***
Когда у Перси был выходной, и они вместе с отцом, Аланом Уэтмором, ждали в гости сводную по матери сестру Алана и тетю Перси – Флоренс. Мать Перси и супруга Аллена, Кора, не спустилась к ним, так как жаловалась на мигрень, но мужчины семейства предполагали, что, скорее всего, она пустит свояченицу к себе в спальню перекинуться порой слов. «Знаем, какая у нее там мигрень», - усмехнулся Уэтмор-старший. Он чинно расположился в кресле, курил сигару и читал газету. - Что я вижу! Этого самого коммуняку будут судить. Они мне пожизненную благодарность должны, ведь это я им его сдал, - произнес он, внимательно вглядываясь в статью. - Какого коммуниста? – поинтересовался Перси. - Да явилась тут ко мне в дождливую ночь компания неделю назад, попросились в номер. Ключник что-то заподозрил и обратился ко мне. Еще бы не заподозрить: ватага из пятерых человек, одетых, как простолюдины, да в одну комнату! Я их быстро раскусил: все-таки велел пустить, затем стоял под их дверью, ну и позвонил кому надо. - Угораздило их именно у тебя остановиться, - усмехнулся Перси. - По иронии судьбы пристроились именно в первом попавшемся месте, простыть-то не хочется: нужно быть в здоровом теле, чтобы и дальше продолжать распространять свои скверные идейки, - с неприязнью сказал Алан. - Сами поди из другого штата, шляются по всей Америке… Но ничего, рано или поздно все окончательно убедятся, что коммунизм ничего не стоит, а капитализм победит! Главное сейчас, чтобы Рузвельт поднял страну из болота, в котором она находится. Вроде как делает верные шаги. - Что, твой портье больше не объявлялся? – спросил Перси, решив сменить тему. - Этот гаденыш? Куда ему! Видите ли, хотел на мне нажиться, угрожая, что донесет за документы! – сквозь зубы произнес Уэтмор-старший. – Только я о нем тоже кое-что разузнал: наш мальчик оказался гомиком. Пришлось, правда, порыться в его личных вещах, чтобы найти доказательства в виде писем, которые ему писал любовник… Ну, что и требовалось доказать - он испугался и уволился, потому что, вероятно, спросил себя, кому поверят: юному педерасту или опытному управленцу? Не знаю, куда он мог пойти, ему и приткнуться-то некуда: жил прямо в подсобке в гостинице. Так и надо жить, крутиться: если кто-то чем-то запугивает – искать все, что может быть против этого человека, а после – включать шантаж. Иной раз только так можно отстоять свое. Только Флоренс – ни слова об этом, понял? Перси усмехнулся уголком рта. Он знал, что его отец ведет далеко не всегда честную политику в отношении гостиничных финансов, но так как их семья с каждым годом становилась все зажиточнее, сын даже не задумывался о масштабе риска. Тут боковым зрением он увидел тень на лестнице: это была его мать, которая в одной ночной рубашке бесшумно подошла к перилам. - Голова болит, а в спальне я не нашла лекарств, - слабым голосом произнесла Кора, спустившись к домочадцам. Она была взлохмаченной, бледной, а ее губы несколько посинели. - Еще бы не болит: пить надо меньше! – неприязненно произнес Алан, с насмешливым высокомерием оглядывая супругу с головы до ног. – Поднимайся-ка обратно в спальню, я сам скажу прислуге, чтобы тебя накормили таблетками. Я не хочу, чтобы ты опозорилась перед моей сестрой. - Флоренс принимает меня такой, какая я есть, в отличие от некоторых… Собственно, эти некоторые и сделали меня такой, - с ненавистью в голосе ответила Кора. - Давай обвинять всех, кроме себя, - продолжал гнуть свою линию Алан. – Как ты того заслуживала – так к тебе и относились. - Я пойду посмотрю, не едет ли Флоренс, - прервал их сын и быстро вышел из дома, надеясь, что мать успеет подняться к себе в спальню до того, как появится тетя. Перси не хотелось, чтобы отец опускал мать при своей сестре, а, скорее, ему не хотелось при этом присутствовать. Тем не менее, Кора покинула гостиную быстрее, чем ожидалось.***
Вскоре порог дома Уэтморов переступила Флоренс Аллен, жена губернатора собственной персоной – высокая, стройная, элегантная женщина. Уэтморы необычайно гордились тем, что их родственница сумела направить энергию своего мужа, когда-то бывшего председателем в сенате, в нужное русло, и он сумел вырасти в губернатора штата. Они относились к Флоренс словно к богине-покровительнице, которая в случае чего может их защитить; ее же мужа с поры карьерного роста они видели едва ли не два раза в год. Алан и Флоренс родились в небольшом городке Парис штата Техас. Алан был первенцем: его отец умер, когда мальчику исполнился год. Мать вышла замуж за столяра, и через некоторое время на свет появилась Флоренс Лав (ее разница с братом составляла три года). Второй муж задержался у руля воспитания лет на семь и умер от чахотки. Свою дочь он обожал и сколько мог баловал, а к пасынку был