***
— У тебя самый нелепый дьявольский фрукт, который я только видел в жизни, — Диаманте смотрел на него сверху вниз, — поэтому тебе нужно усовершенствовать свою волю до высочайшего уровня и овладеть оружием. Слабые стороны? — Плохо ориентируюсь в пространстве, хотя у меня хорошая реакция, но я всё равно не успеваю отражать удары соперника. — Еще у тебя плохая меткость. Неплохо. Для бойцов всегда важно знать свои слабые стороны, чтобы их усовершенствовать, — Диаманте прошел по рингу. Он был не больше Колизея, но чище. Оружейный стенд выглядел прочным и дорогим, — поэтому в бою против Деллинджера ты и был на грани поражения. У тебя на среднем уровне развита воля наблюдения и скорость реакции, но из-за твоей медлительности он успел нанести удары, которые выбили тебя из реальности ещё больше, то есть твоя проблема с ориентацией в пространстве ухудшилась из-за внешних факторов, — в руки Луффи прилетели парные мечи, — Дао для тебя оптимальное оружие, оно не требует меткости благодаря диапазону удара. Эта модель тяжелее той, которую ты использовал в Колизее. Стоящий позади него Требол высокомерно усмехнулся, смотря, как Луффи с трудом поднимает клинки. Чуть позади него стояли офицеры. Дофламинго редко отбирал кого-то в свою семью намеренно, зачастую это происходило по воле случая. — Он ведь раб? — Верго смотрел в спину Луффи, марка была скрыта за двумя слоями ткани. — Да, Баффало купил его у торговцев с Сабаоди два года назад, — Моне заполняла листок бумаги со сведениями о новом члене семьи. Вес, рост, фрукт, хаки, предположительное происхождение, — капитана сильно заинтересовал мальчишка. — Часто ты видишь двенадцатилетнюю шваль, обладающую всеми тремя видами воли? Сомневаюсь, — Гладиус наблюдал за тренировкой, помогая Моне со сбором данных. Луффи кидает на них злобный взгляд, на что пираты только хмыкают.***
Дофламинго проводил каждый свой вечер в его компании. Обычно они перекидывались парочкой фраз, пока король Дресс Розы разбирал бумаги. Иногда Дофламинго обучал его чему-то. Так, в первый месяц он научился читать и писать. После этого Луффи часто шёл ночью в библиотеку по его наставлению и искал нужную литературу. Первое время было некомфортно. Дофламинго не принадлежал к той касте людей, которые разряжали обстановку одним своим присутствием. Очень даже наоборот. Сидя напротив него в кожаном кресле, Луффи контролировал каждое свое движение. Было так тихо, что он старался лишних раз не делать глубокие вдохи и не менять положение ног. Он не отрицал, что ему было страшно. Жутко от одного взгляда на Дофламинго, его ноги тряслись уже только от повышенного тона. Луффи ощущал рядом с ним неприятное волнение, вызывающее тошноту. И оно ему нравилось. — То, что ты читаешь, не делает тебя умнее. Нужно по-настоящему оценить саму вещь, а не просто запомнить готовое суждение о ней. Информированность не есть знание, — Луффи отложил книгу, смотря на самопровозглашенного опекуна. У него язык чесался ответить колко, чтобы пернатый не лез со своими ненужными поучениями в его дела. Он говорил очевидные вещи, раздражая ещё больше. Дофламинго начал вести себя странно с тех пор, как начал больше времени проводить с ним в беседах. Хотя это скорее можно назвать монологом. Луффи смотрел с мрачным выражением лица на свое отражение в грязно-бордовых стеклах и не понимал, чего пернатый от него хотел. — Слова имеют власть подчинять себе ум и волю, — говорил он, смотря с балкона на Дресс Розу, — твоя задача расположить к себе людей. Человек, умеющий использовать свой ум для того, чтобы находить способы произвести хорошее впечатление, имеет преимущество. — Не замечал, чтобы ты производил хорошее впечатление, — Луффи стоял чуть позади, смотря в желтое, как латунь, небо. Вот-вот должно было взойти солнце. Он бросил взгляд на розовую шубу. И как ему только не жарко ходить в этом оскорблении чувства вкуса, подумал Ника. — У меня есть репутация. Я жесток, но держу планку. Я руководствуюсь законом и силой. Большая часть людей довольна жизнью, пока не задеты их честь или имущество, так что я не переступаю грань. Пахло сладковатым запахом, который появлялся только летом. Четвертое мая. Завтра Луффи исполняется четырнадцать и он знает, что