Первая среди песчинок

      Утром Дейзи первым делом попросилась выйти покурить. Ей выдали сигареты «Lucky Strike» и спички.       Свет утреннего солнца озарял блок «Е», точнее букву «Е», выведенной белой краской на тюремной стене. Дул довольно сильный ветер, и Дейзи только с третьего раза сумела прикурить сигарету. Слева от входной двери девушка увидела чуть поодаль трибуну и решила, что можно будет до нее прогуляться. Дощатые скамьи которой располагались довольно удобным образом: первым рядом шла скамья до колена (она служила как бы столиком), вторым – совсем низкая скамейка как подставка для ног, и третьим – скамья повыше первой – для сидения. Было всего четыре ряда. Дейзи присела на скамью; она докурила сигарету, и как раз закончился ветер. Девушка прикурила вторую; закрыв глаза, она почувствовала, как солнце приятно ласкает кожу, и совсем, казалось бы, забыла, зачем здесь находится. Но ей об этом живо напомнили: открыв глаза, Дейзи боковым зрением увидела, что слева через забор на нее глядит добрая дюжина (если не больше) мужчин-заключенных из других блоков. Относительный комфорт таким образом был нарушен. Сперва она решила не реагировать, но потом подумала, что из-за нее, скорее всего, остановилась работа, и может влететь и ей, как источнику интереса.       - Пошли к нам! – заголосил один из заключенных и достал член из штанов. Остальные грубо загоготали.       Дейзи презрительно скривилась и показала им определенный жест. Заключенные начали улюлюкать и подкидывать вверх свои головные уборы.        - Да у меня палец больше, чем твой член! – со злостью воскликнула Дейзи, но ее слова потонули во всеобщем галдеже.       К взбудораженным заключенным подошел тюремщик и разогнал процессию, после чего гневно взглянул на девушку. Дейзи решила, что с нее хватит сегодняшней прогулки и вернулась на милю.       Вечером в блоке появился какой-то надзиратель: сначала перекинулся словами с дежурившими Дином и Гарри, затем взглянул на Дейзи в камере и пошел в кабинет начальника Пола Эджкомба. Они что-то громко выясняли, после чего надзиратель удалился, а Пол приказал открыть камеру Дейзи.       «Сейчас будут неприятности из-за тех мужиков», - с тоской подумала девушка.       Но Пол вовсе и не думал создавать новой заключенной неприятности. Он знал, как тяжело ей приходится в осознании приближающейся смерти, и пытался сделать так, чтобы ее последние месяцы были сравнительно спокойными. Однако в том месте, где сконцентрирован негатив, исходящий от потрепанных жизнью узников и одного незрелого, избалованного надзирателя, это крайне трудно, и самому начальнику блока Е было досадно от того, в какую молотильную машину попала эта бедная девушка.       - Расскажи мне, что случилось на территории тюрьмы во время твоей прогулки, - спокойно попросил Пол.       - Ничего не случилось. – Дейзи старалась тоже быть спокойной: ничего же и в правду не случилось. И рассказала все без утайки.       - Без жестов нельзя было обойтись? – с упреком спросил начальник.       - Можно было, грешна. В следующий раз буду сдержаннее.       - До трибуны, значит, прогулялась, - задумчиво произнес Пол.       - Ну, как я поняла, мне разрешили гулять везде, но до забора.       - До забора… Понимаешь ли, Дейзи, есть определенные нюансы, которых мы не учли. Сейчас ко мне приходил начальник блока, откуда эти заключенные, о которых ты рассказала. Он сказал, что у них разговоров то и дело о тебе.       Дейзи прыснула со смеху.       - Я же просто прошлась по двору, просто покурила, просто села на трибуну. Кто виноват, что у них жернова вместо мозгов, раз они так реагируют?       - Это все понятно, но и ты пойми: мужчины, заключенные, у них сужен круг общения по признаку пола… и тут ты…       - А мне что делать? Исчезнуть? Слиться со стеной блока Е? Тогда казните меня скорее, влияйте на решение суда! - недовольно сказала Дейзи. - Я сюда особо не просилась, так что…       - Как это «не просилась»? А как же запланированное, как написано в твоем деле, убийство?       - «Не просилась» звучит фигурально, думала, вы поняли. У меня была крупица надежды, что в суде докопаются до сути моего поступка, поймут и оправдают. Очень наивно, понимаю. И на слове «запланированное убийство» обычно происходит затык, и начинается все самое сложное. Да, в той битве я потерпела неудачу, но решающего выстрела еще не было сделано: я знаю, что за меня до сих пор ходатайствуют, подписывают петиции, просят освободить, и я вижу, что народ меня понял, а это та самая основная часть. Понимаю я и то, что чуда может не произойти, и Старая Искра все-таки будет моим проводником выхода из жизни… Так ведь зовут ваш электрический стул?       - Старушка Искра, - уточнил Пол.       - Так вот, я все понимаю. Если это произойдет, то так тому и быть, такова жизнь. Значит, борьбе за наши права есть к чему стремиться, и время для нашей спокойной жизни еще не пришло. Люди должны что-то делать, чего-то добиваться, даже ценой собственной жизни.       - Такое время никогда не придет. Всегда будет что-то, что непременно выбьет из колеи.       - Это да, но может же быть лучше, чем есть. Сейчас положение женщин, конечно, несравнимо, например, со столетней давностью, но все же, тот факт, что я сюда попала и из-за чего сюда попала, говорит о том, что совершенству нет предела.       Тут лицо Дейзи приобрело несколько испуганное выражение.       - Босс, я вас от работы, часом, не отвлекаю? А то что-то я разговорилась, а вы даже не шевельнетесь, все слушаете меня…       - Не отвлекаешь, потому что это и есть часть моей работы – слушать тебя, - ответил Пол.       