важны. – Но земля полна магии. Это должно было быть здесь. Это было здесь с самого начала. Как деревья, или океан, или луна. – Он протягивает руку, чтобы снова сжать руку Чонгука, лицо открытое и до боли серьезное. – Магия - это не зло, Чонгук-а. Это просто так, как должно быть. Мы должны решить, каким мы хотим, чтобы это было. Он оглядывается на синюю входную дверь Максин. – И я хочу использовать свою, чтобы помогать людям. Чонгук сжимает руку Хосока в ответ. – Это хорошо, Хосок-хен. Спасибо... за то, что показал мне. Хосок улыбается ему, как всегда, ярко. – В любое время, Чонгук-а. Я тоже хочу помогать людям, думает Чонгук. Я просто еще не знаю, как это сделать. Может быть, ему просто нужно дать этому еще немного времени.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
Теперь он проводит больше ночей в таунхаусе, чем в своей студии, и обычно они проходят мирно. Диван на самом деле удобнее, чем его бугристая кровать, и ему нравится успокаивающая магия, которая пронизывает все вокруг. Но однажды ночью, в разгар зимы, он просыпается от грохота - чашка разбивается об пол рядом с ним - и в ужасе вскакивает. Еще одна кружка летит ему в голову, заставляя его отползти в сторону, перепрыгивая с дивана на кушетку. Звук царапает его уши - низкий, пронзительный крик - и страх, и гнев настолько сильно пропитывают воздух, что он практически ощущает их кислый привкус на языке. Призрак, наконец, понимает его усталый разум. Это призрак. Он переваливается через спинку дивана, используя ее как щит от летящей тарелки, и пытается придумать план побега. Насколько он может судить, призрак находится между ним и дверью в коридор, но, может быть, если он просто убежит… Шаги. Человеческие. Он рискует бросить взгляд через край дивана и видит, как в дверном проеме появляется Чимин, силуэт которого вырисовывается в лунном свете. – Чонгук-а, – говорит он тщательно спокойным голосом, – Иди сюда. Еще один яростный вопль призрака. Чонгук все еще не может этого видеть, но он может чувствовать это - его форму. Как будто воздух сжался вокруг него, создавая пустоту в середине комнаты. – Ты уверен... – шепчет он. – Чонгук, – в голосе Чимина звучит сталь. – Иди сюда. – Он протягивает руку, и он не боится, понимает Чонгук. Он проецирует в воздух успокаивающую ауру - либо для того, чтобы успокоить Чонгука, либо призрака. Или и то, и другое. Это все, что Чонгук может почувствовать от него, что приводит в замешательство после того, как он привык к ярким эмоциям Чимина. Но сейчас все это не имеет значения. Он должен двигаться. Он подталкивает себя и так быстро, как только может, бросается к Чимину. Что-то еще - ваза - летит к нему и останавливается в воздухе, пойманная магией Чимина. Призрак рычит, и Чонгук трясется от силы его ярости. Черт, он проснулся в фильме ужасов. Затем рука Чимина оказывается в его руке, и мысли Чимина врываются в его мозг – Иди наверх, иди наверх, иди в комнату Юнги, это самое безопасное место в доме.… – А как насчет тебя? – шепчет Чонгук. Чимин сжимает его руку. – Со мной все будет в порядке, это то, что я делаю, помнишь? И Джин изолирует гостиную, он вмешается, если что-то пойдет не так, так что иди к Юнги прямо сейчас. – Хорошо, – соглашается Чонгук, зная, что ему нужно доверять Чимину. Он все еще крепко сжимает его руку в своей. – Будь в безопасности. Чимин ободряюще улыбается ему. Он в клетчатых пижамных штанах в горошек и полосатом халате, светлые волосы в беспорядке, но прямо сейчас он ощущается могущественным, большим, чем гостиная и кипящий призрак. – Это то, что я делаю, помнишь? Чонгук уходит. Сокджин стоит в коридоре и тоже ободряюще улыбается Чонгуку. – Не волнуйся, Чонгук-а. Это не первое наше родео. – Он кивает головой в сторону лестницы, и когда Чонгук проходит мимо него, он замечает бумагу с вырезанными на ней символами. Обереги, догадывается он. Чтобы отгородить гостиную и держать призрака взаперти. (И Чимин заперся с ним внутри.) Он вздрагивает и продолжает двигаться, поднимаясь по лестнице на второй этаж, а затем на третий. Дверь