Плоды греховного наследия

Жизнь меня приняла прохладно. Кто родился — меня поймёт. Получает любовь бесплатно Тот, кто слаще всего поёт Когда закончилось детство — я понял одно, Что мне досталось в наследство почти ничего. А для разбитого сердца сплошной rock'n'roll… Когда закончилось детство! Днем и ночью, как одержимый Я искал своего отца. Мне сказали, что папа в Риме Заменяет собой Творца. Когда закончилось детство — я понял одно, Что мне досталось в наследство почти ничего… А для разбитого сердца сплошной rock'n'roll. Когда закончилось детство… Когда закончилось детство — я понял одно, Что мне досталось в наследство почти ничего… А для разбитого сердца сплошной rock'n'roll! Когда закончилось детство. БИ-2 Лорди отчасти понимает Глэма. А потому, после фразы Чеса о «съ**бавшихся из-за предков музыкантах», не стал задавать вопросы, а просто кивнул. Пошутил правда про Съеб*стиана, но новоприбывший участник группы не особо обиделся. Он кажется вообще не изменился в лице. Маниакальная улыбка фанатика не дрогнула ни на миллиметр. Это было удобно. Со скандальным характером Лорди уживались далеко не все. Терять ценный экземпляр не хотелось, но и менять сросшийся с кожей образ бунтаря и задаваки тоже желания не возникало. Лорди отчасти понимает Глэма. Потому что и сам прятал шрамы на запястьях. Уродливые линии, которые наравне с грубыми мозолями на ладонях хранили жуткую тайну его девятого дня рождения. А ведь в то утро каждая веточка, каждый кустик намекал что лучше остаться дома. Но нет! Лорди игнорировал знаки. Все игнорировали. Громкая музыка заглушила предсмертные хрипы самого дорогого человека в его жизни. Под блики разноцветных огней на холодном полу медленно и мучительно этот мир покинула женщина, которая так и не смогла дотянуться до отлетевшего в угол ингалятора. Его дорогая мама. День рождённый торт заляпал желтое яркое платье, его бисквитные кусочки путались в волосах и попадали в рот. Этот еб***нный пломбирный торт, который надо было сразу бросить, а не метаться по комнате, ища куда поставить, а в результате потерять единственный шанс на спасение!!! Этот еб***нный праздник, который можно было не устраивать!!! Ларисса Ларк знала о своем недуге. Как и то, что нельзя было перенапрягаться. Конан Ларк тоже знал. И все равно забил на помощь супруге, уехав по срочным делам. Организация мероприятия, аренда помещения и поиск аниматоров, готовка, уборка, присмотр за детьми — все легло на плечи хрупкой женщины. И со всем она справилась блестяще. Почти со всем. Встреча с аллергеном пошатнула ее. Красные розы от тупоголового идиота, что все-таки явился на праздник к сыну. Сколько раз его просили не дарить их. Если так трудно запомнить такую простую вещь, то лучше вообще не дарить цветы вообще! Вот как-то так и начинается взрослая жизнь, когда в самый светлый праздник, судьба забирает у тебя все самое дорогое. Ты стоишь у холодного тела матери и суешь ей в рот уже ненужный баллончик. А потом понимаешь, что обнимаешь остывающий труп. И все меркнет. Лорди хочет остаться жить с бабушкой. Этого хотят и Милли, и Жизель. Даже рыжий кот Бублик отказывается идти к Ларку на руки. Шипит и встает на дыбы. Но что может сделать десятилетний сопляк супротив взрослого? Кота на помойку, «старую клячу» в дом престарелых, а Милли с чемоданами на вокзал. Ей восемнадцать. Она трудный подросток. Она против этой крашенной сучки Кейт. Не проходит и недели как Кейт поселяется в их квартире. Со стороны она напоминает силиконовую куклу Барби с вечно надутыми губками цвета фуксии. Такая же ненастоящая. Вроде бы по всем стандартам красивая. И скулы, и брови, и ноготки, мизерная талия, копна осветленных