В конце концов, это не то место, откуда я пришел. Может быть, дом - это то место, куда я иду и где никогда раньше не был.
Юнги целует его и целует, пока его губы почти не немеют, и он не может сказать, где заканчиваются его мысли и начинаются мысли Юнги, является ли жар, пробегающий по его спине, его или Юнги. Он полагает, что это не имеет значения. Что действительно важно, так это то, что он здесь, целует Юнги, и тот любит его в ответ, и у них что-то будет. (Он надеется, что-то великое.) – Нам нужно идти спать, – говорит Юнги через несколько минут или часов, его большой палец поглаживает косточку на щеке Чонгука - взад и вперед успокаивающими движениями. Чонгук кивает и встает на ватных ногах, желудок скручивается в клубок от головокружения, страха и угасающего желания. (Юнги тоже его любит. Юнги нравится, когда он возвращается.) Кажется, что три лестничных пролета до комнаты Юнги занимают много миль - его ноги все еще не слушаются, - но чужая рука остается теплой в его руке, и когда они забираются под одеяло, Юнги обвивается вокруг него. Обнимает его сзади таким образом, что Чонгук чувствует себя маленьким, в безопасности, несмотря на их обычную разницу в размерах. Ему интересно, как это будет выглядеть утром. Он задается вопросом, исчезнет ли когда-нибудь страх, или это просто часть любви. Он задается вопросом, боится ли Юнги тоже. С тех пор, как последний человек, которого он любил, причинил ему такую сильную боль. Как будто он может слышать жужжащие мысли Чонгука, губы Юнги внезапно прижимаются к задней части его одетого плеча, а тонкие пальцы Юнги переплетаются с его пальцами на матрасе. – Спи, Куки. Чонгук прячет свою улыбку в подушку, хотя он почти уверен, что Юнги все еще видит ее края, то, как она морщит его лицо. (– Как милый кролик, – сказал Тэхен на днях, и Чонгук ударил его по голове диванной подушкой.) – Хорошо, – говорит он, сжимая руку Юнги. – Хорошо, хен.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
Это все еще выглядит немного пугающе по утрам, когда он просыпается раньше Юнги и просто сидит в постели, наблюдая, как поднимается и опускается грудь Юнги, и чувствуя, как сжимается его собственная. Вот где он попадает в воду, думает он. Вокруг него был океан. Теперь пути назад нет. Он беспокойный, ему нужно с кем-то поговорить, но он не хочет, чтобы Юнги думал, что он сбежал. Он ничего не знает о романтических отношениях, но он почти уверен, что это дерьмовый поступок. Поэтому он роется на столе Юнги в поисках записки и пишет "пошел вниз :)", прежде чем приклеить ее к лампе прямо в поле зрения Юнги, когда тот проснется. Затем он крадется вниз по скрипучей лестнице в носках, надеясь, что, может быть, в одном из шкафчиков найдется чай и никто не будет возражать, если он его выпьет. На улице еще рано и серо - тяжелые тучи обещают дождь, - но, к его удивлению, Чимин уже сидит за кухонным столом, одетый в халат и пижаму, с двумя дымящимися кружками перед ним. – О, – говорит Чонгук, замирая при виде него. – Прости, хен. Я... чему-то помешал? Боже, он надеется, что нет. Он знает, что Чимин и Тэхен вместе, хотя они никогда не говорили о точной форме этого, и нелегко найти уединение в этом доме, каким бы большим он ни был. Что, если это похоже на... утренний ритуал, который он нарушает? – Расслабься, Гук, – говорит Чимин, забавная улыбка растягивается в уголках его рта. – Вторая кружка для тебя. – Для... меня? Чимин кивает и подзывает его к себе, жестом предлагая Чонгуку сесть. – Да. Тэ, засранец, разбудил меня двадцать минут назад и сказал, что мне нужно спуститься и приготовить две чашки чая, потому что, – здесь он понижает свой голос, комично подражая Тэхену, – кому-то это понадобится. Я предполагаю, что этот кто-то - ты? Ты выглядишь так, будто тебе это нужно. – Мне это нужно, – признается Чонгук, опускаясь в кресло и с благодарностью придвигая кружку ближе. – Спасибо. И Тэхену тоже. – Тэхен все еще спит и поэтому не заслуживает благодарности, – фыркает Чимин, хотя его тон слишком нежный, чтобы в его словах был какой-то укус. – Но я также предполагаю, что есть причина, по которой я должен был быть тем, кто готовил чай, так в чем дело? Внезапно он понимает, что рад, что это Чимин, который, вероятно, был бы его первым собеседником в любом случае. Он не уверен, связано ли это с тем фактом, что Чимин - тот, кого он встретил первым, или с тем, что Чимин такой сердечный и не осудит его, или это скорее сочетание обоих факторов. Но он рад, что Чимин здесь, и ему определенно нужно поблагодарить Тэхена позже. Конечно, все еще трудно произнести эти слова. Это занимает у него минуту, и в конце концов он бормочет их в свою кружку в беспорядочной спешке – Япоцеловаюнги. И боже, он уже покраснел. – Подожди, – говорит Чимин. – Еще раз. Ты сказал, что поцеловал Юнги? Чонгук прикусывает губу так сильно, что становится больно, и кивает. Снова напоминает себе, что Чимин не осудит его, и нет необходимости сжиматься, как испуганный кролик, которым, он знает, они все еще иногда видят его. Однако его плечи все еще горбятся, а пальцы сжимаются в кулак на столешнице. Чимин не будет его осуждать, но они все любят Юнги, и Юнги принадлежит этому месту так, как он, Чонгук, не принадлежит. Так что, если Чонгук облажается... или что, если они вообще не одобрят? – Наконец-то, – бормочет Чимин. – Я думал, вы двое собираетесь вечно танцевать друг вокруг друга. И, пожалуйста, перестань смотреть так, будто я собираюсь тебя убить? Я не собираюсь тебя убивать. Вот, – он наклоняется, пододвигая кружку ближе к Чонгуку, – пей свой чай и дыши. Чонгук делает долгий, прерывистый вдох. – Ты не … ты думаешь, это нормально? Чимин наклоняет голову, напоминая Юнги. От него не исходит гнева, но и никаких других эмоций Чонгук не может легко определить. Вероятно, он излучает спокойствие, как и в случае с призраком. Спокойствие для призраков и пугливых друзей. – Ты заботишься о нем? – Да. – Этот ответ прост, хотя и не адекватен глубине чувств, бушующих в груди Чонгука. – И, я имею в виду, он, очевидно, заботится о тебе. Так что я думаю, что это очень хорошо. – Он косится на Чонгука. Как будто он каким-то образом заглядывает в душу Чонгука. – Ты думаешь, это нормально? Ах, вот это самое сложное. – Я... – он делает еще один укрепляющий глоток чая, пытаясь привести в порядок свои хаотичные мысли. – Я... мои родители сказали бы "нет", и это… это больно, но… Я могу с этим справиться. Просто я никогда... Я не был в... Как ты узнал, что Тэхен был... что тебе нравился Тэхен больше, чем друг? Здорово. Вау. Это было удивительно связно. Высший балл, Чон Чонгук. Чимин, к его чести, не выглядит смущенным беспорядком слов, которые только что произнес Чонгук, просто задумывается. – Я не знаю, являемся ли мы с Тэ лучшим примером? Он просто вроде как всегда был рядом. С тех пор, как мне исполнилось восемь лет, понимаешь? И не было ни одного внезапного момента. Я думаю, что по мере того, как мы росли, мои чувства тоже росли, но. Подожди. – Он