Первая среди песчинок

       Первые два часа после возвращение блок Дейзи трясло, но у нее довольно быстро получилось занять себя на весь оставшийся день: она одолжила у Делакруа январский номер журнала Weird Tales и читала страшные рассказы. А ночью ей стали сниться кошмары, но подобные не тем, что окутывают своей атмосферой со страниц, а тем, что неустанно преследуют по пятам из прошлого.       «Нет, Питер, не надо!» - со слезами на глазах молила ослабевшая от страха Дейзи, когда пьяный Барджман занес над ней бутылку, которую девушка даже не видела; но он намеревался нанести не удар, нет. За несколько минут до этого он, изрядно избив супругу, сел отдохнуть в кресло, прикурил сигарету и неотрывно смотрел, как Дейзи безуспешно пытается подняться. Тут ему в голову пришла мысль, от которого у него дыбом встали не только волосы; Барджман неловким, но уверенным движением руки стащил со стола бутылку с недопитым виски, достал зажигалку и стал водить пламенем по горлышку. В этот момент он внимательно и пытливо вглядывался в огонек, будто пытался взять с него обещание, что получит свою изрядную дозу удовольствия. Тем временем Дейзи со стоном медленно повернула голову: пелена застелила ей глаза, и она не видела, что именно делает ее муж, тем не менее чувствовала, что ее мучения закончатся еще не скоро.       Тут Барджман встал и слегка шатающейся походкой начал приближаться к супруге. Дейзи ощутила животный страх, который временно придал ей сил, и, поднявшись, но вновь спотыкаясь и падая, она попыталась покинуть комнату. Ее мужу куда более в этот момент была присуща ловкость: он перехватил Дейзи и снова повалил ее на пол.       Девушка закричала – не настолько громко, чтобы ее услышали на улице, но если бы кто-нибудь случайно оказался рядом, ему бы стало не по себе от многозначительности этого возгласа. Да, в нем было все: и боль от уже пережитого, и отчаяние от неудавшейся попытки убежать, и страх от предстоящей экзекуции. Барджману этот крик доставлял только удовольствие и раззадоривал, побуждая к дальнейшим действиям; он ощущал себя где-то на вершине власти, а бродящий по венам горячительный алкоголь лишь усиливал это чувство.       Барджман резко перевернул супругу на живот, сел ей на поясницу лицом к ногам, задрал платье и стащил нижнее белье; затем взял бутылку, на которую взглянул с подозрением и еще раз провел по горлышку зажигалкой. Дейзи не видела происходящего, однако поняла, что сейчас будет больно: она постаралась сомкнуть ноги и напрячь мышцы обоих входов, чтобы хоть как-то потянуть время, но нервы пульсировали по всему ее телу, и если какие-то мышцы и напрягались, то вовсе не те, к которым девушка взывала о помощи. Тут она ощутила резкую и сильную боль от каленого жжения в паху, будто ей ставят там клеймо; дикий страх подстегнул ее и, мысленно приказав нужным мышцам встать в строй, она быстро сомкнула ноги, не давая вражескому предмету пробраться по заветным стенкам, но ей недолго удалось держать оборону; эта штука все же вторглась и вошла глубже по влагалищу.       Дейзи даже сразу не смогла определить, какой это именно вид боли, до нее это дошло секунд через пять. Девушка закричала так громко, что ее могли бы услышать не то что во дворе, а на несколько кварталов вперед, и резко дернулась, однако Барджман, упиваясь происходящим, предугадывал все ее беспомощные действия на несколько движений вперед и лишь увереннее осел на пояснице своей супруги. С таким же чувством он пытался ввести в нее бутылку и, чувствуя сопротивление ее мышц, он кинулся в азарт: успеет ли горячее горлышко пробраться глубже или нет. В конце концов, это случилось, но на каком этапе оно остыло – вот в чем вопрос. Если раньше – то это неинтересно. Да, Дейзи орет, но тут тоже непонятно: орать она может просто от страха, хотя какая разница. Ведь цель достигнута: жена всеми клеточками своего тела показывает, насколько ей жутко, насколько она в его власти. Барджман невольно сравнивал ее с мышью, которая пытается убежать от кота, а кот ее ловит и… снова отпускает, и так до бесконечности, пока мышка совсем не выбьется из сил. Если грызун сразу дастся в лапы коту, то тому будет тоскливо и пресно, либо же он почувствует подвох.       Дейзи била дрожь, но недостаточно сильная, чтобы возбужденный Барджман мог ее заметить. Она ощущала боль все глубже и глубже, как и странный, можно сказать, посторонний приток жидкости; девушка сперва решила, что входящий предмет повредил ей мочеполовую систему, и моча теперь просто не может удерживаться, но потом до нее дошло, что этот предмет – бутылка, а жидкость – ее содержимое, возможно, то же самое, что сейчас внутри ее мужа. Дейзи, еще сильнее испугавшись последствий, закричала, что было сил, и получила удар в висок.       Сознания она не лишилась, но это действие ее мужа обездвижило ее. Дейзи перестала чувствовать боль внутри себя и ощущала лишь посторонний предмет, ходящий взад-вперед со средней скоростью, как бывает при пресном половом соитии. Через какое-то время, казавшееся Дейзи бесконечно долгим, наконец-то произошло извлечение, вместе с которым как будто вышли жалкие остатки ее физических и душевных сил, как и жидкость, – и своя, и влитая; при испускании Дейзи ощутила неприятное жжение, берущее свои истоки довольно глубоко.       Однако это был не конец. Минуты через две после освобождения девушка, услышав какое-то ерзание, ощутила резкое вторжение с новой силой; грубые руки оторвали ее от пола, зафиксировали ее дрожащие колени на полу, задрали платье чуть ли не до головы. В оборот вошли частые толчки, такие знакомые, но вместе с тем вызывающие новые опасения: ведь если что-то снова не получится, неизвестно, какая придет подмога в следующий раз. В висках у Дейзи стучало, уши заложило словно густым туманом, и звуки были странные, искаженные, будто что-то взбивали на кухне. Постепенно этот туман подобрался и к глазам, а следом и к сознанию, отрезав Дейзи путь к дальнейшим воспоминаниям.

