***
Глэм заявился на следующий день, ближе к обеду. Пропустив репетицию. — Народ, всем привет! В гитарист полетел ботинок. Чес, слава богу, меткостью не отличался. — Ты проебал репетицию. — Я знаю. — Где тебя носило? — откликнулась с комнаты Лидия. Блондин скинул кожанку. Ее карманы неплохо так выпирали. Чес присвистнул, оценивая их размеры. — И на какие шиши? — Может он украл? — Лидс, чтобы он что-то украл, надо, чтоб рак на горе пернул. Я гораздо охотнее поверю, что у Лорди на почве осложнений вырастут сиськи, нежели в воровство Глэма. — Не дави, Чес. Мне и так тошно. Глаза Чеса стали как две копейки. Лидия прыснула. — Ты пошел на кражу?!!! Ты!!! Человек, который весь мозг мне высосал из-за усилителя звука и гитары! — И ее я тоже спер. — Кого ее? — Гитару… Шатен ошарашенно присел на кресло. — Ебати-коловрати. Я и правда плохо на тебя влияю. — Это первый и последний раз! Просто косметика такая дорогая… А без нее не получится. — Ты что удумал? — Я знаю, как решить проблему с Лорди! — Ну-ка, ну-ка! Подросток нервно сглотнул. Почему-то по спине Лидии прошел холодок. Пристальный взгляд брата ей не понравился. На всякий случай она отставила чашку с чаем на тумбочку. — Мы заменим его Лидией! Чес шваркнулся на кресло, придавив девушку. — Ты с дуба рухнул? Я гитары в руках не держала!!! — Но ты умеешь играть на скрипке и знаешь нотную грамоту! Мне этого было достаточно. — Глэм. Вы с Чесом прежде чем выступать, тренировались две недели. — Ну если мне понадобилось всего четырнадцать дней, то ты осилишь и за три дня. Блондинка застонала. — Кхм… Глэээм… — Что? — Это херовая идея. — Но мы не можем не попробовать! Очевидно же, что на традиционной медицине Лорди не поправится. — Я ни коим образом не сомневаюсь в Лидс, но не думаю, что она готова выступать. Вы родственники, но не одно и тоже. — Давай хотя бы попробуем! Нельзя откидывать идеи, не попробовав! — Н-с…в теории можно попытаться. Но это только зависит от самой Лидс! Парни обернулись, смотря на девушку. — Я вас ненавижу, ребят…***
— Ну нет, Лидс! Так дело не пойдет. Ты еле касаешься струн. Они ж не из паутинки сделаны, от того, что ты дернешь посильнее не лопнут. Подушечки пальцев неприятно кололо. Мышцы протяжно ныли, непривычные к новой позе. — Сядь прямо! Глэм не простит мне твой сколиоз. — Я и так прямо сижу! — Нет ты наклоняешься! Локти расслабь. Задействованы только кисти. Она сыграла пару аккордов. — Нет, ну ты точно мало каши ела! И палец большой в другую сторону, сама же себя мешаешь. Будь проклят Глэм со своими идеями.***
Глэм со вздохом оглядел кучу одежды, которую предстояло перемерить. В уме прикинув, что его параметры схожи с сестринскими процентов на семьдесят пять, он начал натягивать первую футболку. Если бы отец видел его, в сетчатых колготках и юбке, то наверное словил инфаркт. А потом оклемавшись отправил в психушку. В зеркале отражалась весьма симпатичная мадама, не хватало только каблуков. Лидия активно впитывала в себя прелести новой жизни, стараясь за короткий промежуток пережить все то, чего была лишена в детстве. Загоралась как крохотная спичка. И все же парня не покидал иррациональный страх, что все, что он с таким трудом приобрёл: друзей и семью, рухнет в бездну. Сестра призналась, что ее мир окончательно перевернулся, когда она увидела его на концерте. — Ты был настоящим! С искрами в глазах. Ты стал одним целом с музыкой!!! А настоящая ли Лидия? Счастлива ли она? Глэм знает, что такое улыбаться, когда внутренности крутит от боли. Глэму страшно. Глэм знает, что он не всесильный. И что если девушка сломается, то он вряд ли сможет собрать ее снова. Выбор падает на черную майку с диким фиолетовым принтом, обыкновенные темные колготки, кислотно-розовые гольфы и потертые джинсы. И в бюджет укладывается, и красиво. Но что делать с остальными вещами? Некоторые из них очень даже ничего. Не хотелось бы их оставлять. — И до чего я докатился… Бумажные ценники летят в корзину. Глэм чувствует себя паршивой овцой. Из-з многослойности становится жарко. Сердце кажется хочет проломить грудную клетку, ладошки мигом вспотели, а пульс ускоряется. Парень идет к кассе, выкручивая свое актерское мастерство на максимум. «Когда станем известными, я все