Ты не мой брат!

       Сумико с криком вскочила с футона и, озираясь в полутьме, с трудом поняла, где находится. Ей приснился очередной кошмар. Только на этот раз это был не сон про старый дом, в котором ей было восемь, а тёмная пещера и напавшие на неё демоны жуткого вида. Сумико ощущала себя чуть взрослей, примерно двенадцати-тринадцати лет, почему-то она была в старинной броне, с мечом и готова сражаться. В том кошмаре, который сначала был больше похож на боевой фильм, она дралась и дралась, рубила мечом демонов, а потом убила последнего, самого большого и жуткого, пронзила его сердце мечом и вдруг поняла, что всё это ложь и иллюзия и что это не демон, а человек в маске. Пещера пропала, и они вдвоём — Сумико и её поверженный противник — оказались на каких-то развалинах. Багровый закат и оранжево-мутное солнце создавали причудливые тени, окрашивая весь мир в оттенки красного. Во сне чётко пахло гарью и кровью, а человек, которого победила Сумико, слегка пошевелился и застонал. Тогда она подошла к нему, с замиранием сердца освободила от маски и увидела знакомое лицо. Парень смотрел одновременно на Сумико и сквозь неё, был мертвенно-бледным, а на уголках губ запеклась кровь. — Цучи!.. — испуганно вскрикнула Сумико. Сердце в груди бешено колотилось, гулко и неприятно отдавая в рёбра. — Он делал это и думал, что я такой же, как он… — прошептал Цучи. — Нет, это я, это я сделала! — закричала Сумико… и проснулась. В горле першило, словно там застряли все невысказанные слова, и Сумико тихонько встала и отправилась на кухню, чтобы попить воды. В квартире Цучи она жила шестой день, пятница уже перевалила в субботу: таймер на микроволновой печи показывал два часа ночи. Почти неделю назад, в субботу, двадцать восьмого июля, напряжение Сумико от этой случайно вскрытой правды достигло такого уровня, что она больше не смогла выдержать. Чувства подкатывали к горлу, заставляли задыхаться от гнева, когда она видела отца и мать, и в конце концов правда прорвалась наружу. Случилась некрасивая сцена. Сумико наговорила много чего. Что родители специально из неё сделали психичку, пытаясь слепить что-то по некому образу и подобию. Что скрывали правду, что она ненавидит Фугу и свою мать, что лишили её друзей. Спонтанно в голову пришла идея, и подтвердилось, что и с внезапным исчезновением Иствуда подсуетился отец, которому Гриффин не нравился. Что отдавали Сумико на эксперименты безумному учёному, который и рад покопаться в мозгах, что лишили её брата из-за каких-то своих закидонов и фобий. Сумико сказала родителям, что презирает их, что ненавидит и не хочет иметь ничего общего и что уходит. Небольшую сумку с вещами она собрала загодя и в тот же субботний вечер хлопнула дверью родительского дома. Потом они всю ночь просидели у Иствуда и Черри, разговаривали о многом. В тот же субботний вечер Иствуду кто-то позвонил и сказал адрес Цучи. У Иствуда родилась спонтанная идея, как снова их познакомить друг с другом, да и Сумико была согласна, что смена обстановки и визуализация «не брата» поможет ей в проблемах со сном и воспоминаниями. Она считала, что как только всё вспомнит о своём детстве, то всё встанет на прежние места и её жизнь, которую упорно ломали много лет, наладится. В воскресенье они приехали по адресу, который разузнали, и набились в гости. Гриффина слегка занесло, когда он договаривался с Цучи. Но сильно одёргивать друга Сумико не стала. Ей правда некуда было идти, а то, что удалось вспомнить про названного брата, было очень положительным. Цучи она доверяла. А ещё… тот был очень приятным и красивым молодым мужчиной с добрыми золотистыми глазами, ровной белой кожей, милой улыбкой и чёрными чуть вьющимися волосами. Неожиданно Цучи