Специальный доктор для вашего омеги

      Этого не должно было произойти. По всем правилам Лань Ванцзи не должен был брать этого омегу, и уж тем более вязать. Но почему-то настоящего чувства вины за содеянное никак не возникало. Ему было так хорошо и правильно с Вэй Усянем, что своё грехопадение он воспринимал как-то холодно и отстраненно. Как свершившийся факт, с которым уже ничего нельзя было поделать. И Лань Ванцзи даже думать не хотел на тему того, поступил бы он так снова или нет при возможности отмотать всё назад. Это уже было, и это было прекрасно. А сейчас этот милый, но в то же время коварный мальчик всё ещё был связан с ним, и это тоже было прекрасно. Именно так, как нужно. Не как обычно — его пациенту, но и ему самому.       Вэй Усянь лениво завозился, начиная приходить в себя. Первая волна течки схлынула благодаря вязке и двойному оргазму, который омега испытал с обеих сторон, так что теперь, когда его животная сущность немного успокоилась, сознание начало понемногу проясняться, пусть тело его все ещё пребывало в посторгазменной неге и наслаждалось остаточной близостью с по-прежнему крепко сцепленным с ним альфой. Вероятно, если бы не затекающие от неудобства позы конечности, он бы ещё долго пролежал без движения и может даже уснул бы, а так оказался вынужден что-то с этим сделать.       Хотя тут от омеги мало что зависело, ведь сдвинуть навалившегося сзади альфу ему всё равно было не под силу. Собственно, Вэй Усянь и не пытался. Он лишь оглянулся через плечо, неуверенно покусывая губы и сверля Лань Ванцзи пристальным взглядом из-под красиво изогнутых ресниц. Альфа залюбовался этим жестом и неожиданно обнаружил, что верхние резцы у омеги несколько крупноваты. Как ни странно, но эта маленькая не-идеальность Вэй Усяня отнюдь не портила, и даже наоборот — в сочетании с милейшей маленькой ямочкой на щеке она делала его образ лишь ещё более смешливым и невинным.       — Лань Чжань… — позвал Вэй Усянь несмело, будто на пробу.       — Да, Вэй Ин?       Улыбка омеги стала мягче, после чего он лишь покачал головой, ничего не отвечая. Просто проверял, сохранился ли между ними тот же уровень близости теперь, когда животные инстинкты успокоились, или же они снова вернутся к «господину Вэю» и «доктору Ланю». Ответ его явно успокоил.       Лань Ванцзи осторожно выпрямился, вставая ровно. Как бы ему ни хотелось сейчас просто отдаться этому остаточному удовольствию и расслабиться, но поза в которой они оказались сцеплены этого не позволяла. Поэтому, не дав омеге толком забеспокоиться из-за потери физического контакта, альфа аккуратно перевернул его на спину, в процессе смяв и бросив на пол измазанную в сперме и натекшей смазке Вэй Усяня одноразовую простыню для осмотров. При смене позы узел с трудом перекрутился внутри омеги, добавляя острых ощущений им обоим, но трюк с горем пополам выполнить всё-таки удалось. Из последних сил Лань Ванцзи потянулся к стоящему рядом шкафчику и вытянул оттуда тонкий плед, хранимый специально для приходящих в себя после процедур пациентов. Нюанс состоял лишь в том, что обычно они делали это в одиночестве, а сейчас ему предстояло составить омеге компанию. Забравшись на стол, Лань Ванцзи перевернул их обоих, укладывая Вэй Усяня на себя, и заботливо укрыл его. Сам он от одежды так до конца и не избавился, а вот обнаженный Вэй Усянь вполне мог замерзнуть за то время, что им еще предстояло провести сцепленными.       Омегу же подобные нюансы, кажется, особо не волновали: стоило ему оказаться уложенным на Лань Ванцзи, как он расплылся в довольной улыбке, оплел его руками и ногами и расслабленно приник щекой к его груди, не особо обращая внимания на попытки его укрыть.       Довольно долго они так и лежали, наслаждаясь послевкусием близости и окончательно приходя в себя. Узел все ещё держал их крепко связанными, но дискомфорта не доставлял. Наоборот — ощущать друг друга подобным образом было очень интимно и даже приятно. Как будто мир замкнулся в этом маленьком пространстве за деревянной ширмой и ничего и никого вокруг больше не было — существовал только этот теплый и уютный уголок, и больше ничего сейчас не представляло важности.       Но эйфория и беспечность не могли длиться вечно.       — А с этим возможно что-нибудь сделать? — какое-то время спустя спросил омега, мягко скребя пальчиками плечо Лань Ванцзи. — Ну, чтобы я не становился больше таким…       — Тебе не понравилось так себя ощущать?       — Нет — это было потрясающе. И захватывающе, и… мне понравилось. С тобой. — Мальчик повертел головой, мазнул губами где-то в области солнечного сплетения Лань Ванцзи и улёгся обратно, вздыхая. — Но я даже представить боюсь, что могу почувствовать себя подобным образом с ним… Лучше не быть таким вовсе.       И снова эта берущая за душу откровенность и прямолинейность. Лань Ванцзи совсем не привык к такому и не понимал как себя вести. Если бы омега просто жаловался или ожидал чтобы его пожалели, альфа наверное еще имел бы какие-то ориентиры. Но в голосе Вэй Усяня не было ни плаксивых, ни капризных ноток. Он действительно просто спрашивал, при этом честно излагая свои мотивы, не смущаясь собственной откровенности и доверяя ему.       Конечно омега знал всё о своей природе. Подобные вещи родители всегда объясняли своим детям. Да и в школе в старших классах об этом рассказывали. И судя по тому как во время их беседы чуть раньше мальчик отвечал на его вопросы о природе феромонов альф и их воздействии на омег, тот однозначно не пропускал нужную информацию мимо ушей. Может даже читал что-то вне школьной программы. Но, видимо, надеялся, что Лань Ванцзи, как врач знающий обо всём этом гораздо больше, сможет сказать ему что-то новое. Дать волшебную таблетку.       Увы, но таковой пока не существовало.       — Это твоя природа и от неё не сбежать, — как можно мягче ответил Лань Ванцзи. Он хотел бы дать мальчику тот ответ, который того бы устроил, но была лишь правда, от которой никуда не деться. Поэтому он говорил, что знал, снова принимаясь объяснять всё как врач, а именно — несколько занудно озвучивая факты. — Подобным образом это будет происходить несколько дней месяц. В остальное время уже будет зависеть от желаний твоего альфы. И твоих собственных в некотором роде, если появится симпатия… Но после получения метки всё это перестанет быть для тебя проблемой. Как минимум на физическом уровне твой супруг начнёт тебя привлекать.       — Не хочу… — злобно засопел омега. — Я знаю, что метка изменит моё к нему отношение и что мои собственные инстинкты заставят меня подчиниться ему. Но именно это и неправильно… и дело даже не в том, что он мне внешне неприятен. Он и как человек, мягко говоря, не очень хороший. Я это точно знаю: его бывшая супруга при жизни дружила с моей мачехой, и я ненароком всякого о нем наслушался когда та у нас гостила. И не только об его отношении к омегам, которое и невооружённым взглядом заметно, но и об его поступках в целом. И там… много всего. Но самое ужасное — это то, как она об этом говорила. Беззаботно и легко, как будто ничего особенного в этом и не было. Как будто так и надо. А что-то и вовсе приукрашала, видя в розовом свете… Я не хочу так же! Не хочу, чтобы мне вдруг стало наплевать на всё, что он делает, и чтобы он начал мне нравиться вопреки всему! — выпалил Вэй Усянь на одном дыхании. Помолчав немного, он сглотнул и совсем тихо добавил, несдержанно озвучивая собственные чувства: — И жить с ним не хочу…       Лань Ванцзи вздохнул. Он впервые вел подобные беседы с омегой. Да и ни один из его пациентов до сих пор не выражал такого ярого неприятия своей сути и своего супруга. Даже если тому или иному непомеченному омеге не нравился его альфа, он всё равно смирялся с собственной ипостасью, понимая отсутствие какого-либо выбора, и даже надеялся на неё в этом вопросе, с нетерпением ожидая того момента когда антипатия к супругу пройдет и он сможет зажить с ним счастливо, не омрачая свою жизнь лишними дилеммами. Впрочем, и таких дисгармоничных пар он до сих пор почти не видел. Обычно за столь «неподходящих» альф выдавали только совсем уж неказистых омег, которые вполне осознавали отсутствие иных вариантов для заключения брака и создания полноценной семьи, что грозило им в лучшем случае борделем, и тоже смирялись.       Вэй Усянь же мало того, что был слишком хорош для своего альфы и вполне мог претендовать на кого-то получше, так еще был упрям, своенравен и имел твердые убеждения. Он знал, что его супруг плохой человек и не желал, чтобы омежья суть закрывала ему глаза на этот факт. Не хотел подаваться своим инстинктам с ним. А Лань Ванцзи оказался в ситуации, в которой он, по идее, должен был омегу разубеждать и утешать, вселяя надежду на счастливое семейное будущее и тому подобное. Вот только делать это, ему, по правде, совершенно не хотелось. Он вроде озвучивал факты — истину, грубо говоря, но отчего-то и сам в нее поверить не мог. Почему-то сейчас естественный ход вещей уже не выглядел достаточно правильным. И этот омега… Лань Ванцзи не хотел для него того будущего, которое его ждало. И того самовлюблённого альфу рядом с ним видеть не желал.       Узел начал понемногу спадать и им, при желании, вот-вот уже можно будет расцепиться, но Лань Ванцзи не сделал ровным счётом ничего для того, чтобы это ускорить, вместо этого прижимая омегу чуть ближе и едва ощутимо поглаживая ладонью его спину поверх теплого пледа. Их время и без того стремительно подходило к концу, и от этого понимания на душе было как-то тревожно и грустно. Лань Ванцзи совершенно не хотелось самому приближать момент расставания.       Вэй Усянь помолчал, а потом вдруг уткнулся ему в шею и глубоко вздохнул.       — Лань Чжань, я понимаю, что дело уже сделано, и что в лечении я больше не нуждаюсь, но, когда мы разъединимся… сделай это со мной ещё раз, пожалуйста.       Лань Ванцзи внимательно посмотрел на него. Омега выглядел скорее расстроенным, чем возбужденным, и его запах явно демонстрировал, что его гормоны пока вполне спокойны и вторая волна течки ещё не наступила. Тем не менее, взгляд Вэй Усяня был тверд и решителен.       — Ты не хочешь, — озвучил очевидное Лань Ванцзи.       — Хочу! Очень хочу. Просто… пока ещё не телом. Мои инстинкты, кажется, временно уснули. Точнее устало и счастливо откинулись после всего, что ты со мной сделал, — хитро улыбнулся мальчишка, а потом снова стал серьезным. — Сейчас этого хочу я, а не мой внутренний омега. Ты мне нравишься, Лань Чжань… И я… я хотел бы ещё хотя бы раз, пребывая в своем уме, сделать это с кем-то… правильным. И хорошим. С тем, кого я выбрал сам… Прежде чем навсегда превращусь в глупую куклу, угодную ненавистному мне человеку.       