Своя

      Иида ничего не говорит, натянуто улыбается, просит не беспокоиться о нём. И мне это не нравится. Я тоже вру, когда мне плохо, так что его слова заставляют волноваться ещё сильнее. Ловлю за руку, заглядываю в лицо. Глаза у него уставшие, тревожные, не улыбаются. Прошу его попросить у кого-нибудь, да даже у меня, помощи, когда будет готов принять её. Я прибегу и помогу, выбью кому нужно за него зубы, просто выслушаю, сделаю всё, что будет в моих силах. Староста резко поворачивается, сгребает в объятия, сдавливает, уткнувшись лицом в плечо. Дыхание горячее, неспокойное, мокрое. Тихо мурлычу, глажу его по спине, терплю тесную хватку, мешающую дышать. Что же с ним приключилось, если он так мечется, тревожен. Отпускает, на меня не смотрит, благодарит и уходит. Надо узнать, может Изуку или Очако что-нибудь знают. Но те заняты, бурно обсуждая агентства, полные энтузиазма. И шага сделать в кабинет не успеваю, как оказываюсь похищена англичанином. Тот весело смеётся, держит меня, как игрушку, на вытянутых руках. Перекладывает на плечо, открывает дверь учительской, все преподаватели смотрят с полным скепсисом. Наконец шок сходит, брыкаюсь, упираюсь в него всеми лапами. Держит меня за талию и кажется вообще веселится. Откидываюсь назад, тянусь руками к полу и перекатываю за собой нижнюю часть тела, падаю на все лапы.        — Да ладно тебе, не смотри так, — отмахивается, спокойно уходит, как будто ничего не произошло.        — Нос откушу, честное слово, — рычу, провожая его взглядом, пячусь к двери.        — И умру девственником, — кивает блондин уже спрятавшись в бумагах, что-то там записывая и вечёркивая.        — Это я тебя позвал, — привлекает к себе внимание Сотриголова, подзывает пальцем. Послушно подплываю к нему, успокаиваясь, привычно нюхаю содержимое чашки. — По поводу героев, позвавших тебя к себе в агентство. Нужно, чтобы ты молчала о них, если согласна пойти.        — Они где-то в учебном плане, это сюрприз? Только не говори, что они слишком крутые для стажировки первогодки? Нет, это конечно логично, самые лучшие герои, но уверена, что Тодороки позвал Старатель. Хотя да, отец и сын, меня же с Кошечками связывает только хвост, — рассуждаю, не упуская возможности восхвалить своих любимок, пока учитель цедит кофе, устало смотрит в монитор. Тянет мне свежераспечатанный листок.        — Так понимаю, ты уже определилась. В общем, молчи о всей стажировки, будь хорошей девочкой. Подпись и расшифровку здесь, — тыкает пальцем, даёт ручку. Быстро оставляю закорючку, больше похожую на кляксу.        — Ты считаешь их лучшими? — недовольно, даже несколько обиженно тянет англичанин. Поднимаю на него глаза, возвращаю к документу, снова читаю названия агентства.        — Ну, они спасли моих родителей и меня, так что да, самые самые. Для меня, во всяком случае, — улыбаюсь, предвкушая, каково будет поработать со своими героями. Передаю бумажку обратно Айзаве и замечаю рыжую шерстинку у него на рукаве. Снимаю, рассматриваю, нюхаю. — Это что?        — Волос? — скептично поднимает бровь, хлебает кофе. Злит меня. Хватаю его за руку, обнюхиваю рукава, особенно локти, ведь как представитель ловкой нации знаю, на них удобно оставлять метки. И как и ожидалось, пахнет чужими хвостатыми. — Что ты делаешь?        — Это мой вопрос. Почему от тебя пахнет какими-то кошками? — он чуть хмурится, отставляет чашку, забирает у меня видимую улику. Учителя следят за ситуацией с интересом зрителя в кино. Обвожу их взглядом, бью хвостом об пол, звонко, громко. Наклоняюсь к нему ближе, упираюсь на подлокотники. — Гладил каких-то помойных блохастиков?        — Более чем уверен, что у них нет паразитов, — усмехается, но от него уже начинает пахнуть беспокойством. Плечи напряглись, выпрямился, чувствует себя неуверенно.        — Ухоженные значит. И много-то как, разных мастей. Серьёзно? Ты ходил в кото-кафе, когда ровно под боком я? — шерстяной отросток гневно виляет, задевает бумаги. Стёрка хлопает рукой по столу, ловит их и на этой ноте сваливаю, тихо закрыв дверь.       Недовольная почти до злости пробираюсь в класс, мимо одноклассников, на своё место. Следом входит Эктоплазм, все бегут к своим партам и Момо вздрагивает, пугается меня. Тут же извиняется за свою реакцию, пытается объяснить, что просто не заметила, как я здесь появилась, но быстро умолкает, внимательнее всматриваясь в моё лицо. Улыбаюсь ей, взглядом указываю на учителя, как бы говоря, сядь, урок начался. Через десять минут ко мне попадает записка, где ребята спрашивают, всё ли хорошо. Киваю им, не отвлекаясь от примера, пряча бумажку в карман пиджака. Но они видимо не верят, спрашивают меня всё большим количеством огрызков тетрадей, уже просто шёпотом. Кидаются ко мне с началом перемены, сыпят вопросами и странными предположениями. Что кто-то ко мне грубо подкатил или Монома из параллели снова лезет, а может в столовке закончилось молоко, хотя, что если меня перестали пускать в учительскую. Усмехаюсь, сверкаю клычками, отпиваю из припасённого шоколадного лакомства. Мои ответы они не слышат, пускай гадают, если так интереснее. Всё равно вряд ли хоть один предположит, что мне изменяет с другими кошками МОЙ комфортный человек. От этой мысли злюсь ещё больше, топя в этой жгучей эмоции обиду и страх, что я просто всё это выдумала, что слишком навязчивая, что он устал от меня. Такаями пытается успокоить, перезаплетает мне волосы, пока хладнокровная гипнотизирует взглядом. Подмигиваю ей, улыбаюсь и лягва бьёт в лоб языком. Тут же подскакиваю, бью друга макушкой в клюв, пытаюсь повернуться и извиниться, но тут же путаюсь в лапах, тупо падаю.        — Какой же хуёвый день, — тяжко вздыхаю, поворачиваю голову в сторону. А там Бакуго, ручку поднимает, смотрит на меня в ответ. Показываем друг другу фак, синхронно поднимаемся. — Ты в порядке? Не сильно стукнула?        — Всё нормально, но будет чудесно, если ты больше не станешь так делать, — кивает ворон, сохраняя абсолютное спокойствие. Хлопает пару раз между ушей, поворачивается на Полночь и тихо уползает на своё место.       Женщина подмигивает, возможно мне, возможно кому-то ещё, сладко тянет слова, начинает урок. Утыкаюсь в учебник, плыву взглядом по тексту, а в голове мысли трещат, как ветви в костре. Чувствую себя преданной. Мне он внимание не уделяет, но вот к всяким кошакам ходит. Я недостаточно ласковая? Мех не такой мягкий? Мало играю? Недостаточно позволяю себя трогать? Плохо проявляю дружбу? Почему? Правда не понимаю, что не так. Неужели из меня плохая кошка? Да ну, бред какой-то. Кусаю кончик хвоста, болезненно смыкая на позвонках клыки. Если бы предъява была основана на суеверие, что приношу беды, тогда бы ещё поняла. Было бы конечно очень больно, но хотя бы логично, не ново. Но он вроде в такое не верит, так в чём же проблема? Что могут они, чего не могу я? Наблевать на ковёр и обоссать тапки? Не стану таким гордиться, но вполне способна.        — Мори, побей его потом, а пока прошу, вернись к уроку, — чуть смеётся, просит женщина. Уши реагируют первыми, пристыженно опускаются в стороны.       Одноклассники тут же впитывают новую информацию, тихо перешёптываются, обмениваются взглядами. Чувствую, как жар нагревает щёки, прячусь за книжкой, пытаясь вникнуть в суть занятия. Со звонком Мина тут же подлетает, чуть не сшибла бедного Тодороки, хватает меня за плечи и просит всё рассказать. Про кого говорила преподавательница? Кто-то из учителей? Или у меня есть парень, о котором я не говорила и который где-то провинился? Выворачиваюсь из её рук, скачками пробираюсь к выходу, напоминаю, что сейчас между прочим столовка, пора жрать. Аояма вот, уже сыр себе нарезает. У него зависимость что ли? И это точно сок в бокале? Ладно, потом