Юнги - последняя, и она уже открывается, когда он приближается, показывая Юнги, туго затягивающего халат на талии. Он протягивает руку, и Чонгук сплетает их пальцы вместе. – Спокойно спокойно я держу тебя, ты в безопасности, заходи внутрь… Только тогда Чонгук понимает, что его трясет с головы до ног. – Прости, – шепчет он, но Юнги качает головой и тянет его в комнату. Тэхен, Хосок и Намджун уже там, и барьер запирает дверь, когда Юнги снова ее закрывает. Он был в комнате Юнги всего несколько раз, но всегда находил ее уютным местом. Аккуратно организованная полка, полная книг, и кресло у окна, которое в настоящее время занимает Хосок. Намджун развалился на вращающемся стуле за компьютерным столом, а Тэхен на двуспальной кровати, прислонившись спиной к стене. Там, где стены комнаты Тэхена и Чимина покрыты картинами, в комнате Юнги они основном голые, только карта, схема созвездий, копия картины Андреаса Ахенбаха "Clearing up", которая был подарком Тэхена (потому что я напоминаю ему шторм). Кровать Юнги завалена одеялами, потому что отопление в доме не самое надежное, и ему всегда холодно. Чонгук ныряет под них, прижимаясь к Тэхену, Юнги забирается рядом с ним, и снизу доносится еще один грохот. – С Чимин-и все будет в порядке, – бормочет Тэхен, хотя он выглядит немного напуганным под своей решимостью. – Он хорош в этом. Тем не менее, все они сидят в нервном молчании, кажется, несколько часов. Юнги гладит его по волосам, казалось бы, инстинктивно, его глаза где-то далеко, и Чонгуку слишком нравится это ощущение, чтобы что-то сказать, несмотря на слабую, понимающую улыбку Тэхена. Наконец-то, внизу все затихло, и затяжной страх и ярость, которые Чонгук все еще мог чувствовать даже через три этажа и два магических барьера, исчезают, пока не остается только эхо. – Я думаю, мы в безопасности, – шепчет он как раз перед тем, как Сокджин кричит наверх, что путь свободен. Гостиная выглядит так, словно на нее обрушился ураган - повсюду обломки, балконные занавески порваны, мебель перевернута. Чимин в центре всего этого, сидит на диване, обхватив голову руками. На тыльной стороне его ладони порез, который вяло кровоточит, и Тэхен издает низкий, огорченный звук. Спешит завернуть Чимина в свои объятия. – Это была девочка, – говорит Чимин сквозь пальцы, и Чонгук чувствует, как тяжесть его горя давит ему на грудную клетку. – Семь лет. Ее старший... ее старший брат утопил ее. Тэхен притягивает его ближе, целует в макушку, и Юнги издает низкий звук гнева. Она боялась его, с замиранием сердца понимает Чонгук. Он напомнил ей брата, который убил ее. Внезапно ему захотелось заболеть. – Она... она в порядке? – спрашивает он и тут же морщится от глупости этого вопроса. Могут ли призраки когда-нибудь быть в порядке? Чимин, наконец, поднимает голову. Его глаза покраснели, а на щеке еще один неглубокий порез, но он кивает. – Так и есть. Теперь она двинулась дальше. Тэхен целует его в висок. Его окровавленную щеку. Дрожащий уголок его рта. – Ты молодец, Чимини. – Мне кажется, этого недостаточно, – шепчет Чимин, и за признанием следует тяжелая тишина, потому что он прав. Это не так. Что за брат убивает свою сестру? Что это за мир, полный детей, которые умирают такими молодыми? Не в первый раз Чонгук, глядя на затравленное выражение лица Чимина, задается вопросом о ценности всех их даров. – Я приготовлю чай, – наконец объявляет Сокджин и начинает пробираться через море осколков стекла и фарфора на кухню. Остаток ночи они проводят, подметая и приводя в порядок мебель и составляя опись того, что было разбито (половина посуды, две вазы, цветочный горшок, лампа и кухонный стул). Чимин снова берет себя в руки, когда первые лучи рассвета окрашивают небо из черного в синее, и благодарно улыбается им всем. – Спасибо, – говорит он. Бросает взгляд на Чонгука. – Ты в порядке? – Я в порядке, – настаивает Чонгук, хотя он все еще чувствует себя взволнованным. Его нервы, на самом деле, ничто по сравнению с этим. – Сегодня суббота, – говорит Намджун. – Я предлагаю всем вернуться в