Плоды греховного наследия

Never gon' get away, never gon' get away Never gon' break their chains Watching me patiently, watching me patiently Watching me take the blame Never gon' get away, never gon' get away Never gon' break the chains Aviva Фортуна - штука непостоянная. Особенно если дело касается бизнеса. Если бы кто-то спросил Фреда двадцать лет назад, о судьбе болезненного мальчишки, он бы с усмешкой напророчил ему гибель. Парень с красными опухшими глазами, нервным тиком и без гроша в кармане был обречен быстро выбыть из смертоносной гонки за место под солнцем. Но эта гадкая сволочь перехитрила всех. Отцовские долги он погасил военным контрактом. Уходя на фронт семнадцатилетним щенком, наследник вернулся матерым зверьем. И теперь зверь начал играть по-крупному. Густав был хорош. Имея за спиной титул ветерана, легко творить свой бизнес. "Бильярдные шары? Боже, да никто не купится на этот спектакль!"- и опять Фред прогадал. Незаконная ферма контрабанды и производства оружия разрослась сетью, все важные шишки заботливо прикрыли свои глазки на его дела. Откуда мерзкий сопляк узнал тонкости этого дела? Как так получилось, что самый слабый, самый жалкий из всех Швагенвагенсов взошел на пьедестал?! Кётер был близок к ним. Даже очень. Монополист Виктор не особо любил копаться в бумагах, а иметь в секретарях Фреда было практично. Фред умный. Фред тихий. Фред знает, где надо замолчать, о чем надо забыть, а что можно пустить в массы. Однако с годами находится рядом с этой чокнутой семейкой стало совсем невыносимо. Кётер ушел в свободное плаванье. Но даже этих пяти лет было достаточно, чтобы дать каждому члены характеристику. То, что жертва вертикального инцеста - Виктор Швагенвагенс не дружит, да и никогда не дружил, с головой было известно всему обществу. Да, было время, когда чистота крови затмевала разум. Результатом становились такие Викторы. Фред никогда не был садистом. Ему было дико жалко Анну. Молодая женщина, которую обязали выйти замуж за старика с больной фантазией. После того как первая супруга Виктора скончалась, предприимчивый Саради сосватал свою дочь за вдовца. Аннушка сгорела за семь месяцев. Жгучая испанка среди аристократичных блондинов с белой кожей смотрелась как фуксия среди крапивы. Непривыкшая к чудесам нового муженька, она закрыла себя панцирем и отвернулась даже от новорожденного сына. Жалко было Хелену. Неспособная к продолжению рода, высланная обратно в отчий дом. Сколько унижений на долю этой девочки... Жалко было Клару. Ребенок-калека. Тоже своеобразное бельмо на глазу. Ребенок, которому всегда будет пять. Независимо от времени. Жалко было Лидию. Успешная, здоровая девочка. А как она играла на скрипке! Сердце замирало в груди. Слезы наворачивались на глаза. И все-таки девочка род не продолжит. Жалко было Себастиана. Маленький испанец, чью жизнь распланировали на сто лет вперед, еще под стол ходил, а уже являлся ценной фигурой на доске. Густава жалко не было. Ни капли. Фред честно пытался. Он даже пытался пожалеть его, но разбился о презрение и гордость. Гордость. Презрение. У кого? У мелкого щенка! Это раздражало до скрипа зубов. Наглый, самовлюбленный с жалом вместо языка. Начитанный поганец, набивающий себе цену каждым вздохом. Тем слаще были его падения. Моменты, когда ласковая рука Виктора превращалась в кулак, и мужчина с той же дебильной улыбкой оттягивал блондинистый пряди сына вниз, ставя мелкого ублюдка на колени, гладил большим пальцем щеку, примериваясь для затрещины. Моменты, когда мальчишка кривил контуженные губы и пускал пузыри из соплей и крови. Он так протяжно ныл. С толком. С расстановкой воя и периодическим кашлем. После этого в жилах закипала кровь, а в животе набухал приятный узел. Нет, Кётер нисколько не был извращенцем. Просто ни одна женщина не могла доставить ему большее удовольствие, чем всхлипы этого выродка. Его рев ласкал уши получше стонов бесконечных любовниц. А ревел он громко! Густав всегда был неблагодарным куском дерьма, который почему-то боготворил отца-садиста, жаждал его похвалы, боялся до панических атак, и старался подражать во всем. В первую очередь в отношении к старшим сестрам. Виктор использовал старшую дочь в роли прислуги. Густав не пытался бороться за ее благополучие. Хелена вырастила подонка на своем горбу, а взамен получила снисходительность. Густав считал себя хозяином. А ведь он многим обязан ей. Кто бинтовал ему раны? Кто пытался защищать мелочь от отца? Кто носил ему в тайне еду и кто выпускал из темного карцера? Бедная тщедушная Хелена, любящая брата всем сердцем. Однажды Кётер поднял этот вопрос. И получил мокрой тряпкой по лицу. С тех самых пор Хелена игнорировала Кётера, как бы тот не извинялся. Тупой овце - тупая смерть. Сентябрь того года обагрился кровью. Кредиторы явились в поместье не за разговорами. А Клара сама им и открыла. Глупое дитя заснуло с улыбкой на пухлых , обкусанных губах и аккуратной дыркой во лбу. Хелена могла спасти себя через черный ход. Могла, но предпочла сдохнуть, спасая неблагодарного щенка. Женщина затолкала его в комнату, закрыла изнутри, умудрилась