Мусорное пятно

      Они стоят под обжигающим солнцем Кении, посреди вымощенного рыжим брусом тротуара, который тянется вдоль кирпичного ограждения территории ЮНЕП-а и пикселями обрывается с неровного края сразу за его углом, переходя в вытоптанную пыльную тропинку…       США, с четко выраженным подозрением на физиономии, внимательно рассматривает обернувшегося к нему РФ.       — Что? — спрашивает последний, морально готовясь к бойкоту его компании. Все-таки они с Америкой далеко не друзья и отношения у них довольно натянуты, чтобы вместе проводить время. Пусть США и дурачится, подкатывая к нему при любой возможности, он все же сомневается в искренности его фраз с двойным подтекстом. С другой стороны, в коридоре штаб-квартиры его влечение не вызвало у американца неприязни, и в руки ему он дался легко и спокойно, можно сказать из собственной инициативы, что заставляет Федерацию рассчитывать надеяться на более положительное к нему расположение. Но он все равно нервничает. У него больше нет желания быть для Америки суровым, опасным альфой, рядом с которым нужно доказывать свою состоятельность. Он хочет, чтобы рядом с ним его омега чувствовал себя в безопасности. Но тот от чего-то уже выглядит встревоженным.        — Не знаю. Ты ведешь себя странно. Я не могу разобрать, что тебе нужно, — заявляет Штаты и это сбивает Россию с толку: да любой мимо проходящий по запаху поймет, что ему нужно, а этот либо снова тупит, либо же троллит его.       — Я что, не могу приятно провести время в дурной компании? — скрывая свое замешательство за коротким смешком, объясняется Росс, и Америка бесится от сюрреализма фразы.       — Скажи нормально, — возмущается он и выглядит действительно озадаченным.        — Я. Предлагаю. Вместе. Напиться. Необязательно в хлам, но тем не менее. — С каждым словом Россия делает шаг навстречу Штатам, чтобы тот уж наверняка запах почувствовал. Его надвигающийся силуэт загораживает слепящее солнце, чернея в глазах напротив, а тень его серым налетом наползает на растерявшегося от такого напора парня, пока он нервно не упирается рукой тому в грудь, останавливая на расстоянии от себя. — Так понятней? — заключает Россия, передавая дальнейшую инициативу в руки США, но тот не реагирует должным образом, а только сильнее настораживается.        — Почему? — спрашивает он, смотря предположительно в глаза нависшей над ним стране, а затем переводит взгляд на свою руку, расположенную аккурат напротив заходящегося в приступе тахикардии русского сердца, сразу отдергивает ее и заводит себе за спину, пряча.       — Да блять… снова за кенийцев волнуюсь, — чуть ли не выплевывает Росс, возмущенный торможением американца. Да, он только что настраивал себя на более добродушное к нему отношение и, судя по ситуации, над этим придется еще неплохо поработать. Потому что, чертов Америка, нарочно или нет, но умеет выводить из себя. России нужна определенность, либо тот согласен провести с ним время, либо нет, а он ведет себя так, будто запахов не различает или?..       — Америка?.. — вкрадчиво зовет РФ и, поймав ответное внимание, мягко интересуется: — Ответь сейчас честно, пока мы в конец не запутались. Ты запахи чувствуешь?       Между ними повисает молчание. США зачем-то пробует натянуть улыбку, но терпит фиаско и, мотнув головой, тихо и, прости господи, пристыжено отвечает:       — Нет, — и тут же шипит, воспринимая его интерес в штыки и готовый защищаться:       — Но это временно. Не думай, что успеешь этим воспользоваться.       «Воспользоваться»? Ужас какой. Росс как раз хотел воспользоваться обонянием Америки, чтобы не объясняться с ним, а теперь что? Нужно говорить словами через рот? А как это сделать сейчас, когда Росс понял, что его влечение не только не приняли, а даже не знают о нем. Это же такой сюрприз для американца будет, что он вполне может по роже получить.       Ну, вот почему с ним всегда так сложно? Почему эта страна постоянно вынуждает его переступать через себя, разрывая цепи из ограничений, которые хранят его душевный покой в равновесии… С другой стороны, если он отступит сейчас, то сгрызет себя потом, пытаясь выбраться из неопределенности…       — Ладно, слушай тогда, — собрав всю свою решительность, Россия произносит фразу, целиком вложив ее в один выдох. — Ты вызываешь у меня определенного рода симпатию, и я хочу провести с тобой время.       США молчит и это нормально, подобную фразу действительно необходимо проанализировать, тем более, когда тебе ее вчерашний враг говорит. И следующий за этим тихо заданный вопрос, также вполне ожидаем.       — Это же не прикол?       — Не-ет, — осторожно тянет Росс, чувствуя, что собственное сердце бьется уже где-то под горлом, разгоняя адреналин по крови. «Только бы не послал…»       — Это одна из тех фраз, которые звучат нормально… но имеют дурной подтекст?       Росс отрицательно мотает головой и вновь пристально наблюдает за Америкой, тот мнется. Зачем-то обходит его по кругу и сам себе бубнит:        — Теперь мне точно нужно выпить… ***       Америка не послал, но и прямого ответа на признание не дал, зато заметно расслабился в компании РФ, настолько, что даже обнаглел и предложил бухать сразу у Федерации, на что и получил категорическое «Нет». Хотя в этом предложении действительно был смысл. Все-таки расслабляться приятнее подальше от любопытных глаз и в комфортной обстановке. Только вот… Россия конкретно сомневался в собственной выдержке, до той степени сомневался, что допускал возможность нагнуть американца сразу, как только они переступят порог номера, и Беларусь не станет ему помехой. «А потом что?» — и вот после этого вопроса существует бессчетное количество проблем в самых разных сферах, которых можно избежать, если изначально не создавать провоцирующих факторов. Поэтому Россия сосредотачивается на своем состоянии, чтобы унять разбушевавшиеся гормоны и феромоны и не привлекать ненужного внимания со стороны, потому как идут они в общественное место.       «Главное самому не напиться».       Не то ресторан, не то кафе, которое они выбрали для совместного вечера, внутри выглядит более достойно, чем снаружи. Неброская цветовая палитра, состоящая из нежных оттенков какао, приятна глазу. Строгий интерьер, где дерево переплетается с натуральными тканями, а у окон стоят живые растения, придает важности любому мероприятию.       Зал не загроможден ни мебелью, ни посетителями, зато наполнен спокойной классической музыкой. Это не то место, куда приходят просто побухать, но Америке нравится, а значит и Федерация не против.       Страны, не сговариваясь, занимают место в углу помещения, как можно дальше от окон и входа, располагаются за столиком друг напротив друга на мягком кожаном п-образном диванчике. Россия сразу утыкается носом в меню, он не голоден, но от десерта отказываться не намерен, вскоре от ассортимента выпечки его отвлекает США.       — Раш, раз уж ты будешь рядом — я должен кое о чем тебя попросить.       — Ну? — продолжая выбирать торты, отзывается Росс.       — Когда я надумаю переться в какой-то клуб, не пускай меня, ладно?       