Дофламинго снова устроит глупую вечеринку. Вместо музыки вся команда будет слушать скрип зубов Ники и звонкий смех короля Дресс Розы. Луффи был бледным. Он имел слабую чувствительность к голоду и холоду. Моне говорила, что у него холодные руки. Детка Пять, трогая лоб говорила, что у него должно быть жар. — Ты должен по капле выдавливать из себя раба. Неважно, какой был день. Праздник или траур, будни или выходные. Каждый вечер Дофламинго посылал за ним Детку Пять, и в какой-то момент Луффи уже не нужно было приглашение. К пяти он уже сидел в кожаном кресле и спокойно раскидывался, не чураясь слишком громко хлопать дверью, зевать и огрызаться в ответ. Сегодня был праздник. Но он уже без стука вошел в кабинет. Еще на подходе сюда Луффи почувствовал, как по всему замку прошелся мощный разряд королевской воли. Все слуги, которые встретились ему на пути были без сознания. Дворец был украшен в честь дня рождения Ники, и все же царила мертвая тишина. Ни шагов, ни голосов слышно не было. В кабинете Дофламинго склонился над бумагами. Днем ему пришло несколько писем, и после их получения он не выходил из комнаты. Требол стоял справа от капитана, пытаясь скрыть собственную нервозность. Луффи бросает взгляд на часы. Ровно пять часов вечера. Он подходит к столу, рассматривая леденцы, лежащие в хрустальном блюдце. Моне всё же привила Луффи любовь к мяте за два года совместного проживания. Синяя льдинка растворяется на языке, оставляя приятное послевкусие. Дофламинго не обращает внимание на его присутствие. На столе лежит карта с огромной надписью: «Алабаста». Ника прекрасно помнил о том, что песчаное королевство находилось под протекцией Дресс Розы, через столицу Алабасты Донкихот провозил свой товар клиентам, избегая рейдов дозора, и влияние на эту территорию было решающим для положения Джокера на рынке. — Восстание? — Дофламинго почти скрипит зубыми. Эта вена на его лбу так и напрашивается на нож, думает Луффи. — Доффи, что этот щенок тут делает вообще? — Треболу хотелось прочистить горло дубиной, покрытой ржавыми гвоздями, но этот мятный леденец непростительно хорош. — Да, восстание, — Дофламинго тянется к красным конфетам с приторным клубничным вкусом, — есть идеи? Требол почти давится собственной слюной. Луффи берет в руки письма. Всё оказалось гораздо хуже предположений Ники. В Алабасте произошло восстание, народ требовал самостоятельности, свержение клана Нефертари. Продолжительная засуха сказалась на волнениях внутри государства. — Мои войска были разбиты повстанцами, — Дофламинго скрестил руки перед собой, рассматривая задумчивое выражение лица Луффи. Тот всё ещё не был офицером, не покидал пределы Дресс Розы, будучи подчинённым Диаманте, но времени с ним проводил Донкихот больше, чем с кем-либо из семьи. Дофламинго видел свое отражение на дне его глаз. Жажда эгоистичной победы, кровавой расправы. Он готов был отбросить всё, что у него было, ради достижения собственной мечты. Донкихот помнил, как Луффи продолжал напирать на него, несмотря на дрожащие колени и страх. Как сказал, что заберет мечту короля Дресс Розы, чтобы осуществить собственную. Ника ни раз и ни два заставлял самого Дофламинго вздрагивать, и последнему это чертовски нравилось. Он единственный не слепо подчинялся, и Донкихот считал, что хорошо его воспитал. Даже слишком. — У меня есть идея. Конечно же она у тебя есть, с улыбкой думает Дофламинго. Близок день, когда они определят, кто же кого будет использовать в собственных планах. — Действуй, я обеспечу всем необходимым, — Луффи обезоруживает его широкой улыбкой, облизывается, как на кусок мяса и, забрав бумаги, выходит из кабинета, прихватив с собой Требола.***
Алабаста держалась под напором Дофламинго до этого полгода. Шесть месяцев осады плодов не дали. И вот, четырнадцатилетний малец предлагает ему аферу, которая могла не выгореть. Но она выгорела. В своем дневнике Диаманте описал, как Луффи собственноручно нанёс себе увечья и, по пояс голый, демонстрируя свою метку раба попросил укрытия в стенах Алабасты, он сказал, что готов примкнуть к повстанцам и расскажет всё, что знает о деятельности Джокера. Ему сразу поверили. Не станет же врать изувеченный мальчишка? Он завоевал всеобщую любовь и доверие, а продемонстрировав свой острый ум, был назначен помощником военачальника Алабасты. И так, на своем посту он ослабил оборону города и помог войскам Дофламинго захватить Алабасту. Вернулся в Дресс Роуз он уже в пятнадцать лет будучи героем и одним из элитных офицеров. Его слово значило не меньше, чем слово Диаманте или Требола. В его подчинение отошли все грузовые поставки и отбор кадров в пираты Донкихота.***
