Страдание, молодость и любовь

В преддверии нового года за окном валил белый пушистый снег. Многие спешили за подарками и гуляли по красивым улицам. Дазай любовался всем этим со стороны. Наблюдал из окна больницы. Для него этот праздник был довольно простым, потому что ничего необычного он не делал. Дазай уже и не ждал ничего праздничного. В больнице он мог получить в лучшем случае только небольшой сладкий подарок, но сладкого много есть он не мог, так что он был бесполезен. Мальчик глядел с подоконника палаты на радостных людей и отчасти даже завидовал, ведь ему хотелось чего-то хотя бы похожего. Вообще в окне он высматривал Чую, который обещал зайти к нему на выходные. И даже на удивление он пришел довольно быстро. Дверь открылась, и в палату вошёл Накахара. Черт знает, как его пропустили без халата, да ещё и в плаще, который был в снегу. Видимо, врачи уже наплевали на палату Дазая. — Ты чего в таком виде? Удивлённо спросил он, видя как с Чуи сыпятся хлопья снега. Дазай был очень рад, что тот пришел и сразу кинулся его обнимать. К новому году его сильно нагрузили, и Чуя практически не появлялся. — Прости, на улице зима, — с улыбкой сообщил юноша и отряхнул рыжие волосы от снежинок. В последнее время он был занят не только работой, но и одной личной для него вещью. Очень важной. И вот, наконец он может обрадовать Дазая, — а у меня для тебя сюрприз! Дазай, конечно, заинтересовался, но не слишком. Чуя всегда угождал ему, как мог. Он думал, что сюрпризом окажется пакет сладостей или мандаринов. Так было всегда, и мальчик не то что привык, но уже воспринимал это как обычное дело. Хотя даже это не переставало его радовать. Но на этот раз Дазай не угадал. — Неужели бананы? — спросил тогда он. — Не-а, — Чуя легко хватает на руки Дазая и уходит от ответа, — как ты себя чувствуешь? Уже брали анализы? Чуя будто нарочно возвращает мальчика в гнусную реальность, и Дазай вздыхает. Показывает Чуе проколотый палец и руку на локте. Накахара улыбнулся и потрепал того по голове, а Осаму все не унимался. — Чуя, ну скажи, что за сюрприз? — он теребил белый манжет юноши. Видимо, тот снова был после работы. — Скоро все узнаешь. Пошли-ка лучше к медсестре. Хочу узнать результаты анализов. Чуя опускает мальчика на пол и берёт за руку. Но Дазай его останавливает с каким-то печальным лицом и словами: — Чуя, а может не надо? Вдруг анализы будут плохими, и ты расстроишься... Дазай закусил губу. Хотел было он добавить фразу, мол, что он умрет, но тогда Чуя точно разозлиться или расстроиться. Странно, как Накахара такой взрослый, а до сих пор не смирился. Даже сам Осаму уже смирился. — Если они будут плохими, я просто куплю тебе нужные лекарства. Пойдем, нужно узнать точно, — Чуя выводит мальчика из кабинета, и они идут по тихому коридору. Всех детей, даже тех, кто умудрился заболеть на новый год, забрали родители. Только Дазай один был вынужден скитаться от палаты к палате. — Общие показатели слегка хуже, чем в прошлый раз, но скорее всего это на фоне падения витаминов в зимний период, — сообщили им в кабинете, — что же до сердца, то диаграмма скачет. Скажи, ты часто нервничаешь? — обратилась вдруг девушка в белом халате к Дазаю, который задумался о чем-то своем. — А? Я... Ну... Не могу сказать, что часто... — Возможно это на фоне общих стрессов, — предположил Чуя, и медсестра стала что-то писать в карточку. Вышли они в чуть изнуренном положении духа. Чуя был озадачен, а Дазай огорчён. Что, если даже Чуя потеряет веру в него? Дазая нельзя вылечить, он останется инвалидом навсегда, но его можно поддерживать, и тогда он может прожить довольно долго. — А теперь мой сюрприз, — вдруг сказал Накахара, когда вышел из прострации. Дазай снова