Вот теперь Россия выглядывает из-за книжечки меню с насмешливо-вопросительным взглядом, поэтому США продолжает:       — Я серьезно. Можешь даже вырубить, если я буду упорствовать.        — Почему так? — не понимает Росс, и от сказанного ему смешно. Штаты неловко пожимает плечами, прежде чем ответить:       — Потом обычно какие-то скандалы начинаются, а я чаще всего половину даже не помню.       Он смеется от своих же слов, Росс улыбается ему в ответ и согласно кивает:        — Хорошо. ***       Когда к ним подходит официантка, что странно, азиатской наружности, удивляются воплощения обеих стран, и если Росс ничем себя не выдает, то Америка напротив — залипает на нее. Его интерес понятен, должны быть веские причины, чтобы перебраться из Азии, да и не только из Азии, а откуда-нибудь, в Кению, чтобы работать официантом.       — Надеюсь, у вас все в порядке и вы просто развлекаетесь в этом месте, — делится своими мыслями Америка.       — Не волнуйтесь, все хорошо. Вы определились с блюдами? — она улыбается им и говорит приятным мягким голосом на английском, но в ее речи чувствуется корейский акцент. И этот акцент рассказывает о ней слишком много. Похоже, кто-то сбежал из ада.       США доброжелательно кивает, но отвечает ей Россия, в основном, чтобы вклинится перед приставучим американцем и тем самым избежать неуместных расспросов с его стороны.       — Да. — Он сначала указывает в бланке меню на понравившийся торт, не рискнув сказать его название вслух, чтобы Америка не ржал над произношением, а затем заказывает пол-литра коньяка, и искренне надеется, что этого ему хватит на весь вечер. США заказывает только текилу, причем требует, чтобы та была не открыта, в оригинальной упаковке и с акцизом, стакан к ней просит рокс, вместо стопки и никакой закуски в виде соли, лаймов или еще чего.       На вопрос девушки относительно горячей еды, он лишь отрицательно мотает головой.       — У нас готовят отличные стейки из мраморной говядины. Разной степени прожарки, — робко проявляет инициативу бета и сразу в награду получает голодную заинтересованность страны. Он даже не пытается это скрыть, но и не соглашается. Тогда она продолжает:       — Для Вас возможно приготовить стейк «Рибай», сочное и мягкое мясо. Структура мышечных волокон тонкая и очень нежная. Также есть более жесткие виды, например «Скерт-стейк», обжаренный на протяжении десяти минут до состояния medium rare в маринаде из красного вина и горчицы.       И пока она говорит, США не отводит от нее пристального взгляда и, похоже, что истекает слюнями, потому как сглатывает, но упорно отказывается.        — Мне принесите. Тот, который «Рибай», — вклинивается Россия, с интересом разглядывая своего коллегу напротив. Вот видно же, что голодный, чего он сопротивляется? На вопросительный взгляд тот отмахивается простым: «Не спрашивай», и Росс не спрашивает. Каждый имеет право на свои заморочки, может ему зубы мешают?..       Приняв заказ, девушка коротко кивает и скрывается за дверью кухни, откуда можно расслышать радостный писк и поздравления, как будто принять заказ у воплощений стран это существенный подвиг, и вполне вероятно, что кореянку к ним пихнули как самую… ну, кого не жалко.       Росс вздыхает, вряд ли он когда-либо привыкнет к такому отношению. У него на родине его не то что не бояться, даже не выделяют как нечто иное. То им троллейбус помоги подтолкнуть, то «куда ты прешь, не видишь очередь?» или «мы с пацанами гуляем на гаражах, умеешь на гитаре играть? Идем к нам». Никакого благоговения перед страной.       Как только Росс собирается пожаловаться на это Америке, чтобы наладить непринужденную беседу, у того начинает вибрировать телефон. Никого из двух воплощений это не устраивает, но под возмущенно выжидательным взором РФ американец все-таки достает смартфон (или что-то очень на него похожее), затем бросает на Росса беглый взгляд и говорит ему:       — Я сейчас, — принимая вызов, переходит на английский:       — Давай быстрее, что у тебя? — состроив недовольную моську, интересуется он, интонацией указывая на неудобное место и время для полноценного разговора. Выслушав двухминутную речь — невозмутимо бросает:       — Возьми кобальт у Китая. Циркон спроси у Юки, он разрабатывает какое-то месторождение…       Росс хмыкает про себя, абсолютно недоволен тем, что в приоритетах Америки наладить поставки сырья, а не он сам. Какого американцы вообще работают по субботам? Шли бы себе отдыхать, как их воплощение делает, а то ни себе ни людям.       От нечего делать, он смотрит на время на дисплее собственного телефона и неожиданно находит там сообщение из архива. Ему, оказывается, еще утром фотографию Карело-Финской ССР скинули, а он даже не видел. Не теряя время, РФ открывает файл, и ели как сдерживает разочарованный вздох: фото черно-белое. Брата он с трудом узнает, время практически стерло его облик из памяти. На снимке он еще до болезни и выглядит счастливым, сжимая в руках до жути страшную игрушку деревянной собаки, чьи конечности болтаются на нитках. Странно, что образы других его братьев совсем не померкли. Он даже помнит няню, которая проработала у них меньше месяца… Кто-то подчищает ему память, удаляя данные из архивов?       Росс отправляет сообщение с просьбой, найти ему цветное фото. Он не ждет мгновенного отклика — у его людей есть выходные, но на Америку теперь смотрит с большей осторожностью. Не стоит забывать, что этот парень отличный манипулятор, и прямо сейчас исходя из сложившейся ситуации и открывшихся возможностей, может корректировать свои планы. С ним нужно держать ухо востро, что и подтверждает следующая небрежно брошенная среди диалога фраза:       — … возьми у Китая еще подушки-обнимашки «кот батон». И оплату проведи через оффшорные счета, чтобы ни один хрен не понял, что это мне. А лучше кредит оформи. Кобальт еще у Рашки перехвати, весь который есть в любом виде и валентности… — раздает указания американец.       Затем они еще обсуждают нюансы поставок с учетом новых торговых отношений с Китаем и необходимость перегрузки товара на другое судно в третьей стране, а Росс, сжав руки в кулаки под столом, изо всех сил старается сдержаться и не нарычать на него. Нет, ну это же надо? Такая бесцеремонная наглость и так в открытую!       — Америка, — вкрадчиво говорит РФ, дождавшись, когда тот закончит разговор и, полностью завладев его вниманием, продолжает:       — А ты ничего не перепутал?       Тот в ответ напряженно хмурится, возможно, прокручивая в голове все, что было ранее сказано и уверенно отвечает:       — Нет.       Теперь Росс сжимает еще и челюсти, принимается мысленно считать до десяти, чтобы не сорваться, но его перебивают посредине этого занятия взволнованным:        — Раш, что такое?       — За идиота меня держишь? — вспыхивает Федерация.       — Нет… С чего ты взял?       — С того, что кобальт — подсанкционный товар, — максимально сдержанно, сквозь стиснутые зубы, объясняет причину своего негодования Россия, а в ответ ему небрежно пожимают плечами, типа, подумаешь, пустяки какие и аргументируют…       — Мне нужно. И я сейчас не в том положении, чтобы перебирать.        — А, вот оно что, то есть если Америке нужно, то можно. Санкции, это чисто для России и Европы развлечения.        — Какая тебе разница, кроме того, что у тебя я возьму дороже, чем ты Китаю продаешь? — разводит руки в стороны Америка, все еще не наблюдая в этом проблемы или, скорее, желая сделать вид, что проблемы нет.       — Но дешевле чем Китай продает тебе? — парирует Росс и хмурится сильнее прежнего.       — Ага, давай же, сделаем все для процветания Китая, — несдержанно восклицает США, и едва не отмахивается, когда в него тычут пальцем со словами:        — В основном, это твоя заслуга.       — Конечно, потому что тебе легче стать китайской колонией, чем договорится о чем-то с европейцами, — упрекает Америка, повысив голос и подавшись чуть вперед, что окончательно выводит из себя Федерацию.       — Особенно если между мной и европейцами такой замечательный посредник как ты! — не сдержавшись, Росс все-таки рычит на него и то ли у американца заканчиваются аргументы, что вряд ли, то ли он пугается направленной на него агрессии, но США отшатывается, и в дальнейшем молчит, спиной вжавшись в спинку диванчика. Сверлит взглядом рассерженного альфу, затем морщится и зло выдает ему:        — Слышь, Раша. Если ты увязался со мной, чтобы подоебываться, то свали нахуй! Без тебя тошно.       Сначала Росс действительно порывается уйти, что бы Америка не думал, что ему все можно, только потому, что он ему симпатичен, но останавливает себя. Да, он прекрасно понимает, что именно США поступает подло, нарушая им же установленные правила, рассчитывая на то, что ему попросту спустят с рук, а не пробует заключать сделки, сняв мешающие всем санкции. Россия ведь должен находиться под постоянным давлением ограничений, верно? И ведь этот черт провернет все так, что никто в жизни не докажет, что он свои же запреты игнорирует. И, казалось бы, ну купит он у тебя кобальт, причем дороже, чем некоторые дружественные страны, которым насрать на западные ограничения, ну и что? Всем же прибыльно. Тем более он не будет первым и не будет последним.        Но так не честно. И если начать уступать в таких мелочах, то никакого порядка в мире не будет… хотя, о чем это он? Нет никакого порядка. Есть только то, что выгодно.       Росс ловит себя на мысли, что он только что нашел подходящее оправдание для США, которое может удовлетворить его чувство справедливости. Становится тошно от самого себя, но, похоже, он опять ему уступит. Хотя бы потому, что тот олигарх, который занимается добычей и реализацией металла, не упустит возможности продать свой товар подороже, и не важно кому. И совершенно плевать, что Росс может быть против. Это частное предприятие и он не в праве ему запрещать. И вряд ли сможет проконтролировать…       И в этот момент к ним возвращается их кореянка с готовыми блюдами и алкоголем. Она встревожена и робко просит страны вести себя более сдержанно, потому что их посетители пугаются. Что Америка, что Россия молча переглядываются, но согласно кивают ей, а когда девушка уходит, США бросает сердитое:       — Понял? Не буянь…        — Тебя тоже касается, — отзывается РФ, ему неприятна натянутая атмосфера, повисшая между ними, и он первый старается сгладить углы, потому что понял ошибку, которую совершал из раза в раз, год за годом. С американцем нужно разговаривать, а не наезжать на него, тогда он не будет воспринимать все в штыки и огрызаться. Агрессивно нападая, он просто защищается, ведь иного способа у него нет. Элементарно же, господи, хочется дать себе по лбу…       — Все, не сердись, — миролюбиво говорит РФ, переключаясь на еду. Хочет быстрее зажевать собственную обиду.       Аме открывает рот, чтобы как-то возразить, но так ничего и не говорит, наблюдая за тем, как русский пододвигает к нему тарелку со стейком и столовые приборы к блюду. К себе же с предвкушением подтягивает двойную порцию десерта. Шоколадный торт, с трудночитаемым названием, помимо какао пахнет еще кофе, сгущенкой и лесными орехами. Рот сразу наполняется слюной, поэтому, проигнорировав десертную вилочку, он тянется сразу за ложкой и замечает, что американец так и сидит, уставившись на кусок поджаренного мяса, будто его выключили.       — Угощайся, — подталкивает Россия, и тот немного оживает, поднимает на него взгляд, все еще недовольным тоном интересуется:       — Зачем?       И сверлит его взглядом с противоположного края стола, весь такой злющий и одновременно обиженный. И ведь даже не догадывается, что Росси нравится вот такой вот обиженно-злой американец, даже собственная обида отпускает, потому что его же затискать хочется, по этой причине РФ переплетает пальцы в замок и подтягивает руки ближе к себе, держа их в поле зрения и под контролем… и ложка торчит между пальцами, ни на что не намекая.        — Потому что ты голодный, а голодному пить не стоит, — улыбчиво отвечает он.       — Я не настолько голодный, чтобы рискнуть здоровьем, — отпирается Америка, но стейк не отодвигает.       — Если ты им отравишься, то обещаю возместить ущерб. Таким образом, каким ты захочешь, идет? — Росс не очень уверен в том, что сейчас делает. Раз Америка опасается есть в общественных местах, значит, прецеденты были, но с другой стороны, если он будет пить на пустой желудок, то отравится точно. Не насмерть конечно, но намучается.       — Я сейчас решу, что ты ухаживаешь за мной… — со вздохом отвечает американец, впрочем, уже без явной злобы. Росс пожимает плечами, как будто ничего необычного в этом нет, а затем, неловко перебирая ложку между пальцев, говорит:       — Америка… Извини, мне не стоило рычать на тебя.       И теперь американец снова хмурится, откидывается на спинку диванчика и, сложив руки у груди, нудит:       — Тебе не стоило извиняться. Этим ты продемонстрировал свое превосходство. Мерзко.       Росс снова глубоко вдыхает и медленно выдыхает, чего-то он устал за сегодня бродить по минному полю, а значит, пора брать быка за рога.       — Давай на чистоту… — в отличие от страны напротив, Росс упирается локтями в стол, стараясь сократить увеличившуюся дистанцию между ними. Он говорит спокойно, но уверенно. — Я не хочу тебе вредить, обижать, унижать… Я просто не знаю, как стоит себя вести, чтобы тебе было комфортно рядом.       — Как с равным?.. — неловко отзывается США, не меняя позы и защитного жеста.       — Раш, в первую очередь я страна, а потом уже все остальное. Хотя знаешь, рычать и вправду не стоит.       — Уяснил, — кивает Россия и добавляет с упреком:       — И давай договоримся, что ты хотя бы при мне, не будешь строить свои козни. Бесит.       — Хорошо. Договорились, — соглашается Америка и приподнимает ладони в примирительном жесте, а затем вновь переводит заинтересованный взгляд на остывающий кусок мяса.       — Да ешь уже. Чего ты заигрываешь с ним? — со смешком говорит Россия и это действует, как кнопка разблокировки: Америка все-таки берет вилку.       