Первая среди песчинок

      Ночью дежурили Перси и Дин. Стэнтон писал что-то в рапорте, отчаянно зевал и согласился на предложение Уэтмора сделать им кофе, после чего тот отошел в маленькую подсобку, служившую кухней.       Выпив, казалось бы, бодрящий напиток, Дин через некоторое время почувствовал, что его начало вырубать еще сильнее, и он уснул прямо на бумагах, а Перси незамедлительно подошел к камере Дейзи и открыл дверь.       Девушка спала на спине, повернув голову к каменной стене. Уэтмор прикоснулся к ее лицу и стал водить пальцами по щекам и лбу; Дейзи медленно открыла глаза и, увидев в камере непрошенного гостя, резко вскочила и стала оглядываться по сторонам.        - Тихо, тихо! – удерживая ее, шептал Уэтмор.       - Где босс Дин? – встревожено спросила Дейзи.       - Спит, как и все кругом. Мы с тобой наконец-то одни, понимаешь? Я так ждал этого момента, и вот он настал. Ты же сама этого хотела?       - Кто? Я? Да никогда…       - Как же? А как же то, что мы с тобой так хорошо общались последнее время? – Перси зажал девушку в углу кровати. – Ты подала мне надежду. Пожалуйста, не сопротивляйся. Мы ведь больше никогда не увидимся. Давай напоследок… прошу тебя!       - Нет!..       Дейзи настолько опешила, что ее будто парализовало: она пыталась отталкивать Перси, но в полную силу не могла сопротивляться. Тут она закричала, и Уэтмор зажал ей рот рукой. В этот момент он был полон решимости и уверенности в том, что делает все правильно; она же – едва проснувшаяся, застигнутая врасплох и… недостаточно напуганная. Да, сейчас Дейзи не хватало страха и ярости, чтобы активироваться и как следует сопротивляться домогателю. После суда все изменилось: ее недавнего негатива по поводу отмены казни будто не осталось и следа. Она была в довольно хорошем расположении духа, то и дело чиркая заметки в блокноте. Если ее в тот момент можно было бы спросить о том, чем она являлась внешне и внутренне в последнее время, Дейзи сказала бы, что это просто временное явление, которому поспособствовали резкие перемены в жизни. Всю дорогу ее гложила неясность: чего же ожидать – смерти или жизни; и после того, как узнала вердикт, она поняла – не важно, что он из себя представляет, главное - он наконец-то вынесен, и тянущаяся, словно болотная тина, неизвестность закончилась. Какой бы ни был итог, хорошие и плохие стороны можно найти везде. Чувство страха Дейзи напрочь притупилось, злобы или ненависти к кому-либо – как не бывало, и даже по отношению к Фостеру; если и говорила о нем что-то неприятное, то лишь потому, что не могла допустить столь резкой перемены в своих убеждениях. В целом – всех своих обидчиков Дейзи будто на какой-то момент простила. Но она и не питала иллюзий по поводу того, что так будет всегда, и что в создании произведения теперь будет заключаться ее счастье – она знала, что депрессия может вновь накрыть ее волной после чего угодно и где угодно; ну а пока у нее хороший настрой – почему бы не пользоваться этим?       Перси ловко перевернул Дейзи на живот и, не отрывая руки от ее рта, другой рукой начал расстегивать застежки от комбинезона, которые едва нащупал. Он чувствовал себя вольным владеть ею, как трофеем, тем более он что, зря он все эти дни с ней нянчился, потратил на нее столько денег? Раньше проститутка а-ля Дейзи, которой он выложил всю свою получку, теперь эта фотография… Да, фотографию оказалось довольно легко достать, при этом никакие родственные связи ему не понадобились – лишь немалая сумма денег, но у него ее, однако, не было из-за той самой проститутки. Проблема решилась золотыми запонками, подаренными родителями на двадцатилетие; Перси вспомнил о них буквально вчера и тут же их заложил. Он надеялся, что этой суммы хватит еще и на проживание до первой получки в Брайр-Ридж, однако, увы – то и дело катаясь в свой выходной из дома в редакцию, из редакции – снова домой, из дома – в ломбард, из ломбарда – снова в редакцию – Уэтмор вновь оставил все деньги, а в этот раз – за клочок бумаги. Как раз именно в этот момент Перси и вспомнил слова отца, что ничего не достается просто так, за все надо платить, и это относилось к Дейзи.        Какие же чувства посещали Перси до этой поездки, начиная с возвращения в блок по окончании заседания? Он все вспоминал об ажиотаже во время и после суда. Он лицезрел интервью Дейзи как театральное представление, где девушка с вызовом и едва прикрытой яростью отвечала на вопросы журналистов, а потом показала жест, нет, даже два жеста на объектив! Это было так неожиданно, что могло бы удостоиться кинонаграды за лучший эффект внезапности. Перси сам бы хотел так посылать неугодных направо и налево – а при нем какая-то девчонка исполняет его скрытые желания!       После этого суда Уэтмор заметил некоторую резкость своих коллег по отношению к Дейзи: можно было подумать, что они восприняли ее публичную критику адвоката как личную обиду. Неужто их мнение о ней ухудшилось? Может, они ее и защищать не будут? Тогда можно попытаться к ней подойти, наладить контакт, но, что, если это сделать несколько иначе, чем раньше, с ее-то новым ныне статусом? Перси сам будто бы осмелел после произошедшего и в какой-то степени словил одну волну с Дейзи: он не чувствовал ни гнева, ни обиды, ни дыры в самолюбии. Поэтому он рискнул выполнить задуманное; к счастью, Дейзи общалась и вела себя так, будто бы раньше не происходило между ними ничего неприятного. Перси переполняли эйфория и интерес к тому, что же будет дальше. И в тот же миг, когда он появился на работе с фотографией, узнал, что послезавтра Дейзи увозят и думал, что бы предпринять. Он уже узнавал о свободных вакансиях в Тринти: тетя Флоренс, закатив глаза (Уэтмор представлял это, говоря с ней по телефону), сказала, что эту клинику она трогать не будет, так как в ее поле влияния только определенный округ. И только сейчас Перси подписал столь долгожданный всеми перевод в Брайр-Ридж, а в его голове окончательно укоренилась мысль: раз напоследок, значит – напоследок.       Его рука соскользнула с губ Дейзи и та, воспользовавшись моментом, закричала, но Перси ловко перехватил ее за волосы и окунул лицом в подушку. Девушка все равно препятствовала, как могла, снятию с себя одежды, Уэтмор же довольно больно ударил руку Дейзи о каменную стену и принялся за другую застежку, как вдруг почувствовал, что его кто-то стаскивает.