печально улыбается. – Хорошо, значит, ты знаешь, что мы не занимаемся сексом, верно? Он... на самом деле, не знал. – Ты не знаешь? Чимин смущенно чешет щеку. – Ах, мне, наверное, следовало кое-что упомянуть. Я асексуал? А это значит, что я не заинтересован в сексе. Но сначала я этого не понимал, поэтому мы с Тэхеном попытались. И еще раз. И еще. И это просто... мне это никогда не нравилось. И я был в шоке, понимаешь? Думая: «О Боже, со мной что-то не так, какой семнадцатилетний парень не любит секс?» Но Тэхен... – Чимин улыбается - искренняя, любящая улыбка, которая поражает Чонгука, как удар. – Он провел все исследования. И он тот, кто усадил меня и объяснил, что такое асексуальность, и показал мне все эти сайты и истории, подобные моей, и он взял меня за руку и сказал: «Чимин, я люблю тебя очень, очень сильно - больше всего на свете - и это никогда не изменится. Я не думаю, что нам стоит больше заниматься сексом, не так ли?» Чимин качает головой и смеется, отголосок недоверия, которое, по мнению Чонгука, он, должно быть, испытывал тогда. – Нам было по семнадцать, но он имел в виду каждое чертово слово. И в этот момент я понял, что это любовь на всю жизнь. – Вау, – говорит Чонгук, пытаясь осознать, в чем он так уверен сейчас, не говоря уже о семнадцати. (Юнги, шепчет часть его разума. Он мог быть уверен в Юнги.) Чимин снова качает головой. – Конечно, у нас все еще были свои взлеты и падения. Мне потребовалось много времени, чтобы действительно поверить, что он имел в виду это, и что он был не против просто быть романтическими партнерами. Первый год учебы в колледже был дерьмовым, и были времена, когда я наполовину боялся, что мы расстанемся, но мы справились. У нас получается. – Он смотрит на Чонгука. – И я думаю, что смысл, который я пытаюсь донести, Кук, заключается в том, что бояться - это нормально, и не все сразу встанет на свои места. Ни одни отношения не являются точно такими же, как следующие. Вы с Юнги сами выберете свой путь, да? Но. Он наклоняется вперед и кладет свои руки поверх рук Чонгука, говорит чрезмерно торжественным тоном, – У тебя есть мое благословение. И Чонгук смеется, немного снимая напряжение. – Спасибо, – говорит он, – Я... мне нужно было это услышать. Чимин сжимает руки и откидывается на спинку стула. – Хорошо. А теперь пей свой чай и скажи мне - Юнги хорошо целуется? Чонгук давится глотком, который только что сделал. – Потому что он действительно кажется таким, каким был бы, понимаешь? Что-то в его рту... – О боже, – говорит Чонгук и прячет пылающее лицо в ладонях. Чимин смеется, дразняще и весело, и напряжение еще немного рассеивается.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
Позже, после того, как его кружка опустела, а Чимин удалился обратно наверх, чтобы “в полной мере воспользоваться этим воскресным утром, спасибо”, Юнги шаркает в гостиную, выглядя восхитительно помятым в своем обычном мешковатом свитере и пижамных штанах, и сердце Чонгука знакомо подпрыгивает при виде этого. – Привет, – говорит он со своего места на диване, откладывая учебник, который он пытался читать. Юнги машет рукой, улыбается. Это немного неловко, думает Чонгук - ни один из них еще не уверен в этом. В прочности почвы под их ногами. Иди сюда, хочет он сказать. Поцелуй меня еще раз. Ты боишься? он хочет спросить. И значит ли, что это любовь? Вместо этого Юнги продолжает двигаться. Он подходит к дивану и проводит рукой по шее Чонгука - позволяет ему услышать его хриплый голос: – Эй, доброе утро, скучал по тебе, мне нравится, как ты выглядишь сейчас и все время, черт возьми, – он делает глубокий вдох, и его мысли немного успокаиваются. – Извини. Хочу поцеловать тебя снова - это нормально? – Да, – шепчет Чонгук, – Все в порядке. Так что Юнги наклоняется и прижимает их рты друг к другу, и теперь Чонгук чувствует, что Юнги боится. Страх прямо там, прижимается к его ребрам и выстилает легкие - потому что он помнит, как это было однажды и как сердце разбилось у его ног рядом со всеми его мечтами. Но есть и радость, искрящаяся, как электричество, и надежда, что на этот раз все будет по-другому. И все это придает Чонгуку смелости протянуть руку и обхватить ладонями лицо Юнги. Углубляет поцелуй, пока весь его мир не превращается в ощущение губ Юнги на своих, рук Юнги на своей коже и языка Юнги, прикасающегося к его собственному. Они оба боятся, и они оба пытаются быть храбрыми, и они оба хотят этого, достаточно, чтобы страдать от этого. И это только начало, верно? – Привет, – снова говорит Чонгук, когда Юнги отстраняется, и осторожно кладет руки на узкую талию Юнги. – Я действительно счастлив. Юнги ухмыляется и запускает пальцы в волосы Чонгука. Шевелит губами: – Я тоже.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
Весна приходит как буйство красок, вспыхивающих повсюду. Тэхен красит волосы Юнги в розовый цвет во вторник вечером, и Чонгук любит этот цвет так же сильно, как и все остальные. Зарывается руками в его волосы и говорит: – Ты хорошо выглядишь, – с жаром в голосе, который он забывает сдерживать. Юнги подмигивает ему, ухмыляется, и это делает Чонгука слабым, слабым, слабым.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
Они вместе, и это не является секретом несмотря на то, что ни один из них не сделал громкого заявления, и остальная часть дома дает свои благословения один за другим: • – Я рад за вас, мои сыновья, – говорит Тэхен однажды утром, положив руки им на головы, как дедушка, и из-за этого не может увернуться от локтя, который Юнги целит ему в живот. Кончается тем, что он сгибается, опираясь рукой о кухонный стол, смеясь и задыхаясь в равной мере. • – Я думаю, вы подходите друг другу, – объявляет Сокджин, звуча очень похоже на друга мамы, которым, как он настаивает, он не является. – Я одобряю. – Юнги показывает что-то язвительное, судя по выражению его лица, и Джин предсказуемо хлопает его по плечу кухонным полотенцем. • – Ты, ты знаешь, – говорит ему Хосок однажды днем в оранжерее, и за его заявлением стоит тяжесть лет и трагедии, – хорош для него. – Он хорош для меня, – настаивает Чонгук, потому что Юнги - тот, кто заставляет его хотеть быть храбрым. Который заставляет его поверить, что он может быть храбрым. Хосок улыбается в ответ на это, и Чонгуку кажется, что он, возможно, прошел невидимый тест. • – Пожалуйста, не пойми это неправильно, – говорит ему Намджун, когда однажды вечером они закрывают магазин, – но будь осторожен с ним? Я знаю, что он тебе небезразличен, и ты не... – Намджун вздыхает. – Это не разговор о лопате или что-то в этом роде. Ты ему подходишь, Чонгук-а. Он просто... он прошел через много дерьма. Так что, пожалуйста... будь с ним поосторожнее? – И в голосе Намджуна, в его просьбе столько любви, что сердце Чонгука сжимается. – Я так и сделаю, – обещает он и вкладывает в это все, что у него есть. – Я так и сделаю. – И Намджун ерошит свои волосы и кивает, как будто это все, что ему нужно, чтобы доверить Чонгуку сердце своего лучшего друга. Как будто он уже доверяет Чонгуку сердце своего лучшего друга, и это... Собственное сердце Чонгука снова сжимается, сильнее и острее, чем раньше.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
