А если бы...

2 сентября 1942 года. Аушвиц Мария. Утро. — Ну вот дорогая, почти все готово к сегодняшнему вечеру. Остались некоторые мелочи, придется мне за ними ехать в город, — Хедвиг Хёсс была возбуждена предстоящим приемом для офицеров, который она организовывала в лагере. Пожалуй это был первый прием, Рудольф не любил этого и в последнее время ему это ставили в вину. Как не крути, люди хотели не только работать, но и веселиться. Лишь недавно, всесильный комендант сдался и разрешил организовать вечер. — Хедвиг, я могу поехать с тобой? — попросила Мария — Какие разговоры, конечно. Ты должна быть самой красивой на этой вечеринке. Тогда Герхард поймет кого он потерял. Заставь его ревновать, в конце концов в вашей паре ты моложе и он должен бояться тебя потерять, — делилась Хедвиг нехитрым жизненным опытом. Все знали, о размолвке в семье Зауэр, но истинных ее причин не знал никто. У каждого были свои догадки, но никто не рискнул озвучить их вслух, опасаясь и небезосновательно, гнева штурбанфюрера. — Думаешь он там будет, Хедвиг? — Безусловно. Ему там положено быть по должности, а не по желанию. Кстати Мария, ты проследила за тем, чтоб музыкантов не гоняли сегодня на работу? Мне они нужны в лучшем виде. — Да конечно Хедвиг, я даже дала указание кухне их покормить дополнительно, думаю это не будет лишним. — Ты все правильно сделала. И эти музыканты. Твоя идея с оркестром была просто великолепной. Действительно, идея с оркестром была Марии, но ее цель была иной. Почти две недели Герхард избегал ее. У нее не было возможности поговорить, объясниться, просто увидеть его, понять как им жить или не жить дальше. Этот вечер — будет ее шансом. Для этого она подала идею использовать лагерный оркестр. И теперь они не только играли на апельплац «Великую еврейскую песню» но и весьма бойко репетировали вальсы и фокстроты из репертуара Золотой семёрки. Они готовы были играть, что угодно. Только бы не участвовать в общих работах и получать лишнию порцию хлеба и супа. Накануне Мария попросила добавить еще одну танго. Они удивились странному выбору немки. Еврейское танго. Две пачки сигарет решили дело. В конце концов живыми им все равно отсюда не выйти, а если дамочка хочет пощекотать нервы публики — то это может стать отличной майсой напоследок. В центре Освенцима Мария покинула Хедвиг. Недалеко ее ждала Данута. Вместе девушки отправились к парикмахеру. Марии нужна была прическа в стиле 20- х, как раз к платью, которое ей показали работницы на Канаде. Платье дожидалось ее в гостевой у Хедвиг. Во что бы то ни стало, до вечера она не хотела попадаться на глаза Герхарду, поэтому и на обед она решила остаться в городе. Ещё весной, Хайнц показал ей уютный ресторан для арийцев, обычно в нем собирались немецкие офицеры из города и окрестностей. Возможно будет кто то из лагеря, с кем она сможет вернуться. Дёргать лишний раз Хедвиг она не хотела, та слишком нервничала, так как утром Рудольф намекнул, что возможно лагерь посетит сам Гиммлер. Поразительно, но после скандала, у Марии открылся воистину зверский аппетит. Она никак не могла наесться досыта и списывала все на нервы. Пыталась ограничивать себя, но становилось еще хуже. Поэтому она решила просто смириться и сейчас сидела в ресторане в предвкушении заказанного пюре и огромного шницеля по-австрийски. Внезапно он почувствовала на себе чей то взгляд. Обернувшись она увидела сидящего через два столика человека в форме гауптштурмфюрера СС. Шатен, среднего роста, волнистые волосы, глубокие залысины — ничего особенного, подумала про себя Мария. Да и знакомым он ей не показался. Но карие глаза, смотрели с теплотой и интересом. Это не был явный интерес мужчины к женщине, в этом взгляде сквозило что то иное, но что — Мария пока не могла понять Эдуард Виртс. Доктору Виртсу надлежало прибыть на место службы ещё вчера, именно 1 сентября 1942 Эдуард Виртс начинал службу в качестве главного врача концлагеря Аушвиц. Но из-за партизан, взорвавших железнодорожное полотно, его прибытие задержалось на сутки и теперь, он коротал время в этом ресторане, ожидая машину, которая должна отвезти его в лагерь. Единственная девушка в ресторане, Мария сперва привлекла внимание своей прической. Такие уже не носят. Странно. Но это только в начале. Потом, он заметил, то, чего сама девушка вероятно еще не знала, а он знал, потому что был врачом, и очень хорошим гинекологом, к тому же отцом четверых детей. Потому как