оказался похож на тот типаж, который ей нравился. Особо поговорить с ним в то первое воскресенье не удалось. Пришли они где-то около обеда, пока договорились, пока поели, потом ездили к Гриффину за вещами, затем прибирали комнату, в которой поселилась Сумико, вот и день прошёл. Сразу без мыла лезть под кожу Цучи Сумико постеснялась, да и не знала, с чего следует начинать разговор, как общаться. Тем более, что Цучи сразу оградил себя от каких-то «братских» или родственных связей, а в понедельник ушёл на работу. Сумико тоже, как и обещала, пошла на «собеседование», которое окончилось рабочей сменой в том же заведении, в котором работал Иствуд. У Сумико был выделенный счёт, даже отдельный фонд накоплений для последующей учёбы в университете, но ещё неизвестно, что могут сделать родители в отместку, чтобы она «одумалась». Всё же до полного совершеннолетия было ещё два года. Допустим, ученический фонд они тронуть не смогут, а вот лишить другого финансирования — запросто, поэтому надо было думать о будущем. Всю рабочую неделю они с Цучи присматривались друг к другу, разговаривая односложно: про еду, кто первый пойдёт в душ, что купить в магазине и тому подобное. Сумико только узнала, что её «не брат» работает на какую-то фирму, связанную с рекламой, а ещё фотографирует, и некоторые его работы она видела на билбордах, в журналах и лентах новостей в соцсетях. Сумико дошла до кухни, в темноте налила себе воды, присела на стул и прижалась к стакану, охлаждая взопревший лоб. — Не спится? — следом на кухню вошёл Цучи и включил свет на вытяжке. Дополнительное и не особо яркое освещение над плитой только слегка развеяло ночной мрак и напомнило Сумико о приснившемся кошмаре. — Жарко? — Ага, — сглотнув, согласилась Сумико, украдкой рассматривая рельеф полуголого Цучи, который был только в свободных пижамных штанах. Впрочем, сама Сумико тоже лишь накинула тонкий короткий халатик, чтобы выйти, а из-за жары спала в одних трусах. — Ты чем-то занимаешься? В смысле у тебя хорошая форма… Цучи тоже налил себе воды и присел на соседний стул. — Всего понемногу. Каратэ, дзюдзюцу, кэндо, — сказал Цучи. — Даже кюдо занимался. Сейчас в свободном плавании. Тренируюсь для себя. А ты всё ещё занимаешься дзюдзюцу? Когда-то Фугу очень настаивал, что его ребёнок должен уметь постоять за себя. Пожалуй, это было единственным… — и осёкся, замолчав. — Э… Да… — ответила на прозвучавший вопрос Сумико. — Стараюсь, хотя с тех пор, как всё это закрутилось, не была на тренировке, — смутилась Сумико ответного изучающего взгляда. — Я знаю, что мы встречались, когда мне было тринадцать, но я этого совсем не помню. Может, ты мне расскажешь, что произошло?.. — Я сам уже не помню, — сказал Цучи, резко влил в себя половину стакана воды и вышел из кухни. Сумико на автомате дёрнулась за ним, чтобы остановить в коридоре между кухней и ванной комнатой. — Постой, — она схватила Цучи за предплечье, внезапно ощущая голую кожу, мягкую и пышущую внутренним жаром. Почти в полной темноте прикосновение стало пугающе интимным и в то же время напомнило о Тени из снов. — Мне сон приснился, — торопливо сказала Сумико, — как будто… как будто я тебя случайно убиваю. Я думала, что ты демон, а потом ты во сне мне сказал: «Он делал это и думал, что я такой же, как он». Ты знаешь, что это может означать? Цучи, когда она это сказала, ощутимо вздрогнул и напрягся. А до Сумико дошёл запах парня, которого она схватила ночью в коридоре. Пряный, густой, пахнущий нагретой на солнце сосновой корой и горьковатым лаймом. Запах Цучи словно подстегнул даже не воспоминания, а ощущения: стало так приятно, уютно и спокойно, что Сумико, на миг забывшись, практически уткнулась в чужую шею, чтобы в полной мере