А если бы...

Эссен декабрь 1939. Герхард. Герхард Зауэр сидел в кабинете номера отеля Хандельшоф и готовился к сегодняшней встрече на вилле Хюгель. 16 ноября генерал-фельдмаршал Геринг приказал увеличить привлечение польской рабочей силы в Германии. А в условиях войны концерн Круппа был тем самым местом приложения этой силы. Если с 31 -летним Альфридом не так давно назначенный руководителем военного отдела концерна проблем не было, то с Вайсом и его сталелитейным заводом предстояла возня. Он до последнего тянул перевод завода на военное производство. Понятно, что рабская рабочая сила из Польши не вызовет восторга. Что ж, его будущее в его руках. Эра благородных чистоплюев прошла. Лично для него, штурмбаннфюрера Герхарда Зауэра благородство закончилось 23 октября 1923 года в Гамбурге. Когда в результате восстания, устроенного паршивыми коммунистами, от шальной пули погибла Кристина, его невеста. В 1934 он вступил в СС, служить начинал с низов. Блокфюрером в Дахау. Через два года — раппортфюрер в Заксенхаузен. Ну а потом за отличную службу и организаторские способности был переведен в чине гауптштурмфюрера в Главное управление администрации и хозяйства СС. С началом польской компании был повышен в звании до штурмбаннфюрера и теперь занимался организацией труда всяких унтерменшей на благо Германии. Его адъютант Верке непростительно задерживался. Утренний дождь кончился и сквозь серую дымку сиротливо пробиралось солнце. Накинув шинель на китель, Герхард решил прогуляться. Каково было его удивление, когда на выходе он увидел взбешенного Верке. Напротив него стояла высокая блондинка. Она была натянута как струна и, казалось, сдерживалась из последних сил, чтоб не залепить Верке пощечину. Рядом ее тянула за рукав миловидная девушка, было видно, что в отличие от подруги она смертельно испугана. Зауэр был далек от эмоций и ненавидел, когда его подчиненные излишне эмоционально вели себя на службе. Именно поэтому он решил вмешаться. "Мария Вайс". Выходит, это и есть дочь Отто. Он был младше Вайса на 5 лет, интересно, если бы Кристина осталась жива, у них бы тоже уже были взрослые дети? В любом случае разбираться в причинах скандала здесь и сейчас не было смысла. На первый раз он отпустит. А дальше все будет зависеть от ее отца. Вилла Хюгель 4 часа спустя. Мара. Зачем я сюда приехала? После того, что случилось днём, лучше было бы вернуться домой или поехать к отцу. Максимум Мария не разговаривала бы с ней неделю. Еще и Вальдраут решила, что я приехала в слишком простом платье и мне стоило больших трудов не высказать ей в ответ, накипевшее. Формально хозяйкой приема была старшая сестра Вальдраут — Ирмгардт, вышедшая в этом году замуж, за барона Райтц фон Френтц, так как ее мать Берта всем своим видом и действием показывала, насколько ей противно происходящее вокруг, и отказалась спуститься к гостям, сославшись на мигрень. Поговаривали, что также она поступила и в 1934, отказавшись принять в Хюгеле "грубого выскочку Гитлера". Кстати, Аннализа с маленьким Арндтом остались Шарлоттенбурге, поговаривали, что ее что-то пугало в Хюгеле, и она наотрез отказывалась бывать там. Для себя я отметила, насколько выгодно выделяется отец на фоне серых мундиров СА и СС, даже выскочка Альфрид явился в мундире. Злость и ненависть, вызванная днем Верке, все еще требовала своего выхода. Выпитый бокал шампанского горячил кровь еще больше. — Мара, это интересный ход с твоей стороны, прийти в простом черном платье. Весьма привлекает внимание. Уф, главное для моей бабушки это привлечь внимание, желательно такого же болвана как барон Хено, новоиспеченный муж хозяйки приема и выскочить за него замуж, чтоб посвятить свою жизнь рождению детей и организации таких же пусто-светских приемов. Ну хотя бы не злиться. Может, черная полоса этого дня уже закончилась? Через два часа вечер стал более камерным. Часть гостей разошлась, а оставшиеся мирно беседовали в малой гостиной. Бабушка поднялась к Берте, своей