оказался на руках парня. Как ни странно, но на Чуе было очень удобно сидеть. Он был всегда теплым, в отличие от холодных рук и ног мальчика, только запах у рыжего был слегка странным. Пахло от него чем-то палёным вперемешку с дымом. — Какой же? — интерес в глазах мальчика подугас, но когда Чуя сказал, что они едут к нему, Дазай чуть не заплакал от счастья. Можно сказать, что заплакал, но чуть позже, когда наконец понял, что это не шутка. Чуя стоял в приемном отделении, чтобы забрать документы Дазая. Те давно уже покрылись килограммом пыли и служили подставкой для кофе. — На какой срок хотите забрать его? Чуя прикусил губу и едва заметно улыбнулся. — Навсегда. Когда они уже шли по улице, юноша прокручивал в голове последующий диалог с врачами, мол, понимает ли он, Чуя, насколько это большая ответственность, что за Дазаем надо постоянно следить, что у него серьезная болезнь. Под конец ему чуть ли не прямо сказали, что Осаму не проживет и дня у него. Накахара недовольно цикнул. Его явно держали за идиота. Будто он до сих пор не понимал всего этого. В сумке Чуи валялось свежее свидетельство о прохождении курсов первой помощи, а дом был заранее подготовлен для мальчика. Взять Дазая к себе было решением далеко не спонтанным, как может показаться на первый взгляд. Чуя долго обдумывал детали и мелочи, ведь шатен и правда был особым не только случаем, но и событием в его жизни. За две недели дом юноши из балагана стал намного приличнее. Чуя убрал все бумаги, документы, оружие, пули, одежду, все, что могло бы хоть намеком служить для оснований, что Накахара - убийца. Для Дазая была подготовлена отдельная комната с кучей новых игрушек, с которых Чуя даже не успел снять бирки. Аптечка была теперь полна не только бинтами и обезболивающими, но и шприцами и антибиотиками с таблетками. Чуя потратил кучу денег и купил самые лучшие приборы для измерения давления и температуры. — Дазай, дай я поправлю твой шарф, на улице зима ведь, — юноша садится на колени и завязывает шарф так, чтобы были видны лишь карие глазки мальчика. Самое главное было даже не все вышеперечисленное, а безопасность. Безопасность Дазая. Чуя понимал, какую берёт ответственность за него, и именно это держало его очень долго. Ведь у Чуи опасная работа, и никто не должен знать об Осаму. — Сейчас я посажу тебя на байк и надену на тебя шлем, — юноша пытался говорить спокойно, хотя очень нервничал. Он продумал все до мельчайших деталей, чтобы никто даже не подумал, что в их ситуации есть что-то необычное. Хотя ехать на байке было опасно, но Накахара на всякий случай взял с собой пистолет. Все же лучше так, чем в общественном транспорте. — Это твой байк? Ух ты! — ах, как рыжеволосый радовался, когда видел эту искреннюю улыбку на лице Дазая, — какой красивый! И большой! Для Чуи это было обыденностью, но вот Дазай заставлял его замечать такие необычные приятные мелочи. Он улыбнулся, кивнул и стал надевать на голову мальчика новый шлем, специально купленный для него. Сам Чуя привык ездить без защиты, хотя и понимал всю опасность такой затеи. И все же тело так более подвижно, а угол зрения значительно больше. — Залезай. Чуя садит Осаму впереди и ставит свою ногу на подножку, чтобы байк не качался. Дазай умело хватается ручками за роганину руля и довольно улыбается, пока юноша сам садится рядом, прижимает мальчика к своей груди и врубает сцепление. — Держись крепко. Чуя заводит байк, и тот резко слетает с места. Сейчас главным было доставить Дазая в безопасное место. Поэтому он ехал так быстро. А мальчик даже не подозревал об этом. Ему нравилось. Снежинки врезались в щеки, и Дазай пытался поймать их языком. Вокруг проносились заснеженные деревья и небольшое домики. Чуя