Лань Ванцзи растерянно уставился в потолок, не в силах больше выдерживать этот открытый, и оттого очень беззащитный взгляд, в глубине которого плескалось целое море печали и беспомощности перед надвигающейся неизбежностью, пополам с отчаянной решительностью человека, пытающегося урвать от жизни максимум перед стремительно надвигающимся концом. Хотел бы Лань Ванцзи, чтобы этот омега после вязки с ним ещё долго пребывал в блаженстве и счастье, но кажется, в случае Вэй Усяня, чем больше было удовольствие, тем сильнее была отдача в виде страха перед собственной сутью от понимания того, до какого состояния она способна его довести с неправильным человеком. Каким же странным и необычным был этот мальчик, и каким невероятно привлекательным в этой своей непохожести на остальных он оказался для Лань Ванцзи, повидавшего в силу своей профессии немало омег.       Лань Ванцзи всё лежал на этом дурацком смотровом столе, пялясь в потолок, пока мальчик на его груди тихо сопел, терпеливо ожидая ответа и не настаивая на своей просьбе, пусть его сердце и колотилось так взволнованно, что Лань Ванцзи отчётливо чувствовал быстрой пульсацией где-то в районе ребер, к которым и прилегала грудная клетка омеги.       Что-то в глубине души Лань Ванцзи отзывалось на эту просьбу. Что-то сожалеющее о том, что у него самого даже не было возможности в нужное время обратиться к семье омеги и попросить его для себя. Но разве он был бы на самом деле лучше нынешнего мужа Вэй Усяня? Он тоже оказался бы ему навязан без возможности отказа и какого-либо права выбора. Его тоже Вэй Усянь был бы вынужден «полюбить» насильно, по велению метки. И пусть внешне Лань Ванцзи был моложе и объективно привлекательнее Цзинь Гуаншаня, разве это многое меняло бы?       Лань Ванцзи помнил, что едва увидев супругов рядом, ему настойчиво забилась в голову мысль о том, что Цзинь Гуаншань этому мальчику совершенно не подходит. Этому мальчику подошёл бы такой же молодой и привлекательный весёлый мальчишка, как он сам. Это было бы правильно и справедливо если бы омеге позволили выйти замуж за сверстника, и желательно какого-то такого, с которым Вэй Усянь до этого дружил, а возможно и полюбил. Подобное порой случалось, и было бы чудесно, если бы этому мальчику так повезло. Это было бы правильно и честно. Но ему достался взрослый мужчина, максимально далёкий от того воображаемого идеального мужа, который тому подошёл бы. И Лань Ванцзи тоже был далек от того образа. Он тоже был уже состоявшимся, взрослым мужчиной со своими проблемами и недостатками, пусть и был несколько моложе Цзинь Гуаншаня. Но его внутренние демоны, вероятно, были даже пострашнее благодаря наследию отца. Так что он тоже мальчику не подходил. И тоже его, вопреки этому, страстно желал.       И даже брал уже однажды. И повязал, поддавшись чарам мальчишки и разбушевавшимся инстинктам, хотя по правилам и не должен был. Он впервые оказался в подобной ситуации. Впервые его эмоции оказались настолько расшатаны, что он почти полностью потерял контроль над своей звериной сутью.       — Вэй Ин… — позвал он много позже. Мальчик с готовностью поднял голову и выжидательно посмотрел на него. — Ты уверен, что хочешь этого со мной? Или для тебя так важно сделать это с тем, кто не твой альфа?       — Лань Чжань, какой же ты… вроде взрослый, а такой глупый! — Вэй Усянь неверяще улыбнулся, а потом вдруг подтянулся повыше и легонько коснулся губ Лань Ванцзи собственными. — Разве я не могу желать и того и другого одновременно, если эти желания так чудесно соединяются в одном человеке?       Лань Ванцзи завороженно уставился на эти мягкие губы, так беспечно и нежно коснувшиеся его, будто так и надо было. Это чувствовалось так волнующе и, в то же время, уместно, что он не раздумывая сам впился в улыбающийся рот, стремительно и безвозвратно теряя голову и дурея от ощущений. Омега на это сначала растерянно захлопал ресницами, а потом и вовсе опустил их, расслабляя губы и позволяя более опытному любовнику творить, что тому вздумается.       Вот только это было почти ново и для Лань Ванцзи тоже. По крайней мере так он кажется ещё никого не целовал. В этом вопросе у альфы на самом деле опыта было всего ничего. Работа не предполагала подобной близости с пациентами, так как в этом не было необходимости. А его сексуальные контакты другого рода можно было пересчитать по пальцам.       Воспитывающий его с сызмальства дядя отвёл его пару раз в бордель еще в период полового созревания, когда животная суть только проснулась и Лань Ванцзи совершенно не представлял, что с ней делать и как контролировать. Тогда и имели место несколько толком непонятных смазанных поцелуев с этими общественными омегами. Но в этом не было ничего, кроме животного голода, требующего любого рода телесной близости. Потом же Лань Ванцзи научился держать свои желания в узде и прекратил эти походы в дом удовольствий. Ему отчего-то было мерзко от всего, что там творилось и что он ненароком увидел в те свои единичные походы.       Лань Ванцзи отчётливо врезался в память один эпизод. Тогда он, уже удовлетворив свои потребности, стыдливо спешил уйти из этого места. Бредя по корридору с множеством дверей, из-за каждой из которых слышались хлопки, стоны и даже крики, он невольно скользнул взглядом по творящемуся за настежь открытой дверью разврату. Тогда у него даже мысли не было, что за этой дверью может что-то происходить раз она открыта. Это потом он понял, что таковой её оставили намеренно, потому что тем альфам нравилась мысль, что за ними может кто-то наблюдать. И потому что были не против компании, судя по тому, что их там уже было немало.       Посреди комнаты на полу стояла на коленях девочка-омега в окружении толпы альф, которых поочередно удовлетворяла своим ртом и руками, пока остальные тёрлись об неё со всех сторон. Её лицо, грудь и волосы были сплошь покрыты густым семенем, но на губах играла похотливая, немного безумная улыбка. Позади неё, на кровати, еще трое альф брали мальчика-омегу, вторгаясь в него со всех сторон. И тот тоже не выглядел недовольным, пусть его бедра, ноги и задница и были в синяках от их пальцев, а лицо оказалось измазано в семени ничуть не меньше, чем у девочки. Альфы попеременно менялись местами, удовлетворяя свою похоть то с одним, то с другой, а Лань Ванцзи прикипел ко всему этому шокированным взглядом не в силах оторваться. И пусть его внутренний альфа с интересом вёл носом, рассматривая невиданное доселе зрелище, сам Лань Ванцзи с трудом справлялся с подступившей к горлу тошнотой. Когда один из развлекающихся в комнате альф вдруг заметил его и приглашающе качнул головой, предлагая присоединиться, Лань Ванцзи окончательно пришел в себя и побежал из того борделя со всех ног. Больше он туда не возвращался.       Тем не менее, как бы он ни подавлял звериные инстинкты, хотя бы время от времени им нужно было потакать, иначе альфа мог слететь с катушек. Самым очевидным вариантом было бы жениться, ведь свободных омег для удовлетворения этой потребности можно было найти лишь в борделе. Или же искать овдовевших — единственных омег, с которыми теоретически можно было спать, но лишь по их собственному желанию, если такое появится (а с этим у помеченных омег лишившихся супруга были проблемы, так как звериные инстинкты были заточены под него, а значит нужна была привязанность и интерес человеческой ипостаси). Вот только у Лань Ванцзи было как минимум две причины не делать ни того, ни другого.       Первая причина касалась брака и заключалась в том, что у него не было человека, вызывающего в нем желание жениться. Все омеги в его небольшом окружении (в силу его социальной замкнутости) оставляли его совершенно равнодушным. Какими бы они ни были привлекательными или хорошими, но в его сердце не вызывали хоть малейшего отклика. А связывать свою жизнь с случайным омегой только ради удовлетворения потребностей своего внутреннего альфы казалось Лань Ванцзи неправильным. И нечестным по отношению к тому омеге.       Вторая же причина была куда глубже и болезненнее, и касалась она его собственных родителей. Точнее панического страха стать таким же альфой как собственный отец.       Его семья была отнюдь не классической. Лань Ванцзи понял это лишь повзрослев, что случилось много позже смерти родителей. В раннем же детстве он этого не осознавал и, так как других примеров семейных пар практически не видел, ему казалось, что их семья нормальная. Что так обычно и бывает. И это оставило глубокую рану в его душе, потому что эта «норма» была ужасна.       Корень проблемы заключался в том, что мать не была помечена отцом. Изначально она была замужем за другим альфой, которому и принадлежала. И которого даже любила. Но тот погиб через пару месяцев после свадьбы. Обычно в таких случаях омега была обречена на одиночество, но Цинхэн-цзюня — отца Лань Ванцзи, наличие чужой метки не остановило. Он желал омегу так сильно, что ему было плевать на это. Он ведь и до этого пытался взять её в жены. Вот только в первый раз её родители ему отказали, предпочтя отдать её замуж за ровесника-альфу, с которым та дружила, а не за живущего тогда по соседству Цинхэн-цзюня, который был её старше на десять лет и положил глаз на девушку.       Спустя много лет Лань Ванцзи с братом узнали, что на самом деле это их отец был повинен в смерти первого супруга матери. И тот якобы несчастный случай, уведший его жизнь, был подстроен Цинхэн-цзюнем именно для того, чтобы забрать омегу себе.       Потеряв своего мужа омега снова попала под опеку родителей, и когда поступило повторное предложение о женитьбе со стороны Цинхэн-цзюня те восприняли это как подарок небес. Их дочь была ещё совсем молода, не имела детей и вряд ли им удалось бы выдать ее замуж за кого бы то ни было ещё, учитывая наличие метки на её шее. К тому же, альфа был молод, хорош собой и богат… Они и в первый раз ему отказали с тяжелым сердцем, так как он во всех отношениях был куда лучшей партией, чем тот подросток, который был мил их дочери, из-за чего они и пошли у неё на поводу тогда. Так что, когда Цинхэн-цзюнь предложил брак снова, её мнения по этому поводу больше никто не спрашивал: на тот момент омега горевала по почившему супругу и не хотела никого иного, потому, по мнению родителей, пока не могла мыслить здраво. А от такого шанса было грех отказываться, так что они согласились, даже не прося дать их дочери немного времени для того, чтобы прийти в себя, потому что боялись оскорбить и без того однажды отвергнутого жениха, и из-за этого упустить его, лишив тем самым свою дочь шанса на нормальную семейную жизнь. Но это оказалось огромной ошибкой.       