***Часть 2 — Наркотики***
IX Питер отогнул часть правого верхнего крыла и нерешительно заглянул в лицо лежавшему навзничь Дезерэтту. — Серафим? Падший ангел не отвечал. — Разрешите положить вас в кресло. Дэз весил не больше юной девушки, несмотря на свое внушительное оперение, а главное — совсем не сопротивлялся. Приглаживая его растрепанные красные волосы, заканчивавшиеся неизвестно где,(здесь никто никогда не стрижётся?)
Стил с любопытством перебирал предметы, которые были разбросаны по комнате до его прихода, точнее скрывались прямо в крыльях Дезерэтта — тоже «разбросанных» по всей комнате — а теперь высыпались из них. Разбитая ампула с остатками уже знакомой зеленой жидкости,(должно быть, на этот раз не подкрашенный героин, а настоящий местный ЛСД-ультра)
два куска плотной темно-вишневой замши с тиснением, изрезанные ножом, оплавленная пластмассовая зажигалка и, собственно, нож. Нож, правда, нашел приют не в крыльях: изначально был крепко зажат в огромном кулаке у серафима, и вряд ли Дэз, загадочно немой, пребывающий в непонятном состоянии, собирался расставаться с ним в ближайшее время. Впрочем, Питер не боялся: Ксавьер уверил его, что шестикрылый пришелец из ада совершенно безопасен. — Ты гоняешься за туманом, — услышал Стил внезапно. Голос, похоже, сам по себе низкий, дополнительно охрип и укатился в совершенно невозможный басовитый гул — негромкий, но всепроникающий, до костей пробирающий. Губы Дезерэтта при этом едва шевелились. — Заплутав в его клочьях, ты не увидишь свет. Градус любопытства, и так неслабый,(«Настоящий падший ангел», — отрекомендовал Кси. «Постарайся проявить уважение, он очень-очень стар», — велел он. А размах крыльев и размах бедлама, который я здесь увижу — мелочи, не достойные упоминания?)
теперь просто зашкалил.
(И глаза… я-то думал, у Демона странные глаза.)
Питер вздохнул и потер висок, на котором еще был заметен след точечной инъекции. Нелегко собраться с мыслями, отфильтровав все ненужные. Представилось, как мессир Асмодей, не слушая жалоб, выставляет его вон со словами: «Ты детектив? Вот и веди себя, как подобает детективу. Я разочарован». А ему… почему-то не хотелось разочаровывать высокопоставленного дьявола, похожего на саму Смерть, но без косы и широкого балахона. — Что вы знаете о наркотиках, серафим? — Они предпоследняя ступень в лестнице от лекарств к ядам. Они отпускают разум на волю: высвобождают ненадолго, но зато на всех возможных уровнях восприятия, отпирают замки, ломают решетки — чтобы затем больнее швырнуть обратно в затхлую темницу подсознания. Они убивают — и разум, и тело. Высвобождают одни нервные клетки за счет уничтожения других. А потом первые всё равно убивают. А голос как полноводная река. Я бы напился. — У демонов может быть наркозависимость? — Да сколько угодно. — А вот это плохо… — Питер, забывшись, ненароком представил обдолбанного Дэза вверх тормашками, в этой самой разгромленной комнате, со шприцом, торчащим из вены — и отчаянно покраснел. Так как вена ему представилась отнюдь не на руке. С меня довольно и того, что древний серафим вместо брюк носит шорты. — Вы пробовали наркотики? — Да. — Где? — В этом доме. В объятьях любовника. На вечеринке. Один. По-всякому. — Что вы чувствовали, когда кололись? — Вожделение. Многократно увеличенное. Тоску. Быстро тающую. Веселье. Для меня непривычное. Позыв что-нибудь разгромить. — Вам нравилось это? — Не совсем… Я терял контроль над телом и боялся причинить кому-нибудь боль. Особенно ему. — Причинили хоть раз? — Да. Но он заставил меня простить себя. — Кто вам впервые предложил принять дозу? — Оу, детектив, это было слишком давно, в Месопотамии… — Кто вам впервые предложил дозу в этом доме? — Нельзя сказать, что предложили: был день рождения, небольшая домашняя оргия. Все занимались со всеми любовью, и все прилично набрались. Чья-то рука, не колеблясь, протянулась и ко мне. Пережала предплечье, дружески похлопала по вене, приглашая присоединиться. Вонзила в локтевую впадину иглу — заботливо для меня припасенную, из титан-вольфрамового сплава с алмазным напылением — специально уточняю, так как стальным острием меня даже не поцарапать. Через несколько минут меня снесло. Сам дальше не помню, а Ксавьер до сих пор стесняется просветить, что я с ним вытворил… Так это был малыш? «Он». «Любовник». Спокойнее, спокойнее. Я же не под кайфом, чтобы всё тут громить. Но позыв, клянусь Богом, есть. — Чья это была рука? — Откуда мне знать? Она всегда одна и та же. И всем по барабану чья. Она просто есть. — А где вы покупаете наркотики? — Нигде. Их делают внутри корпорации и на сторону никогда не сбывают. — Кто ответственный за это? — Солнечный Мальчик. Кто?! Питер схватился за переносицу, стараясь подавить разгорающееся раздражение. Этот вяло шевелящий исполинскими крыльями фрукт в шортах издевается над ним, как и другие обитатели поместья, считая, что он по умолчанию разбирается в них, в их фамильных древах, в расовой принадлежности и во всех прочих взаимосвязях и хитросплетениях. И кто какой десертный соус