Jolt

***Часть 4 — Месть***

XL Ты жил на два мира. Но твоя смерть была лишь в одном — в отражённом. Я увидел в зеркале пульсацию твоего сердца. Невероятно, но оно билось. А тут… тут оно никогда не билось. Молчаливое сердце вампира. Мой полупризрачный топор легко прошел сквозь твою плотскую грудь — но застрял в зеркальной. Там твоё сердце справа. Как же долго ты падал… Но теперь, благодаря тебе, я воскрес окончательно. Ξ — Ты мёртв, но ты ведь даже сейчас не уйдёшь отсюда, — ласково прошептал Ксавьер, укладывая безжизненно повисшую голову себе на колени. — Ты не можешь? Конечно можешь. Но ты накрепко завяз в реальности. А зазеркалье — иллюзия… Проснись. Я убил тебя в твоей фантазии. Собственно, я покончил со всем, что породил мой вещий сон о Кобальте. А теперь проснись. Ты должен проснуться. Тебя ждет свет. Он ждет нас обоих. — Он никогда больше не простит меня. — Голова напряглась, но Ксавьер заставил Демона полежать ещё немного. — Ошибаешься. Если кто и сможет простить тебя, то только он, твой свет. Неужели кто-то или что-то способно затмить его для тебя? — Габриэль. Он… Ты не видел. Ксюня, ты ничего не видел. — Юлиус, морщась, сел и изучил свое бедро. Вена все ещё представляла собой рваную бело-синюю рану, но героин в ней уже почти весь разрушился. — Помутнение рассудка от меня благополучно отступило, хотя мне и не хватает его на то, чтобы даже просто подумать о том, что я сотворил с Энджи. — Ты снова ошибся. Я всё видел. Естество серафима, умирая, частично перешло в тебя. Частично и кратковременно: он хотел и боролся как зверь, но не сумел в тебе укорениться. Его, а не твои руки обагрены кровью Ангела. В пытки было вплетено его имя, в каждый удар, в каждый убитый нерв. Гэбриэл… Я надеюсь, что произношу его имя и не тревожу его злобу, томящуюся в эксклюзивной реконструкции ада Данте, или куда он должен был попасть в наказание. Мне жаль его Создателя. Серебряный серафим с душой, грязной дочерна. — Поджавшиеся коралловые губы оросили слёзы. Ксавьер смахнул их и коснулся тускло светящейся кожи Демона в поцелуе. — А я ведь мог его полюбить. В каком-то из миров его несбывшихся желаний. И он наверняка проживал поддельные жизни рядом с поддельным мной, в зазеркалье, и ненавидел реальность еще больше. А ты… Это была его последняя месть моему супругу. Энджи всё это понимает. Энджи тебя простит. Энджи рождён для широких и невозможных жестов, в отличие от меня или тебя. Только сам себя прости. И забудь. Мистическое очарование, которого Гэбриэл добровольно себя лишил, никуда от тебя не смылось, а сконцентрировалось в Дезерэтте. Тебя привлёк его всплеск, знакомый и аппетитный, вспышкой сверхновой в мгновения смерти шестикрылого. Она тебя ослепила. Но сейчас она погасла. И на тебя вновь льётся чистый свет. Спокойный и ровный. Иди к нему. — А ты? — Я потом. Мне упрямо и ревниво хотелось сделать всё, чтобы узы, связывающие вас, не были крепче и важнее нашей… — Кси, раскрашенный смущением и злостью, больно прикусил себе губы. — Чтобы я был для него святым Граалем, чтобы он не думал о тебе, пока занят мной. Но я не вовремя захотел качать права. Ты умираешь, а я с того света вернуться не успел, как поспешил полезть на рожон. Прости. Демон приподнял сам голову, перестав пугать пустым взглядом потолок. — Он не думает обо мне, когда возит тебя по городу в поисках особых сортов орхидей, на которые у тебя нет аллергии. Не думает обо мне, когда кормит тебя ланчем, специально делая масляные булочки на одну или две больше. Не думает обо мне, когда трахает тебя в положении снизу, разложив неудобно между серваков. Но неудобно — поначалу. Или неудобно не тебе. Я знаю это точно, потому что слегка теряю его. Как