поехал так специально, этот район проще контролировать. Благо, пистолет не пригодился. А Дазай даже чуть расстроился, когда они подъехали к неприметным воротам такого же дома. Он был двухэтажным с небольшой прилегающей территорией. Чуя имел апартаменты и в центре Йокогамы, но пока лучше здесь. — Вот мы и приехали. Не укачало? — Чуя снимает шлем с довольного Дазая, и тот просил прокатить его ещё раз. На первом этаже располагалась ванна, кухня и комната отдыха. Ещё небольшой кабинет, хотя, как правило, Чуя предпочитал работать где придется. На втором этаже была его комната и одна пустая, а ныне комната Дазая. Хотя Накахара предполагал, что тот будет спать с ним. И все же накупил тому игрушек, книжек, разных набором для рукоделия, раскрасок. Даже стол пришлось купить, надо же было где-то заниматься Дазаю. А вообще у Накахары были большие планы. Было бы неплохо отдать мальчика в частную школу, ибо тот и так отстает, но пока Чуя боялся его куда-то отпускать одного. Работа везде выходила ему боком. — Как тут чудесно! — воскликнул мальчик, когда они только вошли в гостиную. Не успев раздеться, он стал довольно кататься по ковру и ползать по мягкому дивану. Чуя стоял со скрещенными руками на груди в дверном проёме и вымученно улыбался. — Я рад, что тебе нравится, солнце, — он подошёл к большой плазме и включил детский канал с мультиками, которые шатен так любил. И правда, Дазай побоялся спать один, хотя комната ему очень понравилась. Он был потрясен, что Чуя столько для него делает. Он не мог мечтать даже о бараке, а тут отдельная комната. — Но как же мое лечение?.. — спросил Дазай на следующее утро за завтраком. Чуя запарился и приготовил ему овсяную кашу с фруктами, чтобы хоть немного Осаму поел другой еды. — Я сам буду о тебе заботиться, Дазай. Сейчас ты поешь, и я поставлю тебе капельницу. Не бойся, я умею это делать, будет не больно. Юноша домыл тарелку и присел обратно к мальчику. Он видел страх в его глазах и потому взял к себе на руки. — Не переживай, ты больше не вернёшься в больницу, — прошептал Чуя. — Я такой проблемный... За мной нужен серьезный уход, ты ведь знаешь... — Знаю. Я заранее подготовился, поэтому не переживай. Пей чай, и я включу тебе мультики, — Чуя мельком глядит на время. Ему удалось взять отпуск на пару месяцев, пока он будет с Дазаем, но вот потом придется выходить на работу... И честно, пока Чуя не знал, как будет все совмещать. Один Дазай дома конечно посидит, но вот как быть с тем, что возвращаться Накахара будет не всегда в белой рубашке и выглаженных брюках?.. Иногда Чуя заглядывал в будущее и гадал, поймет ли его Осаму, если узнает, кто он. Дазай доедает, и Накахара целует его в макушку. — Где будешь лежать? Тут или пойдем в комнату? — спрашивает Чуя. Дазай просит включить ему мультики здесь. Его очень впечатляла такая огромная телевизионная плазма. Чуя кивает, включает мультик и сам уходит на второй этаж за капельницей. Там же звонит Огаю и говорит, что может выполнять письменную работу дома, но в мафии появится только через месяц и не раньше. Он заранее все просчитал, и у босса не было варианта отказать ему. К тому же есть все равно другие исполнители и отряды. Чую легко можно заменить, если захотеть. Накахара возвращается с капельницей, диффузором и пакетом с жидкостью. Он морально собирается с мыслями и осторожно окликает Дазая. Тот отрывается от экрана, смотрит на Чую, после на все приборы. В его глазах мелькает нотка печали и понимания, и мальчик молча ложится на диван. — Ты можешь смотреть мультик, я не выключаю, — улыбнулся Чуя и стал подготавливать капельницу. Дазай вытянул едва зажившую руку. Футболка не сковывала движений, но Накахара заранее накрыл его одеялом, потому