Весна приходит как бунт, и Чонгук стискивает зубы, готовясь к последним месяцам семестра, к тяжелой битве, которую предстоит вести, чтобы убедить своих родителей позволить ему остаться в Нью-Йорке на лето. Он больше не на испытательном сроке, не проваливается в основном благодаря Юнги, Намджуну, а теперь и Джину, который занимается с ним, но его родители не хотят, чтобы он работал. Они все еще хотят, чтобы он был рядом, даже больше, чем обычно, но он не может представить себе три месяца в Пусане без своей магии, этого дома, друзей, Юнги. Он наконец-то чувствует, что может дышать, и не хочет от этого отказываться. – Я мог бы навещать тебя, – пишет Юнги в уголке альбома для рисования Чонгука. – Моя семья в Тэгу, и я могу ездить к тебе. – Нет, – говорит Чонгук, возможно, немного слишком резко. Видя, как Юнги хмурится, он сглатывает, открывается, чтобы признать: – Я слишком забочусь о тебе, хен, и они... они смогут увидеть. Юнги смягчается. Снова берет карандаш. – Мы что-нибудь придумаем. Чонгук отчаянно надеется, что он прав. Но не хочет думать об этом сейчас, когда снаружи все деревья в цвету и земля наконец-то начинает оттаивать. – Эй, – говорит он, тыча в Юнги своим собственным карандашом. – Пойдешь со мной на свидание? Юнги криво улыбается ему и нацарапывает вверху страницы – Конечно. – Завтра вечером, – решает Чонгук, потому что он знает, что Юнги не работает в магазине, а у него небольшая нагрузка в классе. Статья, которую он должен начать, может подождать еще один день. – В семь вечера? – Ты заедешь за мной? – в глазах Юнги веселье, но Чонгук хочет все сделать правильно. – Да. Надень что-нибудь красивое. Юнги щелкает его по лбу, удерживает пальцы достаточно долго, чтобы Чонгук услышал его резкое – Ребенок, – но за этим стоит больше привязанности, чем гнева. Чонгук прикусывает губу, чтобы скрыть ухмылку – Пожалуйста, надень что-нибудь красивое, хен. – Свой лучший свитер, – обещает Юнги, и Чонгук смеется, затем прижимается лбом к плечу Юнги и впитывает искры его счастья, позволяя им разлетаться по его собственным нервам.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
На следующее утро начинается паника, потому что, черт возьми, куда вести кого-то на свидание? Особенно, когда этот кто-то - Мин Юнги? Ресторан кажется слишком простым и напряженным - Юнги ненавидит попытки сделать заказ и еще больше ненавидит, когда кто-то делает это за него. Ни один из них не относится к типу людей, которым нравятся музеи или художественные галереи. Последние несколько дней шел дождь - идет прямо сейчас, - и это исключает прогулку в парке. Он ходит по кругу весь день, выдвигая одну идею только для того, чтобы отвергнуть ее в пользу другой, и повторяет по кругу. Он почти не обращает внимания ни на одну из своих лекций и в конечном итоге выглядит как идиот, когда не замечает, что профессор вызвал его и ждал ответа по крайней мере добрых тридцать секунд. Юнги важнее, чем этот скучный урок, в любом случае, и он хочет сделать это правильно - даже если он понятия не имеет, как выглядит “правильно”. Уже после полудня он сдается и пишет Намджуну. Чонгук [16:14] гипотетически, куда бы ты повел Юнги на свидание? Намджун [16:17] это ты спрашиваешь, куда ТЕБЕ следует сводить Юнги на свидание? Чонгук [16:17] гипотетически Намджун [16:18] черт, я не знаю, Кук, я никогда не думал о том, чтобы встречаться с Юнги, спроси Хоби, он лучше в таких вещах, и он действительно был сильно влюблен в Юнги на втором курсе Чонгук [16:19] подожди что? был влюблен? в Юнги? Намджун [16:20] я больше не буду говорить об этом спроси Хосока Чонгук тихо ругается и встает с кровати, начинает расхаживать по комнате, просматривая контактную информацию Хосока. Он умирает от желания спросить об этой таинственной влюбленности, потому что это звучит как интересная история, но приоритеты. Чонгук [16:22] эй, Хосок-хен, гипотетически, куда бы ты повел Юнги на свидание? Хосок [16:23] зависит от того, первое ли это свидание? Чонгук [16:24] да? Хосок [16:25] что это за ??? Чонгук [16:26] я имею в виду что мы встречались только вдвоем, но не на свиданиях Хосок [16:26] в этом "гипотетическом" сценарии, верно? ;) Чонгук [16:27] совершенно гипотетически да Хосок [16:27] ладно первое свидание отведи его сюда http://www.obscuraantiques.com Чонгук нажимает на ссылку, открывая веб-сайт ”Старейшего магазина странностей Нью-Йорка". Это выглядит как хаотичный беспорядок, до краев наполненный странными вещами, и примерно после двух фотографий в Google Images Чонгук знает, что Юнги это понравилось бы. Хосок [16:29] ты должен выбрать место для ужина, хотя я не делаю здесь всю работу Чонгук [16:30] я выберу. гипотетически. Хосок [16:30] правильно : П Чонгук [16:31] спасибо, хен Хосок [16:32] =) И Чонгуку, наверное, следовало бы оставить некоторую тему, но ему любопытно, и ему не помешало бы отвлечься. Чонгук [16:33] так что насчет этой влюбленности в Юнги, о которой упоминал Намджун...? Хосок [16:34] никто не может доказать, что это когда-либо происходило, и ты не должен слушать ни слова из того, что говорит Намджун. Чонгук [16:35] значит, этого не было? Хосок [16:35] без комментариев Чонгук [16:36] или было? Хосок [16:37] БЕЗ КОММЕНТАРИЕВ иди, готовься к своему “гипотетическому” свиданию, сопляк, и оставь меня в покое. Чонгук смеется и убирает телефон. Некоторая паника немного улеглась. Он отведет Юнги в Obscura Antiques, а потом, возможно, в их обычное заведение, где готовят шашлык из баранины, на поздний ужин. Это будет непринужденный вечер, как и большинство тех, которые они уже провели вместе. Это будет абсолютно - Дерьмо. Что кто-то надевает на свидание? Он стонет и снова берет телефон, даже когда тихий голос напоминает ему, что Мин Юнги, вероятно, наплевать на то, в чем он появляется. Но он сказал Юнги надеть что-нибудь красивое, а это значит, что и ему нужно надеть что-нибудь красивое, чтобы - Чонгук [16:43] Тэхен, мне нужна твоя помощь. Тэхен [16:44] в чем дело, мой юный кузнечик? Чонгук [16:45] гипотетически, чтобы ты надел на свидание с Юнги? Тэхен [16:46] я буду через полчаса*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