закадычной подруге, а отец беседовал в кабинете с Густавом. Беседовал слишком долго. — Вы нас представите Альфрид? Знакомый голос, не может быть. Герр "Мраморная статуя" собственной персоной. — Мара, позвольте представить, штурбанфюрер Герхард Зауэр. — Мара Вайс, правда мой паспорт в машине, но я могу принести. Вам ведь так нужно предоставляться? — Если вы о дневном инциденте, то я прошу извинить моего адъютанта за излишнюю горячность фройляйн. Нет, воистину это каменный истукан, а не человек. Я не знала о нем ничего, но отчего-то я его уже ненавидела. — Герхард, мой брат рассказывал, что вы прекрасно играете на фортепиано, будьте любезны. — застрекотала подошедшая Ирмгардт, — тем более Мара не откажется спеть, правда дорогая? Нет, неправда, я не собираюсь здесь петь вместе с этим изваянием, хотелось ответить мне... хотя... — Eine Frau wird erst schön durch die Liebe вам знакома герр Зауэр? Герхард. Я позволил себе задержаться. В конце концов, мне неинтересны приемы, даже если это приемы на знаменитой Хюгель. Я здесь не для этого. Встретивший меня Альфрид лишь пожал плечами, вот уже час с лишним, его отец пытается уговорить упрямца уступить предприятие концерну Крупп на весьма и весьма выгодных условиях. Не люблю задержек и не люблю упрямцев. Хм, а вот и моя недавняя знакомая. Фройляйн Вайс. Все еще полыхает ненавистью. Что ж, это начинает быть забавным. Хочешь меня разозлить кошечка? Не получится. Тебе это не по силам. Никому не по силам. Ты хочешь эту песню? Пожалуйста, пусть будет так. Мара. Я не ожидала, что он согласится. Чурбан. Что ж, отступать поздно, придется петь. Представляю, что всем гостям этого хватит, чтоб позже сплетничать по углам неделю. Ну и пусть. А вот и первые аккорды, надо же, он недурно владеет инструментом. Даже выглядит за ним как-то более... по-человечески. Ха, а это стоило увидеть, как только я начинаю петь, лица присутствующих просто вытягиваются, ханжи и лицемеры. Пусть слушают. А я буду петь для "мраморной статуи", вдруг в нем еще осталось что-то живое. Кажется, нет, ни одной эмоции. Человек ли это? Допев я оставляю ошарашенную публику и выхожу на портик, ливень. Кажется, самое лучшее сейчас, это опереться на колонну и просто выкурить сигарету в одиночестве. Зажигалка отказывается работать. Вот черт. — Я могу простить вам ваше дурное воспитание и отвратительный характер фройляйн Вайс, но никак не дурные привычки. На этих словах Зауэр выхватил у меня сигареты и зажигалку и зашвырнул в кусты. Развернувшись, он удалился в темноту, из которой пришел. Нет, это реально дьявол не меньше. Надо срочно найти отца и сказать ему, что я уезжаю. Не намерена здесь оставаться даже лишней минуты. Лучше подожду отца в его машине, а мою кто-нибудь из слуг Круппов пригонит утром, сейчас я просто не в состоянии сесть за руль. Кто это? Не желая никого видеть, я прислоняюсь к дереву. Надеюсь, они скоро уйдут, иначе я вымокну до нитки. Шум дождя приглушает голоса, но я различаю голос Альфрида. Кому принадлежит второй, я не знаю, но Альфрид называет его Михаэль. — Надеюсь, в этот раз все пройдет без осечек, Михаэль? — Конечно, хозяин. — Ты уверен? Я не хочу, чтоб было как в прошлый раз с шахтой. — Я думал вы не в курсе. Но если ваш отец рассказал вам про это, он наверняка рассказал, что это было единственное поручение, с которым вышла промашка. С остальными я справился. А то — сегодня и эту промашку я исправлю хозяин. — Ладно иди, разболтался тут. Спустя полчаса появился Отто. Я еще ни разу не видела его в такой ярости. Кажется, трудный день сегодня не только у меня. Интересно, он знает о моей выходке или нет? Ладно, утро все решит. Только утро наступило не для меня. На спуске с холма Хюгель, стало понятно, что не работают тормоза. Мы вылетели с поворота, и он в стремлении удержать машину от дальнейшего падения вывернул руль, и так, что на скорости тяжелый опель кадет затормозил об огромную сосну. Страшный удар пришелся на отцовскую сторону. Мир погрузился в темноту.