* * *
Первого члена Отдела Допросов, Сенджу выкинула из больницы лично. Отказываясь вовлекать свою ученицу в какой-либо стресс до того, как будут сняты все печати. Алая роспись, ставшая привычной для розоволосой девушки, оказалась крайне неприятной вещью. Традиционные печатные техники Воды были далеки от совершенства и даже не приближались к изящным многослойным формулам клана Узумаки. Они были мощными, простыми и грубыми. Если чакроподавители Узушио закрывали лишь выход для энергии, запирая её в закрытый цикл, то эти рисунки полностью останавливали её. Фактически отвергая возможность пленника снова использовать какие-либо техники. Ведь после простого снятия печатей чакра, словно тромбы в кровеносной системе, блокировала каналы, выжигая тенкецу. Значительно повышая риск внезапной смерти. Это стало ей понятно после того, как Кушина начала снимать первый контур алых росчерков. У Сакуры в ту же секунду зазвенело в ушах и заволокло зрение чёрной дымкой. И девушка не была уверена, что именно вызвало такую реакцию. Боль во всём теле или осознание, что её преднамеренно хотели сделать беспомощной? Оставить этот блок на всю жизнь, гарантированно лишив возможности лечить. Запретить делать то, ради чего она проводила бессонные ночи и мучилась в тяжёлых тренировках. Ради чего? Ради кого? И, как назло, пока она валялась на больничной койке под капельницами, живот как раз начал расти. Эта новость пока не выходила за пределы больницы, но это был лишь вопрос времени. – Я не могу согласовать аборт, девочка моя, – в ответ на её очередную мольбу, отвечала Цунаде. – В нынешнем состоянии ты, если не умрёшь, то останешься инвалидом. Твой организм и так на грани из-за дисбаланса чакры. Харуно отчаянно всхипывала, сминая пальцами простынь. – Я его ненавижу, – шептала она отчаянно. – Ненавижу, ненавижу, ненавижу. Сенджу лишь печально улыбалась, качая головой. Ухоженные руки наставницы мягко перебирали розовые волосы в жесте материнской заботы. – А я не позволю, чтобы это стало причиной твоей смерти, – терпеливо говорила старшая женщина, вздыхая в ответ на всхлипы. – Мы тебя уже один раз теряли. Как назло, после снятия первого контура, процесс нельзя было останавливать. Вручную вновь запуская ток чакры, требовалось постепенно снимать плетение. Давая организму заново привыкнуть к этому чувству. Вдохнуть в него жизнь. Ведь снятие печатей буквально не подразумевалось. Техника не была рассчитана на подобное развитие событий. Одни из сильнейших женщин континента буквально сотворяли чудо ради какой-то гражданской. И Сакура не была уверена, что оно того стоит. Бесконечно укоряя себя и делая вид, что не заметила, как плавно перешла во второй триместр. Шепотков медсестёр, где жалостливые перемежались с осуждающими. Пронзительного взгляда незнакомой девушки из клана Яманака, что проводила её первый и все последующие допросы. Филигранно изучала воспоминания, что успели накопиться за прошедшие несколько месяцев. Судя по всему, изменницей родины её не посчитали, так как, выписав целый десятитомник со списком восстанавливающих лекарств и витаминов, разрешили отправиться долечиваться домой. В холле больницы её, растерянную, встречали родители. Мама с покрасневшими глазами и отчаянным от надежды взглядом. Поседевший папа, что будто резко постарел на десяток лет. Их, как и многих других желающих, в палату к возвращенке не пускали, пока окончательно не убедились в её безопасности для Селения. Пускай Данзо позволил последней Сенджу командовать в медблоке, значительно отсрочив допросные процедуры. Но старик Шимура всегда может изолировать госпиталь, если того потребует ситуация. Дорога в родной дом была смазанной и странной, будто непривычный человеческий шум гудел в среднем ухе, закладывая барабанные перепонки. Ей тяжело дышать. Она задыхается. Ей кажется, что все смотрят на её округлившийся живот и обсуждают то, как она позволила сделать это с собой. Она ускоряет шаг на предпоследнем повороте и буквально влетает в дверной проём родного домика с белым кольцом. Сакура, выходя из больницы, говорит себе — я в порядке. Я дома. Я в безопасности. Но не верит в это.* * *
Тихий стук в окно отвлёк девушку от лёгкого бессмысленного романа, что она читала третий день к ряду. Чувствуя себя неповоротливой уткой, Харуно неторопливо встала с кровати и растворила шторы. Ток чакры, что до сих пор был нестабилен, иногда сбоил и не давал возможности, как раньше, так легко узнавать старых знакомых по сигнатуре. – Здравствуй, – Сай, как всегда с пластиковой улыбкой, шагнул к ней в комнату. – Я не успел тебя проведать после выписки из-за длительного задания. Но сейчас вернулся. Недоумённо моргнув, розоволосая слабо угукнула, принимая из рук сокомандника коробку с… чем-то. – Я читал, что беременным требуется поддержка. А женщины, пережившие насилие, склонны выстраивать вокруг себя разнообразные барьеры. Мне пока не совсем понятно, как эти два фактора повлияли на твою психологическую картину, так что я решил подарить тебе фрукты. Этот подарок ничем тебя не обяжет и не будет конфликтовать с курсом лечения, что прописала Цунаде. Чёрнильно-чёрные глаза смотрели сквозь обманчиво улыбчивую прорезь бледных век, когда Сакура поёжилась от неприятной ассоциации. – Что-то не так? – не меняя тона поинтересовался оперативник. Прочистив горло, Харуно неловко вжала голову в плечи. – Ты… – неуверенно