* * *
Поместье клана Харуно совсем не изменилось. Будто и не было ничего. Те же гладкие полы в старом семейном додзё. Те же старые картины, что правящее семейство иногда дарило своим верным вассалам. Те же цветные стёклышки в пруду с карпами во внутреннем саду. Куноичи ходит по коридорам, ест за столом, читает сидя под деревом, посаженным в честь её рождения. Ветвистая сакура укрывает тенью посапывающего Рику, удивительно спокойного и смирного. Сакура смотрит на него, задумчивая. Изучает маленькие звёздочки веснушек, что усыпали нос и щёки. Следит за тем, как лёгкий ветер колышет рыжие волосы, слишком непослушные и жесткие для обычного человека. Могла ли она подумать, допустим, год назад, как повернётся жизнь? Скажи ей кто, что, до недавнего перспективный гениальный медик, будет с нуля изучать ток собственной чакры в свободное от заботы о младенце время, то Харуно бы недоумённо скривилась. У неё были немного другие планы на ближайшие пять лет. А сейчас розоволосая голова болит от того, правильно ли она питается и где достать подходящий для амфибии крем. Порядочно увлажняющий. – Хоть самой формулу выводи, – вздохнула Сакура, переводя взгляд на листья высокой вишни, изумрудные в солнечном свете. – И ведь придётся. А что насчёт витаминов? У него наверняка есть какая-то клановая диета. Подойдёт ли обычная…? К сожалению, в Конохе было больше информации о том, как извести жителей Кири и чем бить представителей акульих кланов, чтобы понизить их шансы на выживание. Никто не додумался до того, чтобы рассчитывать необходимую для них ежедневную дозу йода, например, или витамина С. Неподалёку скрипнул гравий. – Отдыхаете? – пожилой статный мужчина, всё ещё сохранивший боевую выправку, приблизился к скамейке. Его кислотный зелёный взгляд был ласков, изучая фигуру внучки и совсем юного правнука. – Немного ленимся, Акира-оджисан, – с лёгкой улыбкой ответила Сакура, выныривая из своих мыслей. Просто начать увлекаться самокопанием и пустыми волнениями, когда большую часть времени тебе нечего делать. «Надо уже взять себя в руки,» – внутренне укорила себя девушка. – «Больше практики. Мне не помешает для восстановления.» – Ну и хорошо, – мужчина тихо опустился рядом. Шелест листьев, пусть и звучал перезвоном полного надежд лета, всё ещё нёс в себе свежесть первых весенних дождей. Отцветшая сакура, недели назад осыпавшаяся румянцевыми лепестками, вступила в новый цикл своей жизни. Декоративное дерево, призванное радовать глаз и скрашивать будни, несмотря на желание своих владельцев, оставалось собой. – Последний год меня всё больше волновала мысль, – тихо и размеренно начал патриарх розоволосого семейства. – Что в переломе твоей жизни есть моя вина. Младшая Харуно поперхнулась воздухом. Будто чувствуя смущение матери, Рику заворочался в своей кроватке. – С чего бы… – начала было она, но одним взглядом её прервали, призывая замолчать. Нахмурившись, девушка продолжила слушать странное признание, на которое решился Харуно Акира. – Наша семья сотни лет, ещё до появления скрытых селений, преданно служила Господину, – бывший самурай скользил взглядом по старым стенам своего поместья. – Мы вместе преодолели времена смуты и братоубийства, помогая семейству уважаемого даймё закрепиться на троне. Спасая разрозненный Огонь. И, в благодарность нашей преданности, нам отплатили высшим благом во времена упадка. Замерев, куноичи слушала речь, вспоминая старые клановые притчи и легенды, что ей рассказывала в детстве бабушка. – После того, как беспринципные наёмники, именующие себя «шиноби», присягнули двору, в самураях не осталось нужды. Наш меч, выстраданный из прямоты и чести, мало что мог противопоставить изощрённым техникам и обманкам, – из старческой груди вырвался тихий, полный печали вздох. – Я был последним из семьи, кто оголял наследный клинок, за ненадобностью, повешенный на стену. Рику всхлипнул, запричитав на своём детском наречии и Сакура, не желая даже такими мелочами перебивать дедушку, зашептав успокаивающе, взяла мальчика на руки. Плавно покачивая ребёнка, девушка отметила то, с каким сложным чувством на неё смотрит старший Харуно. – Взамен того, что мы добровольно отреклись от пути воинов, даймё, мой старый друг и господин, подарил клану Харуно несколько плодородных гектаров, и позволил делать с ними всё, что заблагорассудится, – на бесцветных мужских губах проклюнулась еле заметная ухмылка. – Мияко тогда пошутила, что, раз мы не можем