она вышла в уборную несколько раз, в течении часа, как садилась на стул, с каким аппетитом ела, он понял, что та в положении. Очень небольшой срок. И это тайное знание, наполнило его гордостью. — Фройляйн позволит угостить себя чашкой кофе? Фройляйн? Мария по началу удивилась, а потом вспомнила. Обручальное кольцо осталось дома. Утром она не смогла надеть его на внезапно опухшие пальцы. Только перстень подаренный Герхардом был на своем месте и то, потому что изначально был ей чуть велик. — Кофе? Нет спасибо, в последнее время кофе в Польше стал слишком отвратителен. Надеюсь чай хотя бы приличный. Эдвард усмехнулся, еще один признак. Как мужчина, он находил женщину особенно женственной именно в этот период первых недель беременности. И сейчас вдалеке от жены и детей, был не против небольшого приключения. Тем более при таком варианте можно было вообще не задумываться о последствиях. — Кстати забыл представиться, Эдуард Виртс, врач — Мара Вебер, певица. Марии совсем не хотелось рассказывать кто она. Врачи в эсэсовской форме не вызывали у нее доверия еще со времен жизни в Хопфгартене. Легко прикоснувшись губами к поданной руке, Эдуард заметил дорогой перстень. «Наверняка у кошечки богатый любовник, интересно как он отнесётся к её подарочку, когда узнает». — И где фройляйн выступает сегодня? — В месте где мало кто хочет оказаться герр Виртс, в Аушвице. Мужчина хищно улыбнулся — Вы верите в совпадения Мара? Это как раз место моей новой службы. Только этого не хватало. Под его взглядом, Мария чувствовала себя редким видом кузнечика, которого поймал одержимый натуралист. — А вот кажется и машина за мной. Я могу вас подвезти? — Да, это будет любезно с вашей стороны герр Виртс. — Для вас Эдуард милая. Ошарашенный Йоханн Краузе не понимал, за каким таким хреном новый доктор вышел из ресторана с женой Зауэра. Но его послали привести доктора в лагерь, остальное его не касалось. Но кажется сегодня вечером будет весело, будет потом о чем рассказать в казарме. Аушвиц, праздничный вечер. Вилла коменданта Рудольфа Хёсса. Мария сидела в гостевой комнате. И вслушивалась в речь коменданта. — Сегодня, знаменательный день. 6 армия вышла на Волгу севернее Сталинграда. Город падет во славу великого тысячелетнего Рейха. Все присутствующие грянули хором Хорста Весселя. Интересно Гиммлер там? А Герхард? Потом донеслась танцевальная музыка, шум голосов, звон бокалов. Третья песня — ее. Была не была. Пора. Как говорили древние — либо под щитом, либо на щите. Jüdischer Tango, песня гонимого, которому негде приклонить голову, как только где то он начинает чувствовать себя хорошо вновь гоним другими. Человек без адреса, человек для которого не светит солнце. При первых звуках зал замер, в начале от того, что несчастные музыканты взяли на себя смелость играть такое, а потом шок усилися, когда публика поняла, кто певица. Пусть Мария не знала многих, но жену заместителя коменданта знали все и решительно не понимали, что происходит. Возможно эта некая шутка. Мария же во все глаза высматривала Герхарда. Найти его помогла как раз толпа, которая просто повернулась в его сторону и расступилась перед Марией. Нервы женщины были натянуты до предела, ей казалось, что стоит к ней прикоснуться и она зазвенит как струна. Еще несколько метров и все решится, поддержит он ее или нет. Начался музыкальный проигрыш, еще несколько шагов. Герхард стоял на месте как громом пораженный. Внезапно от толпы отделился человек. — Вы позволите? И не дожидаясь ответа повел ее в танце. Эдуард Виртс, кажется у тебя талант появляться не во время. Растерявшись на минуту, она посмотрела на то место, где секундой ранее стоял ее муж. Но его там не было. Вбитая балетом привычка доводить выступление до конца, несмотря ни на что, не позволили Марии оставив партнера прервать танец. Двигался Эдуард отлично и если бы не ее состояние, то она бы заметила, каким прелестным получился танец. Вот скрипка закончила свой последний аккорд- вздох. Никто не знал как реагировать и вдруг в тишине раздались одинокие хлопки. — комендант Хёсс, я не знаю чья это была идея, но это была отличная шутка. Я давно не получал такого удовольствия. Браво. Мария взглянула в сторону говорившего, Гиммлер, он все-таки приехал. Вдруг толпу как будто расколдовали, послышались хлопки, одобрительные возгласы. Воспользовавшись этим Мария выскользнула на улицу и пошла в сторону собственного дома. В окнах не горел свет, дверь