"Флюгер"

Просыпается он от лезущих в глаза волос и клацанья печатной машинки. Чужая половина кровати давно остыла (если вообще нагревалась), но ещё хранит еле уловимые запахи старых книг и леса. И конечно кофе. Уэнсдей ими насквозь пропиталась, хотя у неё уже давно нет времени дни напролёт шататься по антикварным букинистическим и торчать в чаще до глубокой ночи: диплом сам по себе пишется туго, так ещё и препод валит всеми силами и способами, вынуждая не спать ночи подряд и литрами глотать крепкий эспрессо. Мразь он, этот Крэкстоун, если бы спросили Тайлера. Но Тайлера никто не спрашивает, поэтому он молча встаёт, зевает во весь рот и, на ходу потягиваясь вялым после сна телом, идёт на кухню делать кофе. Аддамс он, судя по громкости клацаний, нужен как можно скорее, иначе она рискует сломать свою дохрена раритетную печатную машинку. Будет обидно. Её четыре шота эспрессо со льдом – настолько привычное для него дело, что Тайлер даёт рукам полную волю и даже не задумывается, как и что они творят. Аддамсы-старшие в порыве родительской любви раскошелились на младшего брата того темпераментного монстра себе на уме, что стоит у Галпина на работе, и он радуется что довольно быстро подружился с большой версией: к маленькой подход находится ещё быстрее, а кофе они обе варят одинаково вкусный. - Как продвигается? – хрипло спрашивает он, протягивая чашку. Уэнсдей отвлекается лишь чтобы забрать свою дозу топлива для мозга и скорее отпить её, пока не ушла мысль. Она ещё пару минут стучит по клавишам, уже осторожнее и медленнее, после чего снова прикладывается к кофе и наконец отвечает: - Слишком мало данных чтобы вовремя закончить с последним разделом. Мне нужно разобраться с первоисточниками и установить правильную последовательность событий, иначе получится не констатация фактов, а только мои мысли и догадки. Так не пойдёт. Я не могу строить исследование на предположениях, это ненаучно! Равно как и изначально браться за что-то попроще, чем "Доказательства намеренного геноцида коренных американцев церковными властями" – совершенно не в духе Уэнсдей Аддамс. - Значит снова сходим в библиотеку. …Или ты можешь наконец попросить помощи у матери. Уэнс мигом оборачивается чтобы было удобнее сверлить его своим пристальным чёрным взглядом: - С чего это? Тайлер улыбается и игнорирует безмолвное предупреждение нарваться на ссору за любое неосторожное слово. У кого-то совсем расшалились нервы… - С того, что у тебя скоро дедлайн и всё ещё не достаточно данных даже после изучения всей институтской библиотеки сверху донизу. А она самая обширная в штате. Аддамс неубеждённо фыркает и откидывается на спинку стула, жёсткого и неудобного как пыточное кресло. В её голосе сквозит холодное презрение: - Моя тема слишком узкоспециализированная, чтобы часто подниматься в этих якобы достоверных источниках. Все знают, что историю пишут победители, и делают они это только себе на пользу. Мне же нужны непредвзятые наблюдения, описывающие обе стороны конфликта… - Которые с огромной долей вероятности могут найтись в вашей семейной библиотеке. А ещё твоя мама писала научную работу на схожую тему и наверняка даст тебе дельный совет, стоит только попросить. К тому же она уже несколько раз предлагала помочь, но ты… - Не советую договаривать, Галпин! - …слишком упряма и горда чтобы признать, что в этот раз сама не справишься. Она недовольно поджимает свои красивые полные губы и демонстративно уходит в полное игнорирование существования Тайлера в пространстве вселенной. Что ж, он мог с тем же успехом получить перьевой ручкой в глаз, но похоже Уэнсдей встала не с той ноги: с правильным настроем она бы не упустила возможности испытать на нём все прелести болевого шока. Угрюмая Аддамс возвращается к несчастному диплому и продолжает с оглушающей громкостью давить на клавиши машинки, даже отставляет в сторону свой недопитый кофе. Ей показательно не нужно ничего авторства Тайлеровых рук, и он с этим уже давно смирился. Настолько давно, что знает: не пройдёт и десяти минут как она чисто механически отопьёт из кружки и потом будет бубнить под нос сама на себя за слабость бренного, зависимого от кофеина тела и за то, что позволила взрастить в себе неконтролируемую привычку. Это всё нервы. Защита всё ближе, Крэкстоун – требовательнее и злее. Надо просто пережить это напряжённое время, и уже вскоре всё вернётся на круги своя, в комфорт и уют в целом неожиданно удачной совместной жизни. Тайлер оставляет Уэнсдей в покое, не мешая набирать уже которую версию объективно очень сложной работы и давая остыть после вспышки злобы. Извиниться лучше потом, когда она с концами