***
Нью-Орлеанская психиатрическая клиника Тринти считалась достаточно крупным медицинским учреждением, состоявшим из двух корпусов: первого - для так называемых «буйных» больных, второго - для тех, кто пребывает в состоянии относительной адекватности. Оба здания находились примерно в одной миле друг от друга, поэтому первых карантин по болезни бруцеллёз обошел стороной. Во втором же корпусе эта дрянь появилась после того, как один из аутистов притащил со двора петуха; одному богу известно, где он его достал, но после этого почти все пациенты и работники стали чувствовать жар, потливость и боль в суставах. В итоге в корпусе решили ввести карантин на месяц и по ходу продлевать, а новых больных при случае расселять по другим учреждениям. Холи Трайсер являлась достаточно бедной лечебницей, да и не особо там соблюдали сегрегацию между буйными и более спокойными. Элитная столичная клиника Брайр-Ридж, конечно, идеальный вариант, но места там ограничены, а отделение для спокойных и вовсе платное. С Дейзи Барджман вопрос был решен сразу: хоть сестра Ребекка (а больше и некому было) не смогла бы за нее платить, ибо нужно поднимать свою семью, бывшую заключенную определили именно в Брайр, в большое отделение (для более спокойных и пролеченных). Дейзи была все еще на слуху и вопреки своим желаниям и ожиданиям продолжала служить сотрудникам массовой информации своего рода дойной коровой, и поэтому лучше бы ей быть на виду в более изящной обстановке, если это можно так назвать. Как только добрались до клиники, Дейзи сразу же привели в ее новое пристанище – небольшую светлую одиночную палату, где стояли кровать, стол и стул; довольно большое окно было зарешечено. Девушке здесь даже понравилось: она будто пила свежую чистую воду после затхлого и мутноватого тюремного напитка. И она решила, что новая обстановка будет куда лучше соответствовать ее творческому настрою, и книга станет писаться бодрее, чем предполагалось. Пока Дейзи находилась на так называемом обследовании, ее старались лишний раз не выпускать из палаты, но ее это и не тяготило, так как она была поглощена новыми идеями. На второй день ее отвели к заведующему, а по совместительству – главному врачу Брайр-Ридж Майклу Фармеру.***
В кабинете главного врача оказалось два человека. Один из них – высокий и полный, с добрыми глазами – указал Дейзи на кресло. - Присаживайтесь, миссис Барджман. Я – мистер Фармер, главный врач больницы. А это – мистер Коллинз, ваш непосредственный доктор, который будет вас навещать через день. Кстати, вам, возможно, комфортнее обращение по имени? - Да, пожалуй, - не медля ответила Дейзи. - Хорошо. Скажи, Дейзи, как тебе тут у нас? Персонал проявлял достаточное уважение и внимание к твоим нуждам? Ни на что не жалуешься? - Ни на что, все хорошо. - Пройдет немного времени, и ты сможешь выходить из своей палаты и познакомиться с другими пациентками. Отделение у нас спокойное, условия довольно хорошие: трехразовое питание, процедуры в среднем – тоже три раза в день, прогулки – два раза в день во дворе по часу. Дважды в неделю ты можешь видеться с родными, они будут сюда приходить. Твои же обязанности – выполнять предписания врача, не нарушать режим; я чувствую, ты с этим справишься. Пока, около недели, ты будешь на обследовании: к тебе будет приходить мистер Коллинз, задавать вопросы, а так же ты сдашь несколько анализов. - Но ведь остались показания, с которыми выступали на суде… Разве по ним нельзя определить мой диагноз? – с сомнением спросила Дейзи. - К сожалению, нет, - вежливо улыбаясь, ответил мистер Фармер. – Тех показаний было лишь достаточно, чтобы тебя к нам направить, но обследование – это совсем другое. Нам нужно последить за тобой, за твоей реакцией на разные моменты, за результатами твоих анализов, и на всем этом мы будем основываться, чтобы оказать тебе помощь. Еще есть вопросы? - Больше нет. - Хорошо. Предлагаю вам начать с мистером Коллинзом сегодня же. Спустя несколько минут он подойдет к тебе в палату. Дейзи увели, а Коллинз внимательно взглянул на Фармера. - Ну, тут уже все ясно, что за диагноз, - задумчиво произнес главный врач. – Значит так, как договаривались: надеюсь, она будет спокойна всю эту неделю. Никаких пока посторонних лиц, кроме ее родни, никаких писак, ничего, чтобы могло нарушать покой. А потом, как пройдет немного времени, уж придется пускать по одному. Не то в жизни с этим ремонтом не расплачусь, будь он неладен! – процедил сквозь зубы Фармер: от его доброжелательного настроя не осталось и следа.***