Тэхен разбирает его шкаф, сетует на отсутствие вариантов одежды в целом (“какого черта у тебя пять одинаковых черных футболок?”), и в конце концов вручает ему пару черных джинсов и красивый белый свитер, который он совершенно забыл, что у него есть. – Надень все со своими ботинками. С теми, черными. – Затем он выуживает кожаную куртку, которую Чонгук купил по наитию, а затем сразу же решил, что выглядит в ней глупо, и больше никогда не надевал. – А потом это поверх. Он с сомнением смотрит на кожаную куртку. Тэхен трясет ею. – Чонгук-а. Собираюсь ли я получить степень в области моды в одном из ведущих заведений мира или нет? – Так и есть, – бормочет Чонгук стесняясь. – Тогда надень эту чертову куртку, – говорит Тэхен и сует ее ему в руки. Он переодевается в ванной, чувствуя себя немного нелепо, но Тэхен свистит, когда он выходит. –Забудь о Юнги, ты должен пойти со мной на свидание. – Прекрати. – Чонгук задирает голову к потолку, чтобы скрыть свой яростный румянец. – Ты действительно думаешь, что это выглядит хорошо? – Ты выглядишь сексуально, – честно говорит Тэхен, и румянец Чонгука усиливается. – И, кроме того, это всего лишь Юнги. С тобой все будет в порядке. – Да, – тихо соглашается Чонгук. – Это Юнги. Тэхен смягчается и заключает его в медвежьи объятия, раскачивая Чонгука взад-вперед, как он всегда делает, когда пытается кого-то утешить. – Он по уши в тебя влюблен, Кук. С тобой все будет хорошо, и мне даже не нужно быть провидцем, чтобы сказать тебе это. – Правда? – Клянусь сердцем. – Он откидывается назад и рисует Крестик над сердцем. – Теперь мне нужно идти. Расправь крылья и лети, маленькая птичка. – Я выше тебя. – Тихо. О... – Тэхен останавливается у двери и берет красную шапочку Чонгука с того места, где он бросил ее на стол два дня назад. – ...и надень это тоже. – Он бросает ее в него, ухмыляясь, когда Чонгук рефлекторно ловит шапку. – И срази его насмерть. – Насмерть? – Ты знаешь, что я имею в виду. А потом он исчез. Чонгук делает глубокий вдох. Хорошо, все будет абсолютно хорошо.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
Юнги открывает дверь, одетый в узкие джинсы и зеленую куртку поверх белой футболки, с серебряными обручами в ушах, и Чонгук, возможно, громко произносит “черт” при виде него. Юнги моргает, глядя на него, затем улыбается и обводит взглядом ботинки Чонгука, его тело и покрасневшие щеки. Произносит губами “черт” в ответ. Чонгук хихикает, и узел в его животе, который закручивался весь день, немного ослабевает. – Готов? Юнги кивает и закрывает за собой дверь. В одном из окон шелестят занавески - остальные, без сомнения, смотрят, как они уходят. Только для этого Чонгук берет Юнги за руку, когда они начинают спускаться по улице. – Ты хорошо выглядишь. Юнги сдвигается, чтобы вместо этого взять Чонгука за руку. – Тэхен помог. Взрыв смеха вырывается изо рта Чонгука. На вопросительный взгляд Юнги он качает головой. – Он и мне помог. Юнги тоже смеется, затем откидывает голову назад. – Это куртка Чимина. – Я забыл, что у меня есть этот свитер. – Мы безнадежны. – Полностью. Юнги снова смеется, шепотом и счастливо, и узел ослабевает еще больше. Они вполне могут это сделать, думает Чонгук. Это безнадежные катастрофы, но, по крайней мере, они в этом вместе.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
Obscura Antiques and Oddities настолько же странная, как и рекламируется, и Юнги, как и следовало ожидать, она нравится. Они проводят два часа, перемещаясь по крошечному пространству, смеясь над жуткими куклами и гримасничая при виде мириад черепов вокруг. Они находят банки старинных презервативов, от которых Чонгук краснеет, а Юнги хохочет; игральные кости и нож для вскрытия писем, сделанные из настоящей кости; чучело аллигатора, которое необъяснимым образом превратилось в лампу и может в будущем вызывать у Чонгука кошмары; и целую коллекцию циферблатов карманных часов. Юнги останавливается перед мешком с мелкими камнями и улыбается, протягивая руку Чонгуку. – Они волшебные. – Действительно? Юнги кивает и кладет один из камней в другую руку Чонгука. Он почти сразу же чувствует, как его окатывает небольшая волна успокаивающего тепла. – Вау. – Это амазонит, наполненный магической энергией. Это должно помочь справиться со стрессом. У меня есть один, который Хосок сделал для меня в виде ожерелья. Чонгук в изумлении моргает, глядя на гладкий зеленый камень. – Это так круто. – Я куплю его для тебя, – решает Юнги, забирая у него камень. Чонгук инстинктивно протестует. – Но, хен, это я позвал тебя на это свидание... Юнги легонько дергает его за шею. Позволяет своим пальцам задержаться там, чтобы он мог сказать –Это свидание - взаимный опыт, Чонгук-а. Позволь мне купить тебе этот чертов камень. Чонгук невольно смеется и смягчается. – Хорошо, купи мне этот чертов камень, хен. Юнги покупает ему этот чертов камень. Кивая и качая головой в ответ на вопросы кассира (“О-о-о-о, хороший выбор”. Кивает. “Это для тебя?” Мотает головой. "Ой? Для него? - Кивает. “Это так мило”. Кивает, застенчиво улыбается. “Тебе нужен пакет?” Кивает. “Вот твоя сдача. Спокойной ночи!” Кивает, машет рукой.), а затем складывает пакет и аккуратно кладет его в карман куртки Чонгука, как только они возвращаются на улицу. – Хосок, наверное, мог бы сделать и тебе ожерелье, если хочешь. Чонгук сжимает руку Юнги и думает – Я люблю тебя. Я люблю тебя так чертовски сильно. Но ему кажется, сейчас не самое подходящее время говорить это. Слова, думает он, не выйдут прямо из-за все еще ослабевающего узла в его животе, горле, груди. Однако у них есть время (по крайней мере, он надеется, что оно есть), и в конце концов он придумает, как их произнести, даже если он не будет делать это ртом. – Пойдем, – говорит он вместо этого. – Еда. – Еда, – Юнги соглашается с торжественным кивком. – Шампуры? – Может быть, – уклоняется Чонгук, и Юнги ухмыляется. Так чертовски сильно, что Чонгук снова задумывается и задается вопросом, всегда ли это будет его пугать. Может быть, ты не можешь любить без небольшого страха. Может быть, это и не так уж плохо. Страх и счастье, прыжок, океан - вода, которую он все еще иногда чувствует, медленно подбирается к его легким, - и, возможно, в долгосрочной перспективе все это не имеет значения. Потому что прямо сейчас он здесь, и Юнги здесь, держит его за руку под уличными фонарями Нью-Йорка, и он думает, что у них все получится, несмотря на всю эту воду. И, может быть, это и есть любовь: надежда, несмотря на страх, что вы оба выйдете с другой стороны, что бы ни бросила вам жизнь, все еще крепко сжимая пальцы.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
Сад Хосока цветет, как и деревья за окном Юнги - розовые, как и его волосы. Центральный парк - это море цветов, и Чонгук проводит там день со своей камерой и Хосоком, впитывая запах цветов и всеобщее головокружение от прихода весны. – Это мое любимое время года, – говорит Хосок, беря в руки один из цветков. – Разве ты не чувствуешь всю жизнь? – Да, – отвечает Чонгук, наблюдая, как пара детей гоняются друг за другом, смеясь, по кругу на травянистом холме. – Я чувствую. Он делает снимок Хосока под одним из деревьев, улыбающегося, как солнце, несмотря на затяжной дождь, и с лепестками в его темных волосах.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