Об инциденте с Алабастой знал весь город. Об этом были заметки в местных газетах, но за пределы Дресс Роуз об этом никто не знал. — Он неплох, — сказал Хак, рассматривая библиотечную запись. — М-мне кажется, что он опасен. Он же вёл двойную жизнь в Алабасте, что мешает ему обмануть нас так же, как и тех жителей? — Коала сжимала в руках газету. Времени было совсем немного, всего несколько часов. Им оставалось только ждать знака от Ники. — Тогда у него не было такого идеального шанса предать Дофламинго. Сама подумай, его купили как раба в Колизей, где он убивал людей, и сам получал смертельные ранения, потом он стал мальчиком на побегушках уже при семье Донкихот. И до сих пор им остается. Вряд ли он шибко рад служить под началом рабовладельца. Ему нельзя за пределы острова, и клеймо раба они с него не стерли, наоборот, добавив новое. Я очень сомневаюсь, что человек с его-то мозгами может оставаться в подчинении у кого-либо. Хак сложил газету по горизонтали и кинул её обратно в архивную коробку. За кассой стоит сухой старик, который внимательно осматривает посетителей. Стрелки часов остановились на пяти и не двигались уже четыре года. Они выходят на улицу, когда солнце ещё высоко светит над столицей. К вечеру Луффи должен был открыть ворота во внутреннее здание порта, где находились корабли с грузом для Кайдо. К тому времени он уже должен будет отравить Дофламинго и подорвать замок. После уничтожения кораблей они освободят заключенных из Колизея, выломав врата главного здания. Звучит просто потрясающе, но одна мысль о возможном предательстве Луффи заставляла Коалу подрагивать от волнения. — Надо сообщить об этом главнокомандующему. — Нет, тогда он свернет операцию, — Хак рассматривал наполированные головы игрушек, что шли спереди. Они шагали нервно, раздражающе прискакивая, — послушай, я понимаю твои опасения. Но подумай сама, скольким людям мы поможем. Сколько людей мы спасем, а ведь на их месте могли оказаться мы с тобой. Где бы были мы, если бы не действия пиратов Солнца или нашей армии? — Я ему не доверяю, — Коала опустила голову. Они говорили шепотом, и их едва было слышно посреди оживленной улицы. — Зато я доверяю. Я чувствую, что пацан не врет. А теперь пошли к Колизею, посмотрим, как он выглядит изнутри и планировку, — Хак осмотрел небольшой мешочек с монетами под вздох Коалы. Что-то ей определенно не нравилось в этом офицере. Что-то не ощущалось человечным и живым в желтоватых глазницах.***
Луффи смотрел на свое отражение в серебряной кастрюле. Голоса поваров и прислуги гудят где-то совсем близко. Он нервно сминает в руке маленький кусочек ткани. Внутри всего несколько грамм белого порошка. При большом количестве и желании этим порошком можно было бы уничтожить всю столицу. Достаточно просто попасть внутрь человеческого тела. Терзался он сейчас вовсе не моральными дилеммами, а тем фактом, что Дофламинго мог понять, что затеял Ника. Он открывает крышку и его лицо слегка краснеет от горячего пара. Две щепотки будет достаточно для трех литров супа. Любимое блюдо Дофламинго и Требола. Яд должен быть безвкусным, но оставалось только надеяться, чтобы он не изменил послевкусие или аромат супа. Крышка с неприятным тихим лязгом оказывается на кастрюле. Зазвонил ден ден муши. — Начало в шесть. Первый этап пройден. Диаманте с недовольным лицом пересекся с Луффи на лестнице. Вчера он всю ночь глушил эль и чувствовал себя старой развалюхой, не будь он правой рукой правителя страны, то плюхнулся бы прямо на мальца, чтоб тот донёс его до столовой. Но Диаманте пропил не все мозги, чтобы раздражать Нику. Особенно вечером. Они коротко кивнули друг другу и молча добрались до обеденного зала. Все сиденья были уже заняты, задерживался только сам Дофламинго. Его пернатое величество решало дела