была заперта. Герхард не вернулся. — Какого черта Виртс вы творите в своей первый день, вы можете мне сказать? Хёсс был вне себя от бешенства, но сдерживался, чтоб не привлекать внимания еще не разошедшихся гостей. — Я решительно не понимаю, чем заслужил ваши нарекания герр коммендант. Тем более я в лагере всего лишь несколько часов. — Именно так гауптштурмфюрер, всего лишь несколько часов и уже натворили дел. Что вы на меня так смотрите? До сих пор не понимаете? Какого черта вы устроили танцевальный вечер с женой штурбанфюрера Зауэра?! — Вы имеете ввиду Марию? — А кого по вашему я еще имею ввиду? Или вы с кем то еще кружились в страстном танго Виртс? Ладно она, это частное дело штурбанфюрера брать в жены сумашедшую. Но какого хрена Вы решили в этом участвовать? Да еще в присутствии самого Рейхсфюрера? — Герр комендант, я могу задать один вопрос? — Один и по делу, не испытывайте моего терпения гауптштурмфюрер. — Когда вы сказали о сумашествии фрау Зауэр это был оборот речи? — Не совсем, но это вас не касается Виртс. — Я прежде всего врач и сейчас это важно, поверьте герр коммендант. Тон, каким это было сказано насторожил Хёсса, его гнев улетучился, уступив место настороженности. — Мария не совсем сумашедшая, но несколько лет назад она пережила тяжелую аварию, травма головы, потом нервный срыв из-за гибели отца. Собственно они познакомились в клинике его отца.в Хопфгартене как то так. — Вы хотите сказать, что доктор Эрих Зауэр… -Отец штурбанфюрера Герхарда Зауэра, если для вас это что то меняет. Пазл в голове Эдуарда сложился и полученная картинка ему очень не понравилась. — Где я могу найти штурбанфюрера Зауэра герр коммендант, поверьте это срочно, возможно дело жизни и смерти. — Что вы несете?! — Просто поверьте мне, нет времени на объяснения. -Оберштурмфюрер Штильке, можете спросить у него, он как раз адьютант Зауэра и наверняка знает. Герхард нашелся в своем кабинете в комендатуре в компании с почти допитой бутылкой коньяка. Вид он имел весьма растрепанный, на удивление Штильке, который никогда не видел шефа таким. — А вы наглец, как я посмотрю. Моей жены вам не хватило, вы пришли за моим коньяком? Но тут я вынужден вас огорчить герр Нахал, его у меня как видите не осталось, пьяно ухмыльнувшись Герхард допил остатки алкоголя прямо из бутылки. — меня зовут Эдуард Виртс и я приношу вам свои глубочайшие извинения за свое поведение. Но сейчас важно не это, где ваша жена Герхард, где Мария? — Хороший вопрос, но кажется его должен задать я. Если мне не изменяет память, а она мне никогда не изменяет, именно с вами я видел ее в последний раз. — Герхард где она может быть? Это важно — Важно, что? Вы не забываетесь Виртс? Вы пришли ко мне спрашивать о той, с кем вы так страстно обнимались в танце? Вы отдаете себе отчет герр Виртс в том, что делаете и кого спрашиваете?! — Доктор Виртс, — машинально поправил Эдуард. У меня нет времени на споры. Ваша беременная супруга кажется заработала себе сегодня второй нервный срыв и боюсь он может может кончится очень плачевно. Поэтому мне важно знать где она. — Что вы только сейчас сказали? Мария ждёт ребенка? Откуда вы знаете? Она вам сказала? Доктор конечно слышал, что хмель может в мгновенье ока слететь с человека, но наблюдал такое впервые. Штурбанфюрер выглядел абсолютно трезвым и нависал над ним как немецкий орел над свастикой. — Боюсь, что она и сама этого не знает. Я просто специалист, увидел некоторые признаки. — Следуйте за мной доктор. В пять минут они добежали до дома, дверь была заперта, ключа не было. Его Герхард оставил в Моновице, так как не планировал возвращаться сюда в ближайшее время. Не долго думая он плечом вышиб дверь. В доме было тихо. Включив освещение он стал звать жену по имени. Тишина. Проверив гостиную и ее спальню он зашел к себе. Она лежала на кровати, по детски свернувшись калачиком. — Можете не беспокоиться доктор Виртс, моя жена спит. Успокоенно пробормотал Герхард. — Серьезно? Спит на столько крепко, что даже не проснулась, когда вы с таким грохотом вынесли дверь? Быстрым движением он перевернул ее на спину. Мария лежала в луже крови, которая натекла из прижатых к матрасу запястий. Не очень большой, вероятно девушка боиться боли, иначе бы порезы были более глубокими. — Она жива? Почему она без сознания? — Да, штурбанфюрер. Это просто глубокий обморок. Так сейчас даже лучше для нее. — А ребенок? — Для этого я должен сделать ей перевязку и с вашей помощью