волос до копчика, а тошно смотреть. Кругозор куклы начинает и заканчивается на передачах по 2Х2. Она наглая, хамоватая, но безотказная. О последнем все домочадцы узнают каждую ночь. Милли не выдерживает первая. Девушка высказывает отцу в лицо все то, что так боится сказать Лорди. И про любовницу, и про бедную бабулю, про маму, которая пахала за троих, про то, что это его вина. И оказывается на улице в одной ночной сорочке. Милли сильная. Милли не плакала на лестничной площадке, умываясь кровяными соплями, не плачет и в их последнюю встречу. Лишь дает клятву, забрать их от проклятого ублюдка сразу же, как встанет на ноги. Клятву, которой не суждено сбыться. Ад на земле все же есть. Лорди наблюдает, как Кейт носит мамины платья, пользуется ее косметикой. Вульгарная особа нарочно крутит своей силиконовой задницей перед мальчиком. Провоцирует. Пытается выжить из квартиры. Говорит обидные вещи про него и сестру. Парень старается не вестись. Держать себя в руках. Ради Милли. Ради Жизель. Она так похожа на маму. С этими мелкими кудряшками и огромными карими глазами, пускай и косящими в разные стороны. Но вынести мат в сторону мамы не может. Налаченные волосы хорошо горят. Кейт рыдает как белуга над кучкой опаленного дерьма, пока Лорди заливается счастливым смехом. Отец не бьет его по обычаю. Отец делает куда больнее. Все фотографии мамы становятся пеплом. В отместку за обиженную любовницу. Бывшую, надо бы уточнить. Конан жжет память об Ларрисе. Они съезжают с квартиры, покидают город. Ларк делает все, чтобы не осталось ни капли, что может утолить тоску. Новый город еще более жесток. Сенвол-Крус как огромная мельница: если ты слаб или глуп, то ржавые жернова сомнут тебя в прах. Конан же — полный идиот. По части бизнеса особенно. Денег за продажу просторной трешки, которая была безосновательно удешевлена, едва хватило на небольшую двушку с маленькой, плесневелой ванной и отдельным санузлом. Цены в Сенволе были на порядок выше, а жить глава семьи намеревался только в благополучном районе. Заводской его крайне не устраивал. Всех проживающих за парком людей он считал — лентяями, бездарями и клоунами. Хотя сам же и под ходил под все три категории. Лорди идиотом не был. А потому устроился на подработку, понимая что «альфонсо» плевать на детей. День и ночь вкалывания на работе за копейки, без договора. Опасения, что ребенка попрут из-за проверки или обсчитают. Поскольку «бренчание на гитарке» не может дать полно цельного заработка, Лорди пришвартовался к грузчикам на какой-то завод. Заработок был скромный, но для мальчишки без образования сполна. Любовниц было много. Парень точно не помнил, когда розовые лепестки, втоптанные в пол грязными сапогами, пустые бутылки от алкоголя, спиртовая вонь дешевых духов и неумолкающие стоны — стали обыденностью. Просто в какой-то момент элегантные девушки сменились на пропитых баб с красными лицами. Да и сам «альфонс» изменился. Оброс солидным брюшком, перестал бриться и частично облысел, от красивого ублюдка остались гнилые головешки. Вот только признать этого не желал. Шелсиа была не самым плохим вариантом. Обрюзгшая, с грязными сосульками окрашенных волос, маленькими черными глазками, беззубым ртом, она иногда готовила им поесть. Подумать только, в этом пропитом существе еще был жив материнский инстинкт! Каши были не так уж и плохи… Скучал ли Лорди по матери? Несомненно. Но подсознательный поиск в этих шлю**хах лица почившей женщины… Он ненавидел себя за это. Ненависть. Она была его вечным спутником. И не было ей нормального выхода… Приезд Милли должен был стать предзнаменованием новой, лучшей жизни. В первые несколько секунд так и было. Надежда окрылила