постель. Шепот измученного согласия прокатывается по комнате, и Тэхен берет Чимина за руку, чтобы повести его вверх по лестнице, Сокджин, Намджун и Хосок следуют за ним. Чонгук с сомнением смотрит на диван. Он предпочел бы не спать там снова прямо сейчас - не сейчас, когда последствия всего, что только что произошло, все еще остаются, страх все еще рассеивается. Может быть, ему стоит просто вернуться в свою квартиру? Обычно там одиноко, но - Кто-то дернул его за рукав. Юнги. – Пошли, – одними губами произносит он и указывает на лестницу. – Ты уверен? – спрашивает Чонгук, трогательно отчаянно желая, чтобы он сказал "да", но в то же время не желая вмешиваться. Юнги кивает. Снова дергает его за рукав. Чонгук легко сдается. Позволяет отвести себя обратно наверх, в комнату Юнги. Заползает под одеяло и вздыхает от тепла, от присутствия Юнги рядом с ним. – Спасибо, – шепчет он Юнги. Юнги улыбается ему, ерошит его волосы. Нежно проводит пальцами по щеке Чонгука, чтобы Чонгук мог слышать, как сон проецируется на него громко и ясно. Прикосновение обжигающее и успокаивающее в равной мере, и Чонгук вжимается лицом в подушку, чтобы скрыть румянец на щеках, а на губах появляется улыбка. – Хорошо, хен, – шепчет он, но дыхание Юнги выравнивается первым. Осторожно, осторожно, Чонгук кладет ладонь на грудь Юнги, на мягкую ткань его свитера. Чувствует, как поднимается и опускается его дыхание, как ровно бьется его сердце. Надо продолжать жить дальше. Несмотря на всех призраков.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
С тех пор вместо того, чтобы спать в одиночестве на диване, Чонгук оказывается в комнате Юнги, свернувшись калачиком в постели рядом с ним. И он должен положить этому конец, он знает. Юнги просто дружелюбен, заботлив и добр, в то время как Чонгук жаден, эгоистичен и хочет большего. Иногда воображает, каково это - наклониться и поцеловать Юнги, как губы Юнги будут касаться его собственных, и как мозолистые руки Юнги обхватят его лицо. Он должен положить этому конец, но он слишком любит тепло. Он трус, и он приближается только тогда, когда должен отстраниться.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
Тэхен из маленького городка в пределах Тэгу, и магия в его семье редкость. Перескочила от бабушки к нему, минуя родителей. – Вот почему я поехал жить к ней в Пусан, – объясняет Тэхен, когда они едут на метро на север. Уже поздно, а может быть, и рано, и вагон почти пуст. Тэхен, кажется, существует в полной мере в такие странные часы, как этот. Он говорит, что это связано с магией, с тем, что завеса между этим планом существования и следующим становится слабее, но Чонгук подозревает, что это в основном связано с Тэхеном. – Чтобы она могла научить меня. – Как долго ты с ней прожил? – спрашивает Чонгук. – Четырнадцать лет, – тихо говорит Тэхен. – Она умерла два года назад. Его горе - тонкая вещь, смягченная временем, но Чонгук все еще может чувствовать его боль, достаточную, чтобы протянуть руку и потереть плечо Тэхена через ткань его пальто. Он благодарно улыбается. – Она научила меня всему, что я знаю. – Она тоже была провидицей? – Да. Намного лучше, чем я. Поезд подъезжает к станции - они где-то в Гарлеме, думает Чонгук, - и Тэхен подзывает его. Главная улица быстро остается позади, и в этот поздний или ранний час боковые улочки тихи и пусты. Это похоже на другой город, как будто он и Тэхен - единственные два человека в живых. Колдовской час. Он, наконец, понимает, что это значит. На одной из этих пустых боковых улочек находится небольшой театр, и Тэхен останавливается перед ним. – Я знаю владельца, – объясняет он, вытаскивая из кармана листок бумаги. – Так что мы не занимаемся взломом и проникновением или чем-то в этом роде. Он прижимает бумагу к двери и шепчет заклинание. Щелкает замок. Они проходят через вестибюль с выцветшей красной ковровой дорожкой и мимо киоска с билетами. Через обветшалые двери и по проходу между рядами пустых кресел. Это помещение больше, чем ожидал Чонгук, с балконом и высоким старомодным потолком. – В