Цинхэн-цзюню на горе омеги по супругу было совершено плевать. Он хотел её себе — он её получил. Вот только альфа совершенно не ожидал, что получит лишь её тело. Он следовал инстинктам и раз за разом брал её, получая желаемое, и, в то же время, рассчитывая таким образом вызвать её взаимность, как и происходило обычно в семейных парах благодаря симбиозу задуманному природой (по крайней мере на телесном уровне). Вот только инстинкты омеги из-за наличия метки не реагировали на «чужого» альфу, а она сама изначально не испытывала к мужчине ни малейшей симпатии, в результате чего ни намека на возбуждение или желание с её стороны не возникало. И это породило замкнутый круг из отчаяния в этом браке. Альфа бесился из-за отсутствия взаимности и становился всё настойчивее и грубее в своих попытках добиться от неё хоть какой-то реакции, и он даже не раз и не два кусал её в порыве страсти или гнева, отчаянно пытаясь перекрыть действие чужой метки, оставляя собственные. Но это, конечно же, не действовало, а потому злило его только сильнее. Омега же из-за всего этого с каждым разом испытывала к нему всё больше и больше отвращения.       Лань Ванцзи не знал был ли его отец изначально безумен, или же таковым его сделали долгие годы прожитые бок о бок с омегой, которую он так страстно желал, но которую никак не мог получить. Формально она принадлежала ему и он мог делать с ней всё, что пожелает — он и делал — но фактически она всегда испытывала к нему только отторжение и Цинхэн-цзюнь чувствовал это. Все инстинкты альфы вопили о том, что омегу нужно пометить. Что она неправильная и всё идёт совсем не так, как должно. Омега обязана чувствовать его на подсознательном уровне, отзываться на его прикосновения и желание, стремиться порадовать его. Так было бы правильно. Так они оба чувствовали бы себя на своём месте.       Но вместо этого он ощущал лишь исходящий от неё холод и неприязнь. Она выполняла все свои обязанности по дому и делала практически всё, что он от неё требовал, но безэмоционально и явно переступая через себя. В её действиях не было и капли тепла по отношению к нему. И это сводило альфу с ума.       А когда один за другим появились дети — два мальчика-альфы, и омега вдруг полюбила их всем сердцем, тем самым показывая мужу, что вполне себе способна на подобные чувства, тот потерял голову окончательно. И детей, сам того толком не осознавая, в глубине души возненавидел.       Сыновья же очень полюбили добрую и заботливую мать, и пусть до определенного возраста совсем не понимали, что творится между родителями, на подсознательном уровне отталкивали вечно злящегося грубого отца. В какой-то момент одержимость Цинхэн-цзюня дошла до такого уровня, что во время очередной вязки с рыдающей навзрыд супругой он её в порыве отчаяния задушил. А потом, поняв что натворил, с горя пустил себе пулю в висок.       Лань Ванцзи на самом деле мало чего помнил. Родители погибли когда ему было шесть, и он не слишком много понимал и осознавал в таком раннем возрасте. Это потом он уже узнал все детали и подробности, и тогда всё немногочисленные разрозненные воспоминания в его голове выстроились в полноценную картину, и всё будто бы встало на свои места. И безумные глаза отца, когда тот хватал несопротивляющуюся грустную мать за руку и тащил её в спальню, бросая сыну, чтобы сидел тут и не мешал родителям. И его громкие рычащие стоны, перекрывающие её всхлипывания, периодически звучащие из той комнаты. Их было почти не слышно — в доме была неплохая звукоизоляция, так что ребенок эти отзвуки даже толком не осознавал. Но на задворках сознания эти тревожные воспоминания сохранились и, по мере взросления Ванцзи, обрели для него пугающий и болезненный смысл.       Лань Ванцзи помнил печальные глаза матери и ее вечно замотанную шарфом шею. Он порой замечал выглядывающие из-под шарфа и рукавов края бинта, но стеснялся спрашивать где мама поранилась. Возможно в глубине души он догадывался чья в этом вина.       Несмотря на всё это, его мама постоянно улыбалась и шутила, развлекая своих мальчишек разными играми, как будто ничего плохого в её жизни не происходило вовсе. Или как будто её горе их совсем не касалось и не должно было омрачать их детство. Хотя может частично она просто пыталась таким образом забыться, пока они были рядом с ней.       Лань Ванцзи помнил как она дразнила его, шутливо называя «строгим маленьким господином» за его вечно серьезное выражение лица. На самом деле он и хотел бы улыбаться и смеяться с её шуток, но просто не мог, слишком остро ощущая тщательно скрываемую грусть в глубине её серых глаз.       Помнил он и её теплую печальную улыбку, направленную на него самого, в то время как она дрожащими руками поправляла его одеяло, прежде чем отправиться в спальню, к ждущему её супругу. Кажется тот не пропускал ни единой ночи, всё ещё не прекращая попытки завоевать и подчинить её. Но вместо этого делая всё только хуже. Изводя и мучая их обоих.       Об отце Лань Ванцзи лишь помнил, что тот всегда был каким-то заведённым и нервным. И практически круглосуточно источал тяжёлый и угрожающий запах альфы, подавляющий не только омегу, но и сыновей, в которых он видел больше соперников, нежели собственных детей. Рядом с супругой звериная суть отца поглощала его практически полностью, не оставляя разумной — человеческой части — хоть какой-то власти над телом.       Такое редко происходило с альфами. Обычно контроль над своей животной ипостасью теряли лишь омеги, но так как их инстинкты были направлены на размножение, в этом не было ничего страшного. В случае альф же это выглядело жутко. И было опасно как для них самих, так и для общества в целом, так как их зверь был агрессивен по сути своей. Обычно эту агрессию нивелировали омеги, но у Цинхэн-цзюня омега была «неправильной», а сам он помешался на ней настолько, что бордели тоже не посещал. И год от года его безумие лишь нарастало.       К сожалению этого никто не заметил. В общество отец выходил редко, и без своей супруги, из-за чего был способен вести себя в достаточной степени адекватно. Его брат, Лань Цижэнь жил в другом городе и общались они не очень часто. То же самое касалось родителей омеги. Друзей у него и вовсе не было. С немногочисленными соседями в их богатом загородном поселке, где все дома обладали внушительными территориями и высокими ограждениями, из-за чего находились на большом расстоянии в изоляции друг от друга, Цинхэн-цзюнь контактировал мало. А супруга и вовсе была в том доме заперта — покидать территорию коттеджа ей было строжайше запрещено (пусть до рождения детей она пару раз и пыталась). Так что никто и не мог заметить неладное в их семье и обратиться в правоохранительные органы.       Лань Ванцзи всегда с болью вспоминал о родителях. А ещё, именно из-за отца он с таким усердьем боролся со своим альфой. Подобные вещи порой передавались по наследству и нельзя было исключать вероятность, что он может пойти по его стопам и слететь с катушек. Поэтому овдовевшие омеги были его табу, и жениться он тоже не хотел. Даже если полюбит кого-то. Тем более если полюбит.       Умом он понимал, что помеченный им омега не станет его отталкивать, а следовательно история может не повториться в том же виде, но пример въевшийся в памяти был так отвратителен и пугающ, что Лань Ванцзи панически боялся своей сути и держал её под крайне жёстким контролем.       Тем не менее, для поддержания этого самого контроля альфе нужно было хотя бы иногда потакать. Так что, не найдя иных вариантов, Лань Ванцзи и выбрал для себя эту профессию. Медицина в целом была ему интересна, а тут ещё появлялась возможность время от времени удовлетворять потребности альфы, не имея при этом дела с общественными омегами и не рискуя возникновением болезненной привязанности. Большая часть его работы была чисто-медицинской и подобного рода клиенты приходили к нему лишь временами: когда двое за неделю, а когда лишь один за месяц. Это имело место не слишком часто, но вполне хватало, чтобы подбросить кость внутреннему альфе, тем самым не давая ему сойти с ума от голода, но при этом не слишком потакая, дабы сохранять над ним контроль и не терять ясности ума. Такой ход вещей Лань Ванцзи вполне устраивал. Его отношения с пациентами были сугубо профессиональными и не предполагали какой-либо близости, кроме как телесной, и это было хорошо, а главное — безопасно. Для всех. Теперь же, кажется, всё летело к чёрту со стремительной скоростью.       Потому что Лань Ванцзи впервые сорвался и взял то, что брать было не положено. А ещё целовал чужого омегу, хотя вообще не понимал смысла поцелуев до сегодняшнего дня. Он не испытывал этой потребности, да и необходимости в них не было. А сейчас он целовал Вэй Усяня просто потому что хотел этого. Потому что ему нравилось это делать. Потому что у омеги были мягкие сладкие губы. Потому что тот был податливым и восхитительным. Потому что омега тоже этого хотел, и это было не из-за инстинктов, ведь те и правда временно удовлетворённо «откинулись», как тот выразился. Он целовал его просто потому что не мог сейчас этого не делать.       Вэй Усянь же увлеченно отвечал на поцелуи как мог, пытаясь подстроиться под движения языка и губ альфы, и стараясь не забывать дышать, хотя все равно немного задыхался от нетерпения и жадности. Ему однозначно нравилось, и его тихие стоны этого ни капельки не скрывали.       Лань Ванцзи безумно нравилось тоже. Настолько, что он толком даже не почувствовал когда его узел окончательно спал и обмякший член выскользнул из омеги, а следом на его промежность потекло его же собственное семя, толчками выходящее из инстинктивно сокращающегося отверстия. Будь он чуть менее увлечен поцелуями это определенно завело бы его по второму кругу, но сейчас этот факт проскочил мимо его сознания, настолько ему был хорошо и сладко ощущать нежный язык омеги собственным, целовать и прикусывать эти потрясающие пухлые губы, буквально проглатывать звучащие прямо в рот стоны. Это было слишком приятно. Слишком.       Потому что с каждой секундой всё больше не хотелось его отпускать. Всё больнее было вспоминать о том, что мальчик уже принадлежит другому альфе. Что как только тот пометит Вэй Усяня, омега разом забудет о Лань Ванцзи и пожелает только своего супруга. А Лань Ванцзи об этом чудесном зайчишке с серыми глазами уж точно никогда не забудет. Потому что он совершенно особенный. И после укуса этой своей уникальности наверняка лишится, так как его альфе этот строптивый характер вряд ли окажется по душе и тот будет перекрывать его воздействиями на инстинкты омеги. И это тоже ощущалось немного больно. Потому что Вэй Усянь хорош такой, какой есть.       — Нет, — усилием воли оторвавшись от рта мальчика, прошептал Лань Ванцзи. — Нельзя.       Вэй Усянь удивлённо моргнул, облизывая слегка припухшие губы, а потом спрятал лицо на груди Лань Ванцзи. Альфа почувствовал щекотку от того как быстро у того запорхали ресницы.       — Ты меня совсем не хочешь? — спросил Вэй Усянь очень-очень тихо. — Ну да, это ведь просто твоя работа. Ладно…       Лань Ванцзи стало не по себе от его голоса. Было в этом что-то неправильное. Вэй вроде говорил легко и даже беззаботно — по-взрослому понимающе и с улыбкой, но натянуто и неискренне. Вся эта ситуация в целом с каждой секундой расстраивала Лань Ванцзи всё больше и больше, хотя совсем недавно им обоим было так безумно хорошо вместе. Потому что уже совсем скоро всё это закончится: Лань Ванцзи, как и положено, отвезет мальчика домой и отдаст его другому мужчине — тому, которому тот полноправно принадлежит. А сам останется совсем один. Без этого хрупкого теплого упрямца в своих объятиях. И это неожиданно накрывшее его рядом с омегой чувство правильности и уместностности, будто наконец обрёл именно то, в чём всегда отчаянно нуждался, сменится на опустошенность и безразличие.       — Хочу. Слишком сильно. Именно поэтому нельзя.       Лань Ванцзи наверное не должен был этого говорить. Куда проще было бы промолчать, тем самым соглашаясь с тем, что Вэй Усянь сказал. Но ведь промолчать в этой ситуации означало бы то же самое, что солгать. А Лань Ванцзи не хотел лгать. И не хотел, чтобы Вэй Усянь решил, будто это для него совсем ничего не значило и что он для него обычный пациент. Ведь это было совсем не так.       Вэй Усянь же, услышав это порывистое признание, разом растерял всё напускное равнодушие и непонимающе уставился на него.       — Ты женат?       — Нет.       — Тогда почему «нет», Лань Чжань? — нахмурил брови омега.       — Нельзя, — только и смог выдавить альфа.       Лань Ванцзи был плох в разговорах. Особенно когда речь заходила о чувствах. Цитировать вызубренные на зубок правила или же медицинские постулаты? — Проще простого. Лань Ванцзи мог даже целую лекцию прочитать. Или выступить на конференции ни разу не запнувшись и не растерявшись. Но стоило заговорить о собственных желаниях или чувствах, как он терял дар речи и не мог правильно подобрать слова. Поэтому он не знал, что ответить Вэй Усяню. Он даже в собственной голове не мог правильно сформулировать причину своего отказа так, чтобы это звучало сколько-нибудь разумно и оправданно, не то что озвучить это, обнажая свою суть. Так что Лань Ванцзи лишь виновато отвел взгляд.       Вэй Усянь же большим терпением не отличался, и, не дождавшись со стороны альфы хоть какого-нибудь ответа, вспылил и заговорил порывисто и настойчиво:       — Ты серьезно, Лань Чжань? Может ещё скажешь, что это нечестно по отношению к моему так называемому «супругу»? Да если бы ему не надо было хоть время от времени работать, он сейчас был бы в борделе, как и всегда! Так что не говори мне, что это нечестно по отношению к нему!       — Нет, я не… не из-за него, — только и вымолвил Лань Ванцзи.       Это было чистой правдой. Как ни странно, про мужа омеги Лань Ванцзи на самом деле даже и не вспомнил. Он нарушил сегодня столько правил и запретов, что уже перестал считать и задумываться над новыми. Но то, о чем его просил Вэй Усянь, было опасно по другим причинам.       — Тогда тем более, какого чёрта? Лань Чжань, я запал на тебя с тех пор, как впервые увидел. Неужели ты и правда откажешь мне по какой-то высосанной из пальца причине, тем самым лишая меня возможности хоть раз почувствовать что-то нормальное и настоящее, прежде чем вернуться к человеку, который превратит меня в безмозглую игрушку?       Лань Ванцзи в который раз поразился упрямству и несгибаемости этого омеги, не желавшего сдаваться перед обстоятельствами и так твердо возражавшего ему, и в который раз пожалел, что не может забрать его себе. Мальчик был слишком хорош. Его взгляд был слишком возмущен и настойчив, чтобы не уступить всему, чего бы он только ни попросил. Хотя сказанное им…       — С тех пор, как впервые увидел? — указал на странно прозвучавшую деталь Лань Ванцзи. Они были знакомы лишь пару часов, пусть ему уже и казалось, что он знал этого мальчика всю жизнь. Тогда откуда такая формулировка?       — Я видел тебя раньше… — вдруг смутился Вэй Усянь, только сейчас сообразивший, что сболтнул лишнего, но понимая, что сказанного уже не воротишь. — Мы жили в одном районе.       Лань Ванцзи нахмурился. Они явно не были знакомы. Но если Вэй Усянь говорит правду, может они и видели друг друга мельком… но почему Лань Ванцзи его не помнил?       — Как давно?       — Года 4 назад. Мне было двенадцать когда я впервые увидел тебя… — тихо начал рассказывать Вэй Усянь, принявшись неловко теребить ворот растегнутой рубашки Лань Ванцзи. В глаза он ему сейчас не смотрел. — Я шел в школу, а ты переходил дорогу на другом конце улицы. Так неспешно и величественно… Помню, я тогда чуть в столб не врезался, так залип на тебя… — омега неловко улыбнулся, не поднимая глаз. — И меня можно понять — ты был таким красивым и… даже не знаю как это описать. Ты будто не шел, а парил, не касаясь земли. Максимально далёкий от всего мирского, «незапятнанный», чистый… Я глаз не мог от тебя оторвать… Потом видел тебя снова и снова, и каждый раз что-то заставляло время замереть когда ты появлялся в поле зрения… Всегда такой серьезный и строгий, и с неизменно мягким, но несколько грустным взглядом. Как будто вообще не знаешь, что такое улыбка… Если бы не брат, постоянно спускавший меня с небес на землю и не дававший мне творить глупости и приставать к незнакомцам, я бы точно не смог сдержаться и что-нибудь выкинул бы прямо у тебя на глазах, так мне хотелось тебя развеселить, «господин серьезность»…       Вэй Усянь ненадолго умолк, прикусив изнутри улыбающуюся щеку и полыхая милым румянцем, а у Лань Ванцзи что-то болезненно ёкнуло в груди от этого обращения, очень напомнившего похожее, из раннего детства.       — А когда мне исполнилось тринадцать мы переехали в другой район и больше я тебя не видел. — продолжил Вэй Усянь уже без улыбки. — Я пару раз приезжал потом и бродил по знакомым улицам, но с тобой мы так больше и не пересекались… Ничего страшного, что ты меня не помнишь — ты ведь и не замечал меня даже. Да и какое тебе дело до соседского мальчишки… Но я сам тебя не забыл. Я всегда помнил о тебе. Как о самом безупречном человеке, которого я когда-либо встречал. Светлом, чистом, ни на кого не похожем…       Лань Ванцзи вдруг испытал сильнейший порыв успокоить и приласкать смутившегося омегу, проявившего невероятно смелую для его возраста, пола и положения откровенность — в отличие от струсившего Лань Ванцзи. Помедлив лишь мгновение, альфа опустил ладонь на затылок мальчика и утешающе погладил, путаясь пальцами в длинных растрепанных волосах.       Теперь Лань Ванцзи понял, что, возможно, то, что привлекло его внимание при первом взгляде на омегу, было не только наличие в том чего-то особенного. Дело было не только в озорной улыбке и красивых, с лёгкой хитринкой глазах. Возможно подсознательно Лань Ванцзи узнал его и пытался вспомнить. Ведь он наверняка видел Вэй Усяня в те времена, когда они жили по соседству. Но на тот момент тот был совсем мальчишкой — почти ребенком, и с тех пор довольно сильно изменился в силу взросления, из-за чего Лань Ванцзи было так сложно его узнать.       Теперь, задумавшись, он с удивлением вспомнил его…       Не то чтобы Лань Ванцзи особо обращал внимание на соседскую детвору, но конкретно одного мальчика не заметить было сложно, даже если очень постараться. Помимо того факта, что тот по странному стечению обстоятельств до нелепого часто оказывался в поле зрения Лань Ванцзи, мальчишка сам по себе был довольно ярким, громким и непоседливым. Но запомнился он ему не поэтому. Все дело было в смехе мальчика. Громком, заливистом, и таком чистом, будто ни одна из горестей мира его ни разу не коснулась. Или же он просто не позволял им себя коснуться…       Как бы там ни было, но Лань Ванцзи нравился этот смех. Когда он слышал его вдали, тяжёлые думы и переживания всегда отступали на время, даря ему немного умиротворения.       Разумеется, никакого иного интереса мальчик в то время в нем вызывать не мог, так как был слишком юн. И Лань Ванцзи запомнился лишь его смех и красная лента в волосах, всегда шлейфом развевающаяся следом за ним. Сейчас же он не мог от него взгляд оторвать. Ему даже стало на самом деле интересно, что было бы, останься Вэй Усянь жить там же. Встреться они не в этом кабинете, а где-нибудь на улице, разве смог бы Лань Ванцзи просто пройти мимо него теперь?       — Значит ты не был против того, что именно я взялся тебя лечить? — спросил он, продолжая мягко поглаживать голову мальчика.       — Если бы это был не ты, думаю, я бы даже сопротивлялся этому вашему лечению, — как-то невесело хихикнул Вэй Усянь. — Я не знал как вообще это будет происходить, но шел сюда с твердым намерением не выполнять рекомендации врача и не позволять «лечить» себя. Но оказавшись здесь, забыл вообще обо всем, так был счастлив тебя видеть. Да и помни я об этом, вряд ли смог бы отказать себе в том, чтобы не поддаться тебе.       До чего же трогательным и очаровательным всё-таки был этот омега. Даже при всем своём упрямстве и непокорности. Хотя, в достаточной степени, может именно благодаря им.       — И как ты планировал жить с ним дальше, в таком случае? — спросил Лань Ванцзи.       Как бы там ни было, но отсутствие у омеги желания не убавляло желаний и прав его супруга, который мог взять своё в любом случае. И даже брал пару раз, по крайней мере орально, судя по словам самого же Вэй Усяня.       — Не знаю… Я надеялся сбежать как-нибудь, а потом… придумать что-нибудь. Я искал для этого возможности всю неделю, но он не спускал с меня глаз и всегда запирал двери. И лез ещё со своим… членом, — Вэй Усянь скривился, всем своим видом выражая сильнейшее отвращение.       — Вэй Ин, он не… пытался взять тебя силой?       Лань Ванцзи не должен был об этом спрашивать. Формально это и вовсе значения не имело. Ведь интимная близость — это долг омеги как супруга, который тот обязан выполнять независимо от того, созрел ли он полностью для подобного или еще нет. Тем более если эта близость затевалась именно с этой целью. Но сердце Лань Ванцзи тревожно сжималось при мысли о возможном насилии. Вэй Усянь был упрямым и непослушным, а потому вполне мог попытаться сопротивляться, чем только разозлил бы физически куда более сильного альфу, что сделало бы его лишь грубее. И пусть Лань Ванцзи никаких следов жестокого обращения на теле омеги не заметил, это ещё не означало, что всё прошло гладко и морально Вэй Усянь не пострадал.       — Ему не пришлось… это… Да, пожалуй, это было принуждением, ведь я этого совсем не хотел, но… Когда, под конец свадебных гуляний, он повел меня в свою спальню и «полез ко мне», в доме еще оставались гости. Мои брат и беременная сестра находились буквально через стену и… они и так безумно переживали за меня, и даже с матерью очень сильно поругались из-за того, что та устроила мне этот брак. И я… я и без того слишком часто становился причиной их разногласий… Я не мог устроить истерику и воспротивиться как минимум потому что не хотел всё усугублять и заставлять их переживать еще больше. Да и это ведь в любом случае не имело бы смысла. Он физически сильнее и в своем законном праве, и всё равно получил бы своё. Так что я не сопротивлялся и позволил ему попытаться, и… всё остальное пришлось позволить тоже… — Вэй Усянь сглотнул, прикрыл глаза и неосознанно вжался в Лань Ванцзи чуть сильнее, будто искал защиты. — Ну а в последующие дни я незаметно подсыпал снотворное в его вино. В своих попытках, кхм, «наладить контакт», он и меня тем вином поил, так что сбежать пока он спит оказалось так же невозможно. Ещё хорошо, что снотворное действовало и сон уносил нас обоих раньше, чем он приступал к активным действиям. Плохо, что дважды его аппетиты просыпались до того, как он выпивал достаточно, и он, несмотря на лёгкую сонливость, таки лез за супружеским долгом в самом простом его исполнении. — Вэй Усянь замялся на несколько долгих мгновений, тяжело вздохнул, но всё же решил исповедоваться до конца, раз уж начал говорить об этом. — Тут вино со снотворным сыграло не в мою пользу, ведь на меня оно действовало быстрее и сильнее. Так что я даже толком воспротивиться не мог когда он… Единственной мыслью, бьющей тогда набатом в моей голове было «укусить». Но он так крепко держал меня за челюсть в процессе, что даже этого сделать не удавалось. По глазам видел, засранец, что я хотел… — процедил омега сквозь зубы. — Если честно, я тебе во время опроса не совсем всё рассказал. На самом деле, всё, что он заставлял меня проглотить практически сразу оказывалось в унитазе вместе со всем содержимым моего желудка. Оба раза. А потом, в душе, я смывал с себя всё это едва ли не сдирая кожу. Благо после ему уже не было до меня дела… Наверное, как приличный омега, я, наоборот, должен был бы приветствовать это, чтобы ускорить процесс, но я просто не мог оставить всё как было, понимаешь? Только очистив себя от всего я испытывал облегчение. Только это позволяло перенести произошедшее, сохранив лицо и самоуважение… Но вот если бы он взял меня по-настоящему, мне кажется, я был бы полностью раздавлен. Пути назад больше не было бы, ведь подобное уже не исправить… А ещё, я уверен, не сопротивляйся мое тело проникновению так сильно и получись у него, плевал бы он и на отсутствие течек, и на метку: просто брал бы что хотел и когда хотел до их естественного наступления. Он не из тех, кого волнует чужое удовольствие. Он в целом относится к омегам как к вещам: попользовал и выбросил… — Вэй Усянь зло выдохнул, слепо уставившись в одну точку. — Хотя, может в какой-то момент он и привел бы меня сюда. Этому самовлюблённому засранцу нравится, когда его всячески ублажают и боготворят, а этого он от меня по доброй воле точно не дождался бы.       То, что Вэй Усянь говорил было отвратно и ужасно, но он не позволял себе скатиться в причитания и слезы, даже сейчас сохраняя на губах усмешку, пусть взгляд его и был полон тоски и бессильной ярости. А когда он заговорил снова, его самообладание дало трещину и голос задрожал:       — Я не хочу желать такого человека. Не хочу с радостью позволять ему делать всё это с собой! Не хочу, чтобы он вообще ко мне прикасался. Он такой мерзкий. Ты даже не представляешь какой он мерзкий…       Лань Ванцзи не знал, что делать. Не знал как утешить бедного омегу. Он ведь не мог сказать ему, что такого больше не повторится, или снова попытаться обнадежить упоминанием о том, что в дальнейшем это станет приятно. И жалеть его формально не имел права, потому что, опять же, формально это насилием не было. Потому что с омегой это делал его законный супруг, который на это имел право, и моральное и конституционное. А то, что омеге это не нравилось, никого не волновало. Ведь после течки тому все понравится и он сам этого захочет. Во всем «виноват» организм омеги, не подстроившийся под своего альфу вовремя, хотя от такого простого и незатейливого существа как омега ничего больше и не требовалось, кроме как посвятить свою жизнь удовольствию и благополучию своего альфы, на котором возлежала куда большая ответственность за благополучие этого мира. А у омег обязанностей всего ничего, так что такие мелкие детали как их желание или нежелание, имеющие место лишь на определенном этапе жизни, и то очень недолго, вообще не стоили чьего-либо внимания.       Формально всё было именно так. Но сейчас Лань Ванцзи было как никогда тошно от такого мироуклада. Потому что омега в его руках не заслужил такого отношения к себе. И смиряться с подобным не желал. Потому что он нравился Лань Ванцзи и будил в нём те собственнические инстинкты, о которых тот даже не догадывался прежде, из-за чего этого самого омегу хотелось защитить ото всех. А ещё сломать челюсть тому альфе, который посмел его тронуть. А может и чего похуже… И отдавать его совершенно не хотелось. Но не сделать этого все ещё было нельзя.       — Слушай, Лань Чжань, а ты не мог бы меня просто отпустить? — какое-то время спустя сказал Вэй Усянь, подняв свои невероятные серые глаза на Лань Ванцзи. — Я слышал ваш разговор и знаю, что ты должен отвезти меня домой и передать мужу «из рук в руки», но, пожалуйста, не делай этого. Если он пометит меня, я больше ничего не смогу сделать. Ни сопротивляться, ни бежать — вообще ничего! Пожалуйста позволь мне уйти. Дай мне возможность не возвращаться к нему, Лань Чжань.       Лань Ванцзи прикрыл глаза и покачал головой.       — Я не могу.       — Лань Чжань, ну пожалуйста. Неужели я так много прошу? Ты можешь сказать, что я просто сбежал из кабинета ещё до начала процедур, и тебе ничего за это не будет. Ведь омеги обычно так не поступают, а ты в охранники не нанимался!       — Не поэтому, Вэй Ин, — прервал его запальчивую речь Лань Ванцзи. Он сказал это тихо, но на омегу это подействовало даже лучше, чем если бы он на него прикрикнул, и тот послушно замолчал в ожидании продолжения. — У тебя совсем скоро начнется вторая волна течки. И следующие два дня тебя будет постоянно накрывать снова и снова. Тебе нельзя просто взять и выйти на улицу сейчас. Даже если захочешь, ты не сможешь это контролировать слишком долго.       У омеги в таком состоянии и правда не было особого выбора: либо он вернётся прямиком домой, к своему альфе, который позаботится о нём, либо не сделает этого и довольно быстро окажется оттраханным первым попавшимся альфой или альфами. И даже если он каким-то чудом за эти три дня не залетит и не подхватит какое-то заболевание, через месяц это повторится снова. И будет происходить каждый месяц. И пусть в остальное время, благодаря отсутствию метки, если ему удастся спрятаться куда-нибудь подальше от социальных служб и других альф (что вряд ли), он и сможет оставаться более-менее в своем уме из-за относительно управляемого уровня гормонов, каждый месяц на три дня ему всё равно будет сносить крышу. И рано или поздно он скорее всего всё равно попадет в бордель. Или будет снова рисковать залетом и венерическими заболеваниями. А ещё тем, что какой-то альфа шутки ради или по несдержанности его пометит. В таком случае всё станет ещё хуже, чем если это сделает супруг. Потому что омега всю жизнь будет тосковать по альфе, которого скорее всего никогда больше не увидит. Так что, как ни посмотри, а выхода из этого положения не было.       — Мне всё равно! — как-то совсем отчаянно выпалил Вэй Усянь.       Конечно ему было не всё равно, и омега понимал, что это не выход, и что выхода у него нет. Но эта беспомощность и беспросветность давили на него тяжким грузом, лишая воздуха в лёгких и тяги к жизни.       Лань Ванцзи и рад бы ему помочь — ему правда хотелось бы этого — но было уже поздно. Если бы он изначально понимал всю эту ситуацию так, как сейчас, и знал сколь глубоко отчаяние Вэй Усяня, он отпустил бы его ещё до начала лечения. Это было бы против правил, но он сделал бы это. А не усугубил бы положение ещё сильнее собственными действиями.       — Прости.       Вэй Усянь поднял на него удивленный взгляд.       — За что?       — Если бы я не вызвал у тебя течку, ты смог бы сбежать. Хотя бы на время.       — А я разве пытался как-то помешать этому или уйти? — выгнул бровь омега, невесело хмыкнув. — Не стоит брать на себя ответственность за мою несдержанность. Я сам позволил всему зайти так далеко. Не устоял перед соблазном… И, знаешь, я всё равно не жалею. Потому что это было прекрасно. И с тем, с кем нужно… — Вэй Усянь протянул руку и коснулся щеки Лань Ванцзи. Задумчиво погладив её на протяжении десятка долгих, болезненных секунд, омега снова попросил: — Давай сделаем это снова, Лань Чжань. Пусть в моей памяти останется хоть что-то хорошее. Хоть одно осознанное светлое воспоминание, прежде чем всё скатится к черту.       — Ты не будешь это помнить так. Укус все изменит…       — Но сейчас я буду чувствовать это как нужно. Правильно. Хоть раз в жизни! Без омеги и без альфы. Только ты и я… — перебил его омега настойчиво.       — Но я буду… — закончил Лань Ванцзи так, будто и не слышал его слов. — Для тебя все изменится, а я буду помнить и сожалеть о потерянном…       Вэй Усянь неверяще уставился на него, осознавая прозвучавшее признание, но следующие слова Лань Ванцзи не позволили ему как следует разобраться в собственных чувствах на этот счёт.       — А когда ты понесешь от него, я же и буду вести твою беременность. И буду помнить об этом каждую минуту. А тебе станет всё равно…       Глаза Вэй Усяня широко раскрылись. Он двигал губами, не в силах вымолвить и слова, наверное, около минуты, а потом его глаза увлажнились, хоть всё это время — даже в самые сложные моменты он каждый раз сдерживал подступающие слезы, разрешая себе лишь злиться на несправедливость ситуации в целом, и на своего альфу в частности, но не позволяя себе скатиться в отчаяние.       — Лань Чжань… — только и вымолвил омега потерянно, в то время как по его щекам потекли первые слезы.       Лань Ванцзи молчал. Он всё сказал. Раскрыл все карты. Уже ничего не добавишь и не исправишь. А мальчик в его объятиях тихо плакал. И неизвестно что его расстроило больше: то, что он обо всем забудет — точнее вмиг обесценит то, что было для него так важно сейчас, переключившись всей сутью на своего альфу, и разбивая этим Лань Ванцзи сердце, или окончательное и бесповоротное осознание того, что он и правда через какое-то время объявится в этом кабинете, вынашивая ребенка от человека, который был ему сейчас до омерзения противен. Или же все это в совокупности, приправленное ещё и пониманием того, что в будущем его все это скорее всего будет устраивать, как бы дико и неправильно это ни было.       Время болезненно тянулось. Омега молча лил слезы, осознавая всю беспросветность того, что его ожидает, а Лань Ванцзи продолжал поглаживать его по волосам, беспомощно сомкнув веки. Он чувствовал как намокает ворот рубашки, в которую Вэй Усянь уткнулся лицом в попытке остановить поток, хлынувший из глаз, и эта влага с каждой новой каплей лишь усиливала нарастающее ощущение бессилия в груди альфы. Лань Ванцзи буквально только что отказался от близости с мальчиком, чтобы уберечь своё сердце от предстоящей потери, но теперь понимал, что уже опоздал. Его сердце в любом случае окажется разбито вдребезги как только он отпустит омегу. Оно уже отчаянно болело. От сочувствия. От понимания, что ничем не может ему помочь. И от нежелания мириться с этим.       — Укуси меня, Лань Чжань, — вдруг выдохнул одними губами Вэй Усянь.       — Вэй Ин?       Вэй Усянь шмыгнул носом и торопливо стер слезы, а потом поднял решительный взгляд на Лань Ванцзи.       — Укуси меня, пожалуйста. Если мне и снесет крышу, то лучше пусть это будет по тебе. Пусть меня терзает днём и ночью желание порадовать тебя, даже если я никогда тебя больше не увижу. Но, по крайней мере, я точно не захочу этого ублюдка. Или кого-либо ещё. И поэтому я смогу сбежать сейчас, не боясь, что отдамся кому попало… А отсутствие секса переживу как-нибудь. Лучше так, чем…       Эта идея была столь же абсурдна, как и соблазнительна. И до жути пугающа. Даже если забыть о том, что Вэй Усянь совершенно не понимал на что именно напрашивался и сколь невыполнимыми были на самом деле его планы. И как легкомысленно тот сейчас воспринимал те страдания, на которые хотел подписаться. Едва ли это было бы лучше, чем воспылать симпатией к плохому человеку. Тот по крайней мере будет рядом и инстинкты омеги не будут перманентно рвать последнего на части, из-за сопротивления сильнейшей тяге вернуться к «своему» альфе.       — Лань Чжань, ну скажи хоть что-нибудь.       Лань Ванцзи молчал, не зная как всё это объяснить наивному мальчишке.       — Слушай, я понимаю, что будет трудно. Но я справлюсь! Все лучше, чем оставаться с этим уродом всю жизнь!       Лань Ванцзи прикрыл глаза.       — Я знаю, что это противозаконно. Но ты ничем не рискуешь, честное слово. Я найду способ спрятаться. У меня есть кое-какие накопления и я смогу уехать куда подальше. Забьюсь в какую-нибудь глушь. Туда, где никто не будет выяснять, чья именно метка на моей шее. Буду имитировать наличие мужа в конце концов. Если что, скажу, что тот болеет и поэтому редко покидает дом. Я что-нибудь обязательно придумаю… Последствия тебя не коснутся, я обещаю! Иначе я и не стал бы просить о подобном.       — Ты даже не представляешь на какие мучения хочешь себя обречь. Было бы куда проще, если бы я сделал это и умер. Тогда действие метки ослабло бы и она действительно подарила бы тебе свободу, а не бесконечную борьбу с собой.       — Эээ, нет! Так точно не пойдет!       — Но это был бы единственный вариант, при котором ты и правда смог бы уйти.       — Я и так смогу. Как бы сложно ни было, я справлюсь! Как минимум ради того, чтобы помощь мне не навлекла беду на тебя. Этого я ни за что не допущу.       — Это я скорее всего не справлюсь…       Вэй Усянь растерянно уставился на него.       — Но… на альфу ведь это не действует так же? Я имею ввиду, что это мне будет сложно уйти от тебя, ведь это организм омеги настраивается на укусившего его альфу, а в обратную сторону это никак не срабатывает.       — Физиологически не срабатывает. Эмоционально — порой очень даже…       Лань Ванцзи наконец открыл глаза и снова посмотрел на омегу в своих руках. Тот начал понимать, что на самом деле всё не так просто не только для него одного и виновато потупился. Кажется этой причины было достаточно, чтобы он пошел на попятную — видимо Вэй Усянь и правда просил его о помощи лишь потому что был уверен, что сможет не создавать Лань Ванцзи проблем, и совсем не хотел причинять ему неудобств, каким бы отчаянным ни было его собственное положение. Но альфа не собирался давить на его чувство вины и хотел быть с ним честным до конца. После всех откровений Вэй Усяня это было бы более чем справедливо.       — Но я отказываю не поэтому.       Это было чистой правдой. Чего стоит его тоска по этому омеге, если в результате тот сможет обрести свободу, избавившись от ненавистного мужа и сохранив свою неповторимую индивидуальность и независимость? Лань Ванцзи хотел ему помочь и был готов сделать ради этого всё, что в его силах. Но то, о чем Вэй Усянь просил, не дало бы ему желаемого результата в любом случае.       — Почему?       — Потому что тебе не удастся уйти. Я не смогу тебя отпустить… — Лань Ванцзи вздохнул. — Точнее, физически, это мой «внутренний альфа» не сможет. Он уже жаждет тебя так сильно, что я едва его сдерживаю. Боюсь, поставив метку «он» решит, что ты ему принадлежишь. И я окончательно потеряю над «ним» контроль…       — Чёрт, Лань Чжань… Если всё и правда так, и я тебя правильно понял, то мы тем более должны это сделать! — вдруг затараторил омега растерянно и возбуждённо одновременно. — Сбеги со мной! Уедем подальше. Сменим имена. Да что угодно! Наверняка должен быть какой-то выход для нас обоих…       — Нет.       Поняв куда Вэй Усянь клонит, Лань Ванцзи перебил его, не позволяя тому уйти в своих фантазиях слишком далеко. Чтобы не дарить ему бессмысленную надежду, которую всё равно разрушит.       — Даже если бы этот способ был, я бы им не воспользовался и предпочел бы нести ответственность за свои поступки. Но дело не в этом… Мне нельзя тебя кусать.       — Да почему же?       — А ты не думал, что я могу оказаться не лучше него, Вэй Ин? — спросил альфа со всей серьезностью. — Что, если я в каком-то смысле даже хуже? Что, если я закую тебя в кандалы и запру в подвале, чтобы никто и никогда тебя больше не видел, и уж тем более не смел прикасаться каким-либо образом?! Чтобы ты принадлежал только мне одному, полностью и безраздельно… Ты ведь меня совсем не знаешь, Вэй Ин! Да я и сам себя с этой стороны толком не знаю. Но я смотрю на тебя сейчас, и та звериная часть меня, которую я годами держал в узде, вопит и воет, требуя, чтобы я укусил тебя, связал по рукам и ногам, и спрятал ото всех куда подальше, чтобы ты принадлежал лишь мне одному. Я боюсь её, Вэй Ин. Её нельзя подпускать к тебе ни в коем случае.       Лань Ванцзи и правда был ужасно напуган. Он еще никогда не чувствовал своего альфу так сильно. Никогда тот так яростно и отчаянно не рвался с поводка, требуя того, что уже считал своим по праву. И это по-настоящему пугало. Потому что Лань Ванцзи пока совершенно не представлял как контролировать это. Он помнил насколько сильно отец был одержим матерью, и как та была несчастна из-за этого. И чем всё закончилось. Слишком хорошо помнил. И то, что он был практически полной копией своего отца ни на минуту не позволяло ему об этом забыть. Лань Ванцзи и так видел его лицо в зеркале каждый день. Пока только абсолютное спокойствие в золотистых глазах, да волосы как у матери отличали его от того человека, которым он отчаянно боялся стать. Лань Ванцзи всегда панически боялся обнаружить там однажды перекошенное от безумия лицо своего отца.       А теперь в его жизни появился этот омега. Красивый, упрямый, смешливый, искренний и самую капельку коварный. Лань Ванцзи знал его всего ничего, а уже терял голову и контроль над собой, делая непозволительные вещи. Что же будет если он получит над ним полную власть?       Вэй Усянь, тем временем, не просто ломал замок на клетке, в которой до сих пор обитал его «внутренний альфа» — своими словами и поступками он раздвигал её прутья так виртуозно и играючи, что Лань Ванцзи не замечал этого пока не стало слишком поздно. И теперь он отчаянно пытался вернуть всё как было, надеясь удержать раздразненного зверя внутри, пока мальчишка упрямо держал прутья и продолжал тянуть их в разные стороны, пытаясь позволить альфе высунуть не только морду, но и всё остальное тело. И это было плохо. И очень страшно.       Вот только Вэй Усяня всё это, кажется, ни капельки не волновало. Он его внимательно выслушал, нахмурился, задумчиво проведя пальцем вдоль линии своего носа, а потом фыркнул, тряхнув головой.       — Знаешь, что странно, Лань Чжань? Ты вот сейчас говорил всё эти вещи, а я слышал только «Вэй Ин, Вэй Ин, Вэй Ин». Ты пугал меня страшными перспективами, «твой зверь» даже пару раз показал морду во время этой эмоциональной речи, но на всём её протяжении ты ни на секунду не забывал кто я! Ты помнил, что я не какой-то там омега, которого твой альфа желает подмять и растерзать. А именно Вэй Ин, которого вы оба хотите так сильно, что даже боитесь этого… — Вэй Усянь улыбнулся расслабленно и уверенно. — Если ты так пытался отговорить меня, то у тебя не получилось. Даже наоборот — я теперь ещё больше уверен, что сделал правильный выбор.       Лань Ванцзи хотел возразить. Этот мальчишка ни черта не понимал! Он не знал какого зверя может разбудить. Лань Ванцзи и сам в этом не был уверен. Но Вэй Усянь не дал ему и слова вставить: он приложил палец к его губам и продолжил:       — Правильный выбор ещё и потому что я и правда услышал твои слова. И пусть ты несколько преувеличил, чтобы отпугнуть меня, в целом, представленная тобой перспектива… Хм… Открыла мне глаза на то, что я не то чтобы против некоторых вещей. Если это ты, то я готов согласиться… на многое. Уже готов, а на мне ещё нет твоей метки, — губы Вэй Усяня коснулись впадинки под ключицей Лань Ванцзи, после чего тот снова уставился на альфу, забавно дергая бровями. — И не надо смотреть на меня, как на идиота! Я запал на тебя когда мне было ещё двенадцать! А теперь вот узнал, что как человек ты ничуть не хуже, чем я там себе нафантазировал, и… Ничего удивительного, что мне окончательно снесло башню. Так что мое желание заполучить тебя себе вполне оправдано. И продиктовано далеко не только омегой внутри меня, визжащим от восторга после такой чудесный вязки. И не только влюбленным в тебя мальчишкой. Это осознанно принятое решение.       Лань Ванцзи покачал головой. «Осознанно принятое? Да черта с два!»       — Это решение, продиктованное отчаянием, и только. Ты не знаешь каким я могу стать и как сильно рискуешь.       — Ты меня вообще слышал, Лань Чжань? Всё, что я сказал до этого совсем прошло мимо твоих ушей? Если так, то, возможно, я действительно поторопился с выводами касательно тебя! — надул губы Вэй Усянь. — Ты нравишься мне! Если бы у меня вообще когда-либо было право выбора, я не задумываясь всё равно выбрал бы именно тебя. И… Ну не убьёт же меня твой зверь, в конце концов! А со всем остальным мы как-нибудь справимся. Я готов рискнуть!       — Я слышал, — вздохнул Лань Ванцзи. — Но ты всё ещё не понимаешь. Дело ведь не только в агрессии и желании физически владеть тобой. «Альфа» желает тебя на всех уровнях… И укус это всё еще укус. Его действие всё еще «делает из омеги безмозглую куклу», как ты сам недавно выразился. А теперь ты сам напрашиваешься на то, чего так отчаянно избегал. Не вижу где здесь осознанность.       Вэй Усянь недовольно фыркнул. С собственным же аргументом было трудно поспорить. Но он всё равно попытался.       — На самом деле, я не думаю, что в безмозглую куклу превращает сам укус. Скорее это делает альфа, который его ставит… Я изучил кучу литературы на эту тему, пытаясь разобраться, так как меня всегда отталкивала перспектива подобного изменения, но нигде ни слова не говорилось о влиянии самой метки на умственные способности и поведение омеги. Везде четко прослеживалась одна линия: омега становится таким, каким его хочет видеть его альфа, дабы тот был им доволен, и, как следствие, давал ему то, в чем тот нуждается. Так что метка делает омегу скорее «безвольной куклой». Но так уж вышло, что многие альфы, такие как мой… супруг, — последнее слово Вэй Усянь выплюнул скривившись, — предпочитают видеть рядом с собой куклу безмозглую, жаждущую лишь секса, и помешанную на том, как бы получше ублажить своего альфу во всех смыслах этого слова… Так что, теоретически, если ты конечно не пожелаешь видеть меня лишь таким, я смогу остаться почти собой… — омега оперся на его грудь и подтянулся чуть повыше — так, чтобы их лица были совсем на одном уровне и больше не приходилось смотреть на Лань Ванцзи задрав голову. — Поэтому у меня только один вопрос: каким ты хотел бы меня видеть?       — Таким же, — не раздумывая ответил Лань Ванцзи. — Улыбчивым, непохожим, искренним… — альфа невольно улыбнулся, говоря следующее: — Вредным и непокорным.       — Эй! Ты же меня так даже хуже сделаешь!       Впрочем, несмотря на притворное возмущение, Вэй Усянь вдруг рассмеялся. И Лань Ванцзи поплыл окончательно. Улыбки омеги уже трогали его за душу, но смех пронзил сердце насквозь. Он оказался даже лучше того, который Лань Ванцзи смутно помнил. Смех взрослого Вэй Усяня был таким же звонким, настоящим и полным жизни как и в детстве, только сейчас он стал ещё более мелодичным и завораживающим. Этот смех альфа, кажется, был готов слушать бесконечно.       — Ну и каким аргументом ты возразишь мне теперь? — спросил Вэй Усянь все еще улыбаясь, но его голос звучал предельно серьезно.       — А если я потом захочу чего-то иного? Если я тебя… сломаю? — Лань Ванцзи стыдливо опустил глаза и добавил. — Ненасытным и жаждущим я тебя тоже хочу видеть… Что если я потеряю контроль от этой вседозволенности?       — Лань Чжань — Лань Чжань, ненасытным рядом с тобой я и хочу быть! — омега ласково потерся об его нос своим и на долгое сладкое мгновение снова прижался к его губам. Ласково и приятно, так, будто и вовсе не хотел от них отрываться, но осознавал, что сейчас не время. — Я уже ненасытен и без всякой метки…       — Вэй Ин…       — Лань Чжань — ты, в отличие от большинства, по крайней мере задаешься этим вопросом. И я вижу, что ты не хочешь меня ломать, а отказываешь лишь из заботы обо мне, пусть твой альфа и явно против. И я… я тебе верю, Лань Чжань… Я понимаю, что мы на самом деле едва знакомы, и, наверное, это глупо принимать подобные решения так поспешно. Но я чувствую, что ты «мой» человек — именно тот, который нужно. И я готов рискнуть… Надеюсь лишь, что ты испытываешь нечто похожее.       Лань Ванцзи резко сел, всё так же держа омегу прижатым к себе. Тот удивлённо ойкнул и вцепился в него, опасаясь, что альфа оттолкнет его и уйдет. Но Лань Ванцзи не собирался этого делать. Вместо этого он впился в губы Вэй Усяня долгим нежным поцелуем. Он хотел принять решение головой и сердцем, а не инстинктами. И, как он и надеялся, этот чисто-человеческий жест лишенный страсти и животных порывов, полный лишь порывов душевных, успокоил зверя, заставляя того временно умолкнуть.       Оторвавшись от трепетно отвечающего на поцелуи омеги лишь пару минут спустя, Лань Ванцзи тяжело выдохнул и наконец решился.       — Хорошо…       В конце концов не только звериная суть жаждала Вэй Усяня, но и человеческая тоже. Он ведь и сам полностью разделял чувства, озвученные омегой чуть ранее — это был «его» человек. Ради него и правда стоило рискнуть, как бы страшно ему ни было. Лань Ванцзи постарается сделать всё возможное, чтобы история не повторилась. А если почувствует, что начинает терять голову от вседозволенности и идёт по стопами отца, то лишит себя жизни. И тогда омега получит свою свободу, и ни один альфа больше не сможет его ни к чему принудить.       Заслышав ответ, Вэй Усянь счастливо заулыбался, буквально подпрыгивая на коленях Лань Ванцзи. Тревожные размышления альфы ему были недоступны, так что он лишь радовался такому желанному согласию. Снова поцеловав Лань Ванцзи, омега торопливо убрал свои волосы на правое плечо, обнажая шею слева, и наклонил голову в противоположную сторону, зажмурившись в ожидании.       Лань Ванцзи неспешно прошелся взглядом по предложенному месту, оценивая хрупкую красоту тонкой белой шеи и завороженно залипая на взволнованно пульсирующую сбоку венку. Он очень хотел коснуться нежной кожи губами ещё когда брал омегу, но тогда запретил себе, посчитав это запретным. Сейчас же он собирался сделать что-то куда более запретное и предосудительное, по сравнению с чем этот жест был уже почти мелочью. К тому же, совсем скоро этот омега станет его и он получит на подобное полное право, пусть за это и последует расплата. Но потом никто не сможет запретить им быть вместе. Это был, пожалуй, единственный случай когда украденное можно было забрать себе. Иначе это было бы слишком жестоко по отношению к омеге, который в данной ситуации априори выступал жертвой, так как был слабее и в любом случае не смог бы воспротивиться «насильно» укусившему его альфе. Его желание или нежелание в расчет не бралось. Так что развод с не-пометившим его супругом был омеге гарантирован.       Но последствия будут потом. А пока у них было ещё немного времени, которое альфа не хотел упускать. Поэтому Лань Ванцзи не стал больше отказывать себе в желаниях и приник губами к изгибу тонкой шеи. Омега вздрогнул и невольно напрягся, но ощутив на коже нежный язык вместо острых зубов тихонько ахнул и немного расслабился.       Лань Ванцзи никак не стал комментировать его испуг и лишь сосредоточил всё своё внимание на поцелуях. На сладком запахе и вкусе кожи. На потяжелевшем и участившимся дыхании над ухом. На тихих постанываниях разомлевшего от очередной новой для него ласки мальчика. Альфа прослеживал языком и легкими дразнящими укусами каждую впадинку, каждую венку, не пропуская ни одной даже самой маленькой родинки.       — Лань Чжааань… — хрипло позвал омега, еще сильнее подставляю шею. — Ты будешь меня кусать или передумал и собрался взамен выполнить мою изначальную просьбу?       — Не передумал. Наслаждаюсь.       — Ммм… тогда ладно. Можешь делать со мной всё, что захочешь.       Лань Ванцзи длинно мазнул языком вдоль соблазнительной впадинки на ключице и легонько куснул омегу за ушко.       — А ты всё ещё хочешь этого? Попробовать без метки и течки. Без альфы и омеги. Только мы с тобой.       — С тобой я по-всякому хочу, — хитро улыбнулся Вэй Усянь. — Но если это наш единственный шанс попробовать, конечно я не прочь им воспользоваться. Чтобы иметь с чем сравнивать потом. Знать грань между омегой и человеком. Но получится ли?       — Не знаю, — честно ответил Лань Ванцзи. — Попробуем начать без них, а там увидим.       Вэй Усянь закивал и приоткрыл губы, обхватывая лицо Лань Ванцзи ладонями и притягивая к себе. Тот не стал игнорировать приглашение и приник к ним в глубоком, мокром поцелуе. Пошлом, но пока вполне человеческом.       В этот раз они целовались действительно долго. Не забивая свои головы лишними запретами и позволяя себе наслаждаться каждым мгновением и прикосновением, разделяя и смакуя ощутимую в каждом жесте, вздохе и взгляде взаимность. Лань Ванцзи обнимал своего мальчика за талию, прижимая близко-близко, а тот временами нетерпеливо ерзал на его коленях, потираясь промежностью.       На самом деле внизу у них творился полнейший беспорядок: они оба были измазаны в смазке Вэй Усяня и семени Лань Ванцзи после произошедшей вязки. Неснятые до конца штаны последнего так вообще оказались в плачевном состоянии и при первой же возможности были с трудом (из-за нежелания разъединяться) стянуты вместе с бельем и отброшены куда-то на пол, вслед за давно оказавшимся там пледом. Вэй Усянь лишь проводил их весёлым взглядом и сразу же обхватил ладонью член Лань Ванцзи, подставляя губы для очередного поцелуя. Его собственный член стоял не менее крепко и он то и дело потирался им о твердый пресс Лань Ванцзи, шкодливо улыбаясь при виде того, как пачкает ему живот своим предэякулянтом. Но Лань Ванцзи не имел ничего против. Он млел от удовольствия при виде этой улыбки, сцеловывал ее с мягких губ и наслаждался неумелыми ласками маленькой ладошки на собственном естестве. Вэй Усянь своими действиями его скорее дразнил и распалял, чем приближал к чему-то, но это уже было чудесно, и Лань Ванцзи был не прочь растянуть это на подольше. Сам он всё это время наслаждался свежеобретенным дозволением касаться омеги где ему вздумается и трогал везде, где только мог. Начиная от тонкой изогнутой спины, и заканчивая соблазнительными бедрами и изящными лодыжками. Кожа под его ладонями была гладкой и нежной — одно удовольствие трогать её снова и снова. Лань Ванцзи очень хотелось бы проследить все возможные маршруты на этом теле губами и языком. Особенно внутренние стороны бедер Вэй Усяня, от одних лишь прикосновений к которым дыхание того учащалось и в нем проступали скулящие нотки. Лань Ванцзи был уверен, что так им обоим понравится даже больше. Но на это ещё будет время. Поэтому он сместил руки выше, сжал мягкую попку и аккуратно погладил пальцами между ягодицами мальчика. Тот поощрительно замычал ему в рот и выпятил её чуть сильнее, демонстрируя согласие и готовность. Лань Ванцзи же не торопился, и так и продолжил обводить вход пальцами, разрываясь между желанием как следует приласкать его и сомнениями на тему того, стоит ли им вообще заходить до конца сейчас.       Лань Ванцзи всегда ограничивался максимум одним разом со своими пациентами, из-за чего вторую волну течки омеги встречали уже со своими альфами, которые их метили, что и завершало трансформацию, делая омег «полноценными», благодаря чему их организмы начинали работать как нужно и выделять смазку каждый раз при возбуждении. В случае омег непомеченных, Лань Ванцзи знал, что эти изменения завершались к концу первой течки. Но вот сейчас он впервые имел дело с непомеченным омегой, как раз находящимся в первой течке, в перерыве между её наплывами, и был несколько растерян. Потому что Вэй Усянь определенно был твердым и текущим спереди, но сзади смазку не выделял. Это было в принципе логично, если подумать, но Лань Ванцзи на эту тему раньше как-то особо не размышлял. Омеги и так были жадными и ненасытными во время течек, из-за чего их альфы за эти три дня наверняка оказывались в достаточной степени пресыщены сексом, чтобы не лезть к ним ещё и между волнами. По крайней мере в первую течку. Ну или кусали их практически сразу как только это можно было сделать. Так что мысль о подобном опыте, ввиду отсутствия такой необходимости, в голову Лань Ванцзи даже не закрадывалась. А теперь он не совсем понимал, что ему стоит делать. В принципе, отверстие было ещё достаточно влажным благодаря выработанной ранее естественной смазке и пролитому внутри семени. Да и после недавнего секса и вязки проникновение вряд ли окажется действительно болезненным. Но будет ли это приятно Вэй Усяню, если тот совсем не испытывает с той стороны никакого возбуждения теперь?       — Лань Чжань, ты ещё долго будешь меня дразнить? — отвлёк его от размышлений омега, намекающие сжимая и разжимая колечко мышц под пальцами Лань Ванцзи. — Вставь их уже. А лучше сам войди. Не тяни, а то такими темпами вторая волна течки начнётся, а мы так и не успеем ничего распробовать и понять.       — Ты уверен?       Лань Ванцзи аккуратно протолкнул внутрь палец на две фаланги. Вэй Усянь невольно задержал дыхание, но дёрнул попкой навстречу.       — Да. Я хочу тебя.       Это прозвучало достаточно искренне, чтобы заставить Лань Ванцзи отбросить последние сомнения. Он убедился, что отверстие все ещё влажное и расслабленное после первого раза и, приподняв бедра мальчика, проник в него сначала головкой, а потом медленно потянул вниз до тех пор, пока тот не оказался плотно усаженным на него. Вэй Усянь тихонько вскрикнул когда это произошло и устало привалился к его груди, тяжело дыша. Лань Ванцзи обеспокоенно приподнял его лицо и встретился взглядом с двумя бездонными омутами. В уголках серых глаз блестели капли влаги.       — Вэй Ин?       — Всё хорошо. Просто дай мне минутку.       Лань Ванцзи принялся целовать увлажнившиеся щеки и Вэй Усянь тут же заулыбался.       — Просто так ты ощущаешься ещё больше. Или это я пока не привык к твоим габаритам. Не волнуйся, Лань Чжань.       Лань Ванцзи покивал и продолжил целовать. В мягкие теплые щеки, влажные тонкие веки, острый маленький нос, родинку под нижней губой. Вэй Усянь уже было потянулся за настоящим поцелуем, но Лань Ванцзи, бесцеремонно ухватив его за подбородок, потянул его вверх и приник губами прямо под ним. Спустился цепочкой коротких поцелуев вдоль шеи вниз, до солнечного сплетения, пока не услышал тихие постанывания омеги. И только тогда легонько качнул бедрами, делая первый, пробный толчок внутри горячего тела.       — Ааах, Лань Чжань… — Вэй Усянь выгнулся, откидываясь спиной на поддерживающие его руки и несмело поддаваясь бёдрами навстречу. — Давай…       Лань Ванцзи с удовольствием воспользовался этим разрешением, медленно скользя внутрь и наружу, насаживая на себя бережно, но каждый раз до упора. Член скользил в принципе гладко, но из-за меньшего количества влаги двигаться было несколько сложнее, чем в прошлый раз. Будто отверстие стало более тугим и не так охотно поддавалось проникновению. По-хорошему нужно было прекратить или встать и поискать неизвестно куда закатившуюся смазку, но на подобное самообладания Лань Ванцзи уже не хватало. Тем более, что Вэй Усянь не выражал и малейших признаков недовольства происходящим, покорно отдаваясь ему и едва заметно подмахивая подрагивающими бедрами. Только попкой порой сжимал слишком сильно, если Лань Ванцзи по несдержанности срывался на резкое движение или немного ускорял темп. Это его собственно и притормаживало, немного остужая его пыл и выгоняя заводящегося от происходящего «внутреннего альфу», которому тоже хотелось урвать себе кусочек удовольствия. Вот только дискомфорт омеги видимо был тому совсем не по вкусу и обнаружив его «альфа» мгновенно успокаивался, позволяя человеческой части разбираться самой.       А «человек» пытался быть максимально аккуратным, беря Вэй Усяня неспешно и насколько мог нежно. Его губы вернулись на многострадальную шею и ключицы Вэй Усяня, исследуя их и помечая маленькими бордовым пятнышками. Когда представшая перед глазами картина полностью удовлетворила его взор, Лань Ванцзи опустил глаза ниже и прикипел взглядом к маленьким бусинкам сосков.       Вэй Усянь, и без того надрывающийся стонами от непрекращающихся ласк, ими же и захлебнулся когда Лань Ванцзи сопроводил очередной глубокий толчок с настойчивым посасыванием чувствительного острого комочка на его груди. Бедра мальчика отчаянно задрожали, а он сам тоненько и жалобно заскулил, но Лань Ванцзи продолжил увлеченно терзать его языком, не прекращая размеренно вдалбливаться в тесное горячее отверстие.       — Лань Чжааань…       От этого голоса и без того долго терпящего Лань Ванцзи понесло далеко за край. Он резковато толкнулся раз-другой и кончил, выскользнув наполовину и чудом удержавшись от соблазна вставить разрастающийся узел. Вэй Усянь то ли жалобно, то ли возбужденно хныкнул, потянулся к своему члену и пару торопливых движений спустя излился Лань Ванцзи на живот, сжимаясь на все ещё твердой и чувствительной после оргазма головке члена альфы.       Лишь через несколько минут Лань Ванцзи пришёл в себя достаточно, чтобы извиняющееся поцеловать мальчика в блаженно улыбающиеся губы.       — Ты как?       — Потрясающе.       Вэй Усянь заулыбался ещё шире, обнимая его за шею.       — Почувствовал разницу? — осторожно поинтересовался Лань Ванцзи.       — И да, и нет, — задумчиво покусал губу мальчик. — Это был определенно «я» — сознание было на месте, но хотел я тебя ничуть не меньше, чем в первый раз. И хорошо было почти так же. Разве что… стало чуть больше «трения»…       — Было больно? — забеспокоился альфа, перебивая его.       — Нет. Да. Немного… — признался Вэй Усянь со вздохом, ясно дающим понять, что он уже жалеет о том, что проболтался. — Это просто ощущалось несколько острее, что-ли. На грани… Но я не сказал бы, что это было плохо. Просто иначе и… не настолько чувствительно-сладко сзади, как в прошлый раз… Но потом я увидел, как у тебя горят глаза и как тебе хорошо внутри меня, и от этого я вдруг так завелся, что даже это стало по-своему приятно. Я так хотел чтобы тебе и дальше было хорошо со мной, что мне и самому вдруг стало так чудесно… Это было не совсем как в прошлый раз. И кончил я по-другому… Так тоже было круто — ты не подумай! Но тогда ощущалось немного… иначе. Будто сзади я тоже излился…       — Полностью созревшие омеги так и чувствуют всегда. И ты сможешь по окончании первой течки. Или же после укуса, — успокоил его Лань Ванцзи.       — О, хорошо, — обрадовался Вэй Усянь. — Потеряю разум, но хоть получу двойные оргазмы взамен.       Лань Ванцзи хотел было возразить, но услышав заливистый смех, передумал спорить. Лишь прижал шутника поближе, поглаживая его по волосам.       — А как поживал «твой альфа»?       — Почти не лез. Может потому что не ощутил «твоего омегу» и его феромоны, а может почувствовал, что тебе не очень приятно и испугался. Я пока не уверен.       — Эй, мне было приятно! Может немного больно в начале, пока не привык. Но потом было вполне… приемлемо. И мне всё равно это понравилось!       Лань Ванцзи покачал головой. Он был пока не совсем уверен было ли всё правда так, или Вэй Усянь всё же несколько приукрашал, чтобы не оставлять у альфы неприятного впечатления об этом опыте. Лань Ванцзи когда-нибудь вытянет из него правду на этот счёт.       Но сейчас пора всё-таки омегу присвоить. Пока никто их не прервал и есть возможность.       — Ты готов?       Вэй Усянь сразу же его понял и кивнул.       — Давай уже.       — Куда ты хочешь?       Вэй Усянь неуверенно покусал губу, отводя взгляд.       — Разве обычно оставляют не на шее?       — Функционально место значения не имеет. Метка в любом случае будет работать — твой запах изменится и по нему можно будет понять кто твой альфа. А ещё она оставит небольшой шрам.       Вэй Усянь сглотнул и принялся теребить ворот рубашки Лань Ванцзи, смотря на свои пальцы и лишь искоса поглядывая на него при своем вопросе:       — А где её хочешь оставить ты?       Лань Ванцзи задумался. Поведение Вэй Усяня было странным и альфа не мог понять, что не так, и почему тот избегает его взгляда. Вспомнив как омега вздрогнул когда думал, что он его укусит, альфа нахмурился. Вэй Усянь хотел укуса, но…       Лань Ванцзи слегка отстранился, внимательно осматривая сначала присмиревшее лицо омеги, а потом его шею и ключицы. Подумав немного, он запустил пальцы в растрепанные волосы омеги и принялся стягивать их в высокий хвост, который подвязал его же алой лентой.       — Повернись.       Вэй Усянь удивленно моргнул и перекрутился, усаживаясь на столе спиной к нему. Когда пальцы Лань Ванцзи ненавязчиво пощекотали его вдоль загривка, он наклонил голову вниз, неуверенно хихикая.       — Какие интересные у «твоего альфы» повадки… Для полной картины «он» должен был это сделать пока брал меня.       — «Он» и хотел, — честно выдохнул Лань Ванцзи. «Альфа» заприметил эту дивную холку сразу же, как омега оказался на четвереньках. Но «человек» выбрал это место по другой причине. — А я хочу, чтобы ты был лишен постоянного напоминания о своей несвободе, маячащего перед глазами… И здесь она будет видна лишь мне одному. Если только ты не пожелаешь показать её кому-то намеренно.       Это было правдой. Омегам часто ставили метку на самом видном месте, из-за чего ту было сложно не заметить при общении с ними. С точки зрения Лань Ванцзи в этом было что-то отталкивающее. Это виделось им как ошейник с именем хозяина на шее кошки. Или клеймо на боку коня… В этом вроде не было ничего такого — формально метка являлась символом замужества, и почему бы не показывать её всем вокруг? Но ведь альфы ничего подобного на себе не носили: это было односторонне. Из-за чего оставленные подобным образом метки ассоциировались у Лань Ванцзи скорее с ошейниками, напоминающими о несвободе одних лишь омег, нежели с символикой брака.       — Ох, Лань Чжань…       Вэй Усянь взволнованно умолк, но Лань Ванцзи слышал как тот часто дышит. Справившись с эмоциями, омега заговорил:       — Лань Чжань, твою метку я носил бы с гордостью. Но… спасибо, что позволяешь мне это. Я в любом случае о ней не забуду, и скрывать тебя ни от кого не собираюсь, но мне нравится мысль о том, что это только для нас двоих.       — Ты поэтому волновался, предлагая мне выбирать?       Вэй Усянь повернул голову к нему.       — Я не хотел тебя обидеть отказом носить её на шее. Боялся, что ты можешь неправильно понять моё нежелание иметь её на видном месте.       Лань Ванцзи покачал головой, вздыхая.       — Ты отдаешь и доверяешь мне всего себя и при этом боишься попросить о такой мелочи?       Вэй Усянь хихикнул, смущенно отворачиваясь.       — А тебе обязательно озвучивать вещи так, чтобы я почувствовал себя идиотом? Я думал ты только смотреть так умеешь…       Лань Ванцзи ничего не ответил. Только дождался пока омега нахихикается, прежде чем уточнить:       — Это место тебя точно устраивает или предпочтешь иное?       — Я подумывал о чем-то вроде лодыжки или предплечья — что всегда под одеждой, но твой вариант мне нравится гораздо больше. Так даже на пляже не буду светиться. А еще…       — Что?       — Думаю, это горячо. Кажется мой омега в тот раз хотел, чтобы его прихватили зубами за холку.       Лань Ванцзи шепнул ему на ухо:       — Хочет — получит.       И укусил.