Дейзи с непониманием уставилась на него.       - Мы - больше, чем просто охранники осужденных: периодически ведем с ними беседы, чтобы хоть немного разгрузить их мысли от тяжкого бремени, - пояснил Эджкомб. - Сидеть здесь по меньшей мере два месяца и думать о приближающейся смерти – невыносимо тяжело, многие заключенные сходили с ума и в буквальном смысле бились головой об стенку. Когда мы кого-то успокаивали, таких случаев становилось меньше. Если ты не хочешь, там, со мной или с другими облегчить душу – мы тебя принуждать не будем, дело добровольное. Просто знай, что тут есть люди, с которыми ты можешь просто поговорить, когда тебе тяжело.       - То есть, вы тут своего рода еще и психологи? – удивилась Дейзи.       - Как-то так, да. Кто-то сравнил наш блок с отделением интенсивной терапии, и в какой-то степени я согласен. Многие люди, которым доводилось бывать здесь по работе, удивлялись, как бережно мы относимся к заключенным. Так что, имей ввиду. Правда, к большому сожалению, вся наша работа по этой части может нивелироваться Перси Уэтмором, но это уже вина системы.       - Я поняла вас, босс. Кстати, это даже хорошо. Мне нужно высказываться, чтобы меня слушали не только женщины, а совсем незаинтересованные, казалось бы, люди. Чего ж я хочу с законников? Все эти адвокаты, судьи и прочие – уже тертые калачи, для них все дела сливаются в одно, а человека будто бы уже не существует; но их можно понять. Вы, конечно, тоже тертые, но иначе.       - Скажи, был ли способ не убивать твоего мужа? К примеру, просто сбежать ты не думала?       - Думала. А что толку? Он бы стал жить с другой женщиной и бил бы уже ее. Корень зла надо пресекать более существенно, нежели отдаляться от него. А то возникнет порочный круг.       Пол кивнул и задумался, а затем произнес:       - Чувствую я, что твоим мужем делом не ограничилось бы. Раз ты так печешься о других, ты могла бы убить еще дюжину, а то и больше дюжины мужчин. Не находишь?       - Я не знаю, босс. Если вы опять ж говорите фигурально и под убийством подразумеваете призывы защищаться, то, возможно, так бы и было. Я против убийств, я не хотела лишать жизни своего мужа. Но что делать, если наши физические возможности неравны, и иного рода отповедь мы им дать не можем? Что вы, как мужчина, можете на это ответить, кроме «Ведите себя нормально и не провоцируйте на агрессию мужей», как мне твердили в суде?       - Дейзи, мне сложно на это ответить. Нужно влиять на изменение законов, но это сложный, я бы даже сказал, неподъемный процесс.       - Что, казалось бы, здесь сложного? А сложно то, что за написанием этих законов стоят именно мужчины, и им невыгодно их переписывать. Судя по тому, как вы сейчас ответили, вы тоже не стали бы ничего делать, зачем вам это. Хотя мне кажется, что свою жену и пальцем не тронули.       - Тебе правильно кажется.       - А почему? Она как-то по-особому себя ведет?       - Не знаю, что в твоем понимании «по-особому», но моя жена меня поддерживает, мне с ней хорошо. Но и я тоже в этом смысле не самый плохой муж. У нас с ней обоюдное взаимопонимание. Видимо, поэтому в нашей семье до сих пор никто никого не убил.       - А я вот все ломала голову: где, в чем я провинилась, что я делаю не так, раз заслуживаю такого отношения к себе. Но постепенно, выслушав рассказы свидетельниц с подобной бедой на суде, поняла, что дело не во мне. Просто прав тот, кто сильнее. Была бы я хоть тысячу раз хорошей женой, хоть бы все сапоги мужу вылизала – он все равно нашел бы повод придраться.       - Конечно, дело не в тебе. Не повезло просто в семейной жизни, вот и все. Причем, крупно не повезло.       Дейзи внимательно посмотрела на Пола. В воздухе повисла пауза.       - Я, если честно, немного устала, к тому же ловлю сильное дежавю: многое из этого я говорила на суде, что меня в конечном итоге измотало. Но я не собираюсь останавливаться и буду периодически таким образом вас мучить, раз уж вы сами сказали, что это часть вашей работы, - усмехнулась девушка.       - Как знаешь, - сказал Пол. - Давай тогда на берегу договоримся с тобой насчет дальнейших прогулок: пока вся эта ситуация не уляжется, выходи курить только по правую сторону двери блока, хорошо?       - Как скажете.       Закрыв камеру девушки, Эджекомб вернулся в свой кабинет. Коллеги заметили, что он удручен, и стали расспрашивать, как все прошло.       - Мне кажется, ее не оправдают. Так и взойдет на электрический стул во всей красе, - вздохнул он.       - Почему ты так думаешь?       - Тут как раз тот случай, когда у человека горе от ума. Вы знаете, я не верю, что это было запланированное убийство. Просто куда легче умереть за непреднамеренное преступление, придумав ему какую-то цель, идею и так далее. Я говорю Дейзи, что ей просто не повезло, поэтому все так обернулось. А она этого не то, что не понимает – именно не хочет понимать и пытается отрицать до последнего, выдумывая все какие-то новые и новые схемы.       - Значит, это больная тема для нее, и не надо больше говорить об этом, - заметил Дин.       - С одной стороны – да. С другой же, если бы она не артачилась, а сказала все, как есть - ее бы не приговорили. Но, похоже, она сама решила выбрать путь Джордано Бруно в феминизме.       - С Беверли было проще, - произнес Брутус, - приревновала-убила-раскаялась.       - Да уж, - сказал Пол и посмотрел на часы. – Черт, Перси уже минут двадцать как должен быть на работе. Пойду, посмотрю.