Ужас и Истощение.

      Мы спускались уже примерно минуту, соблюдая молчание, от которого впрочем, не становилось тише, ведь мы всё время слышали громкий металлический скрежет, приправленный хрустом ржавых цепей. Иногда лифт стопорился, очень часто его начинало сильно трясти. Один раз он даже стукнулся о стенку узкого туннеля, чем вызвал у меня и у девочки испуг. С момента как мы её освободили она не проронила ни слова. Ради интереса и чтобы разрядить обстановку я спросил у неё, как её зовут, но она лишь посмотрела на меня с досадой. Я смог разглядеть её невинные зелёные радужки, отдающие слабым блеском, и на секунду раздобрел к ней. У меня даже появилось настроение заговорить с Рагнвальдром, всё равно нужно было как-то коротать время пока лифт опускался.       — Так какая она, столица севера... — Только и успел я сказать, как вдруг меня прервал резкий толчок. Мои ноги подкосились, я начал скользить назад, а туша Рагнвальдра, ловящего девочку, неуклюже придавила меня к стенке из прутьев. Мы услышали громкий и пронзительный визг стали, а вместе с тем почувствовали неустойчивость поверхности у нас под ногами. Я быстро понял, что мы падали, и довольно стремительно. До дна должно было оставаться недалеко, падение не должно было оказаться болезненным, но тут моя рука, уж не знаю повинуясь какому такому рефлексу, выскользнула из-за прутьев и оказалась снаружи лифта, видимо желая вызволить меня из моего неудобного положения. Зажатый между Рагнвальдром, держащим девочку, которая в свою очередь неуклюже держалась за рычаг, в растерянности я не заметил этого, стараясь быстро придумать выход из ситуации, поддавшись панике. И тогда я почувствовал боль. Нестерпимую боль, которая даже приобрела звук — звук ломающейся кости. Не просто ломающейся, а ломающейся с громким, отчётливым хрустом, слышным даже на фоне завывания падающей металлической конструкции. Я заорал во всю глотку, ведь мне ещё никогда не было так больно. Это был не просто перелом, коих за жизнь я претерпевал несколько. Я на мгновение одёрнул взгляд и увидел, что моя правая рука ударилась о стенку и проехалась вдоль неё, из-за чего под скоростью и тяжестью падающего лифта, столкнувшаяся с двумя силами, она была согнута и вывернута, в то время как моя кость, торчавшая теперь наружу между воспалённой кровоточащей плотью, стала надломлена как сухая веточка. От страха я потерял сознание.       Очнулся я в узенькой пещере, неподалёку от меня с усердием вжималась в платьице девочка, стараясь укутаться в нём как в одеяле. Разглядеть её я смог лишь благодаря тусклому свету факела, который придерживал Рагнвальдр, терпеливо ожидавший моего пробуждения. Здесь было холодно, в носу я почувствовал насморк. Едва я шевельнулся, как всё моё тело парализовал болезненный шок, исходивший от руки, а вернее того, во что она преобразовалась. Я всё ещё мог видеть торчащую наружу кость, которую неровно накрывал собой плотный слой полосок белой ткани. Я заскулил, ведь каждое моё движение неизбежно провоцировало соприкосновение этой страшной открытой раны с поверхностью бинта, что приносило мне боль, сравнимую с пыткой. Девочка зажималась сильнее с каждым издаваемым мною звуком, и Рагнвальдр обратил на меня внимание.       — Я сделал что мог, но рано или поздно этот открытый перелом загноится и ты начнёшь заживо разлагаться. Лучше отсеки руку сейчас. Я нанесу быстрый и точный удар, долго страдать тебе не придётся. Хотя, выбор за тобой. Если ты хочешь медленно и мучительно умереть, не вижу смысла с тобой драться. В его словах я не нашёл ни искорки сострадания или волнения, ни нотки колебаний. Я старательно искал хоть какое-то сомнение на его лице, но он был настолько хладнокровен, что боль перенеслась мне в грудь. Неужто не было другого выхода? Я не хотел становиться калекой, ни за что на свете... Этого просто не могло случиться, не должно было! Почему со мной? Почему сейчас?!       У меня не нашлось сил ему ответить. Скулёж перешёл в плач, а затем в беспомощное громкое рыдание, и я повалился на спину, больше всего на свете желая умереть. Я закрыл глаза и представил себя на краю пропасти, являющей собой границу земного мира. Позади меня была толпа, и среди неё я — главный мученик. Главная жертва, понёсшая на себе все страдания этого мира. Мне не светило солнце, меня не омывал прохладный дождь, и даже мороз не щипал мои щёки. Я находился один в пустоте, в бездне отчаяния и скорби, лишённый какого-либо смысла жить. Всё что мне оставалось, это умереть.       