какой-то момент он был конфискован, – объясняет Тэхен, поднимаясь на сцену. – Но Карлос и его муж купили его и отремонтировали. Я думаю, они пытаются навесить на него ярлык исторической достопримечательности. Он растягивается на спине на сцене и похлопывает по месту рядом с собой. Чонгук ложится с тихим смехом, чувствуя себя немного нелепо - любопытно, зачем именно Тэхен привел его сюда. – На самом деле мне нечему тебя учить о магии, – говорит Тэхен через мгновение. – На самом деле я не очень хорош в том, чтобы чему-то учить. Не так, как Намджун или Джин. Но я подумал, что ты мог бы узнать обо мне немного больше, если хочешь. Чонгук сдвигается так, чтобы его голова покоилась рядом с головой Тэхена. Тэхена, который сказал ему вернуться в магазин в четверг днем и изменил его жизнь. Тэхена, который всегда переживает из-за своей степени и карьеры, но никогда настолько, чтобы не уделять время остальным. Тэхена, который является якорем для Чимина, красит волосы Юнги с помощью магии и живет в будущем, которого никто из них не может видеть. – Конечно, я хочу, – говорит Чонгук, сердце которого внезапно переполняется. – Расскажи мне о таинственном Ким Тэхене. Тэхен смеется. – На самом деле я не загадочный. Это просто особенность провидца. – Тогда расскажи мне об обычном Ким Тэхене. Так Тэхен и делает. Он говорит, что приходит в театр, потому что тишина помогает ему думать. Он говорит, что был в ужасе, когда впервые приехал в Америку, потому что это не входило в его первоначальные планы - он никогда этого не предвидел, - но он не мог позволить Чимину сделать это в одиночку. (– Мы всегда были вместе, – объясняет Тэхен мягким от старой, устоявшейся любви голосом. – С тех пор, как мы были детьми. Я не хотел, чтобы это менялось.) Он говорит, что сейчас любит Нью-Йорк и на самом деле не хочет покидать его, даже если он всегда будет кем-то вроде аутсайдера, каким он не был бы, если бы вернулся в Корею. Он говорит, что его магия тихая, в отличие от некоторых других, но он предпочитает именно это. Ему не нужно ничего кричащего, просто ощущения этого глубоко в его мозгу достаточно, чтобы держать его устойчивым. Однако его раздражает, когда люди думают, что он может включать и выключать это - попросите его рассказать им об их будущем, как будто вспышки, которые он получает, зависят от него. (– Все эти гадалки - половина из них ни хрена не знают. Они просто выдумывают это. Будущее слишком непредсказуемо для такого рода пророчеств.) Он говорит, что когда-то хотел стать певцом, прежде чем открыл для себя дизайн одежды, когда учился в средней школе, и никогда по-настоящему не оглядывался назад. Ученая степень может убить его, думает он, но оно того стоило. – Мне нравится Ким Тэхен, – говорит Чонгук, когда часы на его телефоне показывают три часа ночи, и голос Тэхена начинает становиться немного хриплым. – Хорошо, – говорит Тэхен с еще одним смехом. – Мне нравится Чон Чонгук, и я думаю, что он должен быть моделью для меня на моем выпускном показе. Чонгук садится, – Серьезно? Тэхен выгибает бровь, – Чувак, ты видел себя? Конечно, да. И фотографии для моего портфолио. Чонгук все еще чувствует себя немного ошарашенным. Конечно, он тренируется, он заботится о себе, но он никогда не считал себя образцовым материалом. Однако он будет доверять Тэхену, если это то, чего он хочет. Даже если он умрет от смущения, пытаясь пройти по подиуму. – Конечно, – говорит он, и Тэхен вскрикивает. Обхватывает руками шею Чонгука и снова тянет его вниз, игнорируя протестующий крик, вырвавшийся из уст Чонгука. – И ты действительно хорош, – продолжает Чонгук, когда они устраиваются, снова лежа бок о бок. Ему нужно, чтобы Тэхен знал это, думает он, потому что, несмотря на то, что он кажется уверенным в себе, сомнения терзают всех. – В обучении магии. Магия - это не всегда река, океан или шторм. Ее не всегда видно, как растения Хосока или превращение Сокджина. Она может просто существовать - тихо, под поверхностью. Как тихое озеро с глубокими водами. И в такой форме этого тоже может быть достаточно. – Тогда зови меня просто Йода, – говорит Тэхен и ерошит волосы Чонгука.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