что знал, что Осаму замёрзнет за час лежания в одной позе. — Не бойся, обещаю, будет не так больно, — Чуя погладил малыша по щеке, пока Дазай разглядывал немного другую капельницу, нежели которая была в больнице. Но принцип тот же. Чуя осторожно берёт ручку мальчика и протирает на месте вены спиртовой салфеткой кожу, затем надевает жгут. Он пытается вспомнить свои ощущения, когда ему в госпитале ставили капельницу, и пытается сделать менее безболезненно. Потому что видеть слезы Дазая невыносимо. Чуя легонько прокалывает удивительно тонкую бледную кожу Осаму и вводит иголку в вену, затем закрепляет бинтом и пластырем. — Вот и все, умничка, — Дазая гладят по голове, — больно? — Немного, — Дазай поерзал на месте, — но не так, как в больнице. Это заставило Накахару улыбнуться. Он открыл диффузор и сделал погромче мультик. — Ты лежи, я тут рядом буду. Позови, если нужно что-то будет, ладно? — Дазая целуют в нос, и тот кивает, — я приду минут через сорок, когда капельница кончится. Нужно было срочно доделать отчёты о старой миссии, и именно этим сейчас хотел заняться Накахара. Дазай остался один. Почему-то в подобные моменты он ощущал себя никчёмным и... несчастным. От того, насколько сильно он несчастен, ему становилось противно от себя самого. Раствор медленно вливался в вену, а Дазай почти безразлично глядел на это. Казалось, что даже если ему оторвут руку или ногу, он и не пикнет. Но где-то внутри все очень болело... Чуя ушел, по телевизору все ещё шел мультик... А Осаму не заметил, как заплакал. Быть может, Чуя делает всё это только из жалости, а не из любви к нему. Иногда в голову мальчика закрадывалась мысль о смерти. Ведь все равно он обречён на нее. Все так носятся с ним, хотя уже устали тащить безнадёжного, и то и дело перешептываются за его спиной о скорейшей кончине. Раньше как-то Дазай относился к этому как к чему-то обычному — ему просто не с чем было сравнить. Но именно сейчас, лёжа здесь, в доме Чуи, которого, как казалось иногда Дазаю, он совсем не знал, ему вдруг стал понятен весь мир и вся вселенская несправедливость. Он перестал лгать себе о том, что ему не больно. В голове мерещились какие-то голоса — обычно Осаму слышал их, когда очень устал и чувствовал себя плохо. Дазай не мог различить, галлюцинации ли это или реальность. Беспомощность сбивала его с ног, выкачивала воздух из лёгких, и мальчик не мог двинуться, не мог даже вздохнуть. Перед глазами все поплыло не то от слез, не то от падающего давления. На мгновение он испугался и подумал, что и правда вызвал смерть своим желанием. — Больно... Мне так больно... — просипел он и что есть мочи поднялся на одном свободном локте, но почти сразу же упал на подушку. Самому от себя было противно. Он был уже не таким маленьким, чтобы не осознавать всего масштаба своей трагедии. Кулак уткнулся в подушку, Дазай перевернулся на живот и стал с яростью бить её, ощущая, как в горле формируется ком ненависти. Ему хотелось закричать, но это было так тяжело и бессмысленно, что Осаму минуту неподвижно лежал вниз лицом и желал задохнуться, но ничего не вышло. Подобные приступы истерики все чаще у него проявлялись, и в такие моменты он начинал думать о смерти. Ему было стыдно от того, что он болен и всем доставляет лишь неудобства. Даже когда его, ещё совсем маленького, пятилетнего, впервые прооперировали в больнице, первая фраза, которую он сказал докторам, когда очнулся, была: "простите, что доставил вам неудобства". Ему было страшно, искренне страшно двигаться при спазмах в области груди или вставать после ввода нового лекарства. Страшно отдаваться в лапы болезни и в итоге умереть. Но последнее время борьба была совсем неэффективной, и в голове мальчика все