Он разделывается со стейком за каких-то пару минут, и Росс понимает, что зубы США мешают тут только ему. В некотором замешательстве он переводит взгляд на все еще нетронутый торт, а затем снова на американца и спрашивает:       — Еще одну порцию? — а когда ему отрицательно мычат, добавляет:       — Торта?       — Нет, — отказываясь, смеется тот, — не люблю сладкое.       Они выпивают по одной каждый своего алкоголя и, не успевает Америка поставить стакан на стол, как ему снова звонят. На этот раз со звуком, значит, кто-то важный. Вытащив телефон из кармана штанов, он долго смотрит на экран, не решаясь ответить, и Росс допускает, что вызов идет от Великобритании. Инстинкты альфы тут же бьют в голову мощнее алкоголя и желание оградить омегу от неприятностей становится на данный момент преобладающим. От того, чтобы забрать у Штатов телефон и устроить разборки с британцем, его отвлекает мелодия собственного смартфона. Беларусь звонит. Как же вовремя. Он поднимает взгляд и наталкивается на Америку, который чего-то от него ждет. Кивнув друг другу они отвечают каждый на свой вызов.        — Росс, ты где? — взволнованно интересуется Беларусь, а рядом Америка доброжелательно говорит: «Привет, малыш» и РФ понимает, что разговор напротив сидящего страны ему более интересен, чем все, что может сказать его брат. «Малыш» — это явно не про Великобританию.        — Я? Не важно. Приду позже, — уходит от вопроса русский. «Нет, не в курсе», «А в Пентагоне, что говорят?»        — Ты с американцем? Вы вместе ушли?       — Да, — односложный ответ и вновь все внимание к Америке. «НАТО, солнышко. Я вбухиваю в тебя больше средств, чем все остальные члены альянса вместе взятые, чтобы иметь влияние на тебя, а не для того, чтобы решать твои проблемы».        — Черт, брат, это паршиво. Сомневаюсь, что твои тебя поймут…        — Вы там к чему-то пришли, да? После того как я ушел? — уводит разговор в другое русло Росс, одновременно прислушиваясь к голосу США. «Если ты видишь, что именно мои солдаты самопроизвольно выводят технику, то разберись, кто у тебя саботаж устраивает, а не меня сразу дергай…»        — Ага, к тому, что численность омег нужно будет снижать до 0,5% в каждой стране и Американец твой попадет под жесткий прессинг. Но из-за того что ни тебя, ни Америки не было, ничего не утвердили и перенесли весь этот движ на завтра на 11.00.       — Типа он завтра с этим согласится, — пренебрежительно фыркнув, говорит Россия и непроизвольно переводит взгляд на США, который болезненно потирает висок и, заметив на себе внимание альфы, жестом показывает на столики в противоположной стороне зала и отсаживается. А Беларусь тем временем тяжело вздыхает в трубку и продолжает:        — Ну, как знать. Сегодня все поняли, что он уязвим… Передай ему, что у него проблемы.        — Он понимает, — Росс не спускает глаз с Америки, он ему конечно информацию передаст, но не прямо сейчас. Его похоже и так грузят, вон сидит и как ни в чем не бывало в трубку улыбается, делая вид, что все в порядке, а Федерация ведь всю его тревогу чувствует, как свою собственную. Что там происходит вообще?       — Росс, не делай глупостей, — прорывается к нему Белка, отвлекая на себя, но отвлекаться, совсем не хочется. Брат сейчас, как помеха — здравый смысл, среди хаоса, понять который возможно, только потеряв рассудок.        — Ага, — тем не менее, соглашается РФ, осознает, что звучит совсем неубедительно, и прерывает вызов. Вновь смотрит на Штаты. Тот, слегка улыбаясь, продолжает увлеченно вести диалог с НАТО.       Он ведет себя непринужденно, спокойно, будто дразнит старых друзей, зная, что в ответ ему максимум подзатыльник прилетит… так может показаться, стороннему наблюдателю. Потому что США, как оказывается, неплохо фильтрует свои эмоции. Если видит в этом необходимость. И если не знать, то сложно поверить, что вся та оптимистическая мишура из приподнятого настроения, улыбок и шуток над самыми дерьмовыми ситуациями, скрывает за собой вполне ранимую личность. Но он никому ее не покажет. Он сам не признает. Он не будет тем омегой, которого хочется РФ. Он не будет просить защиты и прятаться за его спиной. Не будет ластиться, мурчать или нежничать. Не будет милым, скромным или податливым. Не будет робким и не подровняет зубы…       И России обидно от этого. Обидно от понимания, что ему всегда достается все самое дефектное, сломанное настолько, что ремонту не подлежит и если попытаться, то можно окончательно испортить.       Стараясь отвлечься от этих мыслей, он вновь тянется к торту, засовывает в него ложку, но взгляд возвращается к Америке. Тот, что странно, замечает это, улыбается ему и показывает язык, прежде чем вновь вернуться к разговору. Росс хмыкает, затем и сам смеется: а может не нужно никого здесь ремонтировать… Каким бы не был неправильным этот Пиндос, но он и так конкретно сидит в русской башке. И появился он там совсем не вчера, а…       … с того самого момента, как в первый раз переступил порог дома Союза. Открывший ему дверь РСФСР настолько впечатлился, что американец стал для него навязчивой идеей. Он фактически бредил им и бреднями своими донимал всех окружающих, в особенности отца. «А как дела у США?», «А когда Америка снова к нам прилетит?», «Что в Штатах интересного?», «А я могу полететь с тобой на следующее собрание?», такого рода вопросами маленькое воплощение огромной республики каждый раз засыпал родителя, стоило тому вернуться с очередного собрания ООН. И с каждым разом ответы на них становились все короче и грубее, пока однажды Союз, взбешенный этим же американцем, не высказал России в лицо все, что думает об этом кретине. В конце строго добавил: «Чтобы я больше и слова о США в этом доме не слышал!» Тогда Россия понял, что никаких союзнических отношений с Америкой у них больше нет, а вскоре узнал и о назревающем конфликте, что повлек за собой длительное противостояние. Вот только разногласия разногласиями, а образ Америки угостившего его сладостями, из мыслей выходить не собирался, при этом мальчик прекрасно понимал, кто именно стоит за нервными срывами отца и общим напряжением в стране.       