Он узнает историю голоса Юнги урывками, фрагментами, разбросанными по умирающим дням зимы - от Хосока, Намджуна и самого Юнги. – Там был парень, – говорит ему Намджун. Это было последнем курсе колледжа. В то время они втроем уже занимались музыкой вместе - Намджун и Хосок с широко раскрытыми глазами перевелись на второй курс, сменив школу, потому что они встретили Юнги и все его таланты на программе обучения за границей и увидели будущее, к которому хотели стремиться. – Юнги любил его. Что-то тяжелое в голосе Намджуна наводит на мысль, что мальчик не любил Юнги в ответ - по крайней мере, не так, как раньше. – Он был мудаком, – говорит Хосок, вырывая сорняки в саду с нехарактерной для него злобой. – Я ненавидел его. – Я был чертовски глуп, – Юнги печатает на своем телефоне, сидя рядом с Чонгуком на скамейке у пианино в подвальной комнате - той, что выходит в сад и служит репетиционной комнатой для Чимина и Хосока. Пианино обращено к широким окнам и дверям - коричневое дерево, освещенное солнцем, - и Юнги играет на нем меньше, чем раньше. – И слеп. Это неправда, хочет сказать Чонгук, но не знает, имеет ли он на это право. Мальчик был полон оскорблений, осуждения. К внешности Юнги, его магии и его мечтам. И Юнги, такой сильный и такой хрупкий, слишком во все это верил. – Он сделал Юнги меньше, – говорит Намджун, крепко сжимая пальцами кружку с кофе. – Пытался уменьшить его, потому что он был напуган. Потому что он хотел быть тем, кто был чем-то большим. – Я ненавидел его, – повторяет Хосок с другого конца стола. – Я должен был врезать ему по гребаному лицу. Повторно. Отношения длились больше года, и за это время Юнги только вырос, несмотря на попытки мальчика предотвратить это. Они втроем - Намджун, Хосок и Юнги - начали выступать, начали публиковать музыку в SoundCloud, и людям это понравилось. Люди хотели услышать больше. – Мы могли бы сделать это, мы так думали, – Юнги пишет вверху блокнота Чонгука - слова дрожат из-за дрожи в пальцах Юнги. – Мы могли бы стать кем-то особенными. Мальчик этого не хотел. Мальчик хотел, чтобы Юнги выбрал - он или музыка. – Я выбрал музыку, – шепчет Юнги в голове Чонгука, когда они вместе лежат, свернувшись калачиком, в постели - пальцы Юнги покоятся на обнаженной коже руки Чонгука. – И он ненавидел меня за это. – Мы должны были это увидеть, – говорит Хосок. – Мы должны были остановить его, – говорит Намджун. – Я должен был догадаться, – пишет Юнги. Но они этого не сделали, и Юнги вернулся в некогда общую квартиру, чтобы собрать свои вещи, и попал прямо в ловушку. – На полу прямо за дверью была нарисована обязательная печать, – Юнги печатает дрожащими пальцами. – У меня не было ни единого гребаного шанса. У мальчика были друзья, которые ему помогли. По-видимому, потребовалось четверо из них, чтобы продержать Юнги под водой достаточно долго, чтобы завершить ритуал. После этого Юнги проснулся на скамейке в кампусе - голова кружилась, его тошнило, магия была опасно нестабильной, а голос пропал. После этого все немного пошатнулось. – Мы чуть не потеряли его, – говорит Намджун с отсутствующим взглядом и затравленной гримасой на лице. – Мы были так близки к тому, чтобы потерять его. – Я попробовал что-то действительно чертовски глупое, – пишет Юнги, качая головой, его слова заполняют поля тетради Чонгука по химии. – Ритуал, чтобы вернуть мне голос. Это чуть не убило меня. Хоби нашел меня. Он не вдается в подробности, но ужас воспоминаний все еще виден на лице Хосока, когда он говорит об этом, когда он говорит – Я думал, что он пытался покончить с собой. Я думал, что скорая помощь не приедет вовремя. Я думал, что буду смотреть, как он умирает. Чонгук подозревает, что Хосоку потребовалось много времени, чтобы простить Юнги за это. Им потребовалось еще больше времени, чтобы снова встать на ноги. Юнги пришлось сделать перерыв в колледже, закончить его через год вместе с Хосоком и