сильнее крепилась мысль о том, что эта борьба бесполезна. И он все равно умрет. — Чуя!! — вдруг закричал он как можно громче, дёрнул рукой, вырвал иголку с вены и ударился локтем о край дивана. Его сердце сжималось от ненависти к собственному жалкому существованию. Лицо было залито слезами, а руки дергались в приступах гнева и желанию сделать ещё что-то хуже. Накахара успел написать только несколько страниц о недавних миссиях. Крик снизу он услышал сразу, хотя тот был приглушённым за счёт стен и двери. Чуя моментально вскочил, на его лице отражался реальный испуг. В голове мелькнула мысль о том, что он всё-таки просчитался, их всё-таки выследили и теперь схватили Дазая. Чуя сбежал по лестнице, осмотрелся, но никого постороннего не увидел. Тогда он подлетел к Дазаю, который без сил лежал на диване, а на полу лежала выдернутая капельница с иглой. — Дазай?.. Дазай, что случилось? — Чуя стал трясти его, но мальчик по-видимому потерял сознание. Руки Чуи затряслись. Да, он проходил курсы, да что там курсы, он каждую неделю мог убить несколько человек самолично, но сейчас... Сейчас Дазай, как бы это ни было эгоистично и негуманно, отличался от них всех, он был особенным... Чуя собрался с мыслями, осмотрел его и приподнял чуть выше. Аптечка была неподалеку, в соседнем шкафу, поэтому Чуя быстро вывалил из нее все недавно купленные пузырьки. Дазай был без сознания, он это определил почти сразу. Однако чем это было вызвано?.. Юноша смочил нашатырем кусочек ваты и быстрыми движениями обмочил виски шатена, а затем поднес ее к его носу. Дальше руки, как заговоренные после ста часов врачебной практики, переворачивают мальчика в нужную позу и начинают слегка массировать грудную клетку. Несколько мучительных минут ожидания, и Чуя слышит первый сиплый вздох. Дазай был особенным, потому что Чуя отвечал за его жизнь и старался сохранить, а не отнять. После нужных вибраций на сердце мальчика снова переворачивают на спину, и Дазай приоткрывает мокрые веки. Он видит перед собой взволнованного Чую, который трясет его, что-то говорит и в конечном итоге достает из аптечки ампулу и шприц. Осаму хватает его за руку и глядит затуманенным взором в голубые глаза. — Чуя, не надо, пожалуйста... — прерывисто шепчет он, а на глазах снова искрятся слезы. Взгляд у Чуи непонимающий и серьезный. Он рад, что мальчик очнулся, но сейчас надо его до конца привести в себя. Рыжие брови чуть поднимаются в удивлении. Дазай способен двигаться в таком состоянии?.. Очевидно, движение вызвало у него адскую боль, но детская ладонь продолжала удерживать руку Накахары, в которой был шприц. — Пожалуйста... — хрипло шепчет мальчик и всхлипывает от очередного спазма в груди. Чуя в замешательстве. Он спрашивает, почему он так себя ведёт, что случилось, и почему не надо делать укол. Видеть Дазая таким невыносимо. Но его бледное лицо свидетельствовало о том, что давление все ещё низкое, а значит он сейчас может снова упасть в обморок. И Дазай падает, не успевая добормотать какую-то фразу. У Чуи паника. Чуя столько раз видел кровь и маски боли на лицах людей, но не испытывал никаких эмоций. Что случилось сейчас?.. Накахара колет руку Дазаю и сам зажимает ватку на внутренней стороне локтя. Что произошло за эти пол часа?.. Может, он совершил ошибку, оставив мальчика одного? Все ведь было нормально... Лекарство в диффузоре было то, так почему... Чуя перекладывает Осаму на кровать у себя в спальне и снова водит нашатырем возле его носа. Ложится рядом с ним и слышит ритм беспокойного сердца. Теперь Дазай приходит в себя намного позже, однако лицо его уже имело более живой оттенок, а глаза не слезились от боли. Дазаю приснилось, что он умер, но на самом деле он жив. И