это почувствовать. — Сумико, ты играешь с огнём, — опалило ухо дыхание Цучи, и Сумико вцепилась в «не брата» ещё крепче, потому что внезапно её накрыли воспоминания. «Тебе рассказать, что делал твой отец и как боялся, что я сделаю то же самое со своей сестрёнкой?..» — такой же горячий шёпот, от которого тьма ярости застила глаза. «Я не верю тебе! Ты всё врёшь! Ты не мой брат и никогда им не был!» А потом клокочущая ненависть, которая искала выхода, снова-снова-снова! Цучи, ещё совсем молодой, с застывшей болью в глазах, отпихивал её раз за разом. А Сумико набрасывалась и набрасывалась, словно хотела выцарапать эти глаза, стереть грустную полуулыбку с идеального лица с печатью горя. «Я преподам тебе урок, не нападать на того, кто не по зубам, как преподал мне урок твой отец…» — тоже на ухо, подпуская ближе, и вихрь короткого поединка, она пыталась ставить блоки, но потом резкий хруст и вспышка отрезвляющей боли в руке. — Я вспомнила, как ты сломал мне руку, — сказала Сумико, и Цучи снова дёрнулся, отстраняясь от неё и отступая на другую сторону узкого коридора. — Правда вспомнила. Я знала факт, но никаких подробностей не помнила. Ты сказал… Ты сказал… В полумраке глаза Цучи влажно блестели. — Я не хочу об этом вспоминать. Прости, — голос звучал ровно и твёрдо. — Прости, — дошло до Сумико. — Я хотела всё вспомнить, чтобы моя жизнь наладилась, и не думала, что тебе всё это будет неприятно вновь ворошить. Я думала только о себе. — Так бывает, — хмыкнул Цучи и прошёл мимо, следуя в свою комнату. Сумико шла сзади и чуть не наткнулась на Цучи, который внезапно остановился. — В следующий раз, когда решишь пообниматься со мной полуголым, помни, что могут быть и последствия таких необдуманных действий. — Какие?.. — почему-то шёпотом спросила Сумико. От странных хрипящих ноток, прозвучавших в голосе Цучи, её прошила короткая волна неясной природы: то ли страх, то ли волнение, то ли даже возбуждение, или всего понемногу. — Сумико, я мужчина, — устало сказал Цучи. — Со своей девушкой я расстался… давно. Ты мне не сестра. Ты мне симпатична. И ты провоцируешь. — А если я специально?.. — не удержалась Сумико, еле справившись с собой, чтобы радостно не переспросить: «Я что, тебе правда нравлюсь как девушка?!». — Может, я хочу этого?.. В следующую секунду она почувствовала рывок и то, что её прижали спиной к стене. А потом Цучи смял её губы довольно грубым поцелуем, от которого внутри словно разлилась горячая патока. Сердце колошматилось в ушах, было так горячо, страстно и сладко. Запах Цучи обволакивал, движения его губ и языка сводили с ума, вызывая дрожь и жгучее желание. Когда поцелуй прервался, Сумико с трудом перевела дыхание от накатившего волнения. — Ты что, в первый раз целуешься?.. — почти ровным голосом спросил Цучи, осторожно погладив её по щеке. — Д-да… — прошептала Сумико, пытаясь успокоить колотившееся сердце и удержаться на ватных ногах. — Иди спать, — отстранился Цучи и направился в свою комнату, оставив Сумико секунду недоумевать насчёт того, что всё это было, и мучиться внезапно разбуженным томлением. В груди укололо болью. — Не отвергай меня, Цучи! Не бросай меня, как тогда! — выкрикнула она в сердцах, останавливая Цучи у дверей его комнаты. Время словно замерло, полумрак загустел, превращаясь в студенистое желе. Цучи так и стоял спиной, словно боялся повернуться и посмотреть на неё. — В отличие от ситуации десять лет назад, ты уже не маленький ребёнок и сама в состоянии меня догнать, — наконец выдал Цучи и вошёл в свою комнату. — Просто ты должна полностью отдавать себе отчёт в том, что ты хочешь этого… — дверь за собой Цучи не закрыл, так что последнюю фразу Сумико услышала и поняла, что, видимо, следующий шаг за ней.