Jolt

***Часть 4 — Месть***

XXXVI Две маленькие руки сомкнулись вокруг тоненького вредного тельца, испытующий тёмно-сиреневый взгляд с пятнами синевы раздел до костей, впиваясь в мозг. — Где ты шатался? Тоска играла со мной в шахматы. И выиграла. Мягкие детские губки изогнулись в совсем не детской улыбке: — Меня вернули в штаб. К взрослым. Опять. Они увязли в неприятностях и нуждаются в нашей помощи. Светлые бровки сдвинулись, но никакой морщинки между ними не возникло. — Они ничего не могут без нас сделать. Даже войну вести по-человечески не научились. — Человечески? Они больше не умеют жить вне тела, выходить из него когда вздумается. Но все же наши взрослые не люди. Здесь, на перекрестке двух миров, они умрут. — Я принесу цветы на их могилы и уроню слезинку. — Элф! Я не хочу жить без них! — Я тоже не хочу. Но когда-нибудь придётся. — Но не сейчас ведь! — Без них уютнее. Кроме того, они совсем нас забросили. Вспомнили, когда по уши в дерьме оказались. — Они не виноваты! Они хотели как лучше. — Викки, если ты хотел их выгородить, то у тебя не получилось. — Они нас любят… — Если это был последний аргумент, то пойдем отсюда. Другие, синевато-зелёные глаза наполнились гневными слезами. — Они нас защищали! Они души в нас не чают! Убери с меня руки, я возвращаюсь к ним! — Не ори. Я все равно тебя не выпущу. Мы умеем защищаться без них. Никому и в страшных снах не снилось, что мы вообще умеем. Ты сейчас или пойдешь со мной, или больше меня не увидишь. — Ты собрался сбегать из дому? Идиот! Опомнись! Мы выглядим на два! И паспорт подтвердит! — Это ерунда. Я собрался к дедушке, ему похрен, сколько мне лет. — Как я ненавижу, когда ты выражаешься… — Ты зануда, Викки. Но я не могу без тебя. Уйдём вместе. Мучительное колебание. Душа трепетала, сердце лихорадочно выстукивало сигнал S.O.S. Ресницы вздрогнули один раз, потом длинными чёрными полосками легли на щёки. — Хорошо. Но ты правдиво ответишь мне на один вопрос. — Ну? — Ты любишь свою мать? Того… кого зовём мы матерью. Радиомолчание. На всех телепатических частотах. Даже передача сигнала о помощи прекратилась. Тишину раскалывало движение стрелок, секундной, минутной, часовой… Их скрип отдавался в висках. Элф никуда не смотрел. Викки вздохнул и поцеловал его. — Ты рвёшься на свободу. Но ты не знаешь, какая она. Мы не в оковах, не связаны, не под домашним арестом, понятно? Но над нами сила. И в нас тоже — сила. Ты знаешь… она хуже цепей. Нам не справиться с ней самим. Если мы нужны взрослым, то и взрослые — нам. Ты должен найти в себе умение прощать. Раньше и быстрее, чем это пришлось делать нашему папочке. Выкопай милосердие из недр ещё не сформировавшейся души. Ты часть меня, но связь порвётся. Взрослея, ты отдалишься. Ведь ты не такой, как я. И никто на целом свете не повторит тебя, не сравнится с тобой. Ищи. Наш внутренний мир намного больше внешнего, но мы мало ещё видели и совсем мало чувствовали. — Я чувствую тебя. Мне этого достаточно. Я никогда не захочу оторваться от тебя. Ведь ты — мой. — А я чувствую, мы повторим все папины ошибки. И ошибки того, второго… — Викки не смог воспроизвести в голове имя. Эльфарран нежно и лукаво провел язычком по его губам. — Демон? Ну и пусть. Ты боишься его? Я сам его иногда побаиваюсь. И он единственный, кого правда не стыдно бояться. Но только не нам. — Тогда ради него — прости наших бестолковых родителей. Они не умеют быть мамой и папой. Они слишком молоды. Но не забывай, что и мы не особо старались быть детьми. И мы не дали им научиться. — Мы уже выросли, вот в чем проблема. Придется и дальше притворяться младенцами, чтобы убить в них комплексы плохих предков? — Мы признаемся, эм… что курим и балуемся ЛСД. — Что?! Но мы же не… — Понимаешь, поверить в это будет легче, чем в то, что я тайком изучаю криптографию и мёртвые языки, а ты исподтишка мастеришь сетевые платы и чинишь сканеры в мастерской у Хэлла. — Бедняжка Хэлл. Он до сих пор гадает, что за домовые завелись у него в системных блоках… Близнецы захихикали, прикрывая друг другу ладошками рты. — Я люблю нашу странную маму, — нараспев выдал Элф вслух, оживляясь, и принялся накручивать на пальцы темные локоны брата, — несмотря на то, что она — семнадцатилетний программист из еврейской семьи и мне до сих пор непонятно, по какой причине ровно один клан оборотней уверовал в чужого чудаковатого бога. Почему именно его клан? Наш. — Дедушка не позволит нам быть евреями, — утешительно вставил Викки. — Ты прав. И я люблю нашего папу. Несмотря на то, что он девятнадцатилетний шпион-диверсант, начальник системы безопасности этого небоскрёба… — Рад, что мы наконец посетили секретные бункерные этажи, туристов с экскурсиями ниже минус