***Часть 4 — Месть***
XLII — Не плачь. Не плачь… Твои слёзы сверкают красными звёздами на камнях, их видно из космоса. Но планете нельзя так ярко пламенеть в вакууме. — Руки, ставшие после воскрешения мягкими и нежными, как у принцессы, обвили шею свесившегося с обрыва страдальца. — Его сладковатые циничные губы… Кривые. Натянутая тетива лука. Их яд. Их гипноз. Их твердый нажим. Они всегда мне улыбались… отделяясь от тяжелого, такого тяжелого, но высокого голоса. Ртутный бархат в каждом слове — это я. А у него — словно родниковая вода, выпившая эту ртуть незаметно для тех, кто из этого родника ежедневно пьёт. Странная манера подчинять себе. Странная, потому что я был тем единственным, с кем он хотел это сделать… и чьим рабом сам хотел быть. Несмотря на то, что мог забрать в рабство всех и всё. Но выбрал иное. Нечто особенно темное… особенно интимное. Ревниво скрытое и не принадлежащее никому кроме нас. Вкус сложной и непонятной близости. Я до сих пор её не понимаю. Как если бы доктор Джекил и мистер Хайд отделились друг от друга, получив в своё распоряжение разные тела и возможность жить разными жизнями, а мозгами… так и не разделились. Не смогли. Сумасшедшее желание, сумасшедшее влечение, сумасшедшее и страшное. Иногда мне хотелось прильнуть к нему так, чтобы мы смешались обратно раз и навсегда… в каждой точке. А потом вкус обычного плотского влечения опять побеждал. Вкус любви как лекарства от ненужной нам в целом жизни. Медленный наркотик, лучший наркотик. Наши тела, сродненные сексом… больше, чем сплетенные в клубок. Единение на уровне атомов и молекул. С примесями моего страха. Страха перед силой, довлевшей так страшно и так долго, что я сроднился даже с ней. И принял её в себя. В нашей клетке, в крохотном тесном мирке. Sweet suffering… longing for rebirth. Как мне забыть… Хаос словно оторвал от меня половину. Две трети. — Ангел. — Обыкновенно слегка скрипучий голос Кси изменился, не надломившись, а повысившись. Зазвучал с неожиданно прорезавшейся чистотой. — Если честно, сейчас я просто наслаждаюсь твоей красотой и беспомощностью. — Ди?! — Не кричи. Иди сюда. Иди ко мне. Вот так… При жизни я тебя не баловал подобными нежными призывами, знаю. — Ксавьер или кто-то, принявший его облик, стянул светлого киллера с края обрыва и распластал на прохладных камнях. — Мой крошка. Ангел задрожал. — Это ты, но всё-таки не ты. Демон… — Его больше нет, душа моя, — оборотень печально улыбнулся, проводя кончиками пальцев по щеке супруга. — Могу сказать, что меня больше нет, но это будет верным лишь отчасти. Во мне, то есть прости, в Кси — запечатана моя память. — Я боялся, что… — Я знаю. Микровселенная, ужатая в сверхплотную точку внутри моего мозга или фундаментальной единицы, скрытой в нём, осталась жива. — Теперь она здесь? — Энджи встрепал золотистые волосы на затылке Кси. — Нет, мою голову Демон бы не выбрал. Она, бесспорно, умная, но нужен кто-то посильнее. — С видом фокусника Ксавьер пошарил на груди возлюбленного, нащупал цепочку с кулоном-книжкой и открыл его. — Смотри… кто это на фото? — Наши юные сокровища. Эльфи и… — Ангел рывком поднялся на ноги. — Как?!* * *
Вэльккэмери забрался на колени Питера и терпеливо принялся упрашивать брата сделать то же самое. — Ну не ломайся! Кажется, он сейчас умрет от горя. — Ты же знаешь, как я презираю подобные слабости. — Ну ты ведь тоже плакал! — Это было давно, в глубоком детстве. — Ага, три месяца назад, — Викки насмешливо высунул язычок. — Ты ревел как младенец, отнятый от кормящей груди. А всё потому, что нас расселили из общей колыбели на отдельные кровати. — Я не мог с тобой расстаться. — Само собой, ты же целуешься со мной около часа вместо того, чтобы слушать сказки на ночь… Элф покраснел, скорчил мученическую рожицу и подошёл к киллеру. Кобальт внимательно