убить врагов господина, то остаётся их только споить. Как видишь, идея твоей бабушки принесла нам много пользы. Мало кто помнит, что мои руки держали меч. Сейчас они полны бумаг и денег. Под тихое гугуканье малыша, куноичи улыбнулась, прошептав привычное с детства: – «Торгаши Харуно», – в конце невольно вырвался смешок. Только став взрослой и столкнувшись с жестокостью реального мира, девушка осознала, как была избалована в своей семье. Заботой. Любовью. Вниманием. – Одни из лучших «торгашей» континента, – поправил шутливо её дедушка. Ухмылка его стала шире, но, спустя мгновение, она превратилась в скорбно поджатые губы. – Но, даже с новым статусом, мы остаёмся верными слугами нашего господина и я, даже не попытавшись защитить тебя, исполнил его волю спешно и без рефлексии, – седая голова чуть склонилась, когда мужчина задумчиво изучал свои узловатые руки, когда-то давно натруженные от бесконечных тренировок с боккеном. – И это стало отправной точкой в череде событий, что привела тебя в маленький личный ад. Чудом стало твоё возвращение. Не зная что ответить на подобное откровение, слишком непривычное от обычно стойкого и сильного человека, Сакура молчала. Проблема была в том, что девушка боялась согласиться с этой речью. Ещё тогда, ощущая себя брошенной всем миром на том богами забытом острове, она искала виноватых. Список её был велик. Да, первой в нём всегда стояла она сама, но обиженное и нарывающее сердце искало прочих. Чоуджуро воспринимался как что-то неподконтрольное, словно стихия, цунами или землетрясение. С ним, единственным живым человеком посреди океана, она смирилась. Терпела. Приспособилась. Но остальные? Заболевший Учиха Итачи, из-за которого сорвалась миссия. Саске, что предложил спонтанную работу. Канкуро, что вынуждал прятаться своим настойчивым преследованием. Наруто, что полез к книге. Сай, что его спугнул. Ямато, что не проследил за командой как следует, и не отбил у них всё желание шляться ночью по храму. Ино, что вовремя не вытащила. Какаши-сенсея, что не подсказал… Список этот мог стремиться к бесконечности, наполняя перечислением имён и фамилий длинные часы уборки, стирки или простого чтения в островной тюрьме клана Хошигаки. Порой, она закапывалась в жалости к себе настолько глубоко, что вытаскивала собственную фамилию, объединявшую всех членов самурайского клана Харуно. Чем дольше она была в том каменном поместье, тем насыщенней становилась гнилая горечь в её сердце. Головой она понимала, что таким способом переносит всю злость, что не могла выплеснуть на навязчивого Чоу. С ним требовалось изображать терпение, мягкость и ласку. Но эти едкие эмоции находили выход в ином месте. И даже дома Сакуре казалось, что она частично себя убедила в вине окружающих лично перед ней. За испорченную жизнь и поломанные перспективы. Только вот, отрезвляя сама себя, девушка вспоминала, что это ей ничем не поможет. Чего бы не было в прошлом, настоящее и будущее жить ей всё-равно придётся. Только от неё самой зависит, каким будет это время. И её отношение к нему. Поэтому она постаралась встретить пронзительный кислотно-зелёный взгляд Харуно Акиры искренностью, что оставалась в её надтреснутом существе. – Я решил поступиться словом перед даймё, чтобы искупить свою вину перед тобой, – продолжал тем временем дедушка, ошарашивая внезапным признанием. – Не смотри на меня так. Мой старый друг скорей всего воспримет это старческим чудачеством, и ничем больше. А если нет… то у меня достаточно связей и влияния в Торговой палате, чтобы его в этом убедить. Абсолютно не понимая что происходит, розоволосая продолжала рефлекторно покачивать ребёнка. – Акира-оджисан, – аккуратно начала она, – не стоит рисковать ради своей глупой, наделавшей ошибок, внучки. Я сама должна нести ответственность за свои ошибки. Ты не можешь быть в них виноватым. Старик лишь покачал головой. – Я сниму со стены наш меч, – спина его, прямая и стойкая, казалась непробиваемой в этот момент, – и лично обучу всем ката нашего клана своего внука, Харуно Рику. Пусть мои сыновья разделят наследие денег и статуса, но моя внучка и её ребёнок примут то, что передал мне отец. Наше Бусидо. В ушах Сакуры, казалось, зазвенело от услышанного. Семейная легенда, изящный в своём мшистом нефритовом облачении, что украшало искусные ножны. Клановые тайны, что столетия защищали лично семейство даймё? Их страну, что, со временем, поглотила все нынешние земли Огня? Всё это… – … передать бастарду и сыну опозоренной внучки? – неверяще прошептала она. – Дедушка, ты осмелишься принять Рику в клан и доверить наше имя? Забывшись, она пропустила официальное уважительное обращение. Назвала его так, как не называла уже очень-очень давно, с малых лет. На этот встревоженный вопрос старик мягко улыбнулся, поднимая сухощавые смуглые руки. Сакура ощутила запах дорогого табака, когда Харуно Акира заключил свою внучку и её сопящего ребёнка в объятья. И она безмолвно плакала, слыша тихий шёпот одного из самых дорогих для неё людей: – Я рядом, девочка моя. Я рядом.* * *