второго не пускают, — снова вклинился близнец. — Вот поэтому и удобнее общаться с тобой телепатически. Можно я договорю? Я люблю папу, несмотря на то, что он испортил слово «киллер». Сделал его особенным, таким значимым, важным. Извратил его суть. Теперь это хорошее, доброе слово. Ведь папа добрый. Покупающий запрещенные конфеты. Самоотверженно выносивший нас обоих… — малыш запнулся, растерявшись. — Эй, а в каком месте папочка нас вынашивал? Сине-зеленые глаза Викки оквадратились: — Я никогда об этом не думал… — Вот вы где! — Питер через открытый люк увидел под полом солидный погреб. Сыновья Энджи сидели крепко обнявшись на одной из винных бочек. — Боюсь даже предполагать, что вы тут делали. — Разумеется, принимали наркотики и занимались сексом. Альт, — многозначительно ответил Элф с самым невозмутимым видом. — А разве в нашей семье чем-то другим занимаются? Музыкант прикусил язык. Эльфарран и без этой колкости болезненно напоминал ему Ксавьера — и кудрявыми золотистыми волосами, и русалочьим лицом… и характером. Но особенно — движениями крошечного рта, когда хихикал или произносил что-либо. Выжигающие инквизиторские глаза полностью гармонировали с милым и своенравным обликом, но оттенком представляли собой диковатую смесь из аметистов, утопленных глубоко в синем море — и, собственно, синевы моря. Ни один из этих цветов не смог стать доминирующим. Может быть, ещё и поэтому мне так трудно смотреть в них. — В миру тебя зовут Лилли? — пробормотал Питер, отворачиваясь к бочкам. — Не сердись, что я не помню. Я не хочу перепутать. — Я назван в честь гитариста одной малоизвестной финской группы, LFI, — серьезно ответил Элф, вылезая из винного царства. — Но полное имя Лиллиан Анджело Инститорис. Тебе не нравится? Кобальт присел на корточки, дав возможность малышу видеть свое лицо в упор, и тихо, но обалдело произнес: — Вам не два года. И даже не десять. Но я не представляю, как рассказать об этом Ангелу. — Прикинь, мы тоже. Викки, он свой в доску! Мозговитый громила! Пойдём, пойдём, поможем ему. — Как хорошо, что ты даже не догадываешься, что мы сейчас должны будем сделать. — Детектив, ты там всех на уши поставил, — хитро напомнил Элф. — Не признаешься родителям или хотя бы нянечке, как о нас пронюхал? Ловкий, как мертвый канатоходец. Они же теперь до второго пришествия не успокоятся. — А вы знаете, как я вас нашёл? — Да, — ответил Викки. — Они глупые. Ты нас и не искал. В Книге Люцифера прочитал. — Не совсем, мои дорогие. Книга Бытия рассказала о способе, а не об инструментах. Мне пришлось напрячься, перебрав в памяти детали, тщательно, ничего не упуская. Ваш дядя Юлиус говорил в начале знакомства, что он и ваш папа задумывались мужчинами и женщинами в равной степени. Так случилось, что Ангела я разглядывал очень близко. Очень-очень близко. Вы только не подумайте дурное: я читал с него ужасное проклятье, как с книжной страницы. В каком-то смысле ты, Вильгельм, прав — просто фолиант не Люциферу принадлежал. И хоть эти буквы были… — Питер взял паузу подышать и отогнать видение ужасных язв и лопающихся кровавых личинок, — большими и отвлекающими внимание… они не помешали мне рассмотреть на чудесном животе вашего папы шрам. Характерный. Серповидный. Как после неаккуратного «кесарева». Я не осознал, что именно я нашёл — момент был неподходящий. Но позже буквы исчезли, а шрам остался. И у меня даже была возможность… — он опять умолк, подбирая нейтральное слово, — изучить его выпуклую поверхность, убедиться, что при полном внешнем совершенстве и способности избавиться от любой царапины — Ангел не расстался с одним осязаемым воспоминанием об увечье. Значит, это было вовсе не увечье. Это были вы. Он безумно вами дорожит. — И ты, расколовшись перед нами, всё равно не расколешься ему? Им? Взрослым? — недоверчиво подытожил Элф. — Они взрослые. Тебе не нравятся. Ничего я не скажу. — Ах ты ж ищейка глазастая… Ура! А правда наш детектив похож на вампира, Вил’? Ну что ты плетёшься, как похмельная улитка, я не подписывался тащить тебя на своём горбу! Зато теперь ясно, из какой области папы нас выманивали. Осталось сообразить, как нас в него умудрились спрятать, мы же такие большие... Вэльккэмери снова позволил повеселевшему близнецу обвить себя за талию и пошёл вслед за Питером в сердце особняка. История с обнаружением и разоблачением прекрасна, даже забавна, но он едва сдерживал новые слёзы. Брат не въезжает, куда их ведут. Брат унаследовал от дедушки другие способности. Или никакие. Ничего сейчас не важно, кроме одного, самого страшного. Он не готов, Элф тоже не готов, никто не готов… Дороги, которые мы не выбираем. В конце их финишной прямой золотом тускло поблёскивает смерть.