***Часть 3 — Подполье***
XX — Командир, в зале собраний раздавались не очень-то приятные крики, — озабоченно доложила Нэнси. — Проверить, что там происходит? — Не стоит. — А вдруг они там убивают друг друга? — С чего бы им. — Хэлл оторвался от плиты и раздраженно оглядел лисичку с ног до головы. Шарф, пижама и лабораторный халат — расстегнутый, болтавшийся как на вешалке. И босиком — тапочки в обеззараживающем коридоре перед барокамерой забыла. И дня три не расчесывалась — тоже забыла. И всё равно красавица, хоть и исхудала. — Работы нет? — Н-нет. — Тогда иди погуляй. — А вот и погуляю, — пробормотала лисичка, бочком пробираясь по темному коридору. К ее разочарованию, дверь в конференц-зал была закрыта и, даже хорошенько прижав ухо, ничего услышать не удалось. Раздосадованная Нэнси толкнула ее и тут же в испуге умчалась в соседний кабинет, где работал Айши. — Не бегай, — строго сказал черный удав. — На полках крепкие кислоты в склянках, если заденешь, нейтрализацию на себе сама будешь проводить. — Да я на секунду! Мне… мне поваренной соли взять! На кухне кончилась. — Странно, я только вчера покупал. — Да? Вот бллин. Айши, ну почему ты такой дотошный?! Я тут прячусь! Наверное, меня заметили в зале, где… ну, в общем… — Ты хочешь подсмотреть, как коммандер ELSSAD и мистер Стил целуются? — И ты туда же?! Почему все думают, что они должны вести себя неприлично? Я боюсь, что они поссорятся, они кричали друг на друга. Там так тихо сейчас… Мне страшно. — Если тебе и впрямь страшно, загляни к ним. Загляни, загляни. Давай, чего смотришь на меня круглыми глазами? Нэнси фыркнула и решительно двинулась обратно. Когда до двери зала остался один шаг, мужества у нее заметно поубавилось, но отступать было поздно. Предельно тихо и осторожно просунув голову в узкий дверной проем, она заглянула внутрь и чуть не позеленела: — Здесь никого нет!* * *
Двое. На конференц-столе. Мужчины, брутальный и изящный, боксер и танцор. Стол не уместил их полностью, уж очень длинными были ноги одного и уж очень широкими — плечи другого. — Принято считать, что за левым плечом человека стоит черт, а за правым — ангел-хранитель. Это верно до известного предела. Есть такие экземплярчики, от которых их ангелы отреклись, а есть такие, у которых в наличии по четыре ангела и ни одного лукавого. В редких случаях производятся замены хранителей, тогда подопечный на некоторое время остается вовсе без присмотра. Теперь ближе к телу, — спокойным, даже будничным жестом он привлек Питера к себе. Тот после недолгого колебания лег на киллера, накрывая длинными волосами его лицо. — У маленького Ксавьера за всю жизнь был только один ангел-хранитель — его муж. До тех пор, пока не появился Дезерэтт. — Ты хочешь сказать… — За плечами Ксавьера полжизни никого не было. Всё детство, наполненное травмами и болезнями. Как и сейчас нет. То есть сейчас там должен прохлаждаться Дэз. Но серафим, получив тоненького оборотня в качестве внеочередного задания и наказания, банально влюбился в него. — И часто такое случается? — Вообще-то нет. Ангелам не плевать на людей, по большому счёту, но они относятся к охранительной службе как к нелюбимой и довольно грязной работе. Подопечные редко отличаются широтой души, добротой, красотой, умом и оригинальностью тоже не блещут. — Демон, подожди. Ты говоришь о людях. Но Кси — оборотень. — Я к этому и подвожу тебя. Оборотней совсем никто не охранял, так как они попали в наш мир из другого… измерения. Долго рассказывать, и пусть твоим источником буду не я. Итак, здесь: в большой неразберихе им назначались как черти-искусители, так и дьяволы-хранители, немудрено, что многие перевертыши были пропущены в списках, которые