– Я ненавижу весну, – бормочет Сокджин, когда однажды днем Чонгук заходит в магазин. Он выглядит несчастным, глаза опухшие и красные, а на прилавке в пределах легкой досягаемости лежит коробка с салфетками. – Я хотел бы просто оставаться кошкой для всего этого. Чертова пыльца. – Ты должен пить то, что делает Хосок, – указывает Намджун, просматривая их последнюю книгу. – Это помогает. – Это отвратительно, – жалуется Сокджин. – На вкус как рвота. – Но это помогает. Сокджин ворчит и чихает с такой силой, что все его тело сотрясается. Чонгук похлопывает его по спине в неловком сочувствии.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
Он по-прежнему спит в постели Юнги по крайней мере четыре ночи из семи, но теперь они проводят ночь, прижавшись друг к другу - целуются перед сном и снова, когда просыпаются утром. Чонгук нанес на карту почти каждый дюйм рта Юнги, думает он. Изучил изгиб шеи Юнги, впадины и выступы его ключиц. Знает ощущение мозолистых ладоней Юнги на своих бедрах, животе, позвоночнике, скользящих под рубашку, вверх, вверх - пока пальцы Юнги не касаются его сосков, и Чонгук задыхается. Однако дальше они не идут. Единственный раз, когда Чонгук пытается отплатить ему тем же, запустив руки под свитер Юнги, он чувствует искру страха, которая ему не принадлежит, и Юнги хватает его за запястье, шипя – нет – в его разум достаточно сильно, чтобы заставить его съежиться. – Я... мне жаль, – заикается он, застигнутый врасплох. – Я не... Но Юнги качает головой. – Нет, прости, прости, я не хотел тебя напугать, просто - Он целует дрожащую руку Чонгука, линии на его ладони. – Я скажу тебе, я покажу, я обещаю, мне просто нужно время, еще немного времени, хорошо, Чонгук-а? Чонгук не понимает, но в глазах Юнги старые тени, старая трагедия. – Конечно, – говорит он, придвигаясь ближе, чтобы уткнуться носом в щеку Юнги, обхватить его за талию поверх защитного слоя свитера и попытаться ослабить напряжение, все еще пронизывающее его. – Конечно, хен. Столько, сколько тебе нужно. Не похоже, чтобы Чонгук куда-то спешил. Он любит Юнги, он хочет Юнги, но он никогда раньше не позволял себе думать о сексе с кем-либо, по-настоящему, и это... это много. Это смутно пугает. Просто тот факт, что Юнги не против прикоснуться к нему, все еще иногда ошеломляет. То, что все остальные также совершенно счастливы обнять его и взять за руку, чтобы он мог услышать их мысли - это не то, о чем он когда-либо думал, и этого более чем достаточно во многих отношениях. Он может не торопиться, если это то, что нужно Юнги. Нужно не торопиться, потому что это то, что ему тоже нужно. – Столько, сколько тебе нужно, – повторяет он, и Юнги мурлычет ему в шею - бессловесная благодарность.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
Он снова рисует, снова фотографирует и дважды в неделю ходит в студию танцевать с Хосоком и Чимином, и это означает, что его учеба идет на спад. Он просто не может сосредоточиться на этом, когда это противоречит всему, чего он хочет, но у него нет возможности объяснить это своим родителям. Они снова разговаривают по скайпу, обсуждая его вечно страдающие оценки и возвращение в Пусан, и, возможно, сводят его к кому-нибудь, заставят принять какое-нибудь лекарство, потому что такая рассеянность не может быть нормальной, верно? Что-то в нем трепещет при мысли о лекарствах - по крайней мере, о тех, которые хотят дать ему родители. Они уже делали это однажды, в старших классах. Получили их от врача, который предположительно специализировался на работе с пользователями магии, и записал в блокнот всевозможные слова, которые Чонгук не понимал, прежде чем отправить его в аптеку с рецептом. Эти лекарства сделали его медлительным, вялым и слишком послушным - справились с его тревогой и его магией, лишив его способности чувствовать вообще. И он не может, он не может представить себе возвращение к той оцепенелой полужизни, когда он чувствует себя таким цельным прямо сейчас, таким цельным и живым. – Может, мне сменить специальность? – спрашивает он, приглушенный и нервный, теребя край свитера дрожащими руками в перчатках. (На нем их не было, когда он начал разговор, и они набросились на него за это, спрашивая, не становится ли он снова небрежным.) – Я не... я не думаю, что бизнес подходит... мне. М-может быть, что-нибудь более... креативное? – Чонгук, – вздыхает его мать, – мы это уже проходили. – Мы не позволим тебе тратить образование в колледже на что-то настолько легкомысленное, – вмешивается его отец. – Но это то, в чем я... я хорош, – шепчет он и моргает своими жгучими глазами, чтобы удержаться от слез. Его родители ненавидят, когда он плачет, и он хочет сказать им, что ему жаль. Он их единственный ребенок, их единственный сын, и ему так, так жаль, что он не такой, каким они его ожидали, подталкивали, хотели, чтобы он был. (Но он также так, так устал от извинений. Хочет спросить, так же сильно, почему они не могут любить его таким, какой он есть? Его магия, его креативность, его предпочтения - почему все это не в порядке? Он их ребенок - разве это не значит, что они должны любить его, несмотря ни на что?) – Нет, Чонгук, – говорит его отец. – Мы ожидаем, что к лету ты все исправишь, – добавляет его мать, нахмурившись. – Или ты возвращаешься домой, хорошо? Ты не можешь продолжать в том же духе. Но я счастлив. У меня появились друзья. Я встретил парня. Я так, так счастлив. – О'кей, – обещает он и вешает трубку, снова чувствуя тошноту, ужас и, возможно, немного разбитое сердце. Он пишет Юнги, прежде чем успевает обдумать это, руки все еще трясутся, а затем забирается в кровать. Юнги появляется через двадцать минут с пакетом тайской еды и Чимином с Тэхеном на буксире. – Они настояли, – печатает он, поднимая телефон, чтобы Чонгук прочитал с затуманенными слезами глазами. Чонгук кивает, кусая губу, и Чимин тянется к его рукам - перчатки все еще прикрывают их. –Можно я сниму это, Кук? – Пожалуйста, – говорит Чонгук срывающимся голосом. Он никогда больше не хочет надевать гребаные перчатки. Чимин снимает их и переплетает их пальцы вместе. – Мы здесь, у нас есть ты, просто выпусти это, Кук. Первый всхлип вырывается наружу, когда Юнги относит еду на кухню, а Чимин и Тэхен помогают ему вернуться в постель, устраиваясь по обе стороны от него. Хотя они освобождают место для Юнги, когда он присоединяется к ним - Тэхен отодвигается назад, чтобы Юнги мог втиснуться между ним и Чонгуком, целуя его в висок. Он рассказывает им о лекарствах сквозь грязные слезы и чувствует укол удовлетворения от яростного шума возмущения, который издает Чимин, от рывка Тэхена за его свитер. Юнги просто выглядит грустным. Убирает челку Чонгука со лба. – Я принимал такие, пока все еще пытался подавить свою магию. Они - плохое дерьмо. – Они действительно плохое дерьмо, – соглашается Чонгук. – Чертовски верно, – говорит Чимин. – Они просто предлог, чтобы превратить тебя в зомби. Если бы они действительно пытались лечить что-то вроде беспокойства, они бы отвели вас к настоящему врачу, который специализируется на назначении лекарств для пользователей магии. – Он знает это, Чимини, – бормочет Тэхен, поглаживая живот Чонгука. – Я знаю, что он знает, – ворчит Чимин. – Но я злюсь из-за этого, и я хотел разглагольствовать. Чонгук фыркает, несмотря на затянувшиеся слезы, и наклоняется, чтобы ободряюще поцеловать Чимина в волосы. – Спасибо. Губы Юнги находят его затылок. – С тобой все будет в порядке, мы не позволим этому случиться с тобой, я обещаю. Чонгук так сильно хочет ему поверить, но пока не может. Было бы слишком больно, если бы Юнги ошибался. Это разобьет его вдребезги.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
