В какой-то момент воспоминания вымотали Дейзи, и под утро она уснула. Но отдохнуть ей было суждено всего лишь три часа, ибо тюрьму посетил священник Шустер. Обычно он приходил незадолго до казни, чтобы исповедовать осужденного, и по праздникам, а сегодня как раз был день евангелиста Луки.
Первым к священнику решили отправить Делакруа, так как разумели, что для исповеди ему потребуется значительно меньше времени, но не потому, что его грехи менее тяжкие, а потому, что Дел был гораздо лаконичнее Дейзи хотя бы ввиду языкового барьера, и мистер Шустер не успеет утомиться, прежде чем начнет выслушивать девушку.
Действительно, Дел вернулся в камеру очень быстро, следом вызвали Дейзи.
Мистер Шустер ждал в одной из комнатушек блока Ж. Он знал, что сейчас к нему должны привести молодую девушку-смертницу, но все же немного расстроился, когда увидел ее.
- В чем именно бы ты хотела исповедаться, дочь моя? – спросил священник, когда надзиратель - а именно Брутус - вышел.
- Святой отец, я к вам прежде всего с просьбой, - начала Дейзи бодрым голосом. - Могли бы вы в ваших проповедях почаще упоминать женщин, которые страдают в браке от избиений и других издевательств своих мужей?
Мистер Шустер озадаченно посмотрел на нее.
- Это достаточно неожиданный вопрос. Я передам твою просьбу главному пастору на рассмотрение.
- Собственно, почему я вас прошу включить это в ваши проповеди: во-первых, чтобы эти женщины хоть как-то воспрянули духом, чтоб знали, что они не одни, что их хоть кто-то поддерживает, раз власти порядка не могут толком обеспечить им защиту. Хотелось бы, конечно, чтобы для этих женщин организовали какое-либо пристанище, чтобы им было куда идти, раз дома становится невыносимо… Знаю, для этого сейчас нет средств, так как экономический кризис, но ведь он не вечный. Так что это скорее как пожелание на будущее.
- Я тебя понял. Но как же насчет исповеди?
- Это и есть моя исповедь, отец – мои пожелания. Как только я узнала, что вы пришли, я решила, что вас, именно вас я могу попросить о помощи! До сегодняшнего дня я и не подумала обратиться к церкви, что странно, потому что священники приходили и в женскую тюрьму, где я сидела до этого. Да, это будет существенная подмога мне и другим женщинам, попавшим в беду. Не оставайтесь в стороне, прошу.
- Хорошо, Дейзи. Я подумаю, что можно сделать, - спокойно произнес Шустер. Девушка попыталась уловить в его интонации нотки неискренности и желание отмахнуться, но его тон был более чем убедителен. – Но все же то, что ты сейчас сказала – не исповедь. Ты же наверняка сама хочешь в чем-либо покаяться? Просто наше время ограниченно, здесь много других заключенных.
Дейзи вздохнула и произнесла:
- Святой отец, я далека от этого всего. Я бы могла сейчас наговорить вам тут о своем сожалении об убийстве мужа, но не могу лгать в таких вопросах. Но все же, если вы от меня этого ждете искренне, а не ради галочки или отчетности, мол, раз уж пришел, я вам отвечу на этот счет. Только это будет не исповедь, а мое общее видение ситуации. Я не оправдываю свой проступок. Скажу честно: я радовалась, когда это произошло! Я чувствовала облегчение, освободив себя. Но потом радость сменилась простым принятием своей судьбы: что произошло, того не исправить. Я его убила и готова понести наказание за это, расплатившись жизнью, искупить свои грехи, если вам так угодно. За меня ходатайствуют, но не по моей просьбе, а по собственной инициативе. Я не молю о пощаде, не прикидываюсь сумасшедшей. Все, что я хочу – чтобы в жизни женщин кроме итоговых вариантов, таких как «насильственная смерть», «электрический стул (или другая казнь)», «пожизненное заключение», а так же «терпение и страдание в пределах семьи» был просвет и надежда на счастье.
Мистер Шустер выдержал паузу и произнес:
- Почему же ты обращаешься к помощи церкви, если так отзываешься о боге и религии?