***

       - Ах ты, ублюдок! – сквозь пелену стресса, застелившего уши, услышала Дейзи знакомый голос; она медленно повернула голову и увидела Пола Эджкомба, который замахивался на лежащего на полу Перси.       - Вон! Уезжай отсюда прямо сейчас! И чтобы до твоего увольнения я тебя тут не видел! Прикинешься больным, я тебя заставлю! – вне себя от ярости выкрикивал начальник блока. Даже Дейзи несколько напугалась: она впервые видела таким главного босса, который, казалось бы, в любой ситуации был способен сохранять спокойствие.       Затравленный Уэтмор хотел было убежать, но Эджкомб остановил его:       - Стой! Что ты сделал с Дином?       - Дал ему снотворного, - едва слышно промямлил Перси, и, чтобы доказать, что порошок – не ядреное снадобье, а фирменный препарат для разного типа психики, протянул начальнику пакетик, украденный у матери.       Пол покачал головой и махнул Уэтмору рукой, после чего Перси исчез из блока.        - Ты в порядке? – участливо спросил босс, присев рядом с Дейзи на кровать.       - Да… он ничего не сделал, - растерянно проговорила девушка. – Но, а как вы тут?..       - Вынужден был задержаться у начальника тюрьмы; к лучшему, как показала эта ситуация. Я предупредил Дина, что еще буду в этих стенах, а он, видимо, закрутился и не передал этому… А то если бы знал, что я здесь, то, может, и не полез бы. Вот кровососик! Слава богу, он здесь больше работать не будет.       Дейзи разрыдалась. Пол приобнял ее в попытке утешить.       - Ладно-ладно… Это все закончилось. Послезавтра ты переберешься в клинику, где тебя никто не тронет.        - Я не знаю, что на меня нашло, - сквозь всхлипывания произнесла Дейзи. – Я не могла ничего сделать толком… Он бы дошел до этого… если бы не вы… Простите меня!       Она заплакала еще громче, так, что Эджкомб растерялся.       - Да за что простить-то? – удивленно спросил он.       - За мое поведение… которым, кажется, вы были недовольны последнее время.       Пол с пониманием кивнул. Хоть он и был недоволен поведением Дейзи после суда, но все же чувствовал за нее ответственность, которая была даже свыше нормы – вероятно потому, что он никак не мог забыть случай с соседкой, изрубленной топором. Да и в Перси как Пола, так и других надзирателей с самого начала чрезвычайно удивляла и настораживала столь резкая перемена: чего это Уэтмор вдруг решил водить дружбу с заключенной? На поступки Дейзи они теперь смотрели через призму ее неполной вменяемости, но все равно им с трудом верилось, как так она столь просто теперь заговаривает с нерадивым мальчишкой, когда он буквально недавно чуть не отдавил ей руку? Также Гарри уже рассказал коллегам, что она собирается написать мемуары, и никто из них не верил, что эта книга когда-нибудь увидит свет, а лишь произнесли между собой, мол, пусть, вреда все равно никому не будет, а для нее это, возможно, как глоток свежей воды.        - Ох, ты боже мой! – выдохнул Пол на ее извинения. – Просто надо уши не развешивать, а бдить в оба! Ты же знаешь, какой он! Люди просто так в два счета не меняются! Если Уэтмор и станет когда-нибудь другим человеком, то этому должно послужить какое-либо весьма печальное событие.       - Да, виновата… расслабилась. Но никаких намеков я ему не делала, как все могли бы подумать! Мне просто в кое-то веки не хотелось с кем-либо ругаться, вот и все. Я и к Фостеру потом, после суда не испытывала никакого гнева – просто высказалась и все! А теперь я хочу перед ним так же публично извиниться, как наговорила про него… Поможете мне устроить это?       