– Что, если ты скажешь им правду? – спрашивает его Намджун два дня спустя. Проблема родителей Чонгука распространилась на остальную часть дома, и теперь все, похоже, полны решимости найти решение. Это слишком тяжело для Чонгука, на самом деле - мысль о том, что они так сильно заботятся о нем. – Они бы меня отстранили, – отвечает он с мрачной уверенностью. Он больше не был бы их сыном. – Ты мог бы переехать жить в наш дом, – предлагает Сокджин. – Во всяком случае, ты практически живешь здесь. – Да, и мы могли бы помочь тебе попасть на творческую программу. Чонгук печально качает головой, упрямо говоря себе, что он больше не будет плакать. В десятый раз за два дня. Это тот уровень патетики, которого он действительно не хочет достигать. – Я не смог бы позволить себе обучение. – Есть стипендии, на которые я мог бы помочь тебе подать заявку, – нетерпеливо говорит Намджун. – И я мог бы покрыть остальное, – добавляет Сокджин так небрежно, как будто он комментирует погоду. – Ч-что? – спрашивает Чонгук, уставившись на него. – Я не могу позволить тебе сделать это. Сокджин пожимает плечами. – Это было бы инвестицией в чье-то будущее. Не могу придумать лучшего способа потратить свои деньги. О боже, это уже слишком. Это слишком, слишком много. Чонгук вытирает глаза. – Я не могу позволить тебе сделать это. – Ты моя семья, – говорит Сокджин, сжимая его плечо и взъерошивая волосы. Чонгук покачивается, чувствуя себя обалдевшим от простого заявления, представленного как факт. Небо голубое, вода мокрая, а Чонгук - это семья. – Конечно, я могу. – Мы не хотим потерять тебя, Чонгук-а, – говорит Намджун. – Мы хотим помочь. – Я знаю, что вы хотите, – шепчет Чонгук, снова отчаянно вытирая свои предательские глаза. – Подумай об этом, – говорит Сокджин, и Чонгук обещает, что он может сделать хотя бы это.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
Весна подкрадывается медленно - цвет уступает место зелено-зеленому - и в городе становится достаточно тепло, чтобы Чонгук отказался от своих толстовок и пальто в пользу своей обычной белой или черной футболки (на которую Тэхен до сих пор закатывает глаза). Юнги, как он замечает, придерживается своих свитеров - даже не закатывает рукава из-за усиливающейся послеполуденной жары. Чонгук знает, что там что-то есть. Рана, которую Юнги не уверен, что хочет, чтобы Чонгук видел. И он хотел дать Юнги время, но после того, как он увидел, как Юнги опускает рукава, когда понимает, что они немного задрались, на мгновение на его лице появляется что-то вроде паники, он думает, что, возможно, всем время от времени нужен толчок. И все же ему требуется две недели, чтобы набраться смелости и поговорить об этом с Юнги. Он выбирает магазин, безопасное место и тихий день четверга, когда у них уже несколько часов не было покупателей из-за непрекращающегося дождя на улице. (Дождь, как в тот день, когда они впервые встретились.) – Эй, хен, ты можешь сказать мне, знаешь? – говорит он, глядя туда, где Юнги читает на прилавке - его лицо отвернуто, так что все, что Чонгук действительно может видеть, это напряженный изгиб его спины. – Что бы это ни было. Я не буду... Я все еще буду здесь. Я обещаю. Юнги смотрит на него, прикусывает губу, крепко сжимает пальцами края книги, лежащей у него на коленях, но он не закрывается, и Чонгук может подождать. – Не здесь, – он печатает на своем телефоне после долгой паузы. – Когда мы вернемся домой. Дом. Чонгук чувствует это слово до мозга костей, задается вопросом, когда под ним он стал понимать таунхаус. Вероятно, примерно через месяц после того, как он впервые пришел, если быть честным с самим собой. Может быть, даже раньше. Может быть, сразу после того, как Тэхен и Чимин завернули его в одеяла, а Юнги коснулся его плеча, и они сказали ему остаться. – Хорошо, – соглашается он, протягивая руку, чтобы провести по колену Юнги, обтянутому джинсами. – Когда мы вернемся домой. Юнги кладет свою руку поверх руки Чонгука и сжимает один раз, крепко, прежде чем вернуться к своей книге.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
Вернувшись в таунхаус, Чонгук сел лицом к Юнги на полу в его комнате. Все еще идет дождь - непрерывный барабанный бой по окнам - и нервозность Юнги наполняет воздух статическими помехами, которые обжигают язык Чонгука. – Хен.... – Чонгук начинает, не уверенный в том, какое утешение или заверение он может предложить, но, прежде чем он сможет найти правильные слова (или вообще какие-либо слова), Юнги закатывает рукава своего свитера. Чонгук резко втягивает воздух. Шрамы. Бледные руки Юнги усеяны шрамами. Они пересекают его кожу длинными порезами, и некоторые из них выглядят так, как будто они были глубоки до костей. Одна особенно неприятная проходит от запястья Юнги вертикально почти до сгиба локтя, и Чонгук с головокружением вспоминает момент отчаяния в шестнадцать лет, когда он посреди ночи искал лучший способ умереть на своем ноутбуке, и там были сайты, на которых говорилось - Юнги хватает его за руку, как будто может прочитать ужасные мысли, роящиеся в его голове. – Я не. Я этого не делал, Чонгук-а. Таков был ритуал. – Ритуал? – шепчет Чонгук. – Тот, который ты использовал, чтобы попытаться вернуть свой голос? Юнги кивает. – Да. Это была черная магия. – Чонгук снова переворачивает руку Юнги, осторожно и нежно проводит пальцами по шрамам. – Ритуалы более сложны, чем заклинания, помнишь? Неясно. Это был один из уроков Намджуна - разные уровни магии и сила, необходимая для каждого. Первое: способность, с которой вы родились, - она должна быть для вас такой же естественной, как дыхание. (Хотя способности варьируются в зависимости от силы - Чимин однажды сказал, что встретил медиума, который мог только слышать призраков и не был достаточно силен, чтобы видеть их). Второе: простые заклинания, такие как защита или уборка вашего дома. Третье: ритуалы, которые имеют много правил и отнимают много силы, и от них обычно лучше держаться подальше. – Что ж, это было опасно, – продолжает Юнги, уставившись на свои колени. – Я пытался обменять что-то на свой голос. Например свои глаза. Я думал, что если я откажусь от чего-то, то ко мне вернется мой голос. Но … Должно быть, я неправильно провел ритуал, и заклинание дало обратный эффект. Магия... обрушилась на меня. Это может случиться, когда ты облажаешься. Он вытаскивает одну из своих рук из хватки Чонгука. Играет с подолом своего свитера. – Ты знаешь заклинание из "Гарри Поттера"? То, которое Поттер использует против Малфоя в шестой книге? – Сектумсемпра? – Его родители не хотели, чтобы он читал "Гарри Поттера", когда он был ребенком, но он