со страной Вано, куда сегодня должны были отправиться корабли. Верго активно пытался игнорировать спор между Треболом и Пикой, в который тут же вмешался Диаманте. Ника с Верго были самыми молчаливыми за столом, поэтому иногда кидали друг другу взгляды, как бы говорящие: «ты видишь эту хуйню?». Зачастую причиной такой невербальной коммуникации становился Требол. — Нэ-нэ, Ника ника-нии, что как? Где пропадал последние три дня? — он раздражал одним своим существованием всех присутствующих, включая натянуто улыбающихся горничных. — Временно я отвечаю за поставки товара. — Лучше б ты продолжал отвечать за Колизей. Я уже умираю там со скуки, — Диаманте сделал лицо великомученика, но получалось плохо из-за похмельно-бледной кожи и клоунской мимики. Дверь с громким стуком встречается со стеной, на которой уже от таких драматичных вторжений образовалась вмятина. Требол вызывался её замазать уже полгода назад. — Утро доброе, — Дофламинго подходит к своему стулу и оказывается аккурат напротив Ники. — Вечера, — поправляет Требол. — Ночи, — огрызается Диаманте, опрокидывая в себя очередной стакан с водой. Глава семейства два раза щелкает пальцами, и в столовую по очереди заходят официанты с блестящими подносами. Перед носом Луффи дымятся свежие стейки и его резко перестает интересовать всё окружающее. До тех пор, пока на стол не опускается большая кастрюля с резными ручками. Требол в привычной манере потирает руки в предвкушении, пока Дофламинго расспрашивает подчиненных о ходе дел в королевстве. — Я выдвигаюсь на титул шичибукая, — Луффи уверен, что сквозь линзы Донкихот наблюдает именно за его реакцией. За четыре года, проведенных в этой семье, ему всё так же хочется выколоть глаза пернатому, как в первый день. Хотя эта идея подкреплялась тем, что его заставляли делать. Ника научился контролировать эмоции. Научил его этому сам Дофламинго, и очень скоро он пожалеет о многих вещах, которым обучил своего названного сына. И принцип «атаковать там, где не подготовились» сыграет особенно злую шутку. — Как дела с грузовыми кораблями, Луффи? — он единственный, кто называл его по имени. — Как обычно. Капитаны были со второй смены, всё прошло гладко и их даже не потревожили по пути сюда, — Луффи медленно разрезает стейк на части. Никаких извращений с приправами. Только свежее мясо с солью и перцем средней прожарки. — Отлично, завтра ты отправляешься в Вано со мной. Я хочу представить тебя Кайдо, — вилка неприятно звенит о поверхность тарелки. — Зачем? — Ты мой наследник. Если что случится или мне надо будет отплыть на продолжительное время, то правителем Дресс Розы на это время будешь ты, а это включает и торговые связи с Кайдо, — Требол стреляет злым взглядом в сторону Луффи, который смотрит слегка недоверчиво на Дофламинго. Это вряд ли, думает Ника. Сюрп. Капитан поглощает суп ложку за ложкой. Требол кидает в сторону Луффи колкие шутки, а тот и не собирается оборонятся. Без пяти минут шесть. Дофламинго ест вторую тарелку. Он облизывает губы, смакуя сочетание вяленых помидор и смеси приправ. Четыре минуты. Диаманте уже тянется к вину. Требол критиковал расписанный потолок. Луффи пережевывает мясо, чувствуя напряжение скул. Хруст салата отвлекает Нику от трапезы. Сейчас он был особенно восприимчив к громким звукам. В груди разрушались планеты от страха неудачи, но лицо его не отразило и толики тех эмоций, которые сейчас заставляли его сердце биться быстрее. Время шло лениво, растягиваясь и заставляя Луффи сжимать салфетку чуть сильнее обычного. Три минуты. Двумя пальцами Требол взял картофелину с блюда и стал мощно жевать, уже выбирая бровью что-то на другом блюде. Луффи чувствует, что пересекся взглядом с Дофламинго, несмотря на то, что он его глаз не видел. Две минуты. Донкихот начинает кашлять, и Пика подрывается, чтобы похлопать капитана по спине. Его кашель отражается от белых стен, вызывая раздражение. В обеденный зал тут же забегают служанки. Одна из них бежит за доктором, когда Дофламинго падает на колени. О, вероятно, его глаза сильно покраснели и слезились. Горло, должно быть, жгло так, словно его нафаршировали горящими углями. Луффи встаёт со своего места, подходя к Дофламинго. Тот не может даже рассмотреть