***
Заседание обещалось быть закрытым. Все, кто так или иначе лично был связан с Дейзи Барджман стали надеяться, что, раз сделан первый шаг, то скорее всего пути Дейзи и Старушки Искры не пересекутся. Общественность бурлила, обыватели воспринимали эту новость по-разному: одни опять стали собираться в общественных местах с требованием ввести амнистию для осужденной, другие возмущались, мол, давайте тогда освободим всех преступников. Первую категорию граждан можно было встретить утром у тюрьмы Холодная Гора, когда Дейзи увозили в судебное учреждение, находившееся на севере столицы штата Батон-Руж. Снарядили аж две машины, так как порекомендовали явиться всем сотрудникам блока Е: Пол и Брутус ехали в кадиллаке Хэла Мурса, остальные – в тюремной машине. По приезду их ожидал большой ажиотаж в виде толпы журналистов и фотографов, не соблюдающих личное пространство и лезущих чуть ли не в лицо своими агрегатами. Дейзи чувствовала частое сердцебиение и сильное желание дать им всем в морду, но лишь опустила голову и прошла мимо, пытаясь не обращать внимания на яркие вспышки: путь от стоянки до зала суда все равно не столь долгий, поэтому терпения должно хватить. - Уважаемые журналисты, все вопросы – после заседания! – пытался контролировать ситуацию Хэл Мурс. В зале уже находились судья и присяжные, а так же – адвокат Каден Фостер, священник Шустер, сестра Дейзи Ребекка Милтон, рядом с которой сидели еще два человека, присутствие которых удивило Дейзи: это были Луиза и Бернард Фом, дядя и тетя ее покойного мужа из Франции. Как только все собрались, была произнесена вступительная речь; подсудимой велели отвечать строго на то, о чем ее спросят, а свои вопросы она может задавать в конце заседания. Первым выступил адвокат Фостер, и начал он издалека – из недр психиатрической клиники, где он, по его словам «нарыл» подлинные документы, указывающее на то, что у подсудимой был не гормональный сбой, а депрессивное расстройство. Затем пригласили Ребекку, которая изредка наблюдала сестру в тот период, и она подтвердила, что Дейзи могла не вставать несколько дней с кровати, а так же упомянула ее неусидчивость в более раннем возрасте и тот самый случай с попыткой изгнания пастора с помощью большого полотна. Затем вышли Луиза и Бернард Фом, в которых Дейзи прямо впилась глазами: ей было очень интересно, что они скажут. - Это было года четыре назад, когда Питер и Дейзи гостили у нас в Париже, куда приехали в свое свадебное путешествие, - начала Луиза. - Питер хотел сделать Дейзи сюрприз и назначил ей встречу в кафе у Эйфелевой башни. Но Дейзи на встречу не явилась, и дома ее тоже не было. До ночи ее ждали, потом подняли тревогу. Нашли ее утром у Госпиталя Бога всю грязную, в рваных чулках и с размазанной помадой. Она была будто в эйфории и читала какие-то странные стихи, что… ох, страшно это произносить, однако. - Продолжайте, пожалуйста. - Что-то вроде, что бог болен шизофренией, и какие-то… несусветные оскорбления религии. Что апостолы собираются в кабаках, ох… можно больше не продолжать об этом? - Да, достаточно. - Вот. Ей дали снотворного; Питер пообещал полиции, что сам лично при случае отведет ее к врачу, а нас попросил о том, чтобы мы не напоминали его жене о произошедшем, мол, он сам ей все расскажет. Пожалуй, это был единственный случай, похожий на сумасшествие, по крайней мере, при нас, - продолжил Бернард. - Миссис Барджман, вы подтверждаете слова свидетелей? Дейзи все это время сидела, выпучив на родственников мужа глаза, имеющие выражение насмешливого непонимания, и после разрешения сказать свое слово произнесла: - На моей памяти такого не было. По крайней мере, мой досточтимый покойный супруг не удосужился рассказать мне об этом, как обещал своим таким же досточтимым тете и дяде. Я помню просто свои весьма цивильные прогулки на территории этого самого госпиталя. Однако, боюсь, что рассказанное четой Фом тоже может быть правдой, так как стих с подобными словами я написала больше года назад в тюрьме "Песчаная буря" и зачитывала буквально двум товаркам. Я еще чувствовала лютое дежавю, когда его писала. Оказывается, мое бессознательное выдало эти строки еще с того раза, когда я была не в том состоянии, чтобы их зафиксировать. Затем выступил Пол Эджкомб, и перечислил все – от попытки нападения на других надзирателей до физического самоповреждения, а остальные надзиратели и начальник тюрьмы подтвердили сказанное им. Дейзи, ни на кого не глядя, нехотя тоже подтвердила. И последнее слово было за священником Шустером. - Миссис Барджман, у вас есть вопросы? – спросил судья. - Пожалуй, только к чете Фом. Вы из Парижа специально приплыли ради того, чтобы выступить на суде? Вам-то какой интерес рядить меня в сумасшедшую? Ведь я убила вашего племянника и заслуживаю электрического стула, вы разве не так считаете? - У нас просто были дела в Луизиане, и еще нас попросили здесь выступить, - робко пытался оправдаться Бернард. - Суд удаляется для принятия решения! – не дав Дейзи продолжать расспрос, проговорил присяжный. После того как судьи удалились вместе с Фостером, Дейзи сначала подумала, не подсесть ли ей к Фомам и не продолжить ли задавать каверзные вопросы, но в итоге, спросив разрешения, села рядом с сестрой. - Что вообще происходит? Этим-то что надо? – как раз подразумевая под «этими» тетю и дядю Питера, спросила она. - Они претендуют на имущество Питера, как самые ближайшие родственники, оставшиеся в живых, и обосновали это тем, что у них свои