честно, мальчик не знал, что из этого следует. Радоваться ему или плакать. Когда он очнулся, рядом запищал какой-то прибор, который Чуя установил рядом. К пальцу шатена был подведен проводок, а сам палец зажат чем-то. Измерение пульса, очевидно. — Боже, как ты меня напугал... — Чуя лежал рядом с ним и не смыкал глаз. Взгляд его выражал решимость вперемешку с волнением, — Ты в порядке? Что-то болит?.. Рука Чуи освобождает палец мальчика и осторожно прижимает его к себе. По щекам Дазая снова текут слезы. Он не отвечает на вопросы, а задаёт свой: — Зачем ты это делаешь?.. Только из жалости, верно?.. Зачем... Я же все равно умру... — подобные слова шокируют Накахару, но он оставляет их без комментариев и слегка поглаживает темные волосы. Дазай был накрыт одеялом, на полу рядом стояла коробка лекарств. — Просто... — тянет Чуя, — на самом деле я такой же, как ты... Ему отвечают не сразу, может, минуту спустя. Чуя внимательно смотрит, чтобы Дазаю не стало хуже. — Ты тоже смертельно болен?.. — Осаму явно не верит в это, по крайней мере внешне Накахара выглядит полностью здоровым. Чуя качает головой. — Я не могу назвать это болезнью. Но когда-то я переживал то же самое, что и ты. И я прекрасно понимаю, каково тебе. Давай смотрит на него пронзительным взглядом, будто Чуя прочитал его душу. — Что?.. — Когда-нибудь я расскажу тебе,¹— со вздохом сообщает Чуя, отводит взгляд, на мгновение что-то вспоминает, а после снова смотрит на Дазая, — что произошло? Тебе стало плохо? Мальчик чуть кивает. Он и сам не понял до конца, что произошло. — Я нашел тебя без сознания, ты закричал перед этим. Дазай снова кивает, и рыжеволосый поправляет одеяло рядом. — Мне не стоило оставлять тебя одного, извини. Сегодня ты поспишь со мной, так что не переживай. А пока лежи, я буду с тобой. Тебе нужен отдых. *** Они прожили вместе пару недель, и кажется, все уже наладилось, но Дазай не выглядел в последнее время слишком уж счастливым, как раньше. Он при любом удобном случае благодарил Чую, но очень часто старший замечал на его лице уныние, разочарование, тоску и боль. — У тебя что-то случилось? — постоянно спрашивал Чуя. Его забота была действительно самой желанной для Дазая, но о такой он не мог даже мечтать. Однако иногда казалось, что ему и вовсе все равно, что с ним делают. Мальчик был внутри очень благодарен Чуе, но все меньше отвечал тактильно и вообще хоть как-то на его заботу внешне. Это Чую расстраивало, ему казалось, что он делает недостаточно, делает что-то не так. — Нет, что ты, со мной все в порядке. На самом деле Дазай и правда считал себя эгоистом на таком фоне, что даже сейчас, когда уже все хорошо, он умудряется грустить. Но грусть рвалась наружу, вытекала через все щели его тела и сознания. Внутренний барьер остался, остался страх и недоверие к людям, но он старался показать, что Накахара для него особенный. — Спасибо за все, что ты для меня делаешь... — сказал он, когда Чуя нежно гладил его по руке и измерял давление, — но ты наверное разочарован, что я никак не реагирую и не отвечаю на твою заботу. Вероятно, ты хочешь этого тоже, — Накахара поражался, потому что слова Дазая были словно зачитанными вслух его собственными мыслями, — но это вовсе не значит, что я холоден и плохо к тебе отношусь. Я просто... не совсем понимаю, как лучше оказать эту заботу... — Дазай теребил край одеяла, потом нервно улыбнулся и посмотрел в глаза Чуе, — мы учимся чему-то, когда наблюдаем, как делают это другие. Видишь ли, я никогда не ощущал любви на себе и поэтому не очень понимаю, как должен сам любить. Чуя закусывает губу, робко кивает и винит себя, что требует от Дазая слишком многого. Да, наверное, для него это и правда очень много... Осаму был