тяжелые ботинки из-за колющего зуда в носу и глазах. Ника улыбается почти маниакально, оправдывая свое прозвище, когда вслед за Дофламинго падает Требол. Их поддерживают другие офицеры, вокруг мельтешат взволнованные горничные. Он прикрывает глаза от наслаждения этой картиной. Его метка раба горит. Луффи опрокидывает голову и почти готов истерически рассмеяться, когда сам король Дресс Розы, стоя на коленях, хватает его за штанину. Дофламинго прекрасно понимает, что происходит. Они оба знали об этом с самого начала. Таким он и вырастил Нику. Таким он и должен был стать. — Плохо себя чувствуете, отец? У Дофламинго течет кровь изо рта, яд выжигает его внутренности. Его улыбка выглядит теперь особенно уродливо с эмалью, покрытой грязно-красным цветом. Совсем как его очки. Счет выходит на секунды. — Я тебя воспитывал четыре года, — хрипит он, заставляя Нику улыбаться еще больше. — Война любит победу и не любит продолжительности, — цитирует Луффи слова самого Дофламинго. Верго, который тут же понял, что к чему, побежал в его сторону. Но было поздно. Взрыв прогремел на всю Дресс Розу. Замок был тут же охвачен огнем. Восточное крыло, в котором находился обеденный зал, был уничтожен. Перед уходом Луффи вытряхнул из кармана небольшой мешочек и выпрыгнул из окна. Он открыл ворота Хаку и Коале, в руках который были пульты управления. Для того, чтобы добраться до Колизея, Луффи использовал второй гир. После взрывов в порту на улицах стали раздаваться крики. Горящие корабли тонули вместе с грузом, пока дворец Дофламинго разваливался на глазах его жителей. Из Колизея выбегали измученные гладиаторы в лохмотьях и кандалах под самодовольный взгляд Луффи. Он видел знакомые лица, ему махали руками и выкрикивали его имя, на что получали только кивок. Подходя к порту Луффи заметил приближающийся корабль. Красный флаг. Волей наблюдения он тут же почувствовал присутствие большого количества довольно сильных пиратов. В воде отражались огни горящего замка. За его спиной оказались заключенные Колизея, которые искали подходящее судно для побега. Воздух пропах гарью и тем самым супом. Рука Луффи покрывается сталью, после чего загорается желтым огнем. — Ника! — Коала хватает его за плечо, и он уже хочет отрезать ей руку, — это наши. — Ну ты и мужик, — Хак запыхался от бега и опирался руками в колени. Луффи его и взглядом не окинул, продолжая рассматривать корабль. — Как думаете, — Ника поворачивается с широкой улыбкой, заставляя Коалу резко опустить взгляд, закрывая кончиком шляпы глаза, — вы сможете нас подбросить? — Это даже не обсуждается. Конечно! — Хак подзывает к себе толпу из заключенных Колизея. Корабль Революционной армии выбрасывает якорь и спускает мост аккурат к ногам Луффи. — Хак, да ты хоть представляешь, что из тебя сделает Драгон, если узнает. Перед ними встал высокий мужчина в вызывающем костюме. Луффи видел подобных среди рабов, но, благо, в одной секции услуг они никогда не находились. Он был достаточно высоким, чтобы Нике приходилось запрокидывать голову, и в лунном свете он выглядел еще и страшновато. — А ты еще кто? Его слипшиеся от туши ресницы походили на толстых гусениц. — Иванков, благодаря этому парню вся операция прошла успешно. Лицо Иванкова тут же начинает светиться от непонятной радости, и уже через секунду рука Луффи оказывается в виниловых тисках перчаток. — Как зовут, геройчик ты наш? Сколько тебе годков-то, такой маленький, — и ещё через секунду он оказался прижат к татуированной груди окамы. Луффи молчит некоторое время, и Иванков всё же отлипляет его от себя, чтобы тот дал четкий ответ. — Сабо. Мне почти семнадцать лет, — он пытается изобразить неловкую улыбку, и Иванков командует отвести рабов на борт, пока сам тискает лицо Луффи. Окама разводит руки дальше, сжимая его щеки между пальцев. И кожа неестественно растягивается. Словно резина. Иванков тут же отпускает щеки Ники, и приглашает его на палубу. Луффи проводит средним пальцем по крестообразному шраму на груди и улыбается при виде горящего дворца. Интересно, сколько уйдет на восстановление здания? — Надеюсь, после такого ты сменишь свои чёртовы очки, — шепотом говорит Ника, которого теперь окликают по другому, такому непривычному, имени.