дети, внуки, чью жизнь надо обустраивать, - шепнула Дейзи Ребекка. – Фостер пообещал дать им хороших нотариусов, чтобы оба жилья – и в Новом Орлеане, и в Ваггамане – им достались без проблем. - Фостер обещал? Мне кажется, я уже начинаю что-то понимать. Жилищный вопрос, как же. Я уже и забыла об этом, - горько усмехнулась Дейзи. – Ну, тогда куда-нибудь упечь ближайшего родственника – это святое. Да нет, я не против, пусть забирают, конечно. Тем более, чувствую, что в ближайшее время жить я буду где угодно, но только не в квартире и не частном доме. - На крайний случай есть еще так называемый отчий дом, не забыла? – напомнила Ребекка. – После смерти матери я оформила его на себя, но готовым надо быть, как показала жизнь, ко всему. - Не волнуйся, я там окажусь очень не скоро, если вообще окажусь. Заселишь туда детей, как вырастут. А вообще у меня есть кое-какие соображения по поводу суда, но об этом позже. Присяжные вернулись примерно минут через пятнадцать и расселись по местам. - Вот одна из причин, из-за которых у меня возникли эти соображения. Слишком уж быстро они закончили. Судья начал зачитывать: - Согласно заключению наших коллег, обвиняемая Дейзи Барджман от 26 августа 1935 года была способна участвовать в судебном заседании. Однако в одной из экспертиз указывалось, что обвиняемая имеет определенные психические нарушения, которые привели к тому, что в момент преступления она хотя и была вменяема, но не могла в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими. В деле была справка о диспансерном наблюдении обвиняемой у психиатра. Эти сведения вызвали у апелляционной инстанции сомнения в том, что обвиняемая в полной мере осознавала последствия рассмотрения дела в особом порядке. Ввиду этого суд постановил, что смертную казнь на электрическом стуле следует отменить от 10 ноября 1935 года, а обвиняемой назначить новый курс лечения в психиатрической клинике Тринти, расположенной в городе Новый Орлеан штата Луизиана. Заседание объявляется закрытым! Находившиеся в зале суда зашевелились, и это шевеление было скорее радостным. Ребекка крепко обняла сестру, а Дейзи смотрела, как Фостер удаляется вместе с судьями…***
Журналисты, увидев, что суд окончен, мигом окружили вышедших из зала заседания, но так как Дейзи была не с краю, к ней было крайне трудно подобраться. Внезапно она сама вызвалась ответить на вопросы сотрудников газет. Надзиратели встали неподалеку и следили, чтобы ничего не произошло: полный какой-то непонятной готовности вид Дейзи не вызывал у них доверия. - Каково это – убить человека? – был задан первый вопрос. - Ну, зачем же спрашивать об этом, если можно попробовать самому, да хоть прямо сейчас? Я стою перед вами и не хочу в лечебницу, так давайте поможем друг другу: вы мне – небытием, а я - удовлетворением вашего любопытства. В окружении послышались смешки. - Нет, ну если вы боитесь электрического стула, нужно организовать все до мельчайших деталей, так, чтобы на вас не подумали, и уж потом познавать азы лишения человеческой жизни, - пожала плечами Дейзи. - Считаете ли вы сами себя сумасшедшей? - Считаю и себя, и всех вокруг. По-настоящему здоровых людей вообще мало. - По-вашему их может что-то излечить? - Универсального способа нет, у всех сумасшествие разной степени. Кого-то – могила, кого-то – именно помощь психиатрической клиники, а кто-то может взять себя в руки и вылечиться сам. - Представляете ли вы в то, что вас могут освободить насовсем, и вы вернетесь к обычной жизни? - Вполне представляю. - Чем в таком случае займетесь? - Полагаю, что напишу мемуары. Но этим я могу заняться и в тюрьме, и в клинике, описывая реальность прямо, так сказать, с натуры. - Вы будете по-прежнему продолжать бороться с домашним насилием? - Во всяком случае, не в одну. В этом плане нужна конкретная помощь. Отец Шустер, можете подойти? Вот, отец Шустер пообещал мне упоминать эту тему в своих проповедях и как-нибудь организовать приют для страдающих. Часть сотрудников газет взяла в кольцо еще более, чем раньше, опешившего священника. - А теперь, господа журналисты, я хочу именно через вас поблагодарить моего адвоката Кадена Фостера, ибо лично не успела, так как он удалился вместе с судьями, - продолжала Дейзи. - Мистер Фостер исправно занимался моим делом, начиная с объявления приговора летом этого же года и заканчивая сегодняшним заседанием. Спасибо ему за то, что раздобыл документы о моем настоящем заболевании пятилетней давности, о котором я уже и позабыла, - а, может, не позабыла, а просто не хотела думать? За то, что позаботился о дяде и тете моего мужа, предложив им оформить оба жилья супруга, которые для парижских акционеров судоходной компании ну никак не лишние! Он глубоко верующий человек, проповедующий мир, любовь, добро, бескорыстие и помощь другим, и я верю, что все хорошее к нему вернется в троекратном размере, например, денежной сумме, которую он получит за этот процесс. А теперь искренняя просьба, господа журналисты, от меня от меня наконец-то отстать, желательно навсегда. Я всем подкинула работы и заодно источник финансов: вам – материала для статей, Фостеру – само по себе громкое дело, родственникам мужа – жилье. Да наживутся луизианцы на бедах других! Аминь! С этим словами Дейзи подняла обе руки и показала по третьему пальцу. Журналисты опешили, а фотографы успели сделать несколько снимков. - Пришлите мне одну из фотографий, это будет обложкой для моей книги, - бросила она напоследок перед тем, как ее увели.