проглотить ключ, а потом грудью навалилась на дверь. Ее так и не смогли оттащить от нее. Двадцать пулевых ранений. И все ради контуженного мальчишки... Изменилось ли что-нибудь? Да! Тринадцатилетний мальчишка начал боятся смерти. И снова рядом оказалась добродушная сестренка, готовая по полночи гладить упыреныша по головке и шептать слова утешения. Тьфу! Да этот мальчишка стыдился и Клару, и Хелену! Фред не верил в его сожаления об их смерти. Ненависть к этому щенку возросла еще сильнее, стоило ему осознать, как теперь гаденыш смотрит на родственницу и почему так льнет в объятья. Оттаять решил, подонок. Оттаять в руках бедной наивной Лидии. Естественно Фред предложил себя в качестве жениха. Надо было спасти невинную деву. Вырвать из рук мерзкого братца. Лидия отказала. А на предъявленные обвинения выдвинула свои. В ласках брата она ничего такого не видела. Глупая девка. Но красивая. Глаза ведьминские. Зеленые-зеленые как листик мяты, а волосы кольцами золотыми на плечики ложатся. Стан тонкий, фигуристый. Дьяволица с лицом ангела. Оскорбленный отказом, Фред покинул Швагенвагенсов и весьма преуспел в контрабанде веществ. Через каких-то два года, он поднялся на высоту Виктора, своего недавнего босса. И эта новая, незнакомая свобода щекотала ноздри, распаляла молодецких дух. Дело замяли быстро. Даже скандала не вышло. Виктору показалось забавным выдать дочь за ее насильника. Недоступная Лидия стала собственностью Кётера. Густав шутку не оценил. Набросился с кулаками. Кричал, что отомстит за честь сестры. И тогда Фред припомнил ему все: и презрение, и плевки в спину, и Хелену, и Клару. Так мальчонка потом с проворностью шакала вскочил, будто бы не из его ребер пытались сделать отбивную, и наставил на обидчика отцовский револьвер! Все-таки шестнадцать лет - опасный возраст. Виктор тонко намекнул, что Густав принадлежит Швагенвагенсам, а значит только он может выбивать из парня дерьмо. В тот же год погиб последний вменяемый наследник Швагенвагенсов. Маленький Себастиан на шестую зиму своей крохотной жизни скончался от болевого шока. Виктор вышиб ему позвонок тростью во время наказания. Помнится Густав поклялся не повторять ошибок Виктора. На чертовом балу, спустя две декады, Кётеру хотелось упасть на пол, хохоча во всю глотку. И дело было вовсе не в усах австрийского художника, а в долбанном сыне Густава. Назвать это отродье, один в один напоминающее Виктора, именем самого святого ребенка в мире. В этой жизни Густав редко что-то обещал. Но обычно старался исполнить. Вернувшийся с войны мальчишка стал мужчиной. И за десять лет так и не забыл клятву отомстить. Бизнес Кётера полетел в п**ду. Однако на публике они продолжали лицемерно улыбаться друг другу. Фред не сберег Лидию. Ее убили роды. Мальчика ему даже не дали увидеть. Мерзкий выродок сам дал племяннику имя. Сам выбрал ему опекунов. И это при живом отце! Валлена отослали куда подальше. Сученыш. Разрушил и семью и бизнес. Кётер никогда не был жестоким. Но при виде бинтов на руке Себастиана почувствовал знакомый приятный узел в животе. Густав, сам того не ведая, превратился в более легкую версию отца. Обещание, данное на могиле брата, не было исполнено. Мальчишка талантлив. Талантливее своей тетки. Лидия не умела импровизировать. Ее слава меркла в сравнении с племянником. Швагенвагенс пригрозил кастрировать Фреда, если тот хоть пальцем тронет сына. "Мне не придется даже напрягаться. Все уже сделал ты!" - смеется про себя Кётер. Да, пускай маленький мальчик вырос. Заматерел. Есть вещи, которые не забывают. Особенно, если живы те, кто эти вещи помнят! Конечно Фред знает, что подросток не ушел. А ради кого, этот спектакль-то? Было бы обидно, если бы он ушел. Хорошо, что шестнадцать лет - опасный возраст. Густав мертвецки пьян. Маска слетела. Ну что, Себастиан, как тебе твой неадекватный папаша? Нравится зрелище? В глубине души, Кётеру хочется верить, что они похожи. Поэтому мужчина преследует подростка. Показывает картину. А потом получает разочарование.... Нет вожделения. Есть глубочайшее недопонимание. Себастиан ни черта не понял. Впечатлился. Слегка позлорадствовал, но не боле. И это чертовски злит! Фред тратит оставшиеся деньги на всякий хлам. Он скупает газеты с вырезками о Викторе, ищет откровения прислуги, выкупает дневники впечатлительных леди. Будто молит Себастиана : "Взгляни же! Взгляни! Твой отец — червяк! Выродок! Жалкое ничтожество, так и не отпустившее прошлое! Он не стоит и твоего мизинца! Гордись этим! Воспой свое превосходство! Почувствуй это… Воплоти кошмар Густава в реальность. В тебе кроется частичка Виктора» Но, Боги, этот мелкий… От него веет сила… Он другой. Не Виктор. Не Густав. Другой. В свой последний день около поместья Швагенвагенс, до того как хилый дворецкий вышвырнет его на крыльцо — (и как только сил хватит?!) — Себастиан соблаговолит спустится со ступеней. Наклонится низко — низко. «Дорогой, герр Кётер! Я благодарен вам за информацию, но такими темпами вы воспитаете во мне Стокгольмский синдром.» — и Фред поймет. И Фред впервые в жизни испугается. Ибо силе этой он не сможет дать название…