узнаю. Кабинет пустеет, все мчатся за едой. Подбиваю Бакуго на перегонки, тот лишь фыркает, что это для детей. Шлёпаю его по заднице и тут же мчусь прочь со всех лап, потому что парень уже летит мстить на матерной тяге. Торможу у входа, псина спотыкается об меня, делает сальто и оборачивается, злой, немного удивлённый. Морщусь в ответ, не желая пояснять причину своей остановки, утаскиваю его за собой, в толпу голодных школьников. Рычит мне в ухо, бесится, нагнетает. Прошу его заткнуться, пока не кусила, он тут же парирует, чтобы я не вымещала на нём своё дерьмовое настроение.        — Хочешь какой-нибудь десерт? — он смотрит на предоставленные варианты, тыкает в булочку Шу с крем-брюле. — О, у нас схожие вкусы.        — Заткнись, — тут же агрится. Клянусь, он однажды начнёт лаять и откусит мне хвост. — Если скажешь кто, я побью его.        — Оу, ты такой милашка, знал? — расплываюсь в улыбке, обвиваю его ногу хвостом, трусь об плечо. Знаю, что его это бесит. — Спасибо за заботу.        — Пф, пиздуй давай, — точно старый дед. Ворчит чаще, чем молчит.       Подталкивает меня и как только получаю еду, запихивает пирожное себе в рот. Капец у него пасть распахивается. Ну точно псина, мой кулак влезет. Предлагаю ему это проверить и тут же чуть не оказываюсь взорванной ко всем чертям. Убегаю за наш столик, лавируя между подростками, с наслаждением ссыпаю в рот фруктовый салат. Сыплю в томатный сок по щепотке перца и соли, размешиваю, сталкиваюсь с лицами друзей. Непонимание, шок, отвращение. Ой, отстаньте, у каждого свои тараканы. Может я извращенец, откуда знаете. Их взгляды становятся не читаемыми, не могу определить эмоцию. Отворачиваются, смотрят в свои тарелки, Денки вздрагивает, когда я отпиваю. Минета не выдерживает, просит вытворять подобные непотребства хотя бы не при всех. Нифига себе, и это он мне говорит. Из-за импровизированной перегородки выглядывает знакомая рожа, блондин ехидно улыбается.        — Скажешь хоть слово, заставлю выпить, — приподнимаю стакан, чтобы увидел. Монома морщиться, ухмылочка исчезает, уползает обратно. — Чем он вам так не нравиться? Полезно, между прочим.        — Какая же ты чокнутая, — вздыхает Джиро, спокойно поедая сельдерей. И она ещё что-то мне говорит.       Замечаю Айзаву, зевающего в рукав, рядом болтает Хизаши, весело размахивая руками. Недовольно дёргаю носом, тут же чувствую обиду снова и покидаю ребят, отношу поднос на мойку. Слежу за ним, прячась в толпе и отворачиваюсь, стоит нашим взглядам встретиться. Не хочу с ним разговаривать. То есть хочу, но ещё злюсь. А если прощу так быстро, даже не обсудив, не услышав его оправдания и извинения, подведу кошачью натуру. Не этому меня Ясу учила. Я дала понять, что мне не понравилось, теперь пускай сам всё разруливает. Отшатываюсь в сторону, становлюсь на все лапы, смотрю на мужчину, пытающегося поймать меня за руку. Вздыхает, прячет нижнюю часть лица в лентах, сверлит взглядом.        — Подойди ко мне, — подманивает пальцем. То есть это он проебался, но подходи я?        — Кошечек своих так подзывай, — фыркаю, показываю своё недовольство. Опускает руки, шагает на меня, прижимая к стенке, заставляет встать на ноги. Не люблю, когда надо мной нагнетают. Взгляд хмурый, мрачный и мне это не нравится. Хочу его подбодрить, поднять настроение, но сдерживаю себя.        — С таким характером точно девственницей помрёшь, — усмехается, чуть теплеет и я не могу не отзеркалить его эмоцию.        — В этом мы похожи, знал? — тут же осекаюсь, понимаю, что дала слабину. Разворачиваюсь и сваливаю от него.       