заглянул в его глазищи, красиво переливающиеся синим и фиолетовым. Лилли вытянул руку — в раскрытую ладошку шлепнулась большая капля. — Перестань ронять эту воду. Питер, он никогда бы не позволил о себе скорбеть. — Какой же ты садист! — Стараюсь… — А Демон плакал? Вообще когда-либо? — Не на моей памяти. — Об этом может знать только папа. Что ж их нет-то так долго? — Не знаю… — А они не могли?.. — Не зна-а-аю. — Да что с тобой, Элф?! Какая муха укусила? То ты боялся до усрачки, а теперь безучастный, как дедушкины садовые колонны. — Я должен тебе признаться… — Что с тобой, малыш? — неожиданно спросил Питер, всего на секунду опереженный Вилле. — Я… — Эльфарран покрутил головой, взлохмачивая непослушные локоны. — Ты удивился, как я узнал, что ты спал с моим дядей. А я и не знал. Владеть содержимым головы Демона может исключительно сам Демон. И поэтому… мне стало ясно, что он… отныне… ну… Он во мне, короче. Не весь, правда — его так называемая аура и его апокалипсическая сила. Остальное ушло в другое место. — К кому? — Не скажу, — немного сердясь, ответил Лилли. — Не будь идиотом, детектив. — Понял. Молчу. — Почему ты? — Юлиус был раздет, совсем, помнишь? Обнажен абсолютно: ни браслетов, ни жетонов на шее, ни единого кольца, только его страдающая от боли плоть — и его волосы. Космический сгусток энергии, чужеродное для планеты тело. И всегда был им. Но — в его вене на бедре сохранились остатки земного… героина. А вся моя кожа была густо покрыта героиновой пудрой. Мы притянулись друг к другу. — Зачем?! — Чтоб ты спросил, — устало отрезал Элф. — Удивлён, как ты не заметил, что я белее обычного. И Питер не заметил. Но ладно. Вы все устали, перенервничали, а некоторые даже сдохли. — Ну так зачем? — Я сделал это специально. Мне… мне дедушка велел. Моди. — Уход Демона вызвал бы полное уничтожение одного из двух измерений Времени и коллапс Пространства. — Асмодей по обыкновению застал всех врасплох своим волшебным появлением из воздуха и с удовольствием схватил деятельного внука в объятья. — Но удерживать воедино, целиком и полностью, такую сверхмассивную и взрывоопасную внутреннюю сущность мог только он один… своей сумасшедшей силой воли. Поэтому она и распалась. Сама. Клянусь, никто не прикладывал к разъединению грязных лап. — Я верю, Модь, — белокурый малыш сцепил руки в замок и свесился с шеи лорда Мортеаля. — Питер? Стил поднял на него страдальческий взгляд. — Моя мать никогда не отдаст тебе долг. Ты будешь жить. Долго. Бесконечно. — Да с какой стати?! — Его адское высочество, Принц Люцифер-Алекс наградил тебя этим сомнительным даром. Не строю тебе радужных иллюзий — бессмертие не для людей. Пройдет всего пару сотен лет, и ты сойдёшь с ума от одиночества. Если только… — Если только? — Если гадкий Всевышний не пожелает вернуть свою Тьму в дряхлеющий подлунный мирок. Если не вырвет её филигранную в красоте и высокомерии персонификацию по имени Демон из смольного бесформенного студня. А пока… наместником этой Тьмы здесь буду я, — Элф тяжко вздохнул. — Таким, как дядя-уберкиллер, мне не стать вовек, я и пробовать не собираюсь. Но если ты попросишь отпустить меня… выпустить… — Нет. Я выбираю одиночество. И обычную жизнь. Насколько она вообще для меня возможна… после всего. Если вы в состоянии исполнить это для меня. Моей последней просьбой. Асмодей с сомнением склонил голову набок. — Питер, ты вправе требовать, а не просить. — Нет! Когда-то — кажется, уже вечность назад — Ксавьер не захотел отдаться подделке под мечту. Она замешана на ненависти, крови, килограммах ЛСД, героина и другой химии. И на боли — нескончаемой, тупой, никогда толком не утихающей боли. Но он не променял бы эту мечту ни на что. И я… тоже… Я не могу. Простите… Он осторожно усадил Викки в свое кресло и грузно ринулся прочь.~~~ Конец четвертой части ~~~