Капли битума

Полшага от стола — выверенная дистанция, которая позволит Луффи услышать заказ даже сквозь густой клубный бит. Посетитель так не считает, вульгарным жестом призывает его наклониться ближе — пальцы у него ходят веером, и Луффи усталой мыслью думает, что неплохо было бы ему их обломать. — Компанию нам составишь? — говорит мужчина. Вип-комнаты — оплот всего того дерьма, которое Луффи приходится пропускать через себя на работе. Люди выбирают платить чуть больше и считают, что им все должны; в этих комнатах вырвиглазно-красные диваны, ловящие блестящим кожзамом свет тянущихся по периметру потолка неоновых лент. — Спасибо за предложение. Я работаю. У них упала выручка с бара, знает Луффи; кто-то по досадному соседству мог развернуть торговлю «клубными таблетками» — резонно предположить. Эти мужчины ведут себя странно, страннее многих прочих хамоватых типов, которые незыблемо считают, что сидеть на красных диванах — прерогатива сильных мира сего. Один из них выдыхает в Луффи направленную струю кальянного дыма, но облако расходится в воздухе, не достигнув его лица. Микс цитрусового табака отдалённо напоминает Луффи вонь бытовой химии, и эта дрянь раздражает его даже больше, чем остающийся на куртках Ло запах сигарет. — Сколько ты стоишь? — Не понял вопроса. Луффи выдрессировал себя держать уголки губ приподнятыми всегда и вопреки всему: это помогает ему выглядеть любезно тогда, когда быть любезным не остаётся сил. Лайфхак, позволяющий решать многие рабочие запары в истоке; иной раз по окончании смены ему бывает сложно отодрать эту улыбку с лица. Он держит поднос на полусогнутых пальцах и смотрит на клиента с кислым скепсисом, его потухшие глаза и пресная улыбка — не то, что может вызывать интерес. Он хочет уйти и готов к любому грубому слову — независимо от содержания оно не сможет поддеть его так, как поддевают сальные взгляды, он думает, что никогда не смог бы привыкнуть к ним. Когда его дёргают за рубашку, поднос ударяется о столешницу, переворачивается в воздухе и неизящно планирует вниз. Луффи врезается в край стола бёдрами, упирается в него освободившейся от подноса рукой; кальян шатается, вода плещется за цветным стеклом колбы, где-то наверху — с опаской успевает подумать Луффи — разогретые до рыжих всполохов кубики угля. Всё это выглядит катастрофично, но происходит почти бесшумно — бесноватый клубняк давит в себе всякий резкий звук. . Стычка с парнями ничем не заканчивается, под уговорами своих более вменяемых друзей зачинщик быстро идёт на попятную. Луффи чувствует себя гадко: последние сорок минут смены — время, в которое почти всегда случается что-то из ряда вон. Луффи расстраивает не столько то, что его попытались снять, сколько не ставший исключением из правила день. Он умывается; в зеркало смотрит бегло — как на человека, которого случайно находишь глазами в толпе, но с которым не хочешь пересечься взглядом. Одна из пуговиц его рубашки осталась в вип-комнате, и Луффи приходится расстегнуть верхние две, чтобы ткань не топорщилась на нём так безобразно. Он заканчивает работать за пару часов до того, как начинает оживать город. Ранним утром дешевле обходится такси, а по улицам редко гуляют люди с собаками, застёгивая под горло лёгкие куртки, в которых станет жарко к полудню. Май переменчив: он разливает по городу дожди и воет грозами, чтобы потом подтереть улицы от луж своим же солнцем; этим утром небо спокойное — будет хорошая погода и в цвет ей хорошее настроение у кого-то. У Луффи вибрирует телефон. Уведомления в телеграмме включены только в рабочем чате и для ещё одного человека, который зачем-то не умеет без него спать. «Всё норм?» — пишет Ло. Луффи вздыхает, смотрит сначала на время и потом — с осуждением — в диалог. Трафальгар обычно ему не пишет, даже если прочно не может заснуть: боится повести себя как-то слишком; они не встречаются, и после всего друзьями их тоже не поворачивается язык назвать. «Норм. Скоро буду. Ложись спать» Трафальгар предлагает начать снимать что-то вдвоём спустя полгода после знакомства. После расставания с Эйсом к тому моменту времени проходит чуть больше, и подзаживший шрам у Луффи под глазом перестаёт отпугивать людей так сильно; жизнь в его глазах стремительно линяет до заразительной пустоты — это отпугивает людей куда больше, и у него почти не остаётся друзей. «Это плохая идея» — говорит Нами. Она одна из немногих, кто находит в себе силы остаться с ним. Татуированный парень не нравится ей с самого начала: в их универе он — тёмная лошадка из компании плохих парней. Его внимание к Луффи выливается в такие неуклюжие попытки завести знакомство, что Нами делается от них не по себе; Луффи не нужен второй Эйс — знает она, но после Эйса-номер-один его чувство самосохранения вместе со всеми прочими оказывается безнадёжно сведено на нет. «Не надо, не надо, не надо» — говорит Нами взглядом, когда Луффи пожимает руку, на фалангах которой побуквенно выведено слово «смерть». Вопреки её опасениям у Трафальгара с Эйсом оказывается примерно ничего общего. Луффи никогда не находит ответа на вопрос «куда бы ты хотел пойти?», и Ло вынужден прощупывать круг его интересов методом научного тыка: они ходят на рок-концерты и в мемориально-художественные музеи, но никогда — в клубы, потому что за месяцы работы там Луффи совсем перестал любить их. «Ты