сердце, чтобы потом испепелить до черных угольков. Следом за сестрой вылез парень, который достал из своего багажника инвалидную коляску. Он отводит незнакомца в сторону на пару слов. — Как так получилось? — Авария. — Ходить снова будет? — Врачи прогнозов не делают. Чудо что не парализовало. — Друг? — Некто ближе… — Оно надо тебе? — Надо. — Не оставишь? — Никогда. Лорди пристально смотрит на него. Низкий, пухлый с курчавой светлой бородой. Галстучек и очки. А ведь раньше Милли нравились накаченные спортсмены. Этот выглядит мягким. Только горящие яркие глаза выдают потаенную силу и мощь. Он первый протягивает руку подростку. Терпеливо ждет. Понимает, что его оценивают. — Лорди. Лорди Ларк. — Красиво звучит. Бенни. Бенни Баркс. Кандидатура одобрена. Лорди и Милли гуляют по прекрасному, но излишне строгому парку. Юноша старается сглаживать острые углы, но нищета бьет по самому заметному. Светло-каштановые волосы жирнятся, цвет лица пожелтел, появились круги под глазами. Одежда сильно изношена, а ботинки просят каши. Последние деньги кончились неделю назад. На них подросток приобрел самое дешевое лекарство от желудка. Ради него пришлось оббежать четыре аптеки. Чертов доширак до добра не доводит. В холодильнике одиноко лежит полусгнивший кусок кочерыжки. В хлебнице засохший сухарик и полбутылки воды. Неизвестно, что будет завтра. За квартиру не заплачено. Их скоро выпрут оттуда. Но перед искалеченной сестрой надо играть благополучие. Даже если живот ноет от трехдневного голода, пытаясь переварить сам себя. Даже если пальцы ног сводит страшной судорогой от боли. Очень сложно запихнуть тридцать пятый размер в тридцать первый, но не невозможно. Даже если шанс на хорошую жизнь опять растворился в суровых реалиях. Бен хороший человек. Но ему и так сложно. Квартира, работа и невеста-инвалид. Куда ему двух нахлебников, один из которых вполне трудоспособен? Разве только Милли… Жить станет легче. Можно будет сбежать. Куда-нибудь. И в приюте будет лучше, чем дома. И в конуре. — Ты очень похож на нее… — На кого? — На маму. Сердце сжимает тисками. У него ведь даже не осталось фотографий… — Прости меня. — За что? — За невыполненное обещание! Милли смахивает слезу. Им все плохо. Они все скучают. Лорди хлопает ее по плечу. — Все не так уж и плохо. Девушка достает из кармана бумажник и протягивает несколько купюр. Подросток не может не скривиться. Ей так и не удается всучить ему ни пенни. Зато при виде маленького квадратика фотографии Лорди загорается. Мама. Их дорогая мама… Заветную картинку мальчишка прячет в нагрудном кармане рубашки. С завода он все-таки вылетает. Одним зимним вечером, вынося коробки с мусором, он сталкивается с мужчиной в дорогом пальто. Все содержимое поклажи высыпается на грязную кашицу из снега. Мальчишка садится прямо в лужу. Незнакомец хмурится. Спустя четыре месяца тайной подработки на фабрике, Лорди на отлично выучивается понимать настроение посетителей. Этот явно недоволен. Длинный как шпала. Кажется, ветер дунет — сломает напополам. Темные брови, гораздо темнее светлых волос, сведены к самой переносице, по виду не раз сломанной. Тонкие, цепкие пальцы поднимают мальчишку как жалкого котенка за загривок. — Ты что здесь делаешь? Это место не предназначено для детей. Чей ты? В правилах четко сказано — никаких детей! Лорди сам не понимает как умудряется звонко и уверенно ляпнуть «ваш». Мужчина впадает в ступор на долю секунды, но быстро берет себя в руки. Что ж…остается продолжить играть нагло. — То есть, это как это «мой»? — А вот так! Работаю я! Грузчиком. Подросток кивает в сторону мокнущих на земле коробок. — Я не сотрудничаю с сопляками. — Вы-да! А ваши люди