просит на мороженое и утренние вафли. — Я только прозвище знаю. Да и видел его всего раз. Спроси у Моди. Кобальт чуть не выругался вслух. — У какого еще Моди? — У лорда нашего. Хозяина дома. Тебе он небось мистером Арчером представился? Значит, так вы его зовете? Фамильярно. У всех вторые имена, клички, сокращения, с ума сойти можно, зазевавшись — и сразу запутавшись. Да, действительно, хозяин дома вовсе не Демон — хоть и изображает весьма искусно — а его удивительный отец, похожий на высоченного, больного хроническим недоеданием шок-рокера с неописуемо зачерненной кожей вокруг глаз. Тоже, кстати, не самого простого цвета… — Серафим, у вас есть зависимость? — Да. Но не думай, что она мне в тягость. Я не хочу от нее избавляться. Ксавьер признался, что моя сексуальная несдержанность его безумно привлекает. И сама мысль о том, что я нахожусь в наркотическом опьянении, приводит его в возбуждение. Пытаясь скрыть румянец (больше от злости и ревности, чем от смущения), Питер нагнулся поднять с пола разбитую ампулу. — Что это? — его пальцы покрылись мелкими изумрудными каплями. — ЛСД. Предпоследняя модификация, β. — Вам надоело принимать, потому вы и разбили ее. Так ведь? Дезерэтт безучастно смотрел в стену. — Но у вас началась ломка. Такая сильная, что вы схватили нож и хотели вспороть себе вены на локтях. Однако нож сделан не из вольфрама с… чем вы там сказали — и вы прекратили позориться, чтобы не погнуть лезвие. И побороли себя. Следы борьбы я вижу на этом обрывке вишневого бархата, — Стил поднял и показал ему также кусок замши. — Чего ты хочешь, человек? — Найти того, кто губит земным оружием вас, бессмертных. Ангелов, оборотней… — Записался в воины справедливости? Ты слаб, Питер. И мы не просим о помощи. — Но она нужна вам! — Да кто сказал? Нас не убить и не лишить силы. Наркотики — всего лишь развлечение. Приятное излишество, приправа к бесконечному бытию. К банкету. К сексу. — Они уничтожают мозг, и это сказали вы сами. И вы хорошо представляли, о чем толкуете. И я понял, что вы уязвимы. Не пора ли задуматься? Пока еще есть чем. — Пересядь на кровать. Кобальт, моментально подчинившись новой повелительной интонации в его голосе, примостился на краешек громадной круглой постели. Странно, это уже вторая постель, замеченная здесь — круглая. Мощное, но в то же время ничего не весящее тело серафима по-прежнему лежало у него в руках, сложенные крылья устилали пол — кажется, что после складывания они занимали не меньше пространства, чем до — а глаза… напугали. Не агрессией или безумием, но тем, как поменяли цвет, из мягкой серой стали налились огнем. Буквальным. Питеру даже показалось, что их поверхность пузырится, как у настоящего металла, плавящегося в кузнечном горне. — Слушай сюда. С давних пор в крови братьев Инститорисов живет прекрасный яд по имени β-ЛСД. С давних пор у них наступили симбиоз и гармония. Это не происки врагов и не длань Божья, карающая их за распутную жизнь — это имидж. Как черные рубашки с удлиненными рукавами, молнии внизу узких лакированных штанин и впечатляющие ботинки с миллионом ремешков на высокой платформе. Все многочисленные оппоненты давно оставили попытки убить их или хотя бы навредить с помощью наркотиков. — Дэз нашел в складках покрывала пластиковый пакетик, из которого вытряхнул шприц с короткой синеватой иглой. Толстое стекло его стенок поблескивало в свете красных бра, мешая рассмотреть надписи, но Питер был почти уверен, что знакомого штрих-кода на нем нет. — Дай мне ампулу. Ее донышко. Альт колебался. Но потом услышал в наступившей тишине учащенный пульс шестикрылого и, что хуже, увидел. Проклял себя и уступил. Он не сомневался, что сейчас разбитый пузырек с ненавистной жидкостью будет восстановлен демонической властью существа, переползшего с его колен в изголовье кровати и тяжело опустившего голову на черную подушку. Вы такие могучие… И такие беспомощные. Он снова посмотрел на Дезерэтта, когда ампула была пуста. Под кожей на голом предплечье проступали сосуды с палец шириной. Шприц уже куда-то делся, но в локтевом углублении торчала сломанная игла — должно быть, сплав был сделан сверхтвердым в ущерб прочности. Питер едва подавил желание зажмуриться. Серафим сейчас выглядел хуже, много хуже того образа, который он нечаянно представил себе в начале допроса. Но кое-что не стыковалось. Словно было вырвано из другой картинки бытия этой комнаты, из другого сценария развития событий. Дезерэтт все еще сжимал нож. Тихо притворив за собой дверь, Кобальт дошел на цыпочках до лестничной площадки и раскрыл тетрадь: «Жертва. Терял сопротивление по экспоненте. Терял веру. Не потерял чувственность — голую и чистую. Наполовину сломлен, но располагает огромным резервом для восстановления, о котором временно забыл. Вещество владеет им до тех пор, пока вреда приносит столько же, сколько и пользы. Подозрения сняты. Беру его в помощь для расследования. Если смогу — и так, чтоб этот гордый дух ада не заметил». Питер, приободрившись, вернулся в пасть длинного коридора и выбрал следующую дверь.