Примерно через полчаса Коллинз беседовал с Дейзи в ее палате, записывая ответы в блокнот. - Часто ли ты в последнее время ощущала депрессивное состояние? - Очень часто. Правда, оно сменялось… просветлениями в настроении, что ли. - Ты чувствовала это просветление в связи с отменой казни? - По-разному. Когда ко мне впервые за долгое время пришел мой адвокат и сообщил о возможной амнистии, я сразу поняла, что все так и будет, и меня взяло недовольство, так как думала, что меня уже ничего хорошего в жизни не ждет. После суда я ощущала раздражение и какую-то… победоносность, что ли. А незадолго до переезда – облегчение и интерес к новому занятию, результаты которого я могу показывать людям. - И что же это за занятие? - Написание своей биографии. - Что будет включать в себя твоя биография? - Хотите, зачитаю вам отрывок? – спросила Дейзи и, не дождавшись ответа, подошла к столу и хотела было открыть тумбочку, но Коллинз ее остановил, отметив про себя некоторую порывистость ее движений: - Немного позже, Дейзи, не сейчас. Просто, если можешь, вкратце изложи, о чем будет содержание. - Всякие интересные факты из моего детства, мою семью, замужество, разумеется, мои тюремные будни… Ну, если и здесь будет что интересное, напишу и про клинику, - усмехнулась Дейзи. – Постараюсь быть объективной, без преувеличений, хотя без них порой очень сложно, еле сдерживаешься. - То есть, ты сейчас занимаешься только книгой? Больше тебя ничего не беспокоит? – уточнил врач. - Пока нет… А что, меня должно что-то беспокоить? «Совесть?» - про себя задал вопрос Коллинз, вслух же произнес: - На слуху твоя борьба против домашнего насилия… - Да разве же это борьба? – рассмеялась Дейзи. – Я то в тюрьмах, то здесь. Я дала затравку, а дальнейшее – уже на совести людей. Я не могу на все влиять. - А сама ты жалеешь о содеянном, или все же считаешь, что поступила правильно? По тону врача чувствовалось, что он задал «коронный» вопрос, и он стал внимательно следить за реакцией пациентки, которая, немного подумав, ответила: - Да, я поступила правильно. Если бы я его не убила, то он бы меня убил, или, по крайней мере, замучил. Неужели так плохо – защищаться? Все равно никому его смерть бед особо не принесла, родных у него не было, а жизнь – еще могла бы принести. Заметив напряжение пациентки, Коллинз, тем не менее, решил не сбавлять оборону. - Ты никогда не ловила себя на мысли, что получаешь на самом деле… удовольствие от его плохого обращения? Дейзи чуть было не вскочила, но сдержалась. - Нет, конечно! Что за вопросы? - Прости, если задел, но это нужный ход в обследовании. Касаемо того, что ты режешь себе руки, тушишь о них окурки – зачем ты это делаешь, что чувствуешь при этом? - Успокоение. Иногда бывает так тяжело на душе, а не плачется; тогда ты отвлекаешься на физическую боль, и душевная на время отходит на второй план. Самокалечение меня не радует – я говорю это вам на тот случай, если вы хотите связать это с удовольствием от побоев и унижений другим человеком. Я просто могу его регулировать – где резануть побольше, где-то уколоть посильнее. Но я категорически против, чтобы мне делал больно другой человек. - С каких пор ты себе делаешь больно? - С тех пор, как меня поймали во время побега и посадили в одиночную камеру. Там торчало много гвоздей – вот было развлечение… А как только мне зачитали приговор, – казнь на электрическом стуле – эта практика стала постоянной. Правда, когда я перешла в Холодную гору – чуть пореже, но все же было. Врач хотел было спросить про ее попытки самоубийств, но решил, что пока не время. - А еще раньше – в детстве там, в возрасте первой юности – за тобой не наблюдалось этой склонности? - Нет, не наблюдалось. Но меня тут кое-что беспокоит… Я сама об этом недавно узнала… - Что именно, Дейзи? – живо отозвался Коллинз. Девушка рассказала ему о случае в Париже. - Нужно видеть тебя со стороны, чтобы дать точную оценку этому явлению. Это может быть как сомнамбулизм, так и один из типов мании. Дейзи сказала, что узнает, и на этом первый этап обследования закончился.***