начала она. – Не так много людей навестили меня после… выписки. Чуть склонив голову набок, художник выказывал очевидное недоумение. – Ты сидишь взаперти уже долго, спрятавшись от внешнего мира, – как всегда прямолинейный, Сай даже не помыслил о возможности выбрать слова помягче. – Большая часть думает, что ты всё ещё приходишь в себя и не хочешь никого видеть. Бледная девичья ладонь неловко смяла картонные бока подарка. – Но Ино и Наруто заглядывают, – девушка поджала искусанные губы, что не скрылось от бесстрастного взгляда. – Наверняка просто не хотят меня видеть, после… Она сбилась, шмыгая носом. – Да и они приходят лишь из жалости, да? – зелёный взгляд взметнулся к лицу, статичному, будто фарфоровая маска АНБУ. – Скажи как есть. Ты точно не будешь придумывать мне оправданий. В ответ лишь кратко пожали плечами. – Конечно жалеют. Есть те, кто на тебя злится. Я слышал нескольких, кто обвиняет в том, что выжила лишь раздвигая ноги. Некоторые негодуют, почему погиб ценный Нара, а не гражданская медичка, что и лечить то пока не может. Много людей, и много шума от них. Как всегда. С каждым словом розоволосая чувствовала, как ей становится хуже. В горле стоял режущий горький ком, что, словно пробка, не давал вырваться ни звуку. Однако, она в это мгновение испытала какое-то искажённое торжество, удовлетворение, будто все её догадки подтвердились разово и однозначно. Она была права! Но, в чём тут триумф? Сай тем временем продолжал, с лёгким интересом изучая чужие, такие открытые и концентрированные, эмоции: – Но как их пересуды повлияют на ситуацию? Разве ты сама что-то по этому поводу не чувствуешь? Гневный всхлип прорезал горло. – А что я могу чувствовать по этому поводу? – огрызнулась куноичи, только сильнее раздражаясь от сдержанности собеседника. – Я ненавижу всё, что мне напоминает о произошедшем! Это не исправить! Она зло провела ногтями по налившемуся животу, наверняка оставляя белые полосы под одеждой. – Мне даже избавиться от него нельзя! – вспыхнула криком она, опустошённо хлопая ладонями по столу. Сай продолжал улыбаться. – Не обязательно так торопиться, – размеренно начал он. – Ты всегда сможешь избавиться от него после родов. Я могу помочь. Гнев девушки в мгновение превратился в шок, охолаживая трахею. – Тебя за этим сюда послали? – прошипела она сквозь зубы, тут же забывая о тираде, что звучала в стенах её комнаты секунды назад. – Собираем хорошие гены? Художник только покачал головой. Неторопливо, молодой мужчина развязал тесёмки на коробке и достал оттуда наливное яблоко, алое и, бесспорно, сочное. Скользящий жест, и кунай из набедренной сумки режет плод пополам. Фруктовый сок блестит в свете солнечного света, когда он протягивает обе половинки, на выбор, розоволосой куноичи. Сакура, чуть помедлив, всё-таки берёт одну из них. Кратко кивнув, будто одобряя это, Сай смачно откусывает от своей доли. – Меня лишь просили уточнить, рассматриваешь ли ты такую вероятность, – проглотив первый кусок, как ни в чём не бывало, говорит он. – Корень бы не отказался от мастера водной стихии, но, всё-таки, клан Хошигаки больше славится бронебойной силой и монструозными запасами чакры. Не наш профиль. Но да, Господин Данзо лично распорядился, чтобы сохранить здоровье ребёнка. Причин я не знаю. Растерянная, Харуно смотрит какое-то время на свою половинку яблока, прежде чем повторить за другом и откусить тоже. Фрукт был сладким. – Зачем тогда ты пришёл? – всё-таки уточняет она. – За мной и так следят. На бледном лице расцветает лёгкая растерянность, когда художник пару раз хлопает глазами. – Я давно тебя не видел, – отвечает Сай просто. – И, отмечая как боятся тебя побеспокоить остальные, не увидел бы ещё дольше. Ты же боишься из дома выходить. Сакура делает ещё один укус. В голове у неё пусто-пусто. – Просто пришёл? – глухо уточняет. – Да, – кивают в ответ. – Просто пришёл. «Сай всегда был странным,» – отстранённо думает она, провожая мелькнувшую в проёме окна чёрную форму. Однако, эта странность была интересна тем, под какими углами этот творческий оперативник смотрел на мир. Вот и сейчас, задумчиво прожёвывая второе яблоко, Харуно пошире распахивает окно, чтобы подставить щёки солнечным лучам. Ей давали выбор, пусть и очень странный. Будут ли люди, что возненавидят её? Бесспорно. Найдутся ли те, кто станет бросать колкости в спину? Обязательно. Как много будет таких, что отнесутся к её истории с брезгливостью? Достаточно. Но она лично знакома с теми, кто рискнул жизнью ради того, чтобы гражданская куноичи жевала дома яблоки. Можно же попробовать жить? Просто так. Не для других. Глупо. Пусто. Бессмысленно. Тратя время на ерунду. Для себя. На первый этаж розоволосая спускается крайне осторожно, внимательно отсчитывая каждую ступеньку. Ещё на подходе к кухне она чувствует запах маминой фирменной свинины. Кажется, тихо бурчит радио, зачитывая вечерние новости. Она делает шаг навстречу звону посуды и шуму воды из-под крана. – Мам, – звучит тихо-тихо, – ты мне поможешь с пелёнками? Мебуки слишком громко вздыхает и со звоном роняет половник. Вокруг девичьей фигуры тут же смыкаются влажные от мыльной пены руки, вместе с шёпотом наполняя мир куноичи самым тёплым и светлым. – Ох, доченька, – только и может произнести старшая женщина, пока всхлипывающая дочь вжимается ей в плечо. Сложно говорить, когда ты тоже плачешь.