с превеликим удовольствием! Нижнее веко дергается. Да Лорди просто мастер выводить людей на эмоции! Внутри от это становится щекотно. Страх водит ножиком по горлу. Адреналин бьет по ушам. Этот недо-фриц может с легкостью сломать ему шею, и бедная Жизель останется с пьяным ловеласом один на один. — И как долго? — Почти полгода — немного привирает Лорди — Кстати у вас уютненько! Его волокут внутрь. Жестко и почти по воздуху. Чертов Гулливер бл***ь. Краем глаза парень пытается запомнить путь, чтоб извернуться и либо пнуть мужчину, либо куснуть, но вырваться и сбежать. Блондин что-то бормочет об «этих идиотах-подростках», явно поливая грязью кого-то определенного, может даже своего. А Лорди никак не выждет момент. Незнакомец открывает незапертую дверь в просторный, но пустой кабинет. Тоскливые серые тона навевают грусть. Мужчина кивает на стул рядом, и грубовато толкает Лорди в его сторону. Парень чебурахается с него, и блондин закатывает глаза. — Значит полгода работаешь… Он задумчиво потирает переносицу. — Кто разрешил? Лорди чувствует что этому «кто» не поздоровится и с радостью подставляет Рика Паладу. Этот мерзкий испанец спустил его по лестнице лицом вниз еще вчера. Да и по отношению к другим работникам Рик довольно груб. А еще он похож на отца. Парень знает, что поступает подло и весьма по детски, но ничего не может с собою сделать. — Завтра можешь не приходить. И Паладе передай. Ну хоть не один Лорди страдает. — А вернешься — пристрелю как собаку. Незнакомец вдруг вручает мальчишке увесистую пачку купюр. Глаза округляются как пятаки. Да он в жизни не держал такой суммы. — Ты понятия не имеешь, какое дерьмо происходит в этих стенах. Ступишь в болото, трясина не отпустит никогда. Лорди дрожит. Чувство раболепства заставляет его в восхищении смотреть на, очевидно прохвоста и мерзавца, но такого прекрасного в своем коварстве. — Используй их с умом. Будешь осторожен и никогда не вернешься туда, откуда так хочешь выбраться. — С-спасибо… Лорди жмет холодную как кусок льда руку. Дольше чем положено по этикету. — Уходи. — Прощайте! Храни вас Бог! На последней фразе незнакомец прыскает, а потом откинув голову назад громко хохочет. Злым, несчастным смехом. — Здесь, нет Бога, малыш! — На фабрике? — В моей жизни!!! Говорить Рику об увольнении райское наслаждения!!! Лорди делит деньги на три части. Самую большую отправляет Милли. Вторую прячет на черный день, а на третью покупает билеты в родной город. Они с Жизель едут почти без вещей. Четырнадцатилетний пацан в грязной одежде и просто, но со вкусом, одетая второклассница. Не факт, что альфонс вообще вспомнит о детях. Сам Всевышний послал им спасение. Ничего не меняется. Те же узкие улочки с брусчаткой вместо асфальта, те же неработающие через один фонари, те же обросшие мхом домики. Забегаловки, лавочки, площадки, одна большая школа на весь район, футбольное поле с упертой берёзой по середине, нет, ну надо же ей было вырасти по середине стадиона! Душа щемиться от ностальгии и ничего уже не может удержать слезы. Сколько счастья и боли было здесь… Сколько воспоминаний похоронит этот таинственный, безымянный город… Лорди находит могилу матери. На еще не до конца заледеневшую землю, он кладет украденные герберы. Ярко-красные, как любимая помада почившей женщины. Переломанные у основания, на случай если появятся мародеры, но все равно красивые. Жизель аккуратно пристраивает бумажный самолетик. — Мама, я стану пилотом. И когда мой авиалайнер поднимется высоко-высоко, до облаков, я смогу повидать тебя… Это чертовски больно и трогательно. Лорди поправляет пёстрый шарф на ее тонкой шейке. На улице холодно. Как бы не простыла его