Намджуном. Пришлось обратиться к специалисту, чтобы вернуть свою магию под контроль. Он должен был ходить на занятия по жестовой речи по ночам в общественный учебный центр, отрабатывая знаки под резкими флуоресцентными лампами. Намджун был тем, кто рассказал об этом его семье, но Юнги все равно слышал, как его мать плакала по телефону. Через Намджуна он должен был убедить ее позволить ему остаться в Америке, уверить ее, что с ним все будет в порядке. Они втроем перестали исполнять музыку, перестали ее продюсировать, потому что рана была свежей и кровоточащей, и они еще не знали, как ее закрыть. Они провели столько исследований, сколько смогли - поговорили со всеми экспертами, которых смогли найти, - но голос Юнги пропал. Продан, вероятно, кому-то, кто хотел, чтобы в нем все еще оставалась магия для заклинания. – Существует целый чертов черный рынок для таких вещей, – с отвращением говорит Хосок. – Это ужасно. – В конце концов, мы отпустили это, – шепчет Юнги в своих мыслях по ночам. – Мы двинулись дальше. Магазин помог. Это дало нам повод сосредоточиться. Внутри него все еще есть горе - Чонгук это чувствует. Боль от того, что могло бы быть. Что было бы. Прости, – но он не говорит, зная, что Юнги не нужно это слышать. Что Юнги здесь, и Юнги такой сильный, и он действительно в порядке, по большей части. И все же бывают плохие дни. Не Дни, как называет их Намджун, когда грусть становится удушающей и мешает Юнги сосредоточиться на чем-либо, взаимодействовать с ними - иногда даже вставать с постели. (По словам Намджуна, они знают, когда Юнги нужно побыть одному в нерабочие дни, а когда ему нужна компания. Нужен кто-то, кто находился бы с ним в той же комнате, что и он - Тэхен рисует в кресле, Намджун читает книгу вслух, Чимин работает над курсовой работой на кровати, Хосок ставит цветы в вазу рядом, Сокджин рассказывает глупые анекдоты. И однажды настанет очередь Чонгука, и он заберется в постель рядом с Юнги и обнимет его за талию, а Юнги подвинется, прижмется к нему, позволит Чонгуку сохранить часть этой печали, и они вместе будут дышать в тишине комнаты. Внутрь и наружу, внутрь и наружу, внутрь и...) Извини, Чонгук не говорит. Я думаю, ты невероятен. Просто довольствуется тем, что прижимается лбом к виску Юнги и позволяет их магии переплетаться, пока это не утихомирит бурю мыслей Юнги.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
Он просит Чимина отвезти его на Кони-Айленд, несмотря на то, что весна только началась, а ветер все еще дует изо всех сил. Чимин ухмыляется, заворачивает их обоих в шарфы, шапки и свитера, и воскресным днем они садятся на поезд на юг. Выглянуло солнце, танцующее над поверхностью воды, даже если его тепло не может побороть затяжной холод. – Ты скучаешь по Пусану? – спрашивает Чонгук, когда они стоят на краю берега, позволяя морю касаться носков их ботинок. Он может почувствовать прилив в своей груди, может почувствовать, как вода простирается вниз, вниз, к центру Земли, и понимает, почему древние люди поклонялись этой великой и ужасной силе природы. – Да, иногда, – говорит Чимин, – Особенно летом. Но я счастлив здесь. Ты скучаешь? – Я скучаю по океану, – решает он, но на самом деле не может думать ни о чем другом. Пусан и родители заставляли его задыхаться, и ему не терпелось сбежать. С тех пор он почти не оглядывался назад. Чимин хмыкает и соединяет их руки вместе. – Ты чувствуешь это, не так ли? В твоих костях? – Да, – говорит он, все еще немного испуганный. – Думаю, это то, что происходит, когда ты рождаешься у моря. Они бродят по набережной и покупают крендельки с корицей и сахаром у одного из уличных торговцев. Едят их на скамейке у колеса обозрения, пока Чимин еще немного рассказывает о Пусане. – Я из большой семьи, – говорит он. – Все медиумы. Они занимаются бизнесом - проводят спиритические сеансы, очищают дома и тому подобное. Я думаю, они хотели, чтобы я присоединился к ним после колледжа, но я хотел найти свой собственный путь. – Он смеется. – В моей семье все всегда лезли не в свое дело, и мне нужно было