суров, временами даже слишком, и заставлял работать, не покладая рук, не особо поощряя при этом. Это закалило характер Алана – впоследствии он мог добиваться поставленных целей. Правда, Флоренс тоже не выросла избалованной и легкомысленной, чего стоило бы ожидать: она осознанно подходила к каждой поставленной перед ней задаче и была лидером в определенных кругах. Примерно в первый год постройки корабля Титаник Алан решил попытать счастья в соседней Луизиане: его друг детства занялся там весьма успешной торговлей, и Уэтмор стал его партнером. Спустя два года он женился на дочери не то конкурентов, не то партнеров Коре Хейгтон, и у них родился сын Персиваль. Когда наступил год триумфа и гибели Титаника, Флоренс ездила на учебу в Луизиану, где познакомилась с тогда еще бурильщиком нефтяных скважин Оскаром Келли Алленом. У них довольно быстро завязались отношения; Аллен, взяв пример с брата возлюбленной, рискнул взять на себя еще и мелкий бизнес, который стремительно вырос спустя некоторое время. В конце того же года Флоренс и Оскар поженились и постепенно обзавелись тремя детьми: Джойс, Оскаром и Асой Бентон. Долгое время оба семейства неплохо держались на плаву и были весьма зажиточны. Позже Луизиану, продав хозяйство, переехала мать Алана и Флоренс и прожила недалеко от детей до конца жизни, почив с миром примерно за год до устройства внука Перси на работу в тюрьму «Холодная гора». В начале 20-х Алан Уэтмор, успев купить дом в складчину с родителями жены, потерпел предательство от своего уже бывшего друга-партнера и в итоге устроился клерком в небольшую, но престижную контору, где проработал лет семь. За год до начала Великой Депрессии Уэтмор рискнул взять на себя управление гостиницей; как только наступил кризис, Алан делал все, чтобы не обнищать, и даже не гнушался взятками. Какое-то время ему действительно удавалось удерживаться на плаву, и неизвестно, сколько бы еще он смог лавировать, если бы Оскар Келли Аллен спустя три года после начала Депрессии не стал губернатором. И уж тогда дела обоих семейств пошли в гору: Флоренс стала помощником супруга в работе - куратором государственных учреждений, а гостиница Уэтмора была рекомендована как самая лучшая в штате и по приемлемой цене. Однако в семейной жизни Уэтморов было все не столь так радужно, как в финансовой. Алана, которому Кора поначалу казалась яркой и эффектной женщиной, постепенно начали выводить из себя легкомыслие и лень супруги, к тому же высокомерие: весь ее вид прямо кричал о том, что она достойна большего просто по праву рождения, и может делать все, что угодно – от флирта с другими мужчинами до пьянства. Поведение сына так же злило Алана: мальчик рос избалованным и не доводящим дело до конца, и в этом Уэтмор-старший обвинял его мать. Тем не менее, он не решался применять к Перси меры его отчима: с одной стороны, Алан, конечно, хотел, чтобы его сын вырос человеком с определенными качествами, которые можно вырастить в себе лишь упорным трудом, но с другой - помнил, чего ему все это стоило, и не хотел лишать ребенка детства. Таким образом, процесс воспитания получилось весьма двойственным: временами Алан вызывал Перси на ковер и строго с него взыскивал, сомневаясь при этом, даст ли это плоды. В итоге Уэтмор-старший ушел с головой в свою работу, предоставив сына матери, а сейчас, когда Перси уже вырос, старался анализировать итог воспитания как можно меньше: главное, зять вырос до губернатора, так что скорее всего мальчик в ближайшее время не пропадет. Зато есть очередной повод обвинять жену, дескать, что она сделала с их сыном.***
- А где же Кора? – спросила Флоренс, обменявшись приветствиями с родными. - Ей нездоровится. Но она сказала, что ты можешь потом к ней зайти, если захочешь, - ответил Алан. Флоренс вздохнула, и они с братом принялись обсуждать свою работу и политику. В другое время Перси нашел бы предлог, чтобы уйти или просто не делать вид, что слушает, так как деловые и политические темы ему не были интересны. Но только не в этот раз, ибо Перси был искренне рад появлению своей тети. Он хотел задать ей несколько вопросов – правда, не при отце – и решил, что проводит ее до машины, и тогда им, возможно, удастся поговорить. Тут зазвонил телефон. Алан поднял трубку и стал возмущенно с кем-то разговаривать. - У меня в гостинице авария – полпомещения затопило. Придется туда ехать, - с досадой сказал он членам своей семьи. – Это ж надо было, именно сегодня. И так редко видимся. Да и первый выходной за последнюю неделю. Уэтмор-старший собрался и уехал; Флоренс стала беседовать уже с племянником, чему Перси был очень рад. Если к матери он чувствовал некоторую неприязнь, к отцу – благоговение, но при этом настороженность, то исходящая от тети спокойная