все равно тайком приносил книги домой из библиотеки и поглощал их. Одно из его редких, маленьких восстаний. Юнги снова кивает. – Да, так оно и было. Как будто тебя пронзила дюжина невидимых мечей. Я потерял сознание. – Он морщится. – Хосок нашел меня в луже крови посреди моей квартиры. Я... я чуть не умер. Я потерял так много крови. А потом порезы волшебным образом снова открылись в больнице, после операции, так что им пришлось вызвать специального врача… Дрожь пробегает по его телу - возможно, фантомная боль - и Чонгук чувствует давление его горя, затяжную боль его страха под собственной душевной болью. – Хен, – шепчет он. Юнги качает головой и берет Чонгука за руки. Осторожно, очень осторожно перемещает их под свитер - и Чонгук может их почувствовать: еще больше шрамов покрывают торс Юнги. Его живот и бока и даже один или два выше на груди. Его сердце болит, болит, болит. – Прости, – шепчет Юнги в его голове. – Они чертовски уродливы. И это моя собственная глупая вина. – Нет, – немедленно настаивает Чонгук, хотя он не уверен, что хочет продолжить. – Они уродливы не потому, что они часть тебя, или ты был в отчаянии, я понимаю - что-то жизненно важное было оторвано. Ничего из этого не кажется достаточным, поэтому Чонгук придвигается ближе, пока их колени не соприкасаются, и поднимает одну из рук Юнги к своему рту - проводит губами по самому глубокому шраму и пытается дотянуться до него своей магией, чтобы дать Юнги понять, что он не злится, не испытывает отвращения или расстроен. Что эта резкость в его груди - его собственное горе, для Юнги, который был в отчаянии и достаточно одинок, чтобы попробовать ритуалы черной магии, чтобы вернуть свой голос. Для Юнги, который, должно быть, был так напуган, лежа там, умирая, на полу своей собственной квартиры. Для Юнги, который очнулся в больнице со свежими шрамами и все еще отсутствующим голосом и должен был снова собрать себя воедино. Судя по тихому звуку удивления, который срывается с губ Юнги, он должен почувствовать хотя бы часть этого. – Ты такой храбрый, – говорит Чонгук, целуя поврежденное запястье Юнги, его ладонь, снова. – Ты такой храбрый, хен. – Я был идиотом, – утверждает Юнги. – И я заплатил за это. – Но ты продолжал идти, – настаивает Чонгук. – Ты здесь. Шрамы и все такое. Юнги издает еще один звук, на этот раз более похожий на недоверчивый смех. – Наверное. Шрамы и все такое. – Шрамы и все такое, – повторяет Чонгук с улыбкой, которая, вероятно, слишком разбита. Юнги качает головой и притягивает Чонгука для настоящего поцелуя, его мысли путаются, когда он скользит языком в жаждущий рот Чонгука. – Спасибо, спасибо, я не был уверен, что ты все еще хочешь меня, я бы понял, если бы ты этого не сделал, но спасибо тебе… Чонгук снова запускает руки под свитер Юнги, проводит пальцами по животу, бедрам и бокам Юнги - гладкая кожа и шрамы сливаются воедино. Я всегда буду хотеть тебя, он не говорит, но думает, что Юнги все равно это чувствует - в его магии, в его прикосновениях, в тихом вздохе, который вырывается, когда горячий рот Юнги перемещается к его шее. Я всегда, всегда буду хотеть тебя. (Он не уверен во многих вещах, но в этом он совершенно уверен.) Юнги снова сдвигается, обнимает Чонгука, чтобы притянуть его ближе. Теперь они почти грудь в грудь - лицо Юнги уткнулось в его шею, а руки Юнги сжаты в кулаки по бокам его рубашки. Он двигается, скользит руками по спине Юнги, чтобы притянуть его еще ближе, прижимается щекой к голове Юнги. Они остаются так в течение долгого времени, просто поддерживая друг друга.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
– Что еще может сделать черная магия? – спрашивает Чонгук Юнги позже той ночью, после того, как они улеглись в постель. – Много чего, – отвечает Юнги, прижимаясь щекой к обнаженной коже плеча Чонгука, где рукав его рубашки задирается. – Поскольку магия связана с намерением, плохие люди могут использовать ее для самых разных хреновых вещей. Например, красть голоса или портить места, чтобы они казались темными и к ним притягивались призраки, или даже полностью высасывать магию. – Можно истощить магию? – Да. Если мы используем слишком много магии, или ее у нас отнимут, мы умрем. Есть ритуалы, которые могут забрать всю чью-то магию, сохранить ее для использования другим человеком. – И убить первого человека в процессе, – в ужасе бормочет Чонгук. Он не может себе представить, что есть что-то подобное. Что можно причинять боль другому человеку подобным образом. Он немного лучше понимает, почему его родители так боялись, даже если он никогда не будет полностью согласен с ними. – Да. Это темное дерьмо, Кук. Держись от этого подальше. – Планирую это, – успокаивает его Чонгук с дрожью. – Далеко, очень далеко. – Хорошо, – говорит Юнги и целует его в шею. – Парень, который причинил тебе боль, – говорит Чонгук, потому что он постоянно думал об этом с тех пор, как увидел шрамы. – Он был настоящим мудаком. – Да, – Юнги мрачно соглашается. – Он был. Джуни хотел, чтобы я выдвинул обвинение в нападении. – Почему ты этого не сделал? – спрашивает Чонгук, надеясь, что его слова не звучат обвиняюще. Юнги вздыхает. – Потому что он ушел, а я был сломлен. И я все еще любил его, каким-то хреновым образом. Тогда было слишком больно злиться. Гнев пришел позже, когда было уже слишком поздно. Это имеет смысл, в каком-то душераздирающем смысле. Чонгук думает о своих родителях и задается вопросом, перестанет ли он когда-нибудь грустить и вместо этого начнет злиться. Юнги внезапно переворачивается, так что он седлает талию Чонгука, и Чонгук покраснел бы, если бы не серьезное выражение лица Юнги. – Но я здесь, – говорит Юнги, свирепо в сознании Чонгука. Свирепый, как магия внутри него, всегда бурный. – Ты сам это сказал. Так что не смей, блядь, жалеть меня, Чон Чонгук. – Я никогда не смог бы жалеть тебя, – говорит Чонгук. – Ты такой чертовски храбрый, хен. Я никогда не буду жалеть тебя. – И не оплакивай меня тоже. Все кончено. Дело сделано. Мне не нужен твой гнев сейчас, хорошо? Я счастлив. Здесь. С тобой. – Я тоже. Я просто … позволишь мне немного разозлиться? – спрашивает Чонгук, нервничая, но пытаясь сопоставить ярость Юнги со своей собственной. – Я очень забочусь о тебе, а он причинил тебе боль, и я буду немного сердиться из-за этого, какое-то время. – Я просто не хочу, чтобы ты слишком зацикливался на этом, да? Это не то, кто я есть. Это не все, что я есть. – Я знаю это. Юнги - это так, так много. Он - шторм, шашлык из баранины в три часа ночи, полуночные прогулки в парке и якорь для всего этого чертового дома, человек, который заставляет Чонгука хотеть быть сильным - и он думает, что мог бы писать вечно, говорить вечно, и он все равно не смог бы облечь в слова все, что Юнги такой и есть. (Возможно, для начала он составит список. Подарит Юнги, чтобы он мог увидеть на бумаге и чернилах: это всего лишь проблеск того, что ты значишь для меня. ) – Я обещаю, – повторяет Чонгук, потому что сомнение, которое он все еще чувствует в Юнги, видно на его лице. – Я знаю это. Ты не... ты не грустная история. Я не хочу, чтобы наша история была печальной. Я злюсь, что он причинил тебе боль. Что это случилось. Что ему, блядь, это сошло с рук. Но ничто из этого не меняет того, как я вижу тебя, хен. Юнги. Он делает глубокий вдох и протягивает руку, чтобы обхватить щеку Юнги. – Ничто из этого не меняет того, как я вижу тебя. – Боже, ты... – начинает Юнги, резко обрывает себя и наклоняется, чтобы вместо этого поцеловать Чонгука. Я что? Чонгук хочет спросить, но думает, что это был комплимент. Что-нибудь хорошее. Так же, как ощущение рта Юнги и тепло Юнги на нем. Что-нибудь хорошее.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