Пол с удивлением посмотрел на нее.       - Дейзи, ты сначала успокойся, выспись, а завтра мы что-нибудь придумаем. Я завтра с вечера… Тебе обязательно публично это делать? Может, ограничишься свиданием?       - Так-то можно, если он на это будет согласен, просто я так рассудила: оскорбила публично – извинилась публично.       Пол вздохнул и пошел приводить в чувство Дина. А спустя несколько дней в газетах появилась заметка с такими вот словами: «Я прошу прощения у своего адвоката Кадена Фостера. Он – человек высокой осознанности, неистощимой энергии и глубокой преданности делу. Он прошел со мной непростой путь от начала и до конца, и именно благодаря ему (и еще нескольким людям, которые пропустили это в печать) я сейчас пишу эту заметку. Свое поведение после заседания я могу объяснить тем, что находилась в сильном психологическом упадке незадолго до суда; мне было тяжело от того, что меня дергали за ниточки в разные стороны, как марионетку – то казнь, то не казнь. Сейчас я понимаю, что раз судьба дала шанс жить – надо жить дальше. Долгих лет мистеру Фостеру и его карьере».

***

      Следующим днем в блоке дежурили Брутус и Гарри. Тервиллигер пришел рано утром, и собиравшийся домой Пол доложил ему о ночном происшествии, как и о том, что Дин спит сейчас на диване в его кабинете. Гарри был возмущен, и его успокаивало только одно: ни Перси, ни Дейзи здесь скоро не будет.       Примерно через час Пол, который все никак не мог уехать домой, чтобы просто поспать, вновь появился в блоке вместе с Брутом. Лица обоих (у начальника - по вполне понятным причинам) выражали крайнюю степень раздражения.        - В чем дело? - настороженно спросил Гарри.        - Меня вызвал к себе Хэл, чтобы сообщить очередную приятную новость, - произнес Эджкомб, подразумевая, что "приятная" новость на самом деле неприятная. - В клинике, куда уже завтра должны доставить нашу заключенную, оказывается, уже две недели как карантин. И никто ни звука, ни шума об этом. Я просто поражаюсь халатности некоторых работников.       - И что делать? Куда она теперь ляжет? – спрашивал Гарри.       - В таких случаях обычно содержавшихся распихивают по другим учреждениям, - ответил Брут. – А всего психушек в Луизиане… вроде как три. Брайар-Рижд, будь он неладен, и Холи Трайсер на западе.       - Да уж, забавно будет, если Дейзи попадет в Брайр-Ридж, - настороженно проговорил Гарри. – Снова будет там… с ним. Интересно, она знает, что он туда переходит или нет?       - О да, врагу не пожелаешь, - кивнул Брут, а коллега наконец рассказал ему о том, что произошло ночью.       - Вот урод! Да уж, после такого ее действительно опасно направлять в эту клинику. Если Дину навредит его снотворное, я его найду и придушу лично! – возмущенно проговорил Хауэлл.       Позже они рассказали об этом и Стэнтону, который проснулся и, благо, чувствовал себя неплохо; он добавил, что Перси сказал Дейзи лишь о своем уходе из Холодной горы, а о том, куда именно – промолчал. А вечером начальник Мурс сообщил, что Дейзи распределили… в Брайр-Ридж.       - Мы ничего не сможем поделать, - пожал плечами Дин. – Но ей лучше не говорить о том, что Перси тоже там будет.       - Ну, он ведь там будет в администрации, что наверняка далеко от эпицентра событий, - заметил Брут. – Хотелось бы верить.       - О, господи, что же так везет-то некоторым, - горько вздохнул Гарри.       Они сообщили Дейзи о скором переезде в другое место, на что она лишь пожала плечами.

