Jolt

***Часть 3 — Подполье***

XVI Двойная игра. Каждый шаг Мануэля теперь был виден в совершенно ином свете. Превосходная инсценировка – с актерами, большинство которых не замечает спектакля. Ход за ходом, ставка за ставкой. Сначала Демон. «Расследование ничего не даст. Мануэль? Спит. Вечером... если он позволит...» Потом Дезерэтт. «Ты гоняешься за туманом». Затем Сесилия. «Это их епархия». Мессир. «Ты не там ищешь». Инженер. «Рекомендую арестовать меня». И наконец... «Я хочу с тобой трахнуться». Последним... Мануэль, ты решил выступить последним, когда я предположительно уже выдохся и должен был накопить слишком много фактов, девяносто девять процентов которых интересны лично для меня, но бесполезны для дела. И ты для верности измочалил меня совсем – этим сексом, нет, этим чудовищным трахом, заодно унизив Кси. А потом мне, обалдевшему, аккуратненько подсунул Демона с его неистощимым запасом тайн, того самого Демона, которого только что оправдал, но который так восхитительно вписывается в схему в качестве злодея. Ты умен, бесспорно, ты зацементировал все щели и был уверен, что никто мне не станет помогать. Особенно если напомнить об этом посредством все того же Демона. «Он очень занят. И обещания нянчиться не давал». Но почему это было сказано только о Солнечном мальчике? Да, Ману, он единственный, кто реально мог мне пригодиться в расследовании, но ты понадеялся на нехватку свободного времени у этого гения с оранжевыми глазами. И забыл взять в расчет меня. Если бы я не был вокалистом «скучной четверки», Хэлл ни за что бы... но оставим, с этим и так все ясно. Хэлл, изумительный Хэлл... «Тест Мануэль не прошел. Рекомендую. Обрати более пристальное внимание». Ману, это ты, все ты. Зачем? К чему ты стремился? И чего в результате добился? Я уже не узнаю. Все мысли пролетели сверхсветовым пушечным ядром, разнеся голову в клочья. С глубоким вздохом он глянул в горько-полынные глаза, горевшие торжеством, потом – на оружие Юлиуса, похожее на короткий пистолет, но с игольчатой насадкой вместо дула – и приготовился к... Я вспомнил! - Ману, - заговорил Питер с заиканием, спотыкаясь на каждом слоге и с каждым новым звуком боясь опоздать. - Я прошу. Себе. Последнее желание. Это всего лишь вопрос. Он вообще не займет времени. И отвечать мне никто уже не обязан. Но позволь его задать. Умоляю. - Хм, - оборотень поскреб гладкий подбородок. - Ладно. Соберись. Второго шанса не будет. Не пялься на пистолет, пялься на дьявола. Но какого хрена... это кровь на его щеках?! Слёзы? Проклятье, никуда не пялься! Забудь, не знай, ничего там нет и не было. Сначала! Соберись! Быстрее, Петрус! Полубезумный одновременно в страхе и решимости, он протараторил без запинки со скоростью мастера-инженера, стремясь уложиться в один короткий выдох: - Ваш люксовый ЛСД, замененный героином для шприца со штрих-кодом, на нем отсутствуют твои следы, да, есть отпечатки твоего адского подручного, ясен пень, но откуда там взялся... - воздуха не хватило, но он выжал на последнем издыхании, на одном лишь непоколебимом упрямстве: - ...обрывок ангельского пера? - Демон, стреляй! - Ману резко побледнел до отвратного оттенка серой мертвечины, но это уже не имело значения. Киллер услышал. Всё до самого тихого полудохлого слова. И взгляд киллера в упор... исступленный, бешено срывающий замки и засовы с кое-как сдерживаемой внутри Черноты... пугающе оттененный багровыми реками на щеках... он мне понравился, Господи Боже. Впервые – в нём билось чувство. И какое сильное! Неужели? Я угадал?! Правда, это уже ничего не изменит. По виску Питера скатилась капелька пота. Растревожила одинокую незажившую точку инъекции героина, как соль – крошечную рану. Детектив стёр её и стиснул зубы. Малыш, читал ли ты в детстве сказку, где в конце злодеи победили? Я не отступил, я не сломлен, но толку тебе с этого? И если бы я обещал, что они пройдут только через мой труп... что ж, они идут. Хорошо, что я ничего не обещал. Кси... я пытаюсь бояться смерти, честно, пытаюсь. Но вместо этого я на грани помешательства от мыслей, что сделают с тобой. И если я не любил тебя – то не любил как никого, за отпущенные мне четырнадцать часов. А если четырнадцати часов всё-таки достаточно – то я любил тебя, малыш... как оказалось, больше собственной жизни. Его влажные глаза закрылись одновременно с глазами Демона. Прочесть бушующий в киллере шторм-карнавал резни уже нельзя было – всё опять успешно замаскировало льдом и безразличием. А затянутый в тонкую лаковую перчатку указательный палец с подлинной или наигранной нерешительностью замер, свободно паря в воздухе – на секунду, вторую... и нажал на спусковой крючок.