Мне не нравится, что он может выбить себе прощение одним только присутствием, потому я избегала его. Да, тогда он вцелом не сможет извиниться передо мной, но это только пока не соберусь с мыслями. И, если честно, его действия мне льстили. Он не бегал за мной, не преследовал, просто когда пересекались, стремился подойти. Не давил своим присутствием. Мне нравится его спокойствие. Оно убеждает, что я выбрала правильного человека, а не какого-то маньяка сталкера, каким становится всякий человек, стоит животному на него обидеться. Да, мы любим, когда нам уделяют внимание, но не попытки выловить в каждом углу. Такое пугает и прячемся уже чтобы просто спокойно посрать. А также, то, что он не бросил идею поговорить со мной в целом, успокаивает, обнадёживает, что я всё же ему нужна, моё присутствие не злит его, не утомляет. Значит причин ходить к другим кошкам должно быть ещё меньше. Мина игриво улыбается, просит потом рассказать всё в нашем девичьем чате. Подружки стоят рядом с ней и даже Яойроза выглядит заинтересованной. Сложно. Послать их не могу, но и объяснить свои дружеские взаимоотношения с учителем будет сложно. Не хочу, чтобы они думали, что у нас друг к другу особое отношение и это может как-то повлиять на обучение. Помимо того, что я вечно ошиваюсь рядом с преподами, о чём итак все вкурсе, стараемся не выносить это в учебное время. Урарака чешет за ушком и от этого становится спокойнее, крепнет уверенность, что им можно доверять. Ладно, может и расскажу. Прощяюсь с ними, отпираю медпункт своим личным ключом, привычно кидаю сумку к столу. Наставница видимо вышла, в кабинете никого нет и немного душно. Включаю кондей, достаю своё недобитое шоколадное молоко, и попивая его через трубочку, подготавливаюсь к уроку. Заново читаю свои вопросы, пометки и формулирую в голове, как объяснить, что именно не поняла.        — У меня урок, не мешайся, — морщусь, даже не оборачиваясь, определив Сотриголову по звуку шагов.        — Шузенджи-сан была вынуждена срочно уехать в больницу, — тихо, немного хрипло. Значит, недавно проснулся. — Не уверен, что смогу помочь тебе, если конечно, вы не проходите оказание первой помощи.        — Увы, тема последней недели, формацевтика и яды, — усмехаюсь, отворачиваясь от него, с печалью смотря на тетради. Обидно, я была настроена сегодня позаниматься. А так придётся вернуться в пустой дом раньше.       Убираю материал обратно в сумку, анатомички в полку и на замок. Выливаю специально заваренный для старушки чай, мою чашку, в заведённых для меня перчатках. Выключить комп, толкнуть Стёрку за дверь, запереть медпункт. Снова открыть, выключить кондей, опять поворот ключей. Айзава становится рядом, отбирает сумку и хватает за кисть, тащит за собой. Это что вообще такое? Вырываюсь, пытаюсь разжать пальцы, но, конечно же, его это мало волнует. Да хотя бы возьми по другому, неудобно же! Бью его в нерв, освобождаюсь, тут же вылизываю шерсть. Придурок, весь мех мне измял. Недобро смотрим друг на друга, послушно иду следом. Он сейчас серьёзен, мне сбежать будет сложно, если вообще возможно, да ещё и тетради забрал. Ни слова не говорит, я тоже молчу и если честно, это совсем не напрягает. Его тишина уютная и мягкая. Покупает себе кофе, мне томатный сок из автомата и всё без единого звука. Становится любопытно, что он задумал, куда ведёт. Ещё интереснее оказаться на станции, где с меня не спросив ни монетки, взял два билета. Спокойно заходит в поезд, не беспокоится, что я свалю и полностью прав, послушно сажусь у окна. Хотелось бы облокотиться на него, лечь на плечо или даже колени, но меня засекли ещё на улице, наблюдают. Некоторые личности даже пытаются заговорить, на что вынуждена натянуто улыбаться, избегая взгляда. Снимаю пиджак, пряча сбоку от себя, Айзава тут же выключает кондиционер, прикрывает глаза. Какая-то девушка оборачивается с передних кресел, в наглую фотографирует меня и от этого внимания становится совсем некомфортно. Стёрка прекращает дремать перегибается через спинки к придурошной и тихим, но весьма грозным голосом напоминает о личных границах, что мне может быть неприятно, а доставление неудобств