Второй день в клинике был посвящен осмотру и сдаче анализов, а на третий пришла Ребекка, которую Дейзи тут же попросила связаться с Фомами и расспросить их о своем поведении во время этого странного случая. Сестра позвонила буквально на следующий день и сообщила, что Дейзи тогда выглядела как истинная сумасшедшая: громко хохотала, размахивала руками и вырывалась, когда ее пытались усадить в машину. Стало очевидно, что это никакой не сомнамбулизм. Этим же, четвертым днем, мистер Коллинз вновь беседовал с Дейзи. Пациентка рассказала ему несколько историй из своего детства, в том числе – историю с пастором, которую от нее узнал Пол Эджкомб. Врач попросил подробнее описать чувства во время наказания Дейзи отчимом, - порки – но девушка отказалась. Также Коллинз отметил, что она неохотно говорит о своей матери. - Ты не чувствуешь никакой связи между тем своим поступком, когда вы пытались изгнать пастора, и когда ты говорила, везде, где только можно, об уходе от мужей-тиранов? С какой целью ты действовала таким образом? - Чувствую связь. Я хотела – да и сейчас хочу - чтобы людям проще жилось, чему пыталась поспособствовать. - Ты искренне хочешь, чтобы хорошо жилось именно другим, или же ты хочешь показать, как ты заботишься о других? Дейзи задумалась. - Да нет. Искренне. В случае с мужьями так точно, а в случае с пастором я скорее попала под влияние того Джона. Он многому нас научил. - Ты любила Джона? - Как товарища и наставника – не более. - А вообще ты кого-нибудь любила? Из мужчин… - глядя прямо в глаза пациентке, вопрошал Коллинз. – Или хотя бы… была влюблена? - Может, закончим на сегодня? – нервно спросила Дейзи. – Я понимаю, вы хотите мне помочь методом психоанализа, как господин Фрейд, вытирая пыль из самых сокровенных уголков моей души, но ко многим вопросам я просто не готова. Может быть, позже. Я ведь явно не на три дня здесь. - Так я и не требую прямо сейчас с тебя ответов, - ответил врач. – У нас с тобой ведь пока только обследование. Я фиксирую, какие вопросы для тебя болезненны, твою реакцию, а потом будем думать над схемой лечения. Рад, что ты по крайней мере знакома с понятием «психоанализ» - нам тогда будет легче понять друг друга.***
На шестой день обитания в клинике Дейзи снова привели в кабинет к главному врачу, у которого, как и в первый раз, был мистер Коллинз - Дейзи, мы установили твой диагноз, возможно, что даже два, - без предисловий начал Фармер. – Основной – это маниакально-депрессивный психоз, а к нему, возможно, примешано истерическое расстройство личности, что пока неофициально, и с чем мы сейчас до сих пор разбираемся. - Звучит малоприятно, - усмехнулась девушка. – Поясните? - Конечно, - ответил Фармер и протянул ей папку. – В общем-то у тебя проявления двух фаз - и мании и депрессии - в формах между начальной и средней. Это неплохо и вполне поддается облегчению симптомов. В данный момент ты находишься в первой маниакальной. Скорее всего, это расстройство у тебя – наследственное, но тут уж мы не можем сказать наверняка, так как твои родители, насколько нам известно, умерли. Ну и усилилось в связи с неблагоприятными условиями воспитания, ранним и столь же неблагоприятным браком, убийством и последующим за ним наказаниями. - То есть, я от этой штуки никогда не излечусь? – спросила Дейзи. - Увы, нет. Это хроническое. После выхода отсюда ты все равно будешь вынуждена периодически ложиться на обследование. - А истерическое расстройство в чем у меня проявляется? - Тут все непросто, ибо следует нащупать грань между именно расстройством и просто особенностью характера. А проявляется, например, хотя бы в твоем последнем выступлении перед журналистами после суда. Я сразу понял, что к нам едет пациентка, которая чрезмерно любит внимание к своей персоне. Тот случай, что ты перебила мистера Коллинза во время беседы с ним и просила его послушать отрывок из своей книги, тоже навел меня на определенные размышления. - Можете мне предоставить какие-нибудь книги, описывающее это все? – попросила Дейзи. – Просто я себя лучше знаю… и могла бы на основании своей личности разобраться, есть ли у меня истерия как расстройство или нет. - Да, пожалуйста, - улыбнувшись, ответил Фармер. – Главное, с основным диагнозом разобрались. С завтрашнего дня ты - полноправный пациент этой клиники: будешь обедать с другими пациентками в столовой, гулять в