Он честно пытался не нервировать СССР своим увлечением и собирал информацию о США тайно, мечтая об их встрече. Это привело к тому, что на его территориях появилась первая неформальная субкультура — стиляги. Подражая американской моде и культуре, имитируя их поведение и образ жизни, разъедая серую массу пестрыми красками, они вызывали острый приступ отвращения у сознательного советского общества. Собственно и сам Союз, сообразив в ком именно причина умственного помешательства некоторых граждан, не побрезговал выпороть сына до кровавых потеков и побрить на лысо, перед тем как сослать на полгода трудиться в «Совхоз Белозерский». РСФСР был все еще десятилетним мальчишкой. И на самом деле довольно легко отделался, в отличие от того же Украины, который как-то вышел из комнаты весь красно-черный и гордо заявил, что коммунизм фуфло, «Хай живе Українська Національна Революція! Хай живе революція й свобода всіх народів поневолених Москвою!» и, короче, он съезжает. И ведь он действительно съехал, в санитарном автомобиле и сразу в «Сиблаг». Вернулся он только в 1956-м, когда вновь сменил флаг, но уже на красно-синий, после того как НКВД полностью зачистил его территории. Хмурый, тихий и как-то даже стремный. Поначалу Росс его шарахался, но после привык, а со временем полюбил больше прежнего…       Тяга к американскому постепенно отпускала. Стиляги пропали с улиц, не сумев противостоять бравым отрядам комсомольцев. Все вернулось на круги своя… РСФСР углубился в советский и индийский кинематограф, увлекся космонавтикой и самолетостроением, вновь полюбил литературу и начал рисовать. Стал самым ответственным пионером и гордостью отца… но теперь сам США дал о себе знать резко развернувшимся по всему СССР хипперским движением, и его снова повело. А в конце 70-х, когда он перебирал по очереди все пять каналов на новеньком цветном телевизоре, то случайно наткнулся на выпуск иностранных новостей, немыслимым образом попавших на советское телевидение. Америка выступал. Он, широко улыбаясь, приятным голосом гордо говорил на незнакомом, скорее всего английском, языке, стоя посреди оживленной площади, пестрящей яркими рекламными вывесками. А за его спиной стеклянными столбами дырявили небо две идентичные башни, у подножья которых продолжались строительные работы над другими объектами. Похоже, именно о них воодушевленно рассказывал воплощение, периодически указывая на стройку. Сам американец поразил Россию сильнее прежнего: синий ирокез, шикарно открывающий вид на пестрый флаг, темные очки, шипастый ошейник и косуха поверх потасканной ядовито-зеленой майки придавали его образу гротескную брутальность. Это выглядело и несуразно и до жути привлекательно. После этого весь мир для России начал выглядеть однотонно-серым. Тусклым и скучным. Порой даже мрачным. Стандартным и сдержанным, если смотреть с прагматичной точки зрения СССР.       Но России так уже не нравилось. Ему хотелось больше красок, больше разнообразия, больше Америки. Так в жизнь РСФСР вошло заводное диско — довольно возмутительное и дерзкое мероприятие. Затем подтянулись джинсы и какая-то пестрая радужная несуразица, принятая за одежду. Вскоре проявились панк и рок направления…       Странно конечно, но отец стерпел. Ворчал правда, что это разрушает его культуру, но не запрещал, потеряв былое влияние. Он начал стремительно стареть, на нем плохо сказывались застой и перестройка. А главное, в какой-то момент он допустил фатальную ошибку, решив, что снизит на себя нагрузку, если распределит работу между детьми. Он разослал воплощения по их территориям, переложив часть обязанностей. В какой-то мере дал свободу действий в поставленных задачах. Получив некоторую самостоятельность, республики начали расти, ослабляя тем самым единство между ними, ослабляя СССР. Каждое воплощение в принятии того или иного решения начало исходить из нужд собственного народа, а не общей потребности страны и в какой-то момент Союз понял, что не в силах больше стирать их самоидентичность. Не может объединять в единое целое… Это пагубно на нем отражалось. Он буквально пошел трещинами, потеряв воздействие на детей. А с аварией на ЧАЭС его безупречный авторитет рухнул среди воплощений стран.       К этому моменту большинство его сыновей-республик выглядели на 15-16 лет, в то время как сам Россия жутко тормозил в развитии, потому что делил свое влияние на территории с отцом. Он был словно в цепях. Украдкой наблюдал за происходящим из глубины тени собственного родителя. Поэтому, когда некоторым светлым и не очень умам пришла идея расформирования Союза, Россия не был против. Россия хотел свободы, как и все остальные его братья. Он хотел действовать на свое усмотрение, он желал перемен…       Осознание того, что именно они натворили, пришло только когда воплощение СССР, с немым укором в любящем взгляде, песком развеялся, передавая ему ушанку, как символ наследства своему приемнику. И то, что толкало к бунтарству, вынуждало требовать больше прав и свобод рухнуло внутри него, не справившись с потерей отца.       Россия взахлеб рыдал, руками сгребая красный пепел с порога своей комнаты. Он кричал от боли и сожаления, когда красно-синий флаг на его лице выгорал, заменяя цвета на триколор. Он размазывал прах отца по мокрым щекам, и никого из братьев не было рядом, чтобы помочь пережить этот ужас… только четыре стены внезапно выстуженной комнаты сжали его в холодные объятья немой пустоты, и кричать о чем-то было больно и бессмысленно, но он все равно сорвал голос…       А затем пришло осознание собственного естества. Оно ударило его холодной массой бытия, будто небосвод упал, вжав его в землю своим масштабом и громогласной тишиной. И Росс растворился в ней, впитался в эту почву размером с семнадцать миллионов квадратных метров. Растекся по ней метастазами дорог, линиями электропередач, рукавами трубопроводов. Разлился реками и русской речью. Втянул в себя весь гной и нектар народов и расцвел как вера в лучшее будущее, засиял символом грядущих перемен, воплощением надежд и новых идей.       И понял, насколько же он крут!       Это дурманило.       Отсутствие строгого отцовского контроля снесло ему башню, показав, какой может быть вседозволенность…       Первым распоряжением новосформированного РФ был указ о ликвидации пионерских лагерей: замотался он за, без малого, семьдесят лет детского труда. Потом его за это конечно общественность осудит, и не только за это, за многое осудит, многого из содеянного во благо общества не поймут, а спустя время, назовут этот пубертатный период жизни РФ «Злополучные» или «Лихие девяностые». Но в самом начале, ставшее полноценной страной воплощение, банально хотел понравиться Америке. Он ждал их встречи с 45-го. Он сочинил для себя образ равный его отцу по серьезности и строгости, но при этом каким-то образом свободный духом и с дерзким нравом. Поэтому при первой встрече был даже как-то разочарован. Впервые войдя в амфитеатр зала для собраний ООН в Нью-Йорке, он вообще едва нашел его среди других стран. Панка из `70-х, которого он видел по телевизору больше не было. Ирокез сменился аккуратной стрижкой, броская одежда — на светлые джинсы и такую же куртку поверх обычной белой футболки… даже как-то невзрачно. Среди толпы его выделяли разве что очки, которые тот не потрудился снять в помещении.       Росс разнервничался и не решился к нему подойти. Он занял место на самом последнем ряду, потому что не знал, где следует сесть и все время, пока страны пытались вникнуть в объяснения США касательно грядущей миссии «Возрождение надежды» и почему именно он должен возглавить силовую операцию в Сомали, Росс подбирал фразы, с которыми подойдет к нему после собрания. Он вообще хотел пригласить его вместе поужинать, чтобы пообщаться в неформальной обстановке, почему-то считая, что Америка очень захочет ему помочь во всем разобраться. Ведь они же знакомы, да?       