***

             Постепенно подступало прояснение: туман рассеивался, слух, зрение и сознание освобождались. Однако ничего не было слышно (потому что в самом пространстве стояла тишина), не видно, потому что тяжелые веки не могли подняться, а сознание просто отторгало произошедшее. И лишь ноющая боль внизу живота не давала покоя. Дейзи с трудом отодрала веки, одно из которых было куда менее послушным, нежели другое, и стала смотреть в одну точку. Она лежала на животе на софе в той самой комнате. Был жуткий бардак: валялись стулья, листы бумаги и даже одна из занавесок.       Дейзи медленно встала и, прихрамывая, подошла к зеркалу, в котором увидела отражение своего плачевного внешнего вида: растрепанные волосы, фиолетовый левый глаз, ссадина на нижней губе и виске, благо, зубы были все целы (правда, думать нужно не о зубах, а о более жизненно важных органах). Она боялась идти в туалет, чтобы не убедиться в худшем. Однако рано или поздно Дейзи это все равно пришлось бы сделать, тем более что ноющая боль с нотками жжения до сих пор давала о себе знать.       Мочеиспускание было достаточно болезненным, но не настолько, насколько девушка предполагала. Так или иначе, врачу показаться все равно пришлось бы, хоть Дейзи этого и не любила. Теперь же ее озаботило, где ее муж – дома в другой комнате или куда-то ушел. В последнее время у него стало совсем плохо с работой, поэтому в Новый Орлеан он почти не ездил. Это тяготило Дейзи – не из-за того, что их бюджет постепенно поглощала дыра и что они были вынуждены распродавать по частям антикварные вещи, доставшиеся Питеру по наследству, а из-за тревожного неведения, что же выкинет ее муженек в следующий раз.       Врачу миссис Кроссман Дейзи показалась двумя днями позднее. К счастью, ничего серьезного не обнаружилось, жизненно важные органы не были повреждены – припухли лишь стенки влагалища, которые миссис Кроссман прописала мазать определенной мазью. Дейзи думала: спросить ли ее или лучше не стоит? Но все же набралась смелости и задала вопрос, как часто пациентки обращаются с подобными проблемами. Врач нехотя ответила: «Периодически обращаются, но не слишком часто. Кто их вообще знает – может, они сами себя удовлетворяют таким образом». «А если нет?» - спросила Дейзи. – «Можно ли как-то дать показания, что произошло грубое изнасилование?»       Тут девушка осеклась, испугавшись своей откровенности. Миссис Кроссман вздохнула и посмотрела на нее пустыми глазами.       «Тут никак не докажешь: надо бы, чтобы кто-то вас видел при этих обстоятельствах. Лично я-то вам верю, тем более что вижу замаскированные синяки. И у меня есть близкая знакомая, у которой следы изнасилования были куда сильнее; она обращалась в полицию, все демонстрировала, но ей никак не помогли. Там занимаются подобным только в том случае, если нанесены какие-то более серьезные увечья, особенно те, которые делают невозможным деторождение».       «Но ведь надо как-то это предотвратить», - возразила Дейзи. – «Сейчас мне повезло… (повезло!) увечий нет, но потом может быть еще хуже!»       «Им нет до этого дела. Они считают это пустяком, а вам скажут, что не стоит выносить сор из избы. Не будут они по каждой, как они считают, мелкой проблеме, суетиться», - горько усмехнулась врач. – «Знаете, какое мнение я еще слышала? Что если мужья будут сдерживать свои порывы в семьях, количество убийств и грабежей возрастет; а так – побьют жен, спустят накопившуюся злобу и, поди, успокоятся. Убьют жен – тогда, конечно, сядут, возможно, даже на электрический стул (и то, смотря кто жена). Но, так как обычно никто никого не убивает, вот и стражи порядка не шевелятся».       «А сколько нам еще жить в страхе?» - спросила Дейзи, но ее вопрос был скорее риторическим, нежели адресованным врачу.       «Скажите спасибо, что вы не на месте негритянки или индианки», - еще горче усмехнулась миссис Кроссман. – «Есть один выход – бежать. Правда, неизвестно, сможете ли вы в этом случае прокормиться в тяжелое для страны время. Но, если и в браке стоит угроза жизни – то какая разница».