знатоком человечких душ, но не мог разобраться в своей собственной. Мальчику даже было жалко Чую. Честно сказать, он не верил в себя и не верил, что когда-нибудь сможет проводить полноценно с ним время и отвечать хоть как-то на его заботу. Ведь кто сказал, что Чуе она не была нужна? Дазай подозревал, что именно оттого он взял его к себе. И хотя собственные попытки сделать что-то для него казались такими нелепыми и жалкими, мальчик продолжал их делать, чтобы не стать в своих глазах ещё более жалким. Чем лучше становились условия вокруг него, тем больше он погружался в прошлое, о котором раньше как-то не так активно размышлял. С каждым разом он забирался все дальше в дебри. Чуя часто замечал его сидящим где-то в одной позе часами, а после, как правило, на него сыпалась череда странных и нелогичных вопросов, и Чуя не знал, что ответить. На фоне своеобразной депрессии Дазая Чуя тоже стал более нервным, меньше спал и чаще курил. Он нес ответственность за жизнь этого ребенка и не хотел, чтобы с ним что-то случалось. Он хотел помочь, но слишком многого о нем не знал. Вся проблема в том, что никто не отменял наличие взрослых травм и остатков прошлого. В их доме поселился дух уныния, хотя все начиналось так замечательно. Дазаю было даже стыдно за это. Ему приснился очередной кошмар, он проснулся среди ночи и долго не мог осознать себя в реальности. Хотя в больнице они снились крайне редко. Может это и было самым травматичным прошлым, а Осаму проживал его тогда без мысли о том, что оно принесет в будущем столько проблем. У Чуи работа, он спит, но шатену настолько страшно, что он робко стучит в дверь, ждёт Чую с подушкой, но когда ему не открывают, решает сам зайти и лечь рядом с юношей на краю кровати. Накахара не имел ничего против спать вдвоем, но не хотел, чтобы Дазай уж слишком привыкал к нему. Все же глубоко он допускал момент, что однажды на работе ему не повезет, и Дазай снова останется один. Да, со всех сторон для них это большой и неоправданный риск... Но что-то их обоих держало... — Чуя, а если бы мы были знакомы с тобой намного раньше, — начал как-то мальчик. — Насколько раньше? — Скажем, мне было бы лет пять, а тебе около пятнадцати или около того. Чуя удовлетворительно кивает и смотрит на него. На столе перед ними прописи, которые Накахара заставлял его прописывать, чтобы в будущем Дазай смог хоть куда-то устроиться в этой жизни. Почему-то в последнее время он стал задавать такие необычные вопросы часто и без повода. — И что? Дазай мнется и долго думает над продолжением. — И допустим, ты бы знал меня, — снова повторяет он, Чуя снова кивает, — если бы... Ты был сильнее меня, ты бы издевался надо мной вместе с остальными? Накахара на мгновение уходит в прострацию, перед глазами резко вспыхивают яркие картинки собственного прошлого с запахом крови, спирта и отсутствием солнца. Почему Дазай спросил это?.. Чуя не знал ничего о нем до его прибывания в больнице, хотя было известно, что туда Дазай попал уже только в пять лет. — Дазай... — М? — он так вопросительно и с интересом смотрел на него, будто спросил, чем сегодня завтракал Накахара. — Я никогда не позволяю себе издеваться над теми, кто слабее меня, — сказал наконец Чуя, — даже если бы была возможность остаться безнаказанным. Поэтому мой ответ нет. И непонятно, насколько это было важно Осаму, потому что его лицо после сказанного рыжим никак не изменилось А время шло, и скоро Чуе нужно было возвращаться в привычный график работы. А он до сих пор не знал, как объяснить мальчику про свою работу и про то, что не будет его дома часто и много. Чтобы как-то развеселить Дазая, Чуя притащил много новогодних украшений и где-то умудрился купить высокую искусственную