Я почувствовал холодное прикосновение крохотных ладоней. Я открыл глаза и увидел нависшую надо мной девочку, смотревшую на меня с жалостью. Она утешала меня, гладя мои залипшиеся волосы. Её жалость ни сколечки меня не утешила, и даже наоборот, разозлила. Да что она могла знать о моей боли? И всё же я ответил притворной улыбкой, просто потому что не хотел грубить ребёнку перед Рагнвальдром, хотя по правде сказать, мне хотелось отшвырнуть её в сторону от себя. Но я не мог, ведь меня ни на секунду не переставала терзать боль.       Рагнвальдр зажёг для девочки факел, а сам двинулся к выходу из пещерки.       — Ждите здесь. Я осмотрюсь и попробую поискать выход.       Девочка проводила его взглядом, я ничего не проговорил ему вслед. Я чувствовал себя паршиво. Мне было всё равно, что теперь случится. Я не стал бы возражать, даже если бы он оставил меня здесь вместе с этим надоедливым ребёнком. А я не сомневался, что так он и поступит. Во всяком случае, я бы на его месте так и поступил, отыщи выход из этого подземелья. Кстати, а где я вообще находился сейчас? Судя по всему это был какой-то совсем глубокий уровень катакомб, куда спускались очень редко. Здесь не стояло никакого освещения, а по тем нечётким очертаниям в тенях я мог лишь предположить, что были мы где-то под землёй, то ли в шахте, то ли в глубокой пещере, или может даже в каньоне, накрытом тюрьмой, из которой мы вывалились. Здесь стоял неприятный запах, но я не мог определить, чем именно пахло. В воздухе витал лёгкий привкус птичьего помёта, эта версия мне казалась наиболее близкой к истине. Я покрутил головой и увидел в дальнем уголке пещеры нечто округлое. Я попросил девочку посветить туда факелом. Она подошла, поднесла руки, и я понял, что это был кокон бледно-серого цвета, под мягким слоем скорлупы которого просвечивалась жёлтая жидкость, что также слегка сочилась с поверхности. Присмотревшись, я также заметил слабое шевеление посреди этой жидкости, отчего всякие сомнения у меня отпали. И о чём только подумал тот тупоголовый дикарь, оставив меня здесь? Хотя мне было как-то всё равно, даже если оттуда вылупится какая-нибудь тварь и съест меня. Девочка потыкала в кокон и испугалась его водянистости, отпрыгивая в сторону и вытирая слизь с пальцев о платьице, а я так и продолжал неподвижно лежать на гладком камне среди шуршащей пыли.       Так шли минуты. Может прошёл час. Я не знаю, ведь для меня это утратило значение. Всё это время я не думал ни о чём, буквально. Настолько я был изнемождён и опустошён. Но когда я заметил блеснувшую у входа в пещеру тень, я оживился, поняв, что то был не Рагнвальдр. Из макушки тени торчало два треугольника, с щёк по три волнистых тонких уса, а со спины тонкий округлый хвост, и вскоре на свет факела, робко удерживаемого девочкой, вышел, слегка сутулясь от низости потолка пещерки, таинственный джентльмен в малиновом фраке и в жуткой, фиолетовой кошачьей маске, на которой застыла улыбка настежь распахнутой пасти. Одной рукой он дёргал себя за ус, а другой интенсивно шевелил в кармане бежевых шаровар, поверх которых были обтянуты качественные кожаные сапоги высотой ему по ляжки. Его глаза цвета янтаря отчётливо светились в темноте и пробирали меня на сквозь, и почему-то мне показалось, будто я уже где-то встречал этого персонажа, когда-то давно, в детстве.       — Приве-е-ет, незнакомец! И приве-е-ет, красотуличка! — Отталкивающе-вальяжным тоном заговорил чудак в странном костюме, хищно смотря на девочку и громко шурша карманом. — Какие аппетитные у тебя щиколотки, ах... Загляде-енье... — Произнёс он так мечтательно, что мне аж стало противно, и я решил его перебить, скоропостижно поднявшись на ноги и берясь за лежащий неподалёку скимитар.       — Тебе что нужно? Ты кто такой, чёрт тебя дери?       — Ну разве не чудесный сегодня денёк? Слишком чудесный, чтобы видеть в нём повод зли-иться...       