– Надо же, и года не прошло, – язвительно вырвалось у Сакуры, когда она увидела на пороге своего дома Сая с отрядом АНБУ. Бледнолицый художник, как всегда беспристрастный, улыбается своей искусственной улыбкой. – Полгода, – отмечает он, сохраняя вежливую дистанцию, не переступая границу ворот поместья Харуно. Шиноби, несмотря на свои силы, не решались ссориться с людьми даймё. Ты можешь уметь рушить руками скалы или вызывать взглядом пламя, но какой от этого толк, если пропадёт возможность купить рис? Заказать лекарства? Выбрать невесте свадебное кимоно? За экономику отвечали гражданские. – Учитывая то, что ты в компании спецподразделения, – положив руку на бедро, обозначила розоволосая, – то ты не в гости пришёл, проведать как у меня дела. – Всё верно, – послушно согласился художник. Девушка любила Сая, как своего очень странного друга. Сложный в первые месяцы, парень стал буквально идеальным напарником для выполнения заданий. Чёткий, тихий, невозмутимый, он мог подстроиться под любой набор команды. Да и другом он оказался хорошим, готовым помочь в самых разных делах, с интересом выслушивая монологи о тяжёлых днях на работе или просто дурной погоде. Однако, на подкорке сознания, она всегда помнила, чей он человек. И что, разрываясь между приказами Селения и другом, Сай выберет интересы Конохи. – Дашь какие-нибудь вводные? – вздохнув, куноичи порадовалась, что дедушка был во дворце, и не видел всего этого безобразия. Очевидно, Сай задумался на долю секунды. К удивлению Харуно, тот кивнул, давая сопровождающим отмашку скрыться в близлежащих деревьях. Цыкнув, девушка всё-таки пригласила его пройти внутрь, в гостиную. – Тебе стоит собраться к завтрашнему утру, – начал он, пока шиноби ждали расторопную служанку. – Был приказ не задерживаться, но не думаю, что десять часов сыграют какую-либо роль. Служанка в однотонном кимоно тихо отодвинула сёдзи и, под внимательным чернильным взглядом, аккуратно поставила поднос у стола, водружая на тёмное дерево изящный чайник и пару чашек. В завершение опустилась тарелочка с моти. – Что-то случилось? – Сакура неторопливо взяла свой стакан и, грея пальцы о глиняные бока, вдохнула аромат любимого чая. – Первые переговоры с Кири о заключении мира, – выдал Сай, тоже беря себе кружку. Руки девушки вздрогнули и несколько капель пролилось на лакированное дерево. Художник же, как ни в чём не бывало, потянулся за моти. – Я то тут причём? – прошипела розоволосая, перебарывая желание потянуться к затылку, чтобы дотронуться до, будто бы, вспыхнувшего фантомной болью, шрама. – То что ты будешь в селении — было одним из неофициальных условий той стороны, – чёрный взгляд напротив заставил её поёжится. – И ребёнок тоже. Скрипнули зубы, но куноичи всё-таки переборола первую реакцию, что рвалась из её глотки. Если она сейчас перевернёт стол и заорёт на внезапного гостя, то Рику проснётся, а дедушке потом доложат о произошедшим с ненужными подробностями. – Почему? – только и смогла выдавить она севшим голосом. С тихим стуком опустилась на столешницу глиняная кружка. Сай, умудрившийся опустошить свой бокал, подлил себе ещё зелёного чаю. Бледные пальцы с затёртыми следами чернил потянулись за ещё одним моти. – Инициатором переговоров стал клан Хошигаки, – продолжал он. – То же акулье семейство, что и, по факту, продавило начало активной боевой фазы в нашем соперничестве с соседями. Она молчала, пустым взглядом изучая собственные руки. – Эй, – внезапно монотонный голос приобрёл крошку, самую капельку, эмоций. – Мне сказали, что он хочет поговорить. Внутри Селения тебе ничего не грозит. – Да? – вырвалось нервным смешком, и девушка со стыдом отметила, как увлажнились её глаза. – Этим торгом мы можем купить перемирие, Сакура, – на неё смотрели серьёзно. – В войне, что не выгодна ни одной из сторон. Она не хочет соглашаться. Она