выяснить, кем был Пак Чимин, без всего этого влияния, понимаешь? – Да, я знаю, – говорит Чонгук, потому что он это действительно было ему знакомо. – Я имею в виду, я все еще звоню им примерно раз в неделю, но пока расстояние хорошее. – Это трудно? – Чонгук отваживается, думая об утонувшей девушке в их гостиной и слезах на лице Чимина. – Быть окруженным таким количеством смерти? – Иногда, – говорит Чимин, стряхивая сахар с пальцев на джинсы. – Но в основном это заставило меня еще больше ценить жизнь. И мне нравится, что я могу им помочь, хотя бы немного. У Чонгука болит сердце. Чимин такой невыносимо добрый. – Я думаю, что ты помогаешь им больше, чем немного. Глаза Чимина мягкие, а его благодарная улыбка нежная, но немного неуверенная. Как будто он не совсем уверен, что верит словам Чонгука, но все равно ценит их. – Спасибо. Чувствуя, что пришло время сменить тему, Чонгук запихивает в рот остатки кренделя и встает. –Ладно, – говорит он приглушенно и вознаграждается лающим смехом Чимина. – Я хочу прокатиться на колесе обозрения. Чимин смотрит на него с сомнением, но позволяет поднять себя на ноги. – Я не знаю... – Это даже не так высоко, – настаивает Чонгук. – И ты можешь все время держать меня за руку. Он в перчатках, но он все равно сможет почувствовать это, если Чимин будет слишком волноваться, помочь ему успокоиться. – О, хорошо, если я буду держаться за руки с симпатичным мальчиком, то это не обсуждается, – весело говорит Чимин, преувеличенно покачивая бровями, и переплетает их пальцы вместе. Чонгук смеется сквозь смущенный румянец, бормочет "заткнись" и тащит его к стойке, чтобы купить два билета.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
Он влюбляется. В этот мир магии и его местом в нем. В Юнги. И он не знал, что любовь может быть кульминацией тихих моментов, но вот, она, коробка, полная их: • Юнги, засыпающий в поезде метро и постепенно наклоняющийся, пока его голова не оказывается на плече Чонгука, а весь правый бок Чонгука не становится теплым от его веса. • Юнги, идущий рядом с ним, когда они следуют за Тэхеном по выставке в MOMA, выражение лица слегка недовольное, но голова наклонена, чтобы выслушать каждую часть бессвязных объяснений Тэхена об этой странной скульптуре или картине, полностью выполненной из различных красных оттенков. • Юнги, ранним утром, с растрепанными волосами и опухшим от сна лицом, отстукивает ритм по руке Чонгука, это его собственная версия приветствия. Его мысли вяло ползают в голове, но на лице играет нежная улыбка. • Юнги разогревает Намджуну кофе, пока тот слишком увлечен дискуссией с Хосоком, чтобы заметить - кончики пальцев прижаты к краю кружки, пока она снова не начнет дымиться. И Намджун делает глоток без паузы, не замечая, что он вообще был холодным, но Юнги улыбается, довольный. • Юнги, когда он позволяет Тэхену покрасить волосы в синий цвет и спрашивает Чонгука, нравится ли ему этот цвет, написав косыми буквами в верхней части блокнота Чонгука. Он зарывается пальцами в океанские пряди, сглатывая несмотря на то, что его грудь сжимается, словно прилив, и говорит, – Да, хен, очень. • Юнги, спящий за компьютером в задней комнате магазина с перекошенными очками на лице и ежемесячной бухгалтерской книгой, все еще отображающейся на экране. Он вздрагивает и просыпается, когда Чонгук ставит рядом с ним чай, накрывает его плечи одеялом, но его улыбка мягкая, мягкая, и глаза мягкие, мягкие, мягкие, и он протягивает руку, чтобы провести костяшками пальцев по щеке Чонгука, чтобы он услышал его все еще сонное "спасибо", и сама земля движется под ним. • Юнги, появляющийся в дверях его квартиры-студии с едой на вынос после того, как Чонгук был погружен в двухдневное увлечение учебой. Он ставит ее на столешницу, кудахчет над беспорядком на кухне Чонгука и принимается за уборку, игнорируя настойчивые заявления Чонгука о том, что он может сделать это сам - несмотря на то, что он устал и его трясет от слишком большого количества кофе. Закончив, он бросает один взгляд на Чонгука - должно быть, видит все