доставить ее в лагерную больницу. Надеюсь вы понимаете, что лучше обойтись без лишних свидетелей. А пока поищите аптечку и порвите чистую простынь на несколько широких полос. Наутро Мария пришла в себя. Опять этот белый свет вокруг. Нет, не может быть. Это с ней уже было. Правда отличия были, ее не тошнило и не кружилась голова. Зато мучала дикая жажда. Повернув голову влево она увидела на тумбочке кружку с водой, хотела дотянуться до нее и к своему ужасу поняла, что привязана к кровати. — Я рад, что вы очнулись фрау Зауэр. Мария дернулась от голоса. У окна стоял ее вчерашний знакомец Виртс. — Вас вероятно мучает жажда. Я помогу вам. Вот так, сейчас я подложу подушку под спину и вы сможете присесть. Ловко усадив ее он поднёс кружку к ее губам. Теперь пейте, только не торопитесь. Я могу принести еще. — Отвяжите меня Эдуард. — Пока не могу, для этого я должен понять, что вы не причините себе вреда. — А какого черта вас волнует причиню я себе вред или нет? Начинала закипать Мария — Вы должны уяснить себе две вещи. Первая — не в ваших интересах сейчас разговаривать со мной в таком тоне, во- вторых я прежде всего врач и несу ответственность за вашу жизнь Мария и за жизнь вашего малыша. — Что? Что вы сейчас сказали? — Я так и думал, вы не знали. Знаете вы не первая. Но сейчас это не важно. Главное, что несмотря на ваше глупое поведение, вашему ребенку ничего не угрожает. И отвяжу я вас ровно тогда, когда буду точно уверен, что и вы ему не будете угрожать. — А мое желание никому не интересно доктор? — А разве у женщины может быть иное желание, кроме как родить и воспитывать здорового малыша? Эдуард уставился на Марию тяжелым испытующим взглядом — Моя мать могла бы с вам поспорить, -хмыкнула Мария — Что вы хотите этим сказать? — Моя мать умерла в родах, и насколько я понимаю это было ее самым заветным желанием. Родить меня и умереть. Виртс ошарашенно, посмотрел на девушку. — Поэтому вы решили умереть до родов? — Нет, я не знала о ребенке, у меня была другая причина и вас она не касается. — Допустим, но сейчас, когда вы знаете, что беременны, вы хотите умереть? — Я не знаю, -отвернувшись к стене, Мария дала понять, что разговор окончен. — Штурбанфюрер, мне нужно с вами поговорить прежде чем вы ее увидите. — Что то не так доктор? Устало спросил Герхард, — Я Вам благодарен за Марию и за ребенка, но мне бы не хотелось лишний раз общаться с Вами. — Я понимаю, но в ближайшее время вам придется это делать — Да, пока я еще служу в этом чертовом лагере. Надеюсь это ненадолго. — А дальше? — А дальше перейду в инспекцию лагерей. — А ваша жена? Где она будет во время ваших инспекций? — Не думаю, что вас это должно слишком касаться герр доктор, но если вы настаиваете. То до родов и первое время после она поживет у отца в Хопфгартене, а потом я заберу ее в Берлин. — Вы правильно заметили герр штурбанфюрер это не мое дело, но как врач я могу сказать следующее. Если вы хотите через семь месяцев увидеть и вашу жену и ребенка, то вы должны остаться здесь. Понимаете, ни в Биркенау, ни в Моновице, ни в инспекциях а рядом с женой. Понятно не 24/7. Но она должна быть абсолютно уверена, что уйдя на службу днем, вечером или пусть даже ночью, вы вернётесь к ней. — Если вы все сказали, то я бы хотел ее увидеть. — То, что вы увидите, вероятно вам может не понравиться герр штурбанфюрер. Я вынужден был ограничить ее подвижность. Ввиду ее положения, я не могу позволить себе многие лекарственные препараты. Поэтому на данный момент, это единственный выход, который гарантирует безопасность вашей жены и ребенка. — И как долго это продлиться? — Пока я не буду уверен в том, что Мария не повторит попытки самоубийства. Герхард почему то считал, что Мария впадет в то апатичное состояние, в котором он застал ее в свой приезд в Хопфгартен. Но он не был готов к ее ярости. — Зачем ты явился? Сказать, что я тебя снова обманула не сказав о ребенке или все-таки поверишь, что я о нем не знала и мне возможно он нужен не намного больше чем тебе?! — Поэтому ты решила убить обоих? — Тебе это важно Герхард? Или ты забыл какая неправильная у нас кровь. — Сейчас это не важно. — То есть до вчера это было важно, а сейчас перестало? Что дальше штурмбанфюрер Зауэр? — Дальше, ты поправишься, вернёшься домой и вместе мы будем ждать нашего малыша. — И если он родиться не таким, как вы его себе представляли, то вы выкините его на помойку, как уже сделали с вашим братом, не так ли?