очень мне нравишься» — говорит как-то Трафальгар, пока они шатаются в маршрутке без свободных сидячих мест, и Луффи смотрит на него устало. Ло такой высокий, что ему приходится склонять голову перед дверными косяками и потолками в маршрутках. После Эйса у Луффи в сердце остаётся так мало места, что ему не хватает его даже на самого себя. Усталый взгляд и красноватый рубец под глазом; Луффи протяжно выдыхает через рот, его губы разомкнуты и чуть дрожат; Ло ждёт, когда с этих губ сорвётся прошитое разочарованием «нет» или «иди на хуй», но вместо этого слышит сведённое в шёпот: «Я не могу» и всё понимает. . Трафальгар запирает дверь изнутри на нижний замок, чтобы Луффи, вернувшись под утро с работы, мог открыть её своим ключом. Луффи знает, что Ло не спит сейчас, но надеется на лучшее — ему неудобно становиться причиной чужих бессонниц из раза в раз. Ему неудобно, что за всё время Трафальгар так никого себе и не заводит; ждёт, когда что-то расплавится и дрогнет у Луффи внутри; Луффи должен сказать «прекрати», но не может — не может и слабовольно продолжает тоже чего-то от себя ждать. Луффи скидывает в прихожей обувь, кладёт на тумбу связку ключей, лениво достаёт из кармана телефон со спутавшимися в клубок наушниками и пропуском в универ. Свет с кухни тянется в коридор вместе с запахом сигарет — Луффи морщится, но думает, что Ло просто не умеет нервничать без них. Трафальгар сидит за столом, напряжённо расправив плечи; в одной его руке телефон с открытой на нём книгой, в другой — сигарета. Окно на проветривании, и в кухню ползёт не согретый с ночи воздух — он пахнет сырым майским утром, и вместе с ним не так противно вдыхать этот паршивый табачный дым. — Привет, — говорит Луффи и, почти не задерживаясь на Ло взглядом, проходит к раковине, чтобы помыть руки. — Привет. Луффи стряхивает воду с пальцев и, подбитый своим плохим настроением, думает, что, раз уж им обоим нечего больше сказать, может просто молча пойти спать. Он оборачивается, смотрит в неподвижную спину Трафальгара чуть раздражённо, но уже спустя секунду — виновато. Луффи кажется, что он делает что-то не то или слишком не так, может быть, слишком мало — он не понимает, но отчего-то хочет сказать «прости». Хочет сказать, «прости, во мне нет ничего из того хорошего, за что меня бы стоило ждать». Он замыкается в себе так сильно, что начинает видеть свою вину даже в тех вещах, которые от него не зависят. Луффи не понимает, но люди — они выбирают одних и не выбирают других без особых причин; шрамы оставляют даже на самых хороших и даже не потому, что в моменте они были плохи. Луффи садится напротив Ло вполоборота, чтоб не смотреть ему в глаза. Трафальгар откладывает телефон. — Что-то случилось? — спрашивает он. — Фигня на работе. Не хочу об этом. Ло медленно моргает, подносит ко рту сигарету. Он не выглядит сонным, но по нему видно, что в этом часу он привык спать куда больше, чем курить и читать. — Куришь, — без упрёка констатирует Луффи. Трафальгар дёргается и опускает руку, готовясь вмазать ополовиненную сигарету в пепельницу. — Прости. Задумался. — Да ладно, докури уж. Ло его не слушает и уверенными пальцами разбивает огонёк о стекло. Луффи поворачивается к соседу всем телом и смотрит на него с печальным умилением. Есть столько людей, которых Трафальгару не пришлось бы ждать; столько людей, не клеймённых ничьими шрамами или давно забывших всех тех, кто оставил их; плохие воспоминания сложно изжить в себе — сколь бы длинным не был тот поводок, на котором Луффи держит своих демонов, это не будет равно отпустить их. — Может, тебе уволиться? — Может. Когда Трафальгар говорит, что из любой ситуации выхода существует как минимум три, Луффи отвечает, что оставить всё как есть — один из них. Он прав правдой тех, чей стакан наполовину пуст, и слышать от него «может» сейчас Трафальгару нравится куда больше, чем привычное «выбора особо нет». Луффи знает, что люди могут работать на работах, которые им не нравятся, и быть с теми, кому не нравятся они сами. Некоторые обстоятельства действительно не оставляют тебе выбора, но не иметь выбора и внушать себе то, что у тебя нет на него права — разные вещи. Луффи смотрит на Трафальгара и волнительно готовится наступить осознанием на хвост всему тому, что ускользает от него так упорно и долго. — Тебе вставать через три часа, — говорит Луффи. Трафальгар хмуро смотрит на лежащую правее его руки пачку сигарет — маленькие никотиновые смерти торцами белых фильтров смотрят на него в ответ. Луффи — его причина не курить, но повод, чтобы; рассвет стучится розовым в окна домов напротив. — Проще не ложиться, — говорит Ло. Это не так, знает Луффи, и прилечь даже на полтора часа всегда лучше, чем совсем лишить себя сна; у Трафальгара помятый вид и футболка с принтом рок-н-ролл группы, которая никогда больше не даст концерт. Плохие воспоминания — они как вышедший из моды резной хрусталь: его стыдно поставить на стол, а выкинуть жаль — и впрочем, лишь до тех пор, пока он не разбивается сам. Луффи кладёт ладонь поверх чужих пальцев и думает, что это невежливо — заставлять себя так долго ждать; но Трафальгар — он готов дать ему столько времени, сколько его «акклиматизация» может занять. Любой его знак — Ло поймёт. Трафальгар опускает взгляд на их руки и нерешительно позволяет пальцам Луффи провалиться между своими.