другим людям по идее может дать ему право, как герою, отобрать устройство и лично удалить материал. Она жалобно пикает, скомкано извиняется и сбегает в другой вагон. Дьявол побери, этот мужчина только что, не видя, понял что мне фигово и спас. Ещё немного и будет так же идеален, как Кошечки. Теперь уже не беспокоюсь о ненужном внимание, лезу к нему, обнимаю за руку, прячу лицо в лентах. Комфортный, спокойный, сильный, безопасный. Вдыхаю поглубже, погружаюсь в дремоту, чувствуя себя уютно и защищёно. Будто дома, в одном из своих лежаков, а рядом мама с папой. Одна станция, другая, третья, скорость, чужие разговоры. Подскакивает, тащит за собой, двери закрываются за спиной. Чуть не проспали свою остановку.        — Надеюсь это похищение, а не свидание, — фыркаю, вчитываясь в название города. И какого чёрта мы сюда припёрлись?        — Я не мазохист встречаться с кем-то, у кого такой несносный характер, — закатывает глаза, но в целом, само лицо никак не выражает эмоции.       Кривляюсь за его спиной, смотрю на время. Уже весьма поздно, а мы где-то хер знает где и пускай завтра выходные, я хотела ещё позаниматься перед сном. Но послушно топаю следом, сдерживаюсь, чтобы не ухватиться за его одежду, как ребёнок. Он единственный знакомый островок в незнакомом месте, это делает меня уязвимой. Отвлекаюсь на телефон, Денки скинул мем, где прифотошопил лицо Ямады к банану. Ох, это очень хорошо поднимает настроение. Мельком поднимаю глаза, чисто чтобы убедиться, не отстала ли я и не вижу учителя перед собой. Паникующе оглядываюсь, вижу его слева на светофоре, ждущего меня и в три прыжка оказываюсь рядом, не выдерживаю, хватаю за рукав, чувствую, как полыхают щёки от такого детского поведения. Он ничего не говорит, не вырывает руку, спокойно ведёт куда-то, здания вокруг всё больше походили на технические помещения, совмещённые с уже не жилыми домами. Мне не нравится. Неуютно, тревожно. Сжимаю его ладонь двумя своими, прижимаюсь к нему, чуть ли не лезу под ноги, висну. Тихо, тихо, дышим. Он не обидит, не повёл бы тебя туда, где опасно. Если что, сам и защитит. И ты не слабая, сможешь за себя постоять. Смотрю в тёмные подворотни, горящие окна, на проходящих мимо людей. Этот город некомфортный, как и любое новое место для меня, но мало чем отличается от нашего. Поднимаемся немного в холм, останавливаемся у весьма большого здания, по видимо, какое-то кафе. Чую своих собратьев и кого-то ещё, сильного, но интересного. С подозрением кошусь на Сотриголову, всё больше сомневаясь в нормальности моего нахождения здесь, ибо заходим мы через чёрный ход. Веду носом по воздуху, вкусно пахнет едой, играет весёлая музыка, сопровождаемая звуками ножа и нежным голосом.        — О, Стёрка, приятель, мы ждали тебя только через год, — к нам подходит мужчина, понебратски хлопает Айзаву по плечу. Замечает меня, лицо вытягивается, с каким-то непонятным удивлением смотрит на учителя. — Почему рядом с таким грубым типом вечно такие милашки?        — Не спрашивай это у меня, — в голосе не слышно недовольства, наоборот, он расслаблен и даже немного весел. Поднимает руку, я тупо висну на ней, всё ещё крепко сжимая. — Представься.        — Я Джи Мори, первый год геройского курса в ЮЭЙ, — спрыгиваю на пол, протягиваю руку. Он тут же пожимает её, улыбается.        — Джиро Хотта, владелец этого кафе, — подтягивает к себе, приобнимает за плечо и уводит. Оглядываюсь на героя, но тот не вмешивается, спокойно идёт следом. — Эй, Такобе, смотри какую компанию привёл этот хмурый тип!        — Ой, какая миленькая! — осьминог тут же бросат ножи, летит на меня. Паникующе пячусь, но из хватки далеко не уйдёшь, раскрываю патлатому ладонь, надеясь, что он поймёт. И чуть выдохнула, когда герой взял меня за руку. — Такая крохотная и эти ушки.        — Чего вы так шумите? — к нам выходит ещё какой-то чел, чертовски похожий с самым первым, только лысый. Веду носом по воздуху, пытаюсь хоть так обнюхать новые лица. — Это ещё кто?        — С ним пришла, — владелец заведения отходит в сторону, Шота кивает, успокаивающе гладит мою ладонь большим пальцем. Многорукий быстрыми движениями гладит меня, возвращается к работе, оставляя одну с желанием вылизать каждый сантиметр своего тела.        — Охренеть, — наклоняется ко мне, протягивает руку. Не отводя глаз от его лица, обнюхиваю, чуть успокаиваюсь. — Сдался тебе этот грубиян, оставайся с нами. Ни одна кошка ещё не жаловалась.       Они подтрунивают моего человека, моментами друг друга и проявляют ко мне весьма милую заботу. В гостевом зале морщусь, неуверенно смотрю на героя, но тот мельком ухмыляется. Гад какой. Я поняла, ты навещал друзей, которые владеют кото-кафе, но не обязательно же заставлять меня тусить с собратьями. Коты с любопытством наблюдают, но вся их фигура говорит о напряжение. Одно моё неправильное действие и они нападут. Садимся за столик рядом с уборной, мужчина разрешил заказывать, что захочу. Нам весьма быстро принесли молочный коктейль и чёрный кофе, хотя не помню, чтобы что-то просили. Но судя по спокойствию небритого, так и должно быть. Братья весело улыбаясь подсели к нам, поставив мне выбранное мороженое со вкусом мяты, горького шоколада и дыни. О дьявол, его украсили в виде котика, это слишком чудесно. Быстро фоткаю, по очереди пробую каждый шарик. Умереть не встать, какое сливочное. Взглядом спрашиваю Айзаву, он спокойно ест с моих рук, игнорирует странные выкрики от работников заведения. То ли рады чему-то, то ли злятся.        — Камайан помрёт от зависти, когда узнает, — выдыхает Ичиро, странно на меня смотрит. Стараюсь игнорировать это, как и подбирающихся хвостатых. Мне конечно чертовски вкусно, но очень обязательно здесь торчать?        — Всё ещё удивлён, что с таким мрачным и наглым человеком такая девушка. В чём секрет? — тянет слова Джиро, сверлит героя взглядом, но тому фиолетово, пожимает плечами, отпивает. Тогда мужчина поворачивается ко мне, мило улыбается. — Что ты в нём нашла?        — Комфорт, — зажимаю рот, пытаюсь справиться с острым холодом. Шота спокойно съедает у меня пару ложек. А братья кажется не поняли, что я имела ввиду, с максимальным скепсисом смотрят на друга. — Вы так спрашиваете, будто мы пара.        — Нет??? — чуть приподнимаются, переглядываются, дают друг другу пять и пододвигаются ко мне ближе. — Тогда мы должны спасти такую чудесную барышню от этого старика.        — Ха, слышал? Ты дед! — указываю на него ложкой, нахально скалюсь. Патлатый поднимает брови, на губы ложится тень улыбки. — Сам иди нахуй.        — Не выражайся, — чуть пинает меня под столом. Щуримся друг на друга, одновременно отвлекаемся на своё питьё.        — Какие ещё отношения? Секс только метафорический, любовь только платоническая, — насмешливо фыркаю, скользя взглядом по преподу, смотря на коричневый след от кофе на белой чашке, повторяющий силуэт его губ, на свой стакан с коктейлем и расплывающуюся мордочку в мороженом.        — Не уверен, что юные девушки должны говорить такие вещи, — несмело тянет младший из братьев, обмениваясь взглядом с родствеником.        — Не уверена, что юные девушки говорят такое без причин, — скалюсь, подбираю под себя ноги, подальше от котов. Понимаю, что тема заходит не туда и зачерпнув ещё ложку, улыбаюсь, сжимая под столом хвост, контролируя положение ушей. — И вы правда подумали, что я вот с этой чурчхелой встречаюсь?        — Ну, у него айдол в бывших, — виновато чешет затылок хозяин с двумя полосками над бровями. Выпучиваюсь на учителя, он закатывает глаза, гладит запрыгнувшую к нему на колени кошку.        — И ты ещё смеешь шутить с нами про девственность? — нервно усмехаюсь, сверлю взглядом блохастый коврик. Наглая морда поворачивается ко мне, надменно щурится. Прям вижу в этой улыбочке, «этот человек теперь мой».        — Это была работа под прикрытием, а не отношения. И кажется, ребята, я это уже когда-то вам говорил, — в голосе проскальзывает сталь. Ловит мой взгляд, смотрит спокойно, пальцы больше не погружаются в чужую шерсть. Ладно, хорошо, верю.        — Всё равно странно, что рядом с тобой всегда такие невероятные девушки. Чего стоит только великолепная Госпожа Полночь, — мечтательно вздыхают. С пониманием хмыкаю, активно ем подтаявшее лакомство. — Как жаль, что она к нам не заглядывает.        — Её привести не обещаю, но может ещё загляну к вам с подругами, — довольно наблюдаю, как меховой комок выпрашивает внимание у героя. Тот поднимает на меня глаза, усмехается в чашку и с недовольным вздохом отрывается на телефон.        — Прошу прощения, — покидает нас, тупо вставая, скидывая кошака на пол. Злорадно скалюсь, показываю противницам клыки. Мужчины наклоняются ко мне ещё ближе, кладут руки на плечи. Хвост выдаёт нервозность из-за неожиданно тактильного контакта, дёргается, стучит по спинке стула.       Они расспрашивают, улыбаются и это чёрт возьми странно. Не то чтобы ко мне никогда не подкатывали, но с таким напором, два одновременно, ещё и друзья моего друга. Спрашивают про предпочтения, есть ли парень или может влюблена, будто ранее не выразила свою незаинтересованность к данной сфере. И как вообще познакомилась с этой чепушилой, точно ли не обижает. А то они защитят, ты только скажи. Не сдерживаю смех, скидываю с себя руки. Отряхиваю погоны, обращаю их внимание на форму. Я ведь говорила, что студент ЮЭЙ. Ребят, я могу себя защитить. А если не получиться, то защитничков хватает. И он точно мне никогда не навредит. В конце концов, это мой учитель, его задача сделать меня сильной. Они округляют глаза, открывают рты, шокированные. И тут же осознают, что и это тоже упоминала. Смотрят друг на друга, срываются в смех, сквозь него пытаясь объяснить, что не могут себе представить его в этой роли. Спортивный фестиваль, как выяснилось смотрели и сладко улыбаясь, доскрёбывая по стеночкам сладость, поясняю, что это он Классный, во всех смыслах, Руководитель А класса. Это он воспитывает в нас героев, которые не проигрывают и гремят на весь мир. Молчат, резко поворачиваются на вернувшегося Айзаву и синхронно выдыхают, сдавленно признают, что не ожидали от него такого. Смотрит с каким-то подозрением, давит мне на лоб пальцами, заставляет запрокинуть голову, посмотреть на него. Подмигиваю, облизываюсь.        — Нам пора, уже поздно, — одновременно достаём карты. Толкаю его в сторону, но тут же шиплю, заломил мне руку. Пинает под зад, на попытку ударить его хвостом по ягодицам.        — Свалите уже, — Джиро скрещивает руки на груди, беззлобно хмыкает. — Не хватало ещё, чтобы вы здесь подрались.        — Я его просто побью, это быстро, — скашиваю на него глаза, изворачиваюсь, пинаю чисто из мести. Игнорирует мою выходку, берёт сумку, машет владельцам на последок.        — Джи-чан! Приходи ещё и приводи подружек, — Ичиро чуть смеётся. Киваю им, первая выскакиваю за дверь. Уже стемнело, но из-за фонарей было вполне светло.        — Они такие милые, — спокойно иду рядом с Шота, теперь уже не шугаясь каждой тени.        — Может, — пожимает плечами, смотрит на время. Телефон подсвечивает его лицо, заостряет черты, щетина отбрасывает тень на кожу. — Пробежимся или на такси?        — А ты как думаешь? — хмыкаю, опускаюсь на все лапы. — Хочешь прокатиться с ветерком? Обещаю, выдержу.        — В другой раз.       