летчица… Деньги приходят Милли за день до приезда Лорди. Парень улыбается хитро и задорно, про себя отмечая, что Бенни в рот е**л этих врачей с их прогнозами. В углу стоят костыли, и судя по царапинам в коридоре, стоят они не просто так. Лорди не собирается сидеть на чужой шее. Он обосновывается недалеко. Снимает однушку с просторной кухней. Устраивается работать в недорогой ресторанчик. Щедрый подарок от хмурого незнакомца позволил оплатить курсы по готовке. Полтора года парень учиться мастерству поварешки. И вскоре старания окупаются. Да, Лорди не поспевает за профессионализмом взрослых шефов, но в его блюдах чувствуется душа. Владельца заведения прикрывает на возраст глаза. Вся команда просто без ума от Жизель. Мальчишка обретает однажды потерянную семью вновь. И кажется все начинает налаживаться… Смерть Конана Ларка — гром посреди жаркого лета. Хоронят его от лица некой Мадам Ро, возможно бывшей любовницы, и новость доходит до его детей через два месяца. Милли отказывается ехать в Сенвол. Наотрез. Жизель плачет от одного упоминания имени отца. Лорди тоже не собирается тратить на это ничтожество ни монетки. Его терзает нечто другое. Желание убедиться в чужой смерти. Убедиться в своей свободе. Лорди отпрашивается на неопределенное время. Милли, за два года вставшая на не твердые ноги, шутит, что теперь пойдет работать в ресторан вместо него. Лорди не смешно. Тревога растет в душе. Он часами смотрит на фотографию мамы. А потом срывается. На поминках подросток появляется рыжим, с темными тенями на глазах, красной помадой на губах и розовом пиджаке. Он купается в злых, презрительных взглядах, и отвечает колкостями и афоризмами на любую попытку пристыдить себя. Папаша кончил жизнь там где боялся, среди отбросов в заводском районе. Вот только в районе дело-то? В Сенволе Лорди встречает Боба и Чеса. На одной из клубных тусовок, куда подросток забегает переждать ночь, пока не откроется метро. Ситуация неприятная, и скажем прямо, не-пацанская. Маленькая, никому неизвестная еще группа, трещит по швам за минуту до выхода. Парень с кислотно-зелеными волосами посылает двух других к черту и покидает клуб. Беззубый материт гитариста не хуже взрослого мужика, в то время как барабанщик задумчиво грызет палочку. Подросток почему-то вспоминает, что и сам когда-то играл на гитаре. — Да чтоб тебя бобры в жопу е***ли!!! Лохматая башкень бьётся о стену. — Бл*ть, Боб, че делать? Нас объявляют!!! — Не знаю… Думаю. — Много надумал? Лорди вышагивает на высоченных каблуках. В крови бушует сто грамм дешевого пойла, которое он выдул еще до того, как попал внутрь, а тот того, жопа требует приключений. — Чё надо? Самый умный, бл**ть?! Беззубый явно на взводе. — Гитару упер с собой? — Ага! Щас! Моя это гитара!!! Я ее сам спи**дел. А этого рядом не стояло!!! — №»: %*, успокойся! — Я спокоен! Я само с**ка спокойствие! И меня зовут %; : *(*! — Тащите инструмент. Ща захе**чим рок. С этого начинается их дружба. Удивительно, как быстро Лорди привязался к ними. Кажется музыка все-таки может давать и счастье и заработок. Трио превращается в квартет, и Лорди решает оставить ресторан на некоторое время. Он уходит по собственному. Владелица ресторана обещает ждать. Лорди знает что вернется. Просто настало время пробовать что-то новое. Лорди отчасти понимает Глэма. А потому не задает вопросов ни о шрамах, ни о семье, ни о сестре. Просто принимает это как факт. Когда будет надо скажет. Лорди отчасти понимает Глэма. Но пока лишь отчасти, готовый в любое время протянуть руку помощи. Третья часть денег окупает небольшой фургончик. Точнее составляет большую часть стоимости, потому что этот глупый Чеснок не умеет экономить!!!