Странно, как могут произойти перемены. Иногда медленно, как отлив, который тянет вас за собой так незаметно, что вы удивляетесь, когда поднимаете глаза и понимаете, как далеко вы находитесь от берега. А иногда это будет обычный день вторника вплоть до тех пор, пока, подобно внезапности автомобильной аварии, это не произойдет. Чонгук находится в Гарлеме, выполняя поручение Намджуна, который в панике написал ему сообщение, спрашивая, может ли он забрать очень редкую книгу из магазина, потому что владелец продал ее Намджуну со скидкой, но без колебаний отдал бы ее кому-нибудь другому, если бы Намджун потерпел неудачу, чтобы явиться в назначенное время. А Намджун застрял в автобусе в “гребаном Бруклине” и, следовательно, не смог появиться нигде ближе к назначенному времени. Так что, пожалуйста, не мог бы Чонгук пойти? Поскольку у него не было учебы, а все остальные были заняты? А Чонгук - хороший друг, который любит быть полезным, поэтому он пересел на другой поезд вместо того, чтобы вернуться к себе домой, как планировал. И теперь он в Гарлеме, пытаясь по GPS найти адрес магазина, по довольно людным тротуарам, мимо уличных музыкантов, ресторанов и людей, торгующих произведениями искусства перед эклектичными магазинами. Он также получает шквал сообщений от Намджуна, спрашивающих его о его прогрессе. GPS говорит, что он в пяти минутах езды, но он говорит это уже некоторое время, и он подозревает, что это врет ему, чтобы сохранить лицо. Намджун [15:21] ты почти на месте? пожалуйста, скажи, что ты почти на месте. Чонгук [15:21] я почти на месте Намджун [15:22] но не говори этого, если ты лжешь мне ты лжешь мне, не так ли? Чонгук [15:23] я ДУМАЮ, что я почти на месте он не сделал так, чтобы его магазин было легко найти. Намджун [15:24] нет, ему не нравится, когда много людей заходят с улицы, хотя в этом и заключается смысл магазина я продолжаю говорить ему, что он должен просто полностью перевести свой бизнес в Онлайн, но он не очень доверяет Интернету. в любом случае, ты должен быть в состоянии почувствовать это, когда ты будешь близко - он поставил маркер для пользователей магии. что-то вроде “обратите на меня внимание!”. Чонгук останавливается на углу улицы, хмурясь от неприятного ощущения в груди. Чонгук [15:26] у меня возникает очень сильное желание повернуть налево? Намджун [15:26] это был маркер беги Чонгук [15:27] сколько стоит эта книга, хен? Намджун [15:28] так много денег пожалуйста, поторопись Чонгук вздыхает, но послушно переходит на бег трусцой, следуя за настойчивым притяжением магии вниз по другой улице к крошечной витрине магазина, спрятанной в конце - Magia Libris закрученными буквами на стеклянной витрине. Латынь, как модно, говорит голос в его голове, который звучит слишком похоже на Юнги. Он смеется про себя и открывает не менее причудливую дверь. Это крошечное помещение, меньше трети от размера Волшебной лавки, и битком набито книгами. Книги на стенах, книги стопками на полу, книги, сложенные на витринах - Чонгук понятия не имел, что столько книг может поместиться в таком маленьком пространстве. Владелец - грубоватый мужчина средних лет с ястребиными чертами лица и седеющими волосами. Он, кажется, почти разочарован тем, что кто-то приехал, чтобы забрать книгу, как было условлено, и отдает ее с невнятной жалобой на языке, который Чонгук не может разобрать. – Спасибо, – все равно говорит он, просто чтобы увидеть, как Ворчун еще больше хмурится, и аккуратно кладет (тяжелую) книгу в свой рюкзак. (Слава богу, у него был легкий учебный день, и большинство его учебников вернулись в квартиру, иначе он бы навсегда деформировал свой позвоночник.) – Она у меня, – он пишет Намджуну, как только возвращается на тротуар. Намджун [15:40] о, черт возьми, спасибо, я твой должник. Чонгук [15:41] просто угости меня ужином, и мы квиты Намджун [15:42] если я когда-нибудь сойду с этого чертового автобуса, я так и сделаю Он соглашается встретиться с Намджуном в магазине и начинает процесс поиска обратного пути к станции метро. И вот, вот где все переходит от (в некотором роде) обычного дня вторника к... тому самому. Потому что он проходит мимо другой улицы - тихой, обсаженной деревьями, в основном с жилыми домами, - когда он чувствует это: магию Юнги. Он бы уже узнал ее где угодно, знает ее почти лучше, чем свою собственную, и это слабая, едва заметная искра, но безошибочно Юнги. Только это невозможно, потому что Юнги в настоящее время находится в Двух Мостах, выполняя специальную доставку с Хосоком и Джином (кто-то выкупил половину их запасов кристаллов и травяных снадобий, и для такой крупной покупки они предложили привезти товары лично, вместо того чтобы отправлять их). Так что это не Юнги, но это магия Юнги и... Оу. О, черт. Когда Бывший Засранец забрал голос Юнги, он забрал с собой часть магии Юнги - и Чонгук подозревает, что магия Юнги всегда будет ощущаться как Юнги, даже просто ее отголоски - так что это должно означать … Блядь. Он бежит, поднимая рюкзак повыше, и следует за искрой вниз по улице, за угол и через два квартала на другую улицу. Здесь есть магазин, почти спрятанный среди таунхаусов и деревьев - на цокольном этаже, потрескавшиеся ступени за коваными железными воротами ведут вниз, вниз, вниз. И здесь, перед ним, Чонгук может чувствовать что-то еще, кроме магии Юнги. Что-то зловещее и темное, от чего по спине пробегает холодок, а руки покрываются мурашками. Черная магия. Он практически просачивается из-под закрытой двери, из-за закрытых ставнями окон. Черная магия - а Чонгук не дурак. Он не может пойти туда один, как бы сильно ему этого ни хотелось - пойти и найти голос Юнги, где бы он ни был заперт внутри, и вернуть его, наконец, его законному владельцу. Ему нужна поддержка. Он делает глубокий, успокаивающий вдох и отворачивается, возвращаясь к главной улице и остановке метро, от которой, по словам его GPS, он находится в трех минутах ходьбы. Он доберется до магазина и расскажет остальным, и они смогут вернуться, все семеро, если понадобится. Может придумают план борьбы с тьмой, скрывающейся в магазине, и вернут голос Юнги. В третий раз за день Чонгук срывается на бег, не обращая внимания ни на тяжелый рюкзак, давящий на него, ни на все еще острый весенний воздух, обжигающий легкие.