верну. Это ради Лидии!» — тщетно пытается уверить себя он. — С вас 8500. Отец бы убил. Отец. У него больше нет отца. Они отказались друг от друга. Глэм старается отогнать грустные мысли. Как можно скучать по человеку, причинившему тебе боль? Интересно как долго он просидел в шкафу? Слава Богу охраннику, тучному мужчине под сорок, абсолютно плевать на всех, кроме губастой певицы на пузатом экране телевизора. Он как умалишенный, с открытым ртом, смотрит на технику, игнорируя покупателей. В теории — хватай вещь и беги! Либо не заметит, либо не догонит. В доказательство своей теории Глэм делает круг и, прихватив с полки набор широких браслетов в количестве трех, сует в карман джинсовки. Ноль внимания. Этот торговый центр точно понравился бы Чесу. «Baby i ama gangsta too» — хихикает он. Боже, какой позор! Он — воришка. На улице поразительно тепло, несмотря на осень. В Сенволе такое редкость. Так! Не думать о Сенволе. Ха, легко сказать! Повсюду бродят триггеры. Почему то именно в этот день все семьи вдруг осознали, что им жизненно необходимо сходить за покупками. И у каждого такое счастливое лицо. Они улыбаются и смотрят с такой нежностью, с какой никогда не посмотрит Густав. Солнце припекает прямо по летнему. В нескольких футболках чертовски жарко, а кое-что пониже спины уже взмокло от трех пар джинс. Зато бесплатно. Хочется нырнуть обратно в прохладное нутро торгового центра, но в тесной комнатке самого дешевого отеля ждут друзья и Лидия. Надо идти. — Дамс…чувствую насмешек мне не избежать.***
— Как дела у нашего больного? Лорди высовывает руку со средним пальцем из-под одеяла. — Живой значит! — заключает Чес. Боб разводит какой-то порошок. На вид белесое месиво кажется тошнотворным. Гитарист мысленно желает Лорди удачи. Лидия красуется перед зеркалом, пытаясь свыкнуться с новым образом. Майка сильно свисает. Чем-то теперь она похожа на болеющего басиста. Джинсы приходится укрепить с помощью ремня, одолженного у Чеса. Балетки не сильно подходят к аутфиту, но выбирать обувь Глэм побоялся. Браслет блондинка оценила в первую очередь, вернув брату напульсник. Широкий каркас идеально закрывал легкие полоски шрамов. — Я одного понять не могу. Неужели за исполнение песен на заказ так хорошо платят? Тут тыщ на 20 вещей. Уши Швагенвагенса вспыхнули как кусты рябины. — Глэм?.. Он не ответил, продолжая прятать румянец в ладонях. Комнату огласил дикий ржач Чеса. — СТУПИЛ НА СКОЛЬЗКУЮ ДОРОЖКУ!!! До девушки медленно начало доходить. Губы сами разъехались в улыбке. — Будьте осторожны, у нас тут опасный парень!!! — Ночью я родился под забором, воры окрестили меня вором!!! Гитарист медленно сполз на пол, задыхаясь от смеха. — Что ты зенки пялишь, мусор, на мои наколочки, В ридикюльчике моем пинцетик да заколочки, Я хорошая такая, маменькина деточка, Просто вся в татуировках, милая студенточка. — «Да вы можете орать на двести децибелов тише, блять!» Просил передать Лорди. — Извини. — Чего у вас случилось такое? Чес кивнул на кучу сваленного тряпья. — Я вырастил мафиозника. — Это Глэм сделал?! — вытаращил глаза Боб. — Ага! — Ай-ай! Какой плохой мальчик!!! Как так можно!!! — Да идите вы нахуй… — уже под дружный хохот процедил Глэм. — Ща Батька телепортнется и по попке настучит! — Фуфу таким быть! Глэм запустил в друзей подушкой. Она приземлилась Чесу прямо на лицо. Тот с радостью запульнул ее в ответ. Уже через десять секунд комната превратилась в поле боя. Снарядами становилось все, до чего можно было дотянуться. В конце концов Лидия поскользнулась на брошенной мимо мусорки упаковке чипсов и утянула вниз обоих гитаристов. — Да еб вашу мать, можно потише!!! Злой и сопливый Рыжик готов был метать гром и молнии. Боб нарочито театрально вздохнул. Поднял с пола теплое одеяло. Накинув его на взлохмаченного Лорди, он завернул друга наподобие шаурмы. — Всем тиха! Королевич желает спать! Матерящегося Лорди унесли на кровать, гнусавя детскую колыбельную на новый лад. Когда фальцетное «спи моя радость усни» стихло, троица снова разразилась смехом, который постаралась скрыть в ладонях. За счастливым весельем никто так и не вспомнил о Лидии и ее уроках гитары. Неудачных уроках. Вечер подходил к концу. До концерта оставалось два дня.