при временном обрыве телефонной линии. — Но в любой момент ты позовёшь — и он придёт? — Нет, не так: он позовёт, и я тотчас явлюсь. Это односторонний телефон. — Вот как… — Удивлён? Я не выбирал это. И я понятия не имею, как жить по-другому. Как умеют жить другие. Непарные. Не сращенные в области мозга и сердца. — Тогда запоминай: мы никогда ничего не знаем точно, мы ни в чём не уверены, мы ни за что не можем поручиться, мы слепые котята, вынужденные уповать на то, что хозяйские руки нас погладят, а не обидят. Я утрировал, конечно. Но у нас есть голое доверие и ничего кроме. Если бы я не был способен на него — не согласился бы жить в вашем дьявольском доме под колпаком вечного искушения. И если иногда я читал его разрозненные мысли… значит, он разрешал мне их прочитать. И томиться в неведении обо всём остальном. Полагаться на него. Как полагался всегда. И я полагаюсь на него опять. Сейчас. Я сказал. Я всё решил. Ваши узы важнее и крепче. А еще я уступаю тебе как виновному. Иди. D. Кажется, здесь не осталось никого, человека или нечеловека, кто держался бы твердо на ногах. Демон, опасно покачнувшись, оперся на дверной косяк. Бедро надо зашить. Но потом, потом, потом… Неужели он и так не дойдет?! Зачем ему сверхъестественное могущество принца Александра, зачем доставшаяся по наследству от него скрытая власть над всем и вся, если сейчас он не в состоянии совладать с собственным телом? И пройти злосчастных три шага. Проползти, если не получится пройти. Чтобы рухнуть на колени и коснуться своей вселенской мечты — за мгновение до того, как будет проклят. Ещё один раз. Возможно, последний. Наверняка только мысленно. Но эту, ЭТУ мысль он услышит. — Сколько горя я тебе принес… — прошептал Демон, падая за порог, беспомощно растягиваясь на полу и таки касаясь вожделенных волос. Зарылся в них пальцами, с дрожью и жадностью вдохнув их до стона и крика знакомый аромат: немного странный, потому что инопланетный и известных ассоциаций нет; немного тяжелый, потому что волосы длинные и их очень много, они обволакивают и душат; и очень драконий, потому что… привет из космоса — Турм Сламбер опалил их огнём, возвращая Энджи домой. Киллер с силой втянул этот запах еще и еще, не боясь задохнуться. Но силы тратил последние. — Сколько горя ещё принесу. Ты можешь сбегать от любимого скандалиста, от семьи, от страстей, от детей… Даже от самого себя ты способен убежать. Но ты никогда не спасёшься от меня. Обретя новые достоинства и поборов старые недостатки, в этой жизни сквозь взлёты и падения тебя повсюду преследует твоя гадкая тень, с циничной отравляющей усмешкой. Наша любовь похожа на то, что потерял Габриэль. На крошечную каплю крови, заключённую в чёрный бриллиант, обречённую навечно томиться в его жестких гранях — границах каменного сердца, которого нет. Я больше не хочу. Моего яда много даже на двоих. И исцеление не наступит. Если тебе не дано уйти… разреши мне покинуть тебя. Нервные ладони, гладившие волосы, сжались в кулаки. Вонзая ногти в иссушенную наркотиком кожу, Демон усилием бьющейся в агонии воли вызвал с того света без пяти минут труп себя — Отраженного. Всепоглощающее отчаяние вернуло ему силы. Тьма... дала ему огромную силу. В последний раз. Пространство зашаталось и растрескалось, разойдясь по невидимым швам. Из колеблющегося неверными тенями пролома между мирами вылетела высокая смолистая фигура, вся в облаке разогретой звездной плазмы, как в чёрной коронарной дымке. Её частицы протекли сквозь Энджи, забрав через зеркальные поры его телесный недуг, синяки после побоев и раны — и обернули светлого киллера в подвижную ртутную оболочку. Пришёльца пронзила здешняя, а потому не знакомая ему