А если бы...

Вена, две недели спустя. Мария. Что-то будет, я точно знаю, что что-то будет. Я просто чувствую это. Но что? Нет, конечно, может Лео готовит ей сюрприз на день рождения, как раз 11 ноября мне исполняется 14 и у меня есть мечта — Париж. Вернее, так, моя мечта, это мастер-класс м-ль Арленн, признанной примы. Ах, если бы только Лео понял ее намеки. Но если честно, непохоже. После разговора с матерью близнецов дед очень постарел и замкнулся. Непохоже, что он готовится к путешествию... Ладно неважно, ещё один урок, основы религии. Иногда я завидую евреям, они освобождены от нудных проповедей пастора Гауса. — Вильгельм Кауфманн, вы желаете что-то сказать? — Да пастор. Я бы хотел узнать, разве разрешено грязным евреям слушать закон божий? На физиономии Вилли расплылась мерзкая улыбка. — Если вы помните, Вильгельм, для них существуют отдельные уроки. — Тогда, пастор Гаус, почему тут среди нас находится фройляйн Шнайдер? Нет, это уже слишком. Вилли, только дождись конца уроков. Тебя родная мама не узнает. Какая гнусность. После того случая с Руди, они оба притихли, оказывается вот что они готовили. В бешенстве я взглянула на братьев. Вилли продолжал мерзко ухмыляться. Я чиркнула рукой по горлу, пусть знает, что его ждёт. Но Руди... по его лицу я поняла, его братец сказал правду. Весь класс уставился на меня. Не то чтобы для меня это имело значение. Я не такая, как Кауфманны. Но быть еврейкой, быть иной. Первым порывом было уйти, но уйти это значит признать правоту Вилли. Этого я не допущу. Наконец, звонок. Элли приобняла меня. — Марихен, ну посуди, какая ты еврейка. Посмотри на Эву или на Иду, разве у них есть такие красивые светлые волосы, такие серые глаза и высокий рост? Вилли просто выдумал очередную гнусность. — Посмотрим, что он будет в силах придумать, после того как я вправлю ему его рахитичные мозги Элли. Лучше скажи, куда отправились эти два дегенерата. — Не кипятись, ты что хочешь, чтоб тебя точно отчислили из школы? Ты помнишь, прошлый раз обошлось чудом. — Фройляйн Шнайдер, — меня нагнала секретарь школы. — Да фрау Ковальски. — Только что звонил ваш дедушка. Он просил вас, незамедлительно вернуться домой. Незамедлительно. Вы поняли меня? — подчеркнула она, бросив выразительный взгляд на Элли. Кажется, что-то случилось. Такого еще никогда не было. Спустя полчаса, я зашла в нашу гостиную. Напротив деда в кресле сидел высокий, светловолосый незнакомец. Он поднялся мне навстречу. Нет, нет и нет. Только этого мне не хватало, но ошибиться было нельзя. Это был незнакомец с каминной полки. Мой отец. Отто Две недели назад, я не поверил тому, что услышал. У меня дочь? Человек на том конце провода спросил, хочу ли я знать больше и готов ли участвовать в ее судьбе. Несомненно, да, но сделать это в Германии образца 34 года увы непросто. Первое, никто, кроме меня, не должен знать ничего о ее матери. Понятно было, в стране шла серьезная пропаганда против евреев, но остановятся ли они только на словах? Вряд ли. Ночь длинных ножей доказала, что эти не остановятся ни перед убийством своих, ни тем более чужих. Фрицци, вот кто сможет помочь. Фрицци, она же Эльфрида — мой секретарь и немного больше. В меру умна, но не сверх, весьма понятлива и несколько романтична. 7 лет назад она начала работать на фирме, мы сошлись. Я сразу предупредил ее, что о семейной жизни речи не идёт. Ей это не мешало. Тем более, мы часто выезжали вместе и чаще после работы я оставался в ее уютной квартирке, а не возвращался домой к моей вдовствующей королеве-матери. — Фрицци, зайди ко мне. — Герр Вайс, чем могу быть полезна? Умница Фрицци, умеет вести себя на людях. — Фрицци, как насчёт поехать на неделю в Бад Висзее? Конечно, она согласилась. В один из вечеров я решился. — Фрицци, мне нужно сказать тебе что-то очень важное. Это очень серьезно и я пойму, если после этого наши отношения станут исключительно рабочими. — Отто, о чем ты? Я не понимаю. Возможно, я несколько опрометчиво понадеялась, что