США разбил все его иллюзии. После того как Росс представился, назвавшись правопреемником СССР, тот отнесся к нему слишком настороженно, на границе с враждебностью, и тогда РФ принялся добиваться его расположения к себе. Он провозгласил демократические принципы. Он пытался максимально проявить свое дружелюбие. Был готов к любому роду сотрудничества и соглашался идти на уступки, порой даже в тех вопросах, в отношении которых Союз был непреклонен, вплоть до рассекречивания определенных данных. Он хотел наладить отношения с теми странами, которые его отец считал угрозой, бездумно посылая лесом его политических и экономических партнеров, рассчитывавших на продолжение сотрудничества, только потому, что общались они с ним — таким крутым и взрослым альфой, — как с ребенком.       И пока США, не чувствуя больше коммунистического давления и не стесняясь, преподносил всему миру свою «Стратегию национальной безопасности участия и расширения», где в первую очередь учитывались глобальные национальные интересы Америки. А затем еще и стратегию внедрения в международные дела и расширения демократии в мире… Россия, под его диктовку и с одобрения европейских стран, проводил внутренние реформы по переходу из социализма к рыночной экономике, но стоило ему заикнуться об евроинтеграции, как страны Европы оперативно укомплектовались в ЕвроСоюз и выдвинули ряд пунктов, которым он должен соответствовать, чтобы войти в состав. Эти пункты были неподъёмные для РФ того времени…       РФ того времени даже конституцию составить не мог, раздираемый внутренними противоречиями.       Из-за того, что СССР держал детей, а особенно его, в стороне от политической и управленческой деятельности, Россия понятия не имел, как и что в мире происходит и как следует себя вести. Он брался за все и сразу, упустив из виду очень важный факт: объединяя республики в единое целое, Союз связал их между собой не просто нитями, и даже не опутал сетями паутины, он создал новый, самодостаточный живой организм, функционирование которого зависело от слаженной работы всех его составляющих. И с его распадом, с разрыванием территорий на куски и отсечением налаженных потоков четкими границами, этот организм сдох. Отдельные отрасли еще некоторое время бились в конвульсиях, но система больше не дышала. Мало кто из постсоветских республик придерживался идеи реанимировать ее, рассматривая свое будущее вне стен отцовского дома. И только Беларусь заявил, что восстановит все прежние связи… И восстановил!       У России же пошла в ход программа экономических преобразований, включающая либерализацию цен, приватизацию и акционирование в промышленности и сельском хозяйстве, а так же антимонопольная налоговая политика, и в результате посыпалось даже то, что до этого держалось.       Предприятия начали переходить в частные руки, причем по несколько раз, иногда законно с аукционов, иногда благодаря рейдерским захватам. Начал появляться и укореняться бандитизм, который брал шефство над органами защиты и безопасности. Падала нравственность, зато росли цены на потребительские товары, увеличивая инфляцию; усилилось расслоение общества. Постоянно наблюдался спад в наукоемких отраслях промышленности.       И в то время как братьям охотно давали кредиты на преодоления кризиса, России благосклонно давали отсрочку на погашение долгов СССР.       Наиболее щедро в этом плане проявлял себя именно Америка. Было видно его желание расположить к себе постсоветские республики. Он общался почти со всеми, но почему-то избегал лично контактировать с РФ и на дух не переносил Беларусь. Почему воплощение РФ у него костью в горле стал непонятно, но вот второй в немилость впал из-за политики своей: демократию он, видите ли, ущемляет и крутится постоянно возле РФ. Что правда, позже, гораздо позже, США забил еще и на Украину, потому что это яма бездонная и потому что РФ крутился вокруг него. О, эти двое буквально были Биба и Боба. И если у России и вправду получались плохо проработанные реформы, из-за которых он смог пустить свою экономику на дно и погрязнуть в бандитизме, то Украина… такое впечатление, что он, либо сказочный долбоеб и считал, что быть таким, как Россия — круто, либо же вообще не понимал что творит. Вот правда «Купила мама коника, а коник без ноги…», как его народ тогда пел, так он и соответствовал. К слову: русский люд пел «American boy, уеду с тобой…»       Но нужно отдать им должное, впечатление на другие страны эти братки производили неизгладимое, особенно когда раздобыли один на двоих подержанный шестисотый мерседес и, с пафосом подрулив под самые двери здания ООН, с матами вываливались из прокуренного салона, где на всю выкрученную громкость Михаил Круг пел «Владимирский централ». Россия, разодетый в малиновый пиджак, весь в золоте и в шапке-ушанке. Украина — в кожанке, спортивных штанах «Абибас» и с повязкой на кровоточащем радиацией правом глазу… С заднего сидения еще обычно ехавший зайцем со своими «зайцами» Беларусь выпадал, в турецком вязаном свитере с надписью «Boys», джинсах «мальвинах» и в шарфе с вышитым орнаментом, служившим для прикрытия радиационного ожога на шее. И вся эта гоп-стоп компания чаще всего уже была слегка поддатой и имела голодный взгляд.       Тут не то что США стороной обойдет, тут любой адекватный альфа побоится добровольно идти на контакт и связываться с такими кадрами. Но Россия этого не понимал. Зато Россия понимал, что продолжая следовать американским нарративам, загоняет себя в долговую яму. Он хотел поговорить с США лично. Хотел, чтобы именно он, а не его высокопоставленные чиновники, растолковал, что он делает не так. Поэтому после очередного собрания, на котором Америка доходчиво объяснял присутствующим странам, почему выводит свои войска из Сомали, передавая гуманитарную операцию обратно в руки ООН. Почему это не он виноват в повторном возгорании там гражданской войны, и вообще там все дебилы… Росс собрался серьезно с ним поговорить. Выходя из зала для заседаний, он, как бы невзначай, похлопал разговаривающего с ООН Америку по плечу и предупредил, что будет ждать его в холле, чтобы перетереть серьезное дельце по-пацански, как нормальные альфа с альфой.       Стоит ли говорить, что Россия его так и не дождался, а когда вернулся в зал, то никого там не обнаружил… и хорошо, что под столом искать не стал, а то неловко бы получилось.       Что примечательно, спустя некоторое время, в определенный момент Украине таки дошло, что он движется не в ту степь. Куда двигаться, он так и не понял, но хотя бы остановился. Белка, выбравшись из экономической западни, больше экспериментировать не стал — пошел стопами отца, но назвал это «Рыночный социализм». А Росс упрямо пер к своей американской мечте, пока не скатился в дефолт, чем довел до точки кипения определенных граждан, так называемых «нувориш», ныне известных как «олигархи», чьи активы регулярно страдали от его нововведений.       Росс смутно помнил этих людей, кажется, он крышевал их деятельность некоторое время назад и теперь эти бывшие «новые русские» взялись объяснять своей стране, как делать не надо, чтобы жить хорошо.       