боль. Очертания его матового тела, словно размытого в воздухе, начали заостряться. Ступая всё медленнее, он с каждым шагом ронял с себя куски густого смолистого вещества, и они вместе с зеркальными отпечатками его ног таяли, едва достигнув пола. Покрывшись всеми ранами лежащего без сознания брата-близнеца, Отраженный наконец дошёл. Его руки встретились с руками Юлиуса, руки Чужака с Той стороны — с руками существа из адской плоти и крови. Прикосновение было слабым и неуверенным. Прикосновение, вовсе не ставшее прикосновением. А превратившееся в столкновение двух материй. Без начала и без конца. Без ощущений. Без мыслей. Безвременное, беспространственное… Оно пожрало самое себя. Пустота. Дыра вакуума в вакууме. Она размыла уже расколотую и раненную реальность. В резко пошатнувшемся Равновесии на грани с необратимой смертью Время замерзло — на один бесконечно короткий миг, остановив движение атомов, спутников и планет, погасив звезды, галактики, усыпив саму жизнь. Затаив ее дыхание. Придержав за шкирку ее редкость и эфемерность. Смерть клиническая. Не опасная. И во внезапно возникшей везде и всюду мертвой хрустальной тишине оглушительным звоном послышался звук хлопнувших ресниц. Один живой звук на две умершие вселенные. Бессмертный Свет Талисмана засиял в полнейшей тьме. Приподнялись тяжелые веки, явив закоченевшим мирам чудные, пугающие, отнюдь не сапфировые глаза. Они прояснились, пройдя тропой быстрого воскрешения — через боль, гнев, непонимание и новое знание — чтобы принять откровение, предназначенное для их, исключительно для них. Увидеть самую удивительную смерть и исчезновение — во взрыве беззвучном, безвкусном, бесцветном и неосязаемом. И, не успев осознать, что это произошло, залиться горькими кровавыми слезами. A. Из-за тебя я потерял когда-то веру. Ты дважды зарубил на корню мою любовь. Ты отравлял мою душу, это правда, чистая правда, медленно и верно ты убивал во мне всё. Ты убивал меня. Но это был наш рок. Демон совращает ангела и низвергает с небес. Демон соблазняет ангела, сбивает с пути Истины, губит его, губит его душу, забирает во мрак, отнимает у Бога, отнимает у мира, оставляет себе, только себе, одному лишь себе… И демон не испытывает раскаяния. Потому что он демон. Кто-то дал тебе сердце. Ты сам дал себе сердце, чтобы предать… но не меня. Предать себя. Зачем ты это сделал?! Я родился для тебя, родился жить одной жизнью, поделенной на двоих, родился идти рядом с тобой, идти до конца, до любого конца. Я родился не близнецом твоим, о нет, конечно нет. Совесть, сердце, свет, дух святой… это был всё я. Твое «я», вне тебя. В тебе была такая гигантская концентрация Тьмы, концентрация всего возможного и невозможного, на что способна Тьма, концентрация сверхплотная… настолько, что места для частички божественного просто не нашлось. И на твоих запястьях сомкнулись цепи, ведущие к моей шее. Ты порвал их… ты ушёл от меня, исчез и высвободил целую тёмную вселенную, заключавшуюся в тебе. Пройдет совсем немного времени — и обещанный нам Апокалипсис станет детской страшилкой, потускнеет и померкнет перед необратимыми изменениями, которые сначала никто не заметит. Перегруз на чашах Весов почувствую только я. А потом… потом барьеры, стены и границы сметет в один момент, всё накроет так, что небеса сольются с преисподней, а людей, стоящих между ними, чудовищным столкновением спрессует в ничто. Что же ты натворил, любимый мой и самый ненавистный… Мир поглотит первобытный Хаос. Ξ Я прокрался к двери на цыпочках и выглянул. На моем белом палисандровом паркете несколько гвоздей, лужица жидкого металла, похожего на титан, и огромная лужа… несвертываемой крови. Крови демонских слёз. Господи. Ξ