- Мое мнение о боге и религии тут совершенно не при чем. Это все вообще не для меня, а для других женщин, потому что, повторюсь: многие из них верят в бога, да даже если и не столь верят, церковь – как-никак одна из высших инстанций, авторитет. Одно дело, если во всеуслышание о домашнем насилии буду говорить я – все-таки осужденная, хоть некоторые считают это несправедливым, совсем другое дело – духовное лицо. Я прекрасно помню историю 1928 года о Вайнвилльских убийствах, и матерям похищенных и убитых детей (благо, погибли тогда не все) во многом помог именно священник своим неравнодушием и проповедями; если бы не он, одна из них так бы и оставалась в сумасшедшем доме и не дождалась суда и возмездия. Я надеюсь, в Луизиане есть такие же духовные лица, готовые помогать по существу.
- Дейзи, я же сказал, что сделаю все возможное, - тоном, как бы просящим девушку успокоиться, сказал священник. – Но я беспокоюсь за твою душу. Неужели то, что с ней будет после смерти, тебя не страшит?
- Я надеюсь на отсутствие сознания, на небытие, - ответила Дейзи. – Потому что в последнее время событий, требующих сосредоточиться на «здесь и сейчас» слишком много. Я очень хочу отдохнуть, но в то же время чувствую ответственность за то, что пытаюсь нести в массы. Где-то мое нутро мне будто бы говорит, что потерплю в этом деле фиаско, что все будет бесполезно, тем более я вам тут сейчас говорю неприятную правду о себе, и вы наверняка не захотите содействовать; эта мысль причиняет мне боль, поэтому я и хочу уйти и больше ничего не чувствовать. Все говорят, что в раю хорошо: но рай требует слишком много ответственности, там надо держать лицо, да и не верю я, что после смерти можно испытывать вечные счастье и безмятежность. Вообще, разделение на рай и ад выглядит слишком однозначно. Вот по каким критериям оцениваются те, кто туда попадает? Я, например, очень грешна с точки зрения христианства: за мной убийство, даже попытка самоубийства, как и суицидальные мысли, но при этом я почитала родителей, как никто другой, не прелюбодействовала, помогала по мере сил людям и животным. Я была куда благороднее некоторых «честных» христиан. Разве это хоть частично не искупает мои плохие деяния, да и если зреть в корень, такие уж они плохие? Самоубийство в моем случае было все-таки хуже: признаю, что если бы я довела дело до конца, матери стало бы плохо, и она могла бы умереть, но не муж! Я уверена, он снова бы женился, и жестоко бы обращался уже с другой женой! А в случае убийства – моя мать, увы, все равно покинула этот мир, но какая-то женщина спасена!
- Но, Дейзи, получается, что ты оправдываешь убийство! Многие молодые, неокрепшие души могут начать убивать своих супругов, да и не только супругов – близких, как только наслушаются подобных речей, что ради спасения одного ближнего допустимо уничтожение второго! Так не пойдет!
- Так именно поэтому я и прошу у вас помощи, чтобы никто превратно не понимал мой посыл! Не имею я ввиду, чтобы они убивали ближних! Должна найтись та грань, где сильный не угнетает слабого и не несет за это возмездия ни перед законом, ни перед самим слабым! Мужчины слышат: «Да убоится жена мужа своего», и вырывают эту фразу из контекста, поэтому и получается так, как со мной… Я уже устала это повторять, черт возьми! – Тут Дейзи осеклась и с испугом промолвила: - Простите, святой отец!..
- Дейзи, я-то тебя понимаю! Я просто предупреждаю, что могут далеко не сразу понять другие!..
Брутус, который следил за беседующими в окошке, увидел покрасневшую и размахивающую руками девушку и решил вмешаться, открыв дверь.
- Все в порядке? – спросил он.
- Да, все в порядке, - ответил мистер Шустер.
- Дейзи, держи себя в руках! – строго сделал внушение Брутус. – И вообще, ваше время скоро заканчивается.
- Да, я все! – сказала Дейзи, подошла к выходу и, обернувшись, сказала напоследок: - Прошу вас, святой отец. Не ради меня, но ради других.
После этого непростого разговора мистер Шустер еще несколько минут находился в помещении блока Ж, будто бы переводя дух, после чего направился в административный корпус тюрьмы: он хотел переговорить с начальником тюрьмы Хэлом Мурсом.
***
Брутус собрался проводить Дейзи в блок Е, как только та вышла с исповеди, но тут девушка резко остановилась, будто остолбенела. Брут заметил, что при всей неподвижности ее тела зрачки глаз Дейзи бегали из стороны в сторону, причем выражение лица было растерянным и даже тревожным. Тут она тяжело задышала и озадачила надзирателя внезапной просьбой:
- Пожалуйста, ударьте меня.