Срываемся с места. Он использует ленты, цепляется за знаки, светофоры, фонари, красиво подлетает и можно увидеть, насколько он на самом деле гибкий, сильный. Неспешно бегу чуть позади него, наслаждаясь картиной. Ахуенный мужчина. Ловлю его взгляд, азартную улыбку и ускоряюсь. Без проблем обгоняю, цепляюсь когтями за дерево, взбираюсь вверх и скачу с ним на равных, лавируя по тонким опорам. Люди внизу что-то говорят, вижу, как снимают. С одной стороны, это внимание безумно льстит, но с другой, не очень комфортно, когда на тебя столькие смотрят. Спрыгиваю на землю, одновременно со мной опускается герой. Толкаю его бедром, отряхивая ладони, полностью довольная такой разминкой. Кашляя в кулак, к нам подходит полицейский и отдав честь, представляется. Айзава прекрасно понимает, достаёт удостоверение героя, поясняет, что это была тренировка. Мужчина проверяет, кивает, поворачивается ко мне и счастливо так улыбается. Просит сфотографироваться, я нравлюсь его дочке, похвастается. Некомфортно, но внутри, кипятком разливается наслаждение. Я кому-то нравлюсь, меня признали. Шота услужливо делает пару снимков, когда полицейский стоит за спиной, держит руки, как лапки и я повторяю за ним, показываю подушечки. Благодарно пожимает мне кисть, желает хорошего вечера, убегает. Спешно вылизываю шерсть, смываю чужой запах, морщусь. На последних минутах покупаем билеты и запрыгиваем в полупустой вагон. В этот раз он у окна, смотрит как я уже перешла на мытьё ушей.        — Можно? — замираю, перевариваю его вопрос, продолжаю.        — Ты моментами странный, знал? — пальцы в замок, хвост Стёрке на колени, слежу за ним из-под ресниц.       Не спешит, медленно, невесомо гладит, шерсть пушится, встаёт дыбом. Чувствую его ладонь, будто сжимает мне шею, а не ведёт над конечностью. Чуть приминает мех, идёт до самого кончика, обводит его и у меня по всему телу дрожь прошла. Держусь, не сбегаю, сильнее сжимаю челюсть. Углубляет, касается кожи, вырисовывает узоры. Чуть сжимает, просто в кольцо, совсем не плотно, но мне становится дурно. Холодно, но трясёт не от этого и дышать становится трудно. Терплю, царапаю руки когтями. Отпускает, проводит чуть грубее, держит за кончик, неожиданно прижимает его к губам. Шокировано смотрю на него, не понимаю этого действия. Хвост палкой падает из его руки на колени. Снова гладит, трогает кожу.        — Ты достаточно сильная, чтобы побить тех, кто хочет тебя обидеть, — поворачивается ко мне. Взгляд серьёзный, спокойный.        — Я в тебя сейчас влюблюсь и ты разобьёшь мне сердце, — нервно шучу, фыркаю, глажу его по щеке хвостом. Он закатывает глаза, перехватывает шерстлявый позвоночник.        — Конечно, ещё бы, с твоим-то характером.        — Да, это определённо была бы недолгая любовь, ты слишком придурок, — опираюсь на него, закидывая ноги на подлокотник. — Надо сказать папе спасибо, он продлил мою подписку девственника на всю жизнь.        — Не волнуйся, однажды кто-нибудь достаточно терпеливый или глупый появится в твоей жизни, — хлопает меня по голове и шипит, когда кусаю его за палец.        — Дьявол упаси! Возьми свои слова назад! Не нужен мне этот ваш секс! Фу, стрёмная штука.        — Я буду долго смеяться, если ты первая начнёшь взрослую жизнь из всего класса, — слышу в его голосе насмешку, улыбку. Гладит хвост, положил свою голову на мою.        — А ты прям веришь, что я расскажу? — стучу пальчиками ему по лбу и брезгливо трясу рукой, когда он лизнул подушечку. Перестраиваюсь, убираю средний подлокотник, ложусь ему на колени и смотрю в окно. Ночное небо, быстро мелькающие фонари. — Там, где я раньше жила можно увидеть звёзды. Их много, такие яркие.        — Скучаешь по тем местам? — тихий, спокойный. Глухо смеюсь, сжимаю хвост, вздрагиваю, когда он кладёт свою руку поверх моих. Пожалуйста, пускай он не видит во мне жертву.        — Нет, — хочется распросить, докопаться. Им, учителям, наверняка дали моё досье, они знают, что было в моём детстве. Но боюсь, что вся доброта и забота обусловлены жалостью. Прячу продолжение позвоночника в его руке, заставляю сжать, пытаюсь выказать доверие. — Зайдёшь на ужин? Родители в командировке, дома как-то пустовато.