Я напрягся ещё сильнее. Это выглядело как какой-то нелепый розыгрыш. Он точно надо мной издевался, ибо видел, в каком я нахожусь положении. Но вскоре он добавил:       — Я вижу, что ты попал в беду и оказался тяжело ранен. Старина Покеткэт готов тебе помочь! Видишь ли, я — торговец, но мой ассортимент состоит отнюдь не из заурядных товаров, какие ты можешь найти на рынке. — Мурлыкал он лукаво и обольстительно, плавно продвигаясь всё ближе ко мне. — К примеру — вот. Этот чудодейственный эликсир, изготовленный из редчайших ингредиентов на земле и зачарованный с помощью тёмного колдовства, способен залечить любые телесные раны! Я сразу же оживился, тело моё обдало жаром. Отвернувшись от девочки, которая с каждым шагом Покеткэта отходила на шаг назад, я сосредоточился на флаконе, что он вытащил из соседнего кармана.       — Продолжай...       Покеткэт довольно усмехнулся.       — Ну разумеется, это ведь именно то, что тебе нужно! Просто взгляни, что творит всего одна-единственная капля!       Он аккуратно положил ладони на моё запястье, наклоняясь. Я заметил огромную разницу в росте между нами. Он хотел взять у меня из рук скимитар, и я не стал сопротивляться. Он крутанул скимитар в своей руке, вытащил руку из кармана, и сделав всего один взмах, лишил себя всех пальцев от мизинца до указательного, и при всём при этом даже не повёл бровью. Я изрядно удивился, но настоящее удивление ждало впереди.       — А теперь смотри... — Таинственно сказал он и сделал глоток эликсира. Его пальцы отросли на том же самом месте, где были отсечены, в точно таком же виде, в каком я застал их секундой ранее. Увиденное потрясло меня. Я сразу же подумал о том, не могу ли я проделать то же со своей разрушенной рукой, и хоть он не выглядел телепатом, точно прочёл мои мысли.       Я успел стащить с собой примерно сотню серебряных монет, уже было думая, что они мне не пригодятся. Этого должно было хватить, думал я. Уже было собирался спросить его цену, как тут он вдруг выставил передо мной указательный палец, помотав им по сторонам.       — О, но я должен тебя предупредить. Видишь ли, я необычный торговец. Хотя бы потому, что в качестве платы за товар не принимаю валюту, мрх-х-х... Он не стал договаривать, желая чтобы я сам, в трепете и интриге, спросил у него.       — И что же ты берёшь в качестве платы за свой товар?       Покеткэт плавно повернул палец в сторону девочки и указал на неё.       — Детей, о любезный незнакомец! Я дам тебе флакон с целебным эликсиром, если ты позволишь мне проводить это прелестное, заблудившееся дитя из этого страшного места, кишащего кошмарами! Мы же не хотим чтобы чистое, непорочное дитя, пало во власть злых, тёмных сил?       Девочка прыгнула к моей ноге и изо всех сил обняла меня, но я не решился посмотреть ей в лицо. Я чувствовал её дрожь и мне хотелось отпнуть её в сторону, чтобы не думать об её страхе и о жалости к ней. Покеткэт облизнулся, но сейчас я так напрягся от раздумий, что не заметил каким огромным, нечеловеческим был у него язык, и как вертелся от волнения хвост за его спиной. Он продолжал уговаривать меня:       — Я помогу ей сбежать из этой тёмной дыры, Луна осветит ей дорогу! Ты можешь не беспокоиться о том, что с ней что-либо случится. Она будет в надёжных, хе-хе-хе-хе, карманах...       В самом деле, что худшего могло произойти с этой паршивкой? И касалось ли это меня? Моей единственной целью было выживание, и мне уже было плевать на цену. Я не успел привязаться к ней, чтобы испытать хоть малейшие муки совести при принятии этого решения. Сотни, тысячи детей гибли на улицах моего родного города. Я видел улицы, усеянные мёртвыми телами изголодавшихся, заболевших, забитых, обглоданных. Я, как и они, зарабатывал себе на жизнь любыми способами, и смог пробиться наверх, карабкаясь по чужим трупам. То, что она попала в эту передрягу, исключительно её вина. Разумеется я понимал, что собирался сделать с ней этот страшила. Но мне хватило сил убедить себя, что мне плевать. И я взял её за плечо и с силой подтолкнул в сторону Покеткэта, из-за чего он залился смехом искренней радости и счастья, протягивая мне флакон.       — О, премного благодарен, любезный покупатель! Счастливо оставаться! Покеткэт ушёл. Его смех и его шаги становились всё тише. Девочка, которую он плотно держал за шею и против воли волок за собой, обернулась чтобы посмотреть на меня, но я отвернулся. Сам себя не слыша и не управляя своими губами, я прошептал:       — Прости...