властность позволяли племяннику ощущать себя с ней защищенно. Перси иногда даже жалел, что не она его мать. Раньше оба семейства довольно часто виделись; Перси ждал этих дней, как манны небесной, когда он мог бы пообщаться и с тетей, и с дядей и с их детьми, своими кузенами. Однако с возрастом у всех появилось больше дел и другие интересы; кузены погрузились в учебу и больше ничего не вызывали в Перси, кроме зависти. - Мне кажется, ты уже догадался, какой первый вопрос я хочу тебе задать, - с хитрой улыбкой произнесла тетя. - Да, - ответил Перси, виновато пряча глаза. – Я… напишу заявление. - Когда? Ты уже несколько недель обещаешь. На твоем месте сейчас старый больной человек с трудом дорабатывает – как-то неловко перед ним. Нет, если тебе нравится работать в тюрьме – только скажи. У меня есть еще люди для должности управляющего Брайр-Ридж. Я просто завтра же одного туда переведу, отпущу старика и все! Ты вот сейчас напоминаешь мне героиню из одной известной испанской пьесы – ни себе, ни другим. - Нет, я переведусь… Я просто хотел узнать… Ты там в курсе, как проходит дело Дейзи Барджман? – неуверенно спросил Перси. - Мужеубийцы из Нового Орлеана, которая у вас сидит? Я в курсе, что ее адвокат подает документы с требованием на обследование психического состояния. Но все это я знаю из газет, - ответила Флоренс. – Всеми этими делами занимается суд, а я не вмешиваюсь. А что? - Но ведь дядя Оскар подписывает документы об исполнении приговора, и иногда отменяет его для некоторых преступников, - сказал Перси, вспомнив заключенного по кличке Президент. – Вон, при мне одного не казнили, а перевели на пожизненное. - Оскар этим тоже не занимается, он лишь подписывает. У него других дел полно. Это было в характере предыдущего губернатора, Кинга - до всех ему было дело, всех он жалел, особенно афроамериканцев. А сейчас подобным занимается только суд. Что они решат в отношении этой Барджман – то и будет. - То есть, вы никак не можете повлиять на то, чтобы ее не казнили? – спросил Перси. - Нет, это не наша прерогатива. – Тут в глазах Флоренс блеснуло некоторое понимание с тенью насмешки. – Ну, теперь мне понятно, почему ты все тянешь с переводом в клинику. Уж не чувства ли у тебя к ней возникли? - Нет, что ты! – чуть ли не испуганно попятился Перси и, совладав с собой, ответил. – Если и возникли, то только неприязнь. Я считаю, что она недостойна умереть на электрическом стуле – это было бы слишком громко и почетно для нее. А вот психушка – то самое место, где она могла бы прекрасно устроиться, да и бред сумасшедшей мало кто будет желать слушать. - А как же убийство, которое она совершила? – насмешливо спросила тетя. - Ну… она его от испуга совершила, - неуверенно ответил Перси. – В этих случаях вроде должно быть смягчение приговора. Флоренс с пытливым недоверием посмотрела на племянника: она поняла, что он говорит по шаблону, лишь бы чего-то от нее добиться, а сам на деле так не думает, или вообще ничего не думает. - Брось, Перси, - сказала она вслух. – Раз уж они склоняют общественность к тому, что она сумасшедшая, мне кажется, они своего добьются. Уж не хочешь ли ты часом, чтобы она легла в Брайр-Ридж, и только тогда ты туда перейдешь? - Да нет же, мне все равно, куда она ляжет, - сконфуженно проговорил Перси. - Перси, можешь от меня ничего не скрывать. Я тебя понимаю, - спокойно сказала тетя. – Посоветую тебе … как-то попытаться притупить свои чувства. С такими лучше не связываться, даже с не сумасшедшими, ибо такой тип женщин достаточно небезопасный. Знаю я таких: это бунтарки по своей натуре, им лишь бы изменять мир! Причем неважно как: сейчас в моде феминизм – так они будут феминистками; потом эта волна спадет, они попадут на новую – будут коммунистками, и так по очереди. Для отношений они явно не созданы. Тебе просто пора жениться. У меня и партия для тебя на примете есть – Тиффани Хилл, помнишь ее? Чем не хороша? Перси помнил Тиффани, дочь заместителя Флоренс, с которой он познакомился на одном из званных вечеров, но мысли о ней не вызывали никаких чувств, кроме скуки. Тиффани была миловидной, но строгой, скромной и пресной – и вообще сливалась со всеми неразвратными приличными девушками, с которыми Перси пытались свести родственники. Развратные, правда, тоже почти все сливались в одно, хоть и были ближе юноше по восприятию. И только проститутка Сьюзен и Дейзи Барджман стояли в сознании Уэтмора особняком: со Сью было легко, а Дейзи он просто не мог отнести ни к одной категории. - Я чувствую, я пока не готов к браку, - честно признался он. - Было бы предложено. А то пока будешь готов, разберут все самое лучшее, - сказала Флоренс. – Мне скоро идти. Пойду тогда навещу твою мать. С этим словами она поднялась на второй спальный этаж.