это чуть больше, чем приглашение на курорт... но я понимаю. Ты всегда был честен и... — Фрицци, помолчи. Подожди. Я... Да, я хочу, чтоб мы поженились, если ты согласна... Но, есть одно но... Ты должна знать. — Это правда, ты делаешь мне предложение, о, Отто, я согласна... — Подожди, выслушай. Ты должна знать, у меня есть дочь. — Отто, мы современные люди, ты не давал мне клятву верности... все бывает. Конечно, тебе придется общаться с ее матерью, когда ты будешь ее навещать. Я все понимаю. — Фрицци, в этом проблема, у нее нет матери, ею станешь ты, если согласишься. Фрицци 7 лет назад она была одной из 10 девчонок в машинном бюро Круппа. Времена были ужасные, зарплату выдавали миллионами, которых ни на что не хватало. Дошло до того что полученную зарплату всех девчонок они отдавали одной из них, чтоб успела сбегать и купить хоть что-то. Это хоть что-то потом делилось на всех. В тот день не удалось достать ничего. Значит, впереди голодный вечер. Ни в первый раз, но привыкнуть к голоду невозможно. — Эй, Трауб, тебя требуют к самому. Меня мутило от голода, только не на стенографию, сил не хватит сосредоточиться. Но делать нечего, подхватив блокнот, она поднялась в кабинет к Густаву Круппу. То, что он предложил, ей не понравилось. Будь у нее хоть какая-то другая возможность заработка, она бы отказалась. Но ее не было. — Эльфрида, не думай, что ты делаешь что-то плохое. С Хейнрихом мы были друзья, он бы был рад, если бы я присматривал за сыном. Но Отто, увы, вы молодежь слишком самостоятельные и не любите советы нас стариков. А ты детка будешь моими глазами и ушами, понимаешь? Увы, она понимала, речи старого лиса вряд ли могли кого-то обмануть. Всем было известно о желании Густава присоединить шахты и цехи Вайса к своим и стать единоличным хозяином всего сталелитейного производства Эссена. Так она стала личным помощником Отто Вайса. Со временем не только помощником. Это случилось само собой. Через полгода, после начала работы. Надо признать, что Крупп никогда не просил ее заходить столь далеко. Отто оказался потрясающим и нежным любовником. Она даже не думала, что в сухом и упрямом Отто Вайсе каковым он был на работе, таиться столько нежности. После первой ночи он заявил, что рассчитывать не на что. Да и она об этом прекрасно знала сама. И вот сейчас, спустя 7 лет он предлагает ей руку и сердце и дочь в придачу. И она не может ему отказать. Отто Через неделю мы вернулись, еще через неделю Эльфрида Трауб стала фрау Отто Вайс. Матери я ничего не сказал, не было времени. Вечером я выехал в Вену. Утром я уже был в гостиной герра Майера. Теперь я знал о последних месяцах жизни Мири все. Бедная девочка. Если б я только знал, что она жива. Если бы я знал, что у меня есть дочь, 14 лет я не знал ничего. Признаться — и не хотел знать, вспоминать и снова переживать эту боль. Именно ту боль он почувствовал, увидев их с Мири фотографию. Неужели это было правдой. Лео предложил мне посмотреть фото дочери. Я отказался. Я хотел увидеть ее, раньше чем фото. Я мог еще представлять, на кого она похожа. Мне хотелось думать, что она похожа на Мири... тем сильнее был шок. Вошедшая девочка была как две капли похожа на мою мать, Марию Вайс, урожденную фон Вебер. Только цветом глаз она была в меня. От Мири в этом ребенке не было ничего. Мария и Отто. — Ну здравствуйте "герр как вас там". Простите, моя мамочка не сообщила вашего имени, а называть папочкой незнакомца как-то неправильно. — Марихен, разве я так тебя воспитывал. — повысил голос Лео — Ой, простите. Чай, кофе сигарету? Или что там предлагают приличным господам? Простите меня, мы, венские ублюдки, часто забываем о воспитании, особенно когда мы грязные еврейские ублюдки. — Марихен!!! — Лео, простите, что распоряжаюсь в вашем доме, но не могли бы нас оставить. — Да-да Отто, простите меня и ее, поверьте, я не знаю, что на нее нашло. Две пары серо-стальных глаз смотрели в упор друг на друга. Общим в них был не только цвет, но и боль.