С 1999-го Росс потерял веру в себя и перестал являться на международные собрания ООН. Он разочаровался во многих организациях и в большинстве стран, которые так старательно для себя идеализировал. И окончательно перестал ассоциировать Америку с тем парнем, что однажды угостил его конфетами. Похоже, тот США должен остаться глупой детской мечтой в далеком советском прошлом. Потому что, когда Росса ткнули носом в то, какую деятельность американец развернул за его спиной, наплевав на их договора и договора с СССР, во всю пользуясь его уступчивостью, он просто не смог позволить себе и дальше делать вид, что все в порядке.       Пока последствия реформ топили Россию в убытках и беззаконии, граждане, не кривя душой, говорили, что при СССР было лучше и распад Союза — роковая ошибка. Они сетовали на реформы против нации и, недовольно цокая в спину РФ, обвиняли во всем американцев. Росс чувствовал их разочарование, оно желчью горчило во рту, пока в спину давили их пренебрежительные взгляды, расползались холодной виной по венам, вымораживая кровь и делая плоть тяжелой и грузной.       Он понимал, что в глазах своего народа, своих городов и власти выглядит незрелым дитем, загубившим все, что оставил ему Союз. И Росс ломался под этим гнетом, не находя сил для очередного рывка, потому что был полностью с ними согласен. Даже несмотря на то, что кризис начался перед распадом СССР, а не после, причиной были его дети.       Подумать только, ради создания Советского Союза как единого государства, а не организации, были принесены в жертву воплощения четырех нестабильных, послереволюционных республик. Он явился в мир, имея четкую цель, огромную территорию, съедаемую упадком во всех сферах, разношерстные неграмотные народы с трудом друг друга понимающие, грязь, разруху, нищету… и четырех мелких детей.       Он сшивал земли стежок за стежком, связывая их асфальтом, рельсами и проводами. Он объединял народы общей целью, единой культурой, одной системой. Он дал людям образование и уверенность в стабильном, светлом будущем, преподнося его как награду за усердный труд. Он вышел на мировую арену и занял там лидирующую позицию, а он, Россия, разрушил все к херам за несколько лет ради Америки.       Осознание того, что РФ убил отца ради США, выжгло ему разум и сердце, заполнив вены кипящей смесью из собственной ничтожности и беспомощности. Жгло настолько, что он впервые взялся за нож, чтобы освободиться от этой острой пульсации.       Его реанимировали…       От потери крови страна, конечно, умереть не мог, но Росс потерял не только кровь, но и доверие граждан, вместе с которым рухнули желания жить и бороться.       Сменившаяся власть больше не подпускала его к внутренним делам, пытаясь наладить все процессы самостоятельно, но активно наблюдала за его состоянием и поведением. Ведь смерть воплощения сказывалась на гражданах государства не лучшим образом. Чаще всего это приводило к затяжным депрессиям, падению рождаемости, повышению смертности среди всех верстав населения. Реже — к распаду территорий.       Росс не противился, покорно передал бразды правления более компетентным людям, но на всех заседаниях присутствовал, а спустя время втянулся и начал участвовать, поначалу как наблюдатель, затем как советчик, а сейчас как неотъемлемая часть правительственного аппарата и даже имеет право на вето.       С международными отношениями было сложнее. Воплощения стран категорически отказывались сотрудничать с любыми представителями властей России, кроме самого воплощения. США говорил, что присутствие РФ лично, есть гарантия его благополучия и проявление воли народа. Чертов демократ. Но это имело смысл, ведь если воплощение пропадало, это служило сигналом для ООН, что в стране не все в порядке и возможно необходимо вмешательство со стороны… особенно если накануне там происходила смена власти при помощи радикальных сил.       Спустя полтора года РФ возобновил свое присутствие среди стран, но теперь он стал гораздо осторожнее. Поначалу даже остерегался самостоятельно принимать решения и выдвигать идеи. Исходил в основном из концепций, заранее обговоренных в правительстве. Никаких лишних разговоров, ненужной учтивости или доброжелательности, по отношению к другим воплощениям (кроме родни). Пошли все к черту.       Зато США, до этого активно его избегавший, начал проявлять интерес. Росс то и дело замечал на себе его внимание, но предпочитал игнорировать: больше никакого помешательства на американце в его жизни не будет! Так он решил для себя, но день 11 сентября 2001 года снова все перевернул.       Они находились в Берлине, на заседании стран совета Европы, и США был с ними. Этот парень вообще слишком часто ошивался среди европейцев. Видимо сидеть на своем континенте слишком скучно: Канада, Мексика да Страны Карибского бассейна… ничего интересного. То ли дело Европа, кусок земли размером с самого США и стран на нем столько же, сколько у него штатов. Это просто адов котел с бурлящим дерьмом, которое он не брезговал время от времени перемешивать, ради продвижения своих интересов. И ведь никто ему не перечил, а скорее наоборот, его присутствие приветствовалось, так как давало возможность заранее узнать позицию этой страны в том, или ином вопросе, прежде чем начинать конфликт. Ведь в том, что США обязательно вмешается в спорную ситуацию, сам или его втянут, никто не сомневался, а столкнуться с ним лбами особого желания не было.       В этот раз перетирали косточки Македонии, обговаривая периодические стычки в Тетово и то, как отлично справляется НАТО с замириванием народов, путем изъятия их вооружения. Хотели разработать дальнейшую стратегию для поддержания мира в стране, но у Америки носом кровь пошла, и стало не до этого. Все как-то резко всполошились, потому что просто так кровь у воплощений не идет.       Один Росс не двинулся с места, впав в своего рода прострацию от вида растерянного американца, сидящего за овальным столом практически напротив него и бездумно вытирающего руками кровь с подбородка. Он очнулся, когда вид на Америку закрыл собой британец, что приложил ему белый платок к носу, а когда тот самостоятельно взялся его удерживать, помог сыну подняться и они вместе вышли из зала, следом поспешили Франция и Германия.       Воплощение ЕС, проводив их взглядом, сообщил, что на сегодня с обсуждениями они закончат, и включил новостной канал на находящемся в зале мониторе. Прямой репортаж из Нью-Йорка дублировался на немецком: о произошедшем теракте рассказывали сразу с места событий, на фоне горела одна из башен близнецов, а затем в кадр попал самолет, влетевший во вторую, и Росс наконец-то отмер и подорвался с места. Эти две башни, как якоря из далекого прошлого, где Америка был для него важной целью в жизни, где он был кем-то, кто ждет его несмотря на расстояние и время. От этого больно кольнуло в груди, будто разрезали ниточку, которая связывала воедино того Америку и этого… Америку. Тот Америка был дорог России, его терять не хотелось, а ощущение было таким, что ударили именно по нему, по тому парню, которого он не мог найти с `45-го, но все еще чувствовал, что его ожидают.       