через время заново просматривались. Ксавьер был одним из последних, кому наконец вручили защиту. Ему тогда исполнилось одиннадцать лет. Дезерэтт никогда не отличался послушанием закону или сдержанностью, вдобавок он просто не прочитал свод правил ангела-хранителя и не знал, что за вверенным ему смертным вовсе не обязательно следовать всегда и всюду, круглые сутки. Он подвергся сильнейшему соблазну, когда Ксавьер впервые обнажился. Обнажался снова. И снова. И еще много-много раз. Одетым или голым, он отличался от всех прочих, и людишек, и перевертышей. — Умом. Красотой. Оригинальностью. — И способностью воспламенять взглядом. Но если бы Дэз дал себе труд немного подумать — он бы понял, почему так вышло. Почему его, особенного, назначили стеречь кого-то другого, тоже особенного. — А что, Дезерэтт… сильно отличается от других серафимов? Демон снисходительно рассмеялся. — Детектив, откуда столько наивности? Прекращай уже. Избавляйся от нее. Дезерэтт — это сам Господь. Только в миниатюре и сильно пьющий. Не зацикливайся на этом. Ты ведь хочешь знать, что было дальше? — Я догадываюсь. Шестикрылый не удержался в рамках работы долго и нарушил конспирацию, ваш неписаный закон? Показался Ксавьеру на глаза? — Более того, он не счел бы нужным признаться, кто он для Кси, и по сей день, если бы не несколько обстоятельств, повлекших принудительное разоблачение, самое главное из которых — февральский пожар здесь, в Хайер-билдинг. — Но о пожаре ты мне тоже не расскажешь, понимаю. — В довершение славной картины, Дэз нагло похищал протеже, чтобы любить его единолично различными извращенными способами. И Владыка Ада, казалось бы, должен был быстро пресечь безумные планы на корню и призвать серафима к порядку. Однако этого не произошло. Энджи сам спас супруга и отправил дело с похищением высшему судье. Чем это кончилось, ты и без меня знаешь: Дэз прощен, почивает у ног Кси и изредка даже может попросить себе благосклонности, чтобы потрогать и вкусить столь желанное для него анорексичное тело. — Не изредка. И он снова надо мной смеется этим раскраивающим надвое смехом. Глумится над моей ревностью. Я готов поверить, что у него нет души. — Так вот. Дезерэтт по своей сути олицетворяет как ангела-хранителя, так и дьявола, имеет объединенные черты, во многом потому, что он падший. Могущество не бывает полярным, односторонним. А бесконечное могущество рано или поздно приводит к Тьме. — Двойственная роль, двойственные обязанности. Вы похожи с ним, Юлиус, не потому ли стали близко присматриваться друг к другу? — Питер склонился ниже и, переступив через труп совести, коснулся губ Демона своими, забрал их в мягкое объятье, изучил, пытаясь не трогать языком, не узнавать их вкус. То есть… не делать это снова, спустя пятнадцать минут с почти удавшейся попытки искусить себя. Заметил, что киллер как-то непривычно реагирует на его ласку — без издевки и сопротивления. Не раскрывается, не становится податливее, но… Ты чего-то ждёшь. Пока я окончательно сдамся сам. — Серафиму трудно и больно исполнять свой долг, ведь так? Одной рукой давать, а другой — отнимать. Демон едва заметно кивнул. Его холодящее дыхание сбилось. — С грехом пополам, но мы справились с этой проблемой. Да, Дэз — ходячая проблема, но в целом неопасная. Однако братьев Санктери двое. С обнаружением одного серафима я заподозрил существование и второго. Такой же универсальный падший ангел-хранитель есть у Ману. Как я узнал? Нетрудно, Питер, по аналогии. Ведь Мануэль тоже далеко не прост, хоть и не владеет пирокинезом. Помимо голых подозрений у меня долгое время ничего не было. В отличие от Дэза, этот дух не показывался. Но я знал, я чувствовал. За спиной