не хочет показывать ему ребёнка. Она не хочет его ни видеть, ни слышать, ни, тем более, разговаривать. Но Сакура – дочь семьи самураев, и она понимает, что такое долг. Сборы проходят спокойно, без особой спешки. Да и зачем суетиться, если родители по прежнему держат винный магазинчик за алыми стенами Листа? Рику немного страдает во время путешествия, но это от того, что у малыша режутся первые зубы. Острый частокол. До этого момента Сакура и не знала, что детские игрушки можно выкидывать так же часто, как собачьи игровые мячики. Порванными в клочья. Судя по напряжённой атмосфере в деревне — из-за задержки Сая, что благосклонно позволил ей переварить грядущие события и не торопил, их определённо ждали раньше. Однако, делегации Тумана ещё не было. Сакура очень надеялась, что они тоже безбожно опоздают, потому потратила свободный вечер на ужин с семьёй. Утро следующего дня — на встречу с друзьями. День — на прогулку с сыном. Вечером же, когда девушка направлялась к Сенджу, чтобы обнять Наставницу, её заставили вспомнить о цели возвращения в Коноху. Это случилось на одной из людных улиц, ведущих в сторону больницы. Слева была заполненная чайная, куда частенько было сложно попасть без предварительной записи. Справа расположился книжный магазин, в котором сама куноичи множество раз покупала учебники, методички и книжки с рассказами. Он молча смотрит на неё, неверяще распахнув глаза. Сакура, пойманная этим тёмным нечеловеческим взглядом, застывает на месте. Будто снова её окружают не родные стены селения, а пустынные коридоры заброшенного каменного поместья. Шум толпы, прорываясь сквозь грохот сердцебиения, превращается в отголоски океанского прибоя. В воздухе пахнет солью. Даже в горле першит. Рику, внезапно заинтересованный, ворочается в её руках. Малыш силится посмотреть на новое лицо, усиленно смаргивая третьим веком сонливость. Вертит головой. Задирает подбородок. Пытается вырваться из рук, привлекая тем самым только больше внимания. Чоуджуро смотрит. В стекле его очков отражаются блики ранних уличных огоньков, но за этим призрачным светом выворачивающая все её внутренности чернота. – Сакура, – тихо говорит он, когда меж бледных губ блестят острые зубы. Три слога, перезвон знакомых с детства звуков заставляет её почувствовать себя запутавшейся в сетях рыбой, увидевшей приближающийся акулий бок. Когда он делает к ней пару шагов, Сакура заставляет себя не шевелиться, не сбегать. Ей двигает надежда на то, что если она будет казаться сильной, то таковой и станет. После четвёртого шага она прикусывает щёку, безмолвно повторяя про себя — я в порядке, я в порядке, явпорядке, явпорядкеявпорядкеявпорядке – Я так давно потерял тебя, – говорит он. – Второй раз в жизни. Был обязан тебя увидеть. И Сакура понимает, что она совсем не в порядке. В горле будто застревает что-то острое, режется, и ей сложно определить, ужас ли это, горечь или гнев. Рику в её руках перестаёт ворочаться, умудрившись вывернуться так, чтобы видеть неизвестного ему человека с мечом. Детское лицо хмурится, когда малыш странно дёргает носом и, будто бы, прислушивается к чему-то в воздухе. Краем глаза медик отмечает внимательные взгляды прохожих. Даже выходные и в гражданской одежде, шиноби оставались внимательными к окружению. Чоуджуро совсем близко — даже заметны щербинки на сухих губах и лопнувшие сосуды склеры. Он смотрит, будто пьяный, щерясь пугающими резцами. – Если хочешь, то я не буду уклоняться, – говорит он с ласковой, до боли и ужаса знакомой, улыбкой. – Бей. Она всхлипывает и смотрит в ответ абсолютно бешеными глазами. Взмах. Звук от пощёчины разрезает вечерний сумрак, отрезвляя куноичи хлёсткой отдачей. Ладонь её горит так, словно коснулась не чужой скулы, а раскалённой доменной печи. И когда на его лице медленно расцветает алый след, сдобренный царапинами от ногтей, мечник лишь чуть сводит брови, мягко растягивая уголки губ. Смотря на неё этими отвратительно тёплыми черничными глазами. – Ты невероятно красива сейчас, – ласково говорит Чоуджуро. – Ты и он. Я не видел ничего красивее. У Сакуры глаза заволакивает красной пеленой. Она скрипит зубами, сдерживая срывающееся дыхание. Как он посмел? Как он посмел?! канонпосмелканонпосмелканонпосмелканонпосмел Снова дёргается девичья ладонь и… Мимо проносится золотой росчерк. – Наруто? – шепчет неуверенно девушка, видя, как резко меняется выражение лица у Хошигаки. Он тянется к рукоятке меча. Удар.