***

      На следующий день большая часть надзирателей блока Е, кроме Перси и выходного Дина, были в сборе. Они решили проводить Дейзи вкусным обедом, какой обычно заказывали заключенные непосредственно перед смертью: он состоял из картофельного пюре, в котором чувствовался нежный вкус сливочного масла, жареной телятины и горошка.        - Помню фильм «Полночь. Смертельный приговор»: там осужденную перед казнью кормили тем же, о чем сообщали по радио; еще комментировали буквально каждый ее шаг, вплоть до того, как она села на электрический стул, - усмехнулась Дейзи. – Я думала, что со мной так же будет.       - Жаль, конечно, что тебе пришлось познать весь этот опыт, - ответил Брут. – Но со временем ты поймешь, насколько стала сильнее. Ты и так в целом сильная – да, конечно, у тебя были закидоны, но в сравнении с другими более ранними заключенными ты просто крепкий орешек.       - Да не думаю… Я всего лишь затерявшаяся в этом безбрежном океане песчинка: правильно меня как-то назвали ею в газете. А вам всем большое спасибо за то, что помогали мне пройти весь этот путь и не дали совсем уж свихнуться… Я жила здесь действительно почти как в санатории, - усмехнулась Дейзи. – Все-таки это было незабываемо… Эти разговоры в камере… Цирковой мышонок… Хотела бы я, чтобы он сюда прибежал тоже проводить меня, но, наверное, не прибежит. Я скажу Ребекке, и она вам обязательно что-нибудь от меня передаст, а то сейчас у меня нечего, кроме чтения стишков…       - Об этом даже не беспокойся! – уверил ее Пол. – В смысле, о передаче. А стих, если так хочешь, можешь прочитать.       - Мне пришлось постараться, чтобы найти в своих закромах что-то не столь мрачное. А писала ли я вообще что-либо иное?.. Наверное, только в детстве и ранней юности. В любом случае, я ничего не помню из тех стихотворений. То, что я вам сейчас зачитаю, тоже нельзя назвать радостным или даже нейтральным, но, думаю, от этого у вас не полезут на лоб глаза, как было на «Госпитали Бога».

Больше не будет страха, Вечный вопрос: «Доколе?» Из постоянного мрака До неизбежности боли. По неприступным лицам, Их невозможно любить, По разъярённым столицам, Мечтающих нас убить. От пустоты, от красоты, От непонятных слов и снов, И от наивной чистоты Жестоких нарезных стволов… От виноватых дней и лет, Не знающих, как дальше быть, Увиденный сегодня свет Ты постарайся не сохранить В последний раз. Больше не будет улиц, Мы на них больше на ступим, Лети серебряной пулей, Думай о недоступном. День опускается ниже Окон, дверей и крыльца, А ты подступаешь всё ближе, Но никак не дойдешь до конца. И не дописана песня, Надолго отложена встреча, Масса приятных известий, А впереди бесконечность. Тебя не страшат потери, Тебя никто не осудит. Последний день новой недели - Его тоже больше не будет.

      - Главное, верь, что он будет, - улыбнулся Гарри.       - Спасибо еще раз всем за поддержку, - улыбнулась в ответ Дейзи. – Передайте это же Дину, как выйдет. Перси тоже спасибо – как это ни странно, но без таких людей хорошее бы было не хорошим, а само собой разумеющимся.       Машина уже ожидала Дейзи. Покинув блок Е, девушка напоследок окинула взглядом тюремный дворик, в котором провела в думах столько дней, и улыбнулась. Ее ожидал новый жизненный этап с таким же неизвестным исходом.