моего мальчика появилось нечто. Это нечто вселяло в меня страх. В меня, Питер, в меня! И этот неясный страх отлился в четкую форму в тот злосчастный день, когда я… он… Он заговорил со мной. Через зеркало на первом этаже моего дома. Я не увидел его, было только помутнение отражения и голос. «Я приказываю тебе во всем повиноваться Ману, иначе он умрет, и я заберу его душу». Слово в слово то, что он сказал. Потом в воздухе возник нож, приставленный к горлу моего оборотня — а Ману был как раз рядом, тоже поднимался по ступенькам. Он не увидел и не услышал. Это было только для меня. Голос. И отвратительный смех. Всё. Вот и докопались. Но я предпочел бы не знать такой правды. Чувствую себя последним подонком. Мой тёмный и отчаянный, душа ночи… У тебя не было выхода, не было выбора. Или всё-таки был? Почему я вообще так твёрдо подумал, что ты бесправная жертва, ведь обычно я веду внутренний диалог не так! Ты внушаешь мне что-то, хренов сын Асмодея?! — Почему ты позволил врагу напугать и шантажировать себя? Почему не признался брату и отцу? Почему подверг всех опасности? Но самое главное — почему ты решил, что не справишься с этим дерьмом? Почему вдруг Ману стал тебе важнее Ангела? Ответь! — Я не знаю. Нет, ты знаешь. Но это не предназначено для моих ушей. Ты закрываешься, отворачиваешься. А я не хочу терять проблески твоей… человечности. Вернись. Пожалуйста. — Прости. Я понял, о чем спрашивать не стоит. Когда состоялся разговор с… зеркалом? Отсчитай с момента моего прилета в Гонолулу. — Точно не смогу. Приблизительно за три месяца. — А Ангел, по твоим словам, насколько я помню, исчез за два месяца. Юлиус… — Что? — Он не умертвит Мануэля сейчас, когда ты признался? — Я неукоснительно следую приказу слушаться Ману. А не болтать о его ангеле-хранителе детка меня не просил. Ману даже не понимает, кто он такой… — во внешних уголках глаз Демона выступила кровь и медленно потекла по вискам на пол. — Ты ведь уже догадался. Это он незримо витает по спальне Ксавьера и незримо носит его в объятьях. Ты припрятал фото, где самый лучший ракурс. Где видно изгибы тела Кси так, что сразу заметно, что его кто-то держит. На руках поднимает, выгибает, к себе прижимает. Я понял, что скрывать от тебя дальше нет смысла. Если я не расскажу, ты сам расскажешь всем то, что сумел увидеть. А я хочу, чтоб ты молчал, пока… — Пока мы не побеседуем с Дезерэттом, мой мрачный идол, — прошептал Питер в сильной и необоримой, вылезшей шипами наружу нежности, ртом осушая кровавые слезы, уже безостановочно лившиеся из туманных фиолетовых глаз. Вкус у них был кошмарный, горький и железистый, но сказать себе «стоп» детектив всё равно не смог бы, раз за разом проводя губами и языком по вискам демонического совершенства. — У меня не было пищи для ума до разговора с тобой. Но моя дурная залатанная голова хотя бы не ошиблась в диагнозе нашей маленькой психушки: на собрании меня больше всего интересовал Дэз, его безучастное лицо и неподвижно скрещенные руки. Попросим шестикрылого закончить твой рассказ. Но потом… попозже. Взамен, за свое молчание, я прошу у тебя восемь часов твоего сна. — Мне невмоготу спать. С марта. Можешь представить. Питер не мог. Но предложил всё, что имел: — А если я буду рядом? Демон смерил его очень странным и неоднозначным взглядом. Стил почувствовал его под своей кожей. По ту сторону кожи, с изнанки. И это было гадко. И почему-то приятно. — Хорошо, детектив. Но с тебя обнаженка. И один поцелуй. И еще с условием — если осмелишься остаться в моей постели до утра. И если… — Ш-ш. Я знаю всё, знаю. Ты диким зверем воешь на луну без Ангела. Я останусь, — Питер стащил его со стола и схватил на руки. — В чью спальню?