холе и во дворе, в послезавтра тебе назначат первую общею процедуру – гидротерапию. И ты должна мне кое-что пообещать: не нужно говорить с другими пациентками на тему домашнего насилия. В противном случае, у нас есть малое отделение для больных с более опасными нарушениями психики, а там не так комфортно, чем здесь. Понимаешь? - Да. Обещаю не говорить на эту тему. - Хорошо. Тут зазвонил телефон. Врач взял трубку и со словами: «Да! Иду!» тут же ее положил. - Мне надо идти, - сказал он. – Мистер Коллинз, проводите Дейзи до палаты и все ей разъясните. Дейзи и Коллинз вышли из кабинета и пошли по коридору. Тут девушка остановилась, а врач вопросительно взглянул на нее. А она не верила своим глазам и будто бы потеряла дар речи, ибо им навстречу шел… Перси Уэтмор с папкой бумаг. Увидев Дейзи, Перси тоже остановился и широко улыбнулся, но эта улыбка не предвещала ничего хорошего, а будто говорила: «Ну, вот мы снова и встретились. Уж теперь-то я тебя достану!» Кивнув в знак приветствия Коллинзу, Уэтмор самодовольной походкой отправился дальше. - Вы знакомы? - удивленно спросил врач. - Да, - слабым голосом ответила Дейзи. - А-а… что он здесь делает? - Новый сотрудник – управляющий персоналом. Говорят, племянник самого губернатора. Ох уж мне этот блат, - вздохнул Коллинз. Дейзи не верила в происходящее. Ей постепенно удалось изменить свое отношение к тому, что ей придется лечиться в клинике, и девушка прямо со времени прибытия стала надеяться, что отдохнет здесь телом и, если получится, душой, но, видимо, не тут-то было: снова никакого покоя, надо смотреть в оба, быть на нервах и проходить те же уроки, которые, по всей видимости, не были усвоены на Миле. «Ничего!» - думала Дейзи. – «Я выстою. Так вечно же не может продолжаться. Рано или поздно все узнают, что это за подлая гнида. Раз судьба, или что там за это все отвечает, хочет, чтобы я исправила ошибки по потере бдительности, что я совершила в тюрьме – я их исправлю».***
Перси тем временем тоже думал о работе над ошибками. Он был неимоверно зол, когда этот Эджкомб, которому больше всех надо, неожиданно ворвался в камеру и помешал тому, что Уэтмор давно мечтал воплотить в жизнь. Ведь в ту ночь Перси все благоприятствовало: и долгожданная уверенность в том, что устранение при помощи снотворного не принесет его коллеге никакого вреда, и слабое сопротивление заключенной. Откуда на его голову взялся этот уже бывший начальник, который по графику в эти часы должен был быть где угодно, но только не в стенах тюрьмы? Весь следующий день Перси по приказу Пола не появлялся на работе и был в крайне подавленном настроении. Все же ему пришлось один раз заехать в тюрьму, чтобы забрать документы, а к коллегам, благо, не было нужды заходить, и к лучшему: уж если Мурс напоследок посмотрел на Уэтмора с таким обжигающим осуждением, которому бы позавидовал и сам дьявол, то как бы отнеслись к его появлению сотрудники блока Е? Положив свои папки на стол одной из секретарш, Перси принялся расчесывать волосы у зеркала, и тут та сообщила, что, оказывается, Дейзи Барджман тоже перебирается в Брайр-Ридж, правда, в качестве пациентки. Пораженный Уэтмор расспросил ее о подробностях, после чего удовлетворенно подумал: "Ага... Значит, наша история все-таки не закончена..." Заходить прощаться в блок он и не думал. Ведь все они там наверняка знали, что Перси в Брайр-Ридж снова будет вместе с Дейзи, и наверняка негодовали на такой расклад событий. В любом случае, это уже неважно. Важно, что то, к чему Уэтмор привык, будет продолжаться еще неопределенное время, пусть и в других стенах. Эта мысль грела душу и поддерживала интерес, а ночью ему приснилась Дейзи, находящаяся в звездном пространстве. Она вела себя, как мираж: Перси пытался приблизиться к ней, но она с каждым его шагом если не отдалялась, то оставалась на расстоянии двух вытянутых рук. Он стал передвигаться интенсивнее, но все было бесполезно: она была такой же недосягаемой, как звезды, окружавшие ее. А сейчас, когда Перси ее увидел здесь, в больнице, как на ладони – ну не может быть, чтобы она по-прежнему оставалась такой же недоступной. Вон как она перепугалась, задрожала – ничего общего с той высокомерной миражной девой из сна. Достигнуть можно всего, надо только пытаться, пытаться и еще раз пытаться. И он непременно попытается.