ёлку. И Дазая это и правда заинтересовало. Чуе хотелось, чтобы он сам пришел к нему, пока он собирал ёлку в зале. Так и вышло, поскольку делал это Накахара достаточно громко. — А что это будет? — выглянул мальчик из своей комнаты, а затем сел рядом на ковер к рыжеволосому. Юноша улыбнулся. — Новогодняя ёлка конечно же. Уверен, у тебя в больнице не было такой огромной. На губах мальчика появилась едва заметная улыбка. — Это очень здорово, — сказал он, а когда всё было готово, и Чуя под вечер зажёг на ней гирлянды, то увидел искрящиеся счастьем карие глаза. Неужели ему наконец удалось сделать что-то такое, чтобы Дазай поверил ему?.. До нового года была ещё неделя, и Чуя хотел провести ее максимально празднично и весело. Он встал с утра пораньше и решил приготовить для Осаму вкусную кашу с фруктами, а на десерт пожарить пару блинчиков с шоколадом. Возможно, ему удастся залечить и собственные травмы, если он поможет избежать почти такой же участи в настоящем человеку, который ему дорог. Так и вышло, Дазай оказался очень рад такому угощению с утра, ведь в больнице о таком можно было только мечтать. Всё-таки он был ещё ребенком, и Чуе удавалось купить его улыбку такими уловками. — Это потрясающе! — восхищался он с набитым ртом, — не представляю, как ты можешь так вкусно готовить! — Если хочешь, я могу научить тебя, — с улыбкой отвечал ему Накахара и сам спешно поедал завтрак. Времени все меньше, и он хотел сегодня закончить с бумажной волокитой, отослать Мори и нормально встретить новый год, — не спеши ты, — фыркнул он и вытер щеки мальчика от шоколада. Дазай постепенно привыкал к новой реальности. Она оказалась намного лучше, так что привыкнуть удалось быстрее, ведь все познается в сравнении. Ужасы, которое происходили в больнице, ещё часто возникали у него в голове, и он становился ещё благодарнее Чуе за все, что он сделал для него. После завтрака, Чуя снова поставил мальчику капельницу, включил мультики на телевизоре, а сам сел рядом с ноутбуком и принялся печатать отчёт. Дазай слегка хмурился от боли, однако он давно заметил, что Чуя ставил капельницы не так больно, хотя и не был врачом. С уколами было тоже самое. Но он пока не решался спросить об этом. Может, просто Чуя делал это с особой заботой. Однако Осаму не смотрел в экран телевизора, его больше привлекали надписи в ноутбуке Накахары, которые все появлялись и появлялись. — А что это? — спросил мальчик и слегка приподнялся, но не слишком сильно, чтобы не выдернуть иглу. — Это моя работа, — с измученным вздохом ответил Чуя, слегка улыбнулся Дазаю и погладил его по голове. Хотя было только утро, Накахара уже казался уставшим, Дазай заметил под его глазами заметные синяки, словно тот и не спал вовсе. — А где ты работаешь? — задал не слишком уместный вопрос мальчик. Чуя очень часто задумывался над тем, чтобы сказать Дазаю правду. Тем более рано или поздно он все равно об этом узнает. К тому же у Чуи кончаются отпускные, и уже через пару дней он будет ходить на работу. Чего он боялся в этом признании? Скорее быть непонятым и отвергнутым, ведь люди склонны судить о других по различным ярлыкам. Хотелось верить, что Дазай не такой. Что он привязан к Чуе как к личности и оценивает его как личность, а не по тому, где он работает. К слову, Накахара и сам не был так рад своей работе. Если бы это была обычная профессия, ее можно было с лёгкостью сменить, но к сожалению у Чуи такой возможности не было. С малых лет он оказался втянут в криминальный мир и выбраться оттуда можно было только с пулей в виске. Может быть, когда-нибудь Дазай поймет его, но пока... — М?.. Я работаю в обычном офисе, Дазай. Видишь, вожусь с бумажками, — Накахара не врал. Он просто недоговаривал.