расширяющиеся линии переломов под кожей Чонгука - и заключает его в объятия. Позволяет ему погружаться в него дюйм за дюймом, пока он не поднимает Чонгука, прижимая пальцы к его затылку, чтобы дать ему понять – Шшш, ты со мной, Гук, я здесь. Я здесь, здесь, здесь. • Юнги, закутанный в свитера и шарфы, ворчит на снег. • Юнги, под уличными фонарями в парке Томпкинс-сквер, смеется своим шепчущим смехом, в то время как Чимин пытается показать Чонгуку, как танцевать Линди-хоп - оба они спотыкаются и хихикают так сильно, что у Чонгука болят ребра. • Юнги ест с ним шашлык из баранины в той же забегаловке, что и раньше, их ноги тесно прижаты друг к другу под крошечным поцарапанным столом, их пальцы в беспорядке, а глаза Юнги блестят в тусклом свете. Он показывает Чонгуку, как пишется я-г-н-ё-н-о-к на языке жестов одной рукой, а в другой все еще держит шпажку, используя ее как указку, когда Чонгук что-то путает. • Я люблю тебя, - думает Чонгук и чувствует, как это поселяется в его костях, как абсолютная правда. Я люблю тебя.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
И вот теперь Юнги сидит за пианино в подвальной комнате и играет "Клэр де Лун" под лунный свет. В доме тихо, и Чонгук сидит рядом с ним, наблюдая, как пальцы его двигаются по клавишам. Чонгук хочет поцеловать его. Он хотел этого уже несколько недель, может быть, даже месяцев, но все еще так боится. Зажатый между этим желанием, растущим пламенем и всем, чем, как он знает, он должен быть, ожидалось, что будет. Он нарушил правила своих родителей относительно магии, и если он нарушит это - их мечту о будущем, где у него будет жена, хороший дом и хорошая работа, и он подарит им внуков, - тогда он сомневается, что они будут любить его, и он не уверен, что сможет жить с этим. Но вот Юнги, позволяя музыке проходить сквозь себя, пока он играет, с закрытыми глазами, и вот вся любовь, которую Чонгук не знает, как удержать в груди, выплескивается повсюду. Песня заканчивается, а руки Юнги все еще на пианино. Его глаза распахиваются, и он улыбается Чонгуку - сладко и немного застенчиво, как будто он беспокоится, что Чонгук расстроится из-за того, что он так потерялся в музыке. И Чонгук собирает каждую каплю своего мужества, каждую драгоценную унцию, которая у него есть, и наклоняется вперед, несмотря на ужас, скручивающий его живот, и дрожь в руках. Губы Юнги прохладные и слегка потрескавшиеся, и он чувствует, как Юнги вздрагивает, слышит эхо своего имени, и, Боже, это была такая плохая идея, не так ли? Он все разрушил, всю эту легкую дружбу, и - – Тссс, тссс, иди сюда, – думает Юнги, когда Чонгук начинает отстраняться. Руки обхватывают его лицо, притягивая обратно, а затем Юнги целует его как следует, и все, что Чонгук может чувствовать, это тепло в своем сердце, в своей крови, нежное скольжение языка Юнги в его рот. Он чувствует жужжание мыслей Юнги и головокружительный порыв его неверия, его возбуждения. – Черт, Чонгук, Чонгук, Чонгук, удивительный, невероятный, не думал, что ты этого хочешь, не хотел давить на тебя, это так хорошо, черт возьми, Чонгук. Он все еще дрожит, когда они отстраняются друг от друга, когда Юнги оставляет несколько обжигающих поцелуев на его подбородке, щеке, виске. Теперь пути назад нет, понимает он. Невозможно разрезать себя на части или сломать, чтобы поместиться в коробку, которую создали для него родители. Он любит этот мир, и он любит Юнги, и он так напуган, но он хочет продолжать бежать в это будущее, не оглядываясь назад. Пальцы Юнги веером скользят по его щеке. – Все хорошо? – Я боюсь, – шепчет Чонгук в серебристую тишину комнаты, – Но я хочу этого. Тебя. Кем бы мы в конечном итоге ни стали. Глаза Юнги становятся мягкими, мягкими, когда он наклоняется вперед и прижимается своим лбом к его, обнимая Чонгука за талию. – Я здесь, Гук, я у тебя есть. Я обещаю. Я знаю, Чонгук не говорит, потому что он еще не уверен в этом. Но он будет. Скоро, думает он, так и будет. – Поцелуешь меня еще раз? – спрашивает он, чувствуя себя немного смелее. И Юнги так и делает.