успокоится и сможет мыслить рационально. Может даже признает, что без помощи ей и правда не обойтись. Он как можно тише убирается в спальне, лениво (по случаю долгожданного выходного) принимает душ, завтракает чем попало, ковыряется в телефоне какое-то время и в конце концов обнаруживает себя снова делающим кофе. Привычки есть у всех. Галпин любит ходить дома босиком, хотя и мёрзнет из-за ледяного кафеля по всей квартире: так он может передвигаться совершенно бесшумно и из раза в раз пытаться хотя бы чуть-чуть напугать увлёкшуюся Уэнс. Никогда не получается. Она ощущает его рядом даже если Тайлер ничего не говорит и не делает. Он может просто встать в дверном проёме и понаблюдать за ней, охваченной писательским вдохновением, и уже спустя несколько минут (от двух до пары десятков) она обернётся, пробурит в нём очередную дырку своим пристальным чёрным взглядом и небрежно спросит что-то вроде: «Интересно?». И он неизменно ответит своё дежурное «Да, очень», подойдёт, обхватит маленькое плечо своей большой ладонью и уткнётся поцелуем в разделённую пробором макушку, а после отойдёт чтобы не отвлекать: она не любит нежности и когда дёргают не по делу, сразу начинает язвить и закипать так явно, что заметно невооружённым взглядом даже кому-то кто не Тайлер. Сейчас же она напоминает невзорвавшуюся бомбу даже без привычных и необходимых Галпину проявлений привязанности: напряжена до дрожи, перебарщивает с силой в руках и наверняка всё ещё недовольно поджимает свои красивые полные губы. Ещё немного – и сорвётся, швырнёт в застывшего за её спиной Тайлера чем-то тяжёлым со стола, пронзит насквозь одним лишь взглядом, пригвоздит к стене ощутимой физически угрозой. Непритворной, скребущей его кожу грубой наждачкой, настоящей до самого последнего мгновения, и Тайлер соврёт если скажет, что ему это не нравится. Это при посторонних Уэнсдей – сама невозмутимость и бесстрастность, но вот дома и в кругу близких она позволяет себе те ужасные запретные эмоции, которых от неё не дождёшься на людях. У него в руках очередной кофе (он же щит против её гнева), и пока есть шанс разбить чашку с живительным напитком – она и пальцем Галпина не тронет, а вот успеет ли он отбежать достаточно далеко после того, как поставит тару на стол – хороший вопрос… Ладно, конечно же это всё лирика: по-настоящему она ему ещё ни разу не навредила, хотя, бывало, злилась даже сильнее, чем сейчас. Так, лишь царапины и синяки, да всего один вывих за попытку схватить за волосы в порыве страсти. Сидеть на кафеле жёстко и холодно, но стул здесь всего один, и он уже занят, а использовать в качестве альтернативы угол стола ему не позволяют остатки маминого воспитания. Да и нависать над Уэнсдей не хочется. - Ну, - встречает он её полный тихого бешенства взгляд. Керамика мягко стучит о стол из морёного дуба, контрастно-светлая на фоне глубокого коричнево-чёрного. – Убивай уже, а то на тебя смотреть больно. Она тут же принимает приглашение: резко хватает под челюсть и сжимает так крепко, что стреляет болью в подбородок и зубы, и немеют мышцы шеи. Да, спустить пар ей просто жизненно необходимо. - … Никак не пойму: почему ты всё ещё жив? – впивается острыми ногтями в кожу, наверняка до крови и последующих синяков. Во «Флюгере» опять будут косо поглядывать и тут же опускать глаза в пол, когда он будет вопросительно смотреть в ответ, будто не зная в чём дело. Так себе развлечение конечно, но всё же лучше чем ничего: иногда на сменах слишком скучно даже в паре с Торпом, а ведь они вечно цапаются по поводу и без. В её чёрных глазах хочется тонуть. Захлебнуться бездной, отдаться во власть шторма и продать душу всепоглощающему мраку – так это красиво: сливающиеся со зрачками радужки, налитые кровью от недосыпа и усталости белки, длинные-длинные ресницы, касающиеся загнутыми кончиками таких же тёмных бровей и растрепавшейся отросшей чёлки. Великолепно. Лучшее, что Тайлер когда-либо видел. Уэнсдей впервые раньше него надоедает игра в гляделки: она целует-кусает его в приоткрытые потресканные губы, сама сдирает корочки, которые запрещала трогать ему, с силой оттягивает тонкую кожу себе в рот и добирается языком до языка. Вгрызается и в него тоже, без жалости пуская кровь, оглаживает его зубы и нёбо, наверняка пачкая красным и вкусным, и наконец отстраняется. Мрака в глазах уже немного меньше, но хватку Аддамс не ослабляет. Зато облизывается провокационно. Тайлер сглатывает слюну со вкусом железа и улыбается криво. Говорить тяжело, но он справляется: - Потому что я хороший бариста. «И потому что ты любишь меня» озвучивать не требуется: и так понятно. Иначе бы и правда убила.