Россия не смог их догнать, у выхода из здания он наткнулся лишь на отъезжающий автомобиль и Германию, нервно потирающего дрожащие руки. «Куда они сейчас?», — сквозь сбитое дыхание спросил РФ и получил растерянный взгляд и сбивчивое, будто Гер не знал, имеет ли право ответить: «В аэропорт…»       Настолько сильных эмоций Росс давно не испытывал. Они не стихали даже после возвращения на родину. Жуткая смесь из гнева, растерянности, решительности, сожаления и страха за Америку, бурлила в нем, толкая к действиям, но все что он смог — это написать США, чтобы выразить свое сожаления, а также готовность оказать любого рода поддержку и содействие.        Ему не ответили.       Но, при первой же встрече, воплощение Соединенных Штатов поблагодарил его лично. Тогда он был еще немного ошеломленным и слишком тихим для самого себя. России впервые захотелось его защитить. Поэтому, когда тот объявил «Войну против терроризма», он первым вступил в ряды антитеррористической коалиции, и это действительно могло перевести их взаимоотношения на новый уровень, если бы Америка не был себе на уме…       А когда Россия в очередной раз понял, что дружба с ним снова какая-то односторонняя получается, то не стал даже пытаться как-то завоевать его внимание, а просто сосредоточился на своих задачах и начал его игнорировать. Перестал реагировать на шутки и поддерживать диалог, если не видел в нем смысла. Не высказывал согласие, не проявлял содействия. Да и в целом старался меньше контактировать. И чем больше он пытался отгородиться от США, тем с большим упорством США навязывался. А когда РФ начал откровенно огрызаться, а затем и набрасываться в ответ на американские придирки, тот принялся вставлять ему палки в колеса, пока не наткнулся на заботливо выставленные русским препятствия… Результатом всего этого стала взаимная неприязнь, переросшая во вражду.       Но время шло, а с ним и внутренний конфликт РФ постепенно сглаживался, на столько, что соперничество с Америкой начало разжигать в нем азарт, а не ненависть. Конфликт с Великобританией и конфликт с США на одну и ту же тему приобретал для РФ разный эмоциональный окрас. Если на британца он злился, то к выпадам Америки он готовился, ждал их. Он хотел вступать с ним в перепалки, и почему-то был разочарован всякий раз, когда США не велся на провокации. А еще он чувствовал, что это взаимно, и это только подогревало интерес к противнику.       И сейчас Россия наконец-то доходит до того, что может признаться себе: ему действительно нравится Америка, нравится спорить с ним, нравится его живая мимика и то с какой активностью США реагирует на его слова. Ему нравится, что тот откликается на его подстрекательства и ему нравится, каким способом он это делает. Бесит, конечно, до зубовного скрежета, но… как он без этого?        — Ты собираешься его есть или заказал, чтобы превратить в пюре? — от голоса Америки у самого своего уха, Федерация резко возвращается из своих мыслей в реальность и едва не отшатывается от страны, сидящего рядом с ним настолько близко, что его вполне можно обвинять в нарушении границ.        — Чтоб тебя… Давно ты тут сидишь? — спрашивает он, отводя ложку от растолченного по тарелке торта.        — Ну… не то чтобы совсем давно, но наблюдать за таким тобой, — он осторожно указывает наполненным стаканом в своей руке на тарелку с замученным десертом, — жутковато. О чем хоть думал?       — О тебе.       — Господи. Судя по торту, ты меня ненавидишь, — начинает смеяться Штаты, и от этого текила в его руке опасно разбалтывается по краям.       — Почему ты рядом? — вслух задается вопросом Федерация, потому что считает, что для этого нужны причины и причины есть.        — Хотел сделать совместное фото с нашего первого свидания, но ты был так сосредоточен, что я прям как-то засомневался.        — Нет, Америка, давай без фото. И это не свидание, — Росс говорит вполне серьезно, еще компромата ему не хватало, тем более со стороны этого проныры звездно-полосатого. Тот на его заявление разочарованно мычит, выпивает свою текилу, ставит стакан на стол и говорит:       — Без фото, так без фото… Но признай — это свидание.       — Нет, не оно. И с чего ты взял вообще?       — Как «с чего»? Ты говоришь, что я тебе нравлюсь, и мы идем в… — он обводит рукой помещение, затрудняясь дать ему точное определение, — сюда, что бы вместе провести время… ты ухаживаешь за мной. Это свидание, — авторитетно заключает он и выгибает правую бровь в ожидании контраргументов.       — Нет. Это просто две страны решили вместе выпить. Все. Хватит искажать факты.        — Две страны решили выпить вместе, потому-у, что между ними есть взаимная симпатия. Не нужно подменять понятия. Просто прими, что это свидание.       После слов «взаимная симпатия» Росс понимает — у него проблемы. Находиться рядом с США и держать себя в руках и так сложно, а теперь оказывается, что американец ему доступен и в этом просто нет необходимости. Нет аргументов, для того чтобы сдерживаться, кроме одного — это однодневная интрижка, а дальше все должно войти в прежнюю колею. Росс и так уже наделал слишком много глупостей…       А альфа внутри него говорит, что раз они и так уже пришли к выводу, что это все-таки свидание, то нет ничего плохого в том, чтобы сделать его приятнее. Поэтому Федерация сильнее разводит ноги, чтобы коснуться бедра американца своим.        — Свидание… — сыто улыбается Соединенные Штаты, он аккуратно заводит свою ступню за ногу Россу и, подтянув ближе к себе, скрещивает на ней лодыжки, беря в своеобразный собственнический захват. ***       В стороне стоит недопитый коньяк, Росс расправляется уже с третьей порцией торта, тогда как Штаты заканчивает третью бутылку текилы. Они так и сидят с уютно переплетенными ногами. РФ, уткнувшись подбородком в плечо США, рассматривает фотографии из китайской чаевни на его же телефоне и слушает смешную историю про пять раз заваренный чай, когда к ним подходит их официантка.       — Мне не хочется мешать вашему отдыху, но ресторан работает до 20.00. Я должна попросить вас заканчивать с ужином.       Что Америка, что Россия оба переводят взгляды на время, один на наручные часы, второй — на смартфоне США. Время одно и то же: 20.30.        — Прошу прошение, — учтиво говорит РФ и просит принести им счет. Второй сидит с кислой миной и когда его толкают в плечо со словами: «Что, не допил?», он разочарованно отвечает, фактически ноет, умоляюще заломив бровки:       — Я и вполовину не в том состоянии, в котором хочу быть. Я не хочу идти в отель так рано. Я не готов. Ра-ша. Идем в клуб?        — Идем, — пожимает плечами Федерация.       И блин, у Америки и в трезвом состоянии все… почти все, эмоции на виду, а в полупьяном он вообще себя контролировать не пытается, поэтому заниматься этим приходится РФ. Сначала он снимает этого дуреху со своей шеи, затем успевает вовремя оттащить от вернувшейся с чеком кореянки, когда США полез к ней обниматься, а по итогу перепугал бету до чертиков и сам обиделся. Стыдно признаться, но вот такого какого-то Америку Россия для себя и хотел. И пока он такой ему доступен, он будет наслаждаться.