Капли битума

От подсолнухов тянет чем-то травянисто-медовым, прибрежный бриз гладит их по лепесткам, мерно раскачивает листья. Они тяжёлые, налитые соком — Трафальгар чувствует это, когда иной раз раздвигает подсолнухи в стороны, чтобы те не врезались ему в лицо. Шляпе ввиду меньших габаритов сквозь цветочный лес продираться не в пример проще, и Ло приходится остановиться, чтобы расслышать, с какой стороны доносится шелест приминаемой под сланцами Луффи травы. Трафальгар осторожничает — боится, что подсолнухи в отместку за неаккуратное обращение плюнут в него пыльцой: она плохо оттирается с кожи, и с одежды — ещё хуже. Луффи ничего не боится и оказывается на десяток шагов впереди; он несётся напропалую, и подсолнухи, которым не счастливится попасть под резиновую конечность, ломаются с проникновенным хрустом, безвольно повисают на треснувших стебельках. Ло смотрит со сдержанной жалостью на редкий цветок, павший жертвой чьей-то неаккуратности, вдумчиво замедляет шаг. Ему двадцать шесть, он никогда и никому не дарил цветов — не стоит и начинать, думает Трафальгар. Не стоит и начинать, думает, но тянется бесконтрольно к очередному опустившему голову цветку. Последние волокна стебля рвутся, и капля сока тащится по запястью, оставляя холодящий липкий след. Ло срывается в бег, цветы множатся у него в руках, и это происходит быстрее, чем он успевает отдавать отчёт в собственной глупости. Ночная прохлада лижет неприкрытую полами мантии полоску кожи, норовит заползти под бинты, от неё трепетно-щекотно в животе, а в голове пусто, и в ворохе этих тревожных симптомов Трафальгару нравится ощущать себя таким приятно-свободно-больным. Подсолнухи заканчиваются, Ло видит сквозь их редеющие стебли простирающуюся на десятки метров вдаль траву, находит взглядом облачённую в тёмно-синюю рубашку спину и, будто отрезвлённый, снова переходит на шаг. Цветы в его руке — их так много, что ему едва удаётся смыкать на стеблях пальцы; он неверяще смотрит на этот букет и выходит к Шляпе. — Тебе обязательно было?.. «...удирать от меня через чёртово поле подсолнухов» — хочет сказать, но не находит сил. Луффи смотрит в небо — местные говорят, Дресс Роза прекрасна в своём сезоне звёздных дождей; звёзды не падают, знает Ло, а рассекающие небо жемчужно-белые росчерки — лишь метеоры, невозвратимо сгорающие в планетарной атмосфере. — Просто захотелось, — говорит Луффи, а после раскидывает в стороны руки, чтобы секундой позже упасть спиной в траву. Резиновому телу не больно падать, но Ло всё равно морщится, потому что не понаслышке знает, что даже на резиновом теле могут очень охотно расходиться раны. — Так красиво. «Звёздные дожди» — мечтательно говорят люди, но в безжизненных обломках астероидов нет ничего романтичного. Говоря «звёздные дожди», люди обманывают самих себя — возможно, именно поэтому их желания не сбываются с очередной упавшей незвездой. Сама концепция взывания к обречённым небесным телам кажется Трафальгару смешной. Он мог бы попробовать достать для Луффи звезду с неба, если бы тот сильно попросил, думает Ло. Если бы Трафальгар попытался раздуть Комнату так, чтобы она объяла разделявшие их со звёздами световые года, наверное, он умер бы почти сразу же, но умер бы, попытавшись. Трафальгар не резиновый, а потому на траву рядом с Луффи ложится куда осторожнее, опирается на локоть свободной от цветов руки. Букет кощунственно ободранных подсолнухов опускается Луффи на перебинтованную грудь, и он благодарно ши-ши-шикает, вдыхая густой медовый шлейф. Они слишком ранены, чтобы заниматься сексом, но, целуясь под небом в ожидании обманчивых звёздных осадков, уходят непозволительно далеко от своей договорённости в «просто секс». Слово «влюблённость» такое инородно-сладкое, что от него сохнет в горле и сводит корень языка; слово незнакомое, но пугающе что-то значащее — Трафальгару нужно время, чтобы примирить его с демонами в своей голове, и они с Луффи оба готовы ждать. Ло отстраняется, изучающе долго смотрит в лицо напротив. Снимает застрявшие у Луффи в волосах лепестки подсолнухов, пытается стереть большим пальцем мазок пыльцы у него на щеке. Пыльца не оттирается, размазывается по коже в бледно-жёлтый развод — при дневном свете он бы напоминал подзаживший синяк, думает Ло; трава под их телами прохладная, и врезающееся в лицо чужое дыхание кажется уютно-тёплым на контрасте с ней. — В чём дело? — спрашивает Луффи. Трафальгар вздрагивает, на секунду чуть пристыженно заглядывает ему в глаза. — Не бери в голову. Просто, я подумал... — начинает Ло, но оступается, нерешительно кусает губы; ему сложно говорить о подобном вслух, он думает, что ни за что не стал бы, окажись рядом с ним кто-то другой. — Если кто-то из нас умрёт?.. Луффи под ним напрягается, его взгляд темнеет, и Ло перестаёт видеть свои отражения в радужке его глаз, будто те поглощают каждый падающий в них звёздный луч и ничего не дают взамен. — Если кто-то из нас умрёт, — продолжает Трафальгар, бессильно опуская голову к чужому плечу, — я надеюсь, что умру первым. Луффи стаскивает с него кепку, касается волос пальцами, тянет ближе к себе. Трафальгар не увидит звёзд, если будет так, думает он; подсолнухи, зажатые между ними, мнутся, колют обнажённую кожу невызревшими семенами и густо, медово пахнут. — Глупый Траффи.