Брут целую минуту с непониманием глядел на нее, затем, с укоризной покачав головой, произнес:
- Нет, Дейзи. Пойдем-ка, я лучше отведу тебя в камеру. Ты плохо спала ночью, я видел. Вот всякая дурь в голову и лезет.
- Тогда следует обратиться к тому, кому явно нравится это делать, - совсем тихо, вполголоса сказала девушка.
- Чего? – не понял Брут.
- Так, ничего. Пойдемте. Мне действительно лезет в голову всякая дурь.
***
Перси Уэтмор появился на работе в среднюю смену, в 11 часов. Пройдясь по Зеленой Миле, перекривившись в сторону Делакруа, он остановился у камеры Дейзи.
- А где же наша черная вдова? – спросил он.
- Сегодня день святого Луки, пришел священник Шустер. Еще на исповеди, - ответил Гарри.
- А никто не боится, что после ее исповеди его вынесут отсюда вперед ногами? Она же настоящее дьявольское отродье! – с усмешкой произнес Перси.
- Ну, святому отцу виднее, кто дьявольское отродье, а кто просто заблудшая душа, - пожал плечами Тервиллигер и вышел из-за дежурного стола. Перси сел на его место, и совсем скоро в блок вошли Брутус и Дейзи.
- О, а я уж было потерял тебя совсем! - воскликнул Уэтмор; перед тем, как произошло то, что произошло, Перси на секунду поразился безвольному положению в пространстве тела заключенной, и в то же время зверскому взгляду, выступающему исподлобья. О дальнейшем Перси даже не успел подумать, потому что девушка внезапно набросилась на него, пытаясь повалить со стула. Перси, хоть и был шокирован, в этот раз среагировал быстрее: он схватил ее за предплечье, вскочил, достал дубинку и успел нанести Дейзи довольно сильных три удара: два – выше колен, один – по спине. Брут перехватил девушку и, отбиваясь одной частью своего тела от продолжающего неистовствовать Уэтмора, быстро затолкал Дейзи в ее камеру и закрыл дверь. Все это, естественно, сопровождалось сильным шумом и ругательствами Перси, на которые прибежал Гарри.
- Она просто так набросилась на меня! Ты видел, ты все видел! – кричал возмущенный Уэтмор, пытаясь прорваться к камере, от которой Хауэлл пытался его отгонять. – В этот раз я никак не мог ей тыкать дубинкой в задницу!
- Да, все так, к сожалению! – зло, сквозь зубы, процедил Брутус.
- Я не хочу перед тобой извиняться, но вынуждена признаться, что в этот раз виновата действительно только я! Бывает, знаешь ли, иногда находит нелегкая, когда находишься на пороге смерти! - сказала Дейзи, которая и не думала прикасаться к ушибленным местам.
- Да я даже и не сомневался, ты же чертова ведьма! – Перси скрестил руки на груди; тут к нему будто бы пришло озарение, и он воскликнул: - Ааа! Я понял! Ты из тех, кому на самом деле нравится, когда их бьют! Ты даже сейчас не отпрыгнула, когда я приложился к тебе дубинкой! Да и видел несколько раз, как ты тушишь окурки о свою руку. А, Брут? Может, перестанете так над ней трястись? Кто-то напрашивается на тумаки просто по праву своего рождения, как этот французик, а кто-то, оказывается, прямо жаждет их получать! - Он расхохотался.
- Если бы мне нравилось, когда меня бьют, я бы тогда не убила мужа! Да даже если и так, то это было единожды, и вовсе не означает, что я каждую минуту своего времени жажду избиений, - возразила Дейзи.
- Ну, довольно! - прервал Брут их перепалку, за которой они с Гарри неодобрительно наблюдали в течение нескольких минут. Перси, довольный и радостный, покинул блок.
- Дейзи! Ну ты-то куда! – с упреком проговорил Хауэлл. – Ладно, этот идиот. Зачем ты это сделала?
- Я не знаю. Простите. Мне действительно лучше лечь спать, - сказала Дейзи, легла на кровать и отвернулась к стене.
- Да уж, два дурака на один блок, пусть и небольшой – это слишком, - шепнул Брут Гарри, который кивнул в ответ.
Через несколько минут вернулся Пол Эджкомб и позвал Брутуса в кабинет, где доложил, что пришло распоряжение о казни Эдуарда Делакруа, которая должна будет состояться через два дня, и поставить ею руководить придется Перси Уэтмора, чтобы тот поскорее от них отвязался и перешел на новое место работы. Затем Пол рассказал коллеге о соображениях мистера Шустера насчет Дейзи, а Хауэлл в свою очередь поделился происшедшим на исповеди и после нее.
