Своя

      Это чертовски весело! Записываю небольшие видосы родителям, как слышны со всех сторон крики моих одноклассников, как мы с Томоко смеёмся с этого. Она передаёт им привет каждый раз, машет руками, танцует на месте с Ясу. Обнимает меня, чмокает в висок. Кошка вырывается принюхивается, ведёт носом по воздуху и оборачивается на нас. Повторяю за ней, тоже чую что-то странное. Будто что-то горит и ещё какой-то запах, странный, незнакомый. Пушистая мякает, предупреждает, убегает на разведку и я передаю всю информацию девушке. Та кивает, становится чуть серьёзнее, но не теряет своей улыбки. Тянет руку к наушнику, передать информацию, но я перехватываю, прошу прислушаться. Хруст древесины, стало значительно тише. Что-то не так. Перед нами на стол приземляется какой-то человек, мужчина, настроен враждебно. Маска закрывает лицо, но и так могу понять, что не знаю его. Томоко отталкивает меня назад, спасает от гигантского кулака, встаёт в стойку. Ному. Какого чёрта, что он здесь делает?!        — Беги!!! — приказывает женщина, внимательно смотрит на противников.        — Что?! Нет!!! Я не оставлю тебя!!! — кричу, в голову бьёт паника.       Девушка идёт в атаку, замахивается по монстру перчаткой с металлическими когтями, но её силы слишком мало, чтобы навредить ему. Он даже не обращает внимание. Прикрываю её, прыгаю на человека в маске, сбивая со стола. Тот ловчее меня, бьёт тростью по голове, до звона в ушах. Рэгдолл помогает, тащит на себя за шкирку, не успевает увернуться. Отлетаю вместе с ней, прикрывает от столкновения собой. Её наушники сломаны, при мне рации нет. Дерьмово. На её лице кровь, но пытается улыбаться мне, закрывает собой. Из-за меня она попала под удар, я подставила её. Должна защитить, спасти, исправить. Обязана. Бросаюсь вперёд, на Ному, впиваюсь клыками в открытый мозг. На вкус, как испорченное мясо, тошнотно. Сбрасывает меня без лишних проблем, нападаю снова, игнорируя боль. Он опасен для моих близких. Нужно избавиться от него. Первый неизвестный легко прижимает меня к почве, давит на горло ногой, душит. Воздуха катастрофически не хватает. Пытаюсь выбраться, царапаю, раздираю плоть. Замахивается, бьёт, как клюшкой для гольфа, в глазах зарябило. Пространство путается, будто перемешали детали пазла, в ушах звенит. Какого чёрта?! Я же тренировалась, я же стала сильнее, почему ничего не могу сделать?! Меня оставляют, Томоко одна против двух. Пытаюсь встать, шатает, всё вокруг кружится, смешивается. Встряхиваю головой, плотно жмурюсь, пытаюсь бежать, напасть, защитить. Подругу прижали к столу, всё вокруг залито кровью и в одно мгновение она просто исчезает. Сердце тут же сжимается, останавливаюсь, оглядываюсь, не понимаю. Куда? Где она? Где моя Томоко? Что ты с ней сделал? Неизвестный не отвечает, легко уворачивается от моих ударов, смеётся. Ему смешно, а у меня душа дрожит от страха за подругу. Я её не чую! Совсем! Как будто и не было…        — Где она?! Верни! Верни мне Томоко!!! — почти плачу, глаза горят от сдерживаемых слёз.        — Какая странная просьба, — голос весёлый, будто всё это игра, шутка. Крутит в пальцах голубой шарик, на интуитивном уровне понимаю, что она там, в нём. Прыгаю вперёд, к ней, пытаюсь дотянуться, но меня прижимают к земле, будто я какой-то жалкий котёнок, слабая, бесполезная, беззащитная. — О, не надо так дёргаться. Тебе это не поможет.       Всего один удар по голове, скорее даже пинок и моё тело уже ватное, не слушается. Вижу одни силуэты, как они уходят, оставив меня, даже не добив. Томоко. Надо спасти Томоко. Я должна спасти её! Бросаюсь вперёд, не хочу сдаваться, просто не могу, но падаю, не держу собственный вес. Давайте, лапы, двигайтесь! Умоляю! Рычу, сжимаю челюсть до скрипа, чувствую пошедшую из носа кровь, голова будто взрывается изнутри. Заставляю себя бежать, они же не могли так быстро уйти, пожалуйста! Умоляю! Выскакиваю на поляну где мы все собрались в начале, теперь там не весело, злодеи уже напали на героев. Рюко на земле, её голова прижата каким-то тяжёлым блоком и всё внутри дрожит от ужаса, страха за своих. Эти злодеи точно заодно. Нужно победить его, узнать, где Томоко. Бросаюсь на него со спины, впиваюсь клыками в шею, нещадно рву плоть ногами, пока не сбрасывают грубым рывком. Не останавливаюсь, кидаюсь снова, даже когда бьют ногой по лицу. Сплёвываю кровь, силуэты размываются. Вижу херово, остаётся только слух, и тот перебивается писком. Ноздри забиты кровью, всё воняет ей. Это не важно. У меня нет права на боль. Я должна спасти её. Кусаю за ногу, пытаясь перегрызть сухожилия, мышцы, лишить опоры. Вижу, как другой замахивается кучей связанных лезвий, дёргаюсь в сторону, отрывая кусок плоти. Выплёвываю, шиплю, герои переключают противников на себя. Тенья пытается оттащить меня в сторону, за их спины. Нет уж, я убью их. Убью. Каждого, кто посмел тронуть МОИХ людей. Рычу, вырываюсь, кидаюсь снова, мешая Тигру, царапаю лицо врага. Тот ругается, замахивается, бьёт своей странной дубиной по мне, отбрасывает в сторону, да так, что пропахиваю землю. Больно. Как же мне больно. Рёбра сломаны. В глазах совсем потемнело, ничего не вижу. Я слепа! Это пугает, но не даю себе и секунду на мысли, чувства, отдаваясь на расправу ярости. Жмусь ближе к почве, пытаясь почувствовать вибрации, потоки воздуха шерстью, как на тренировке в пещере. Они говорят, это хорошо. Слышу ящера, рядом. Пытаюсь напасть, тянут за хвост назад. Оборачиваюсь замахиваюсь, едва успеваю затормозить, распознав в человеке Маширао. Хотят меня увести. Не даюсь, прыгаю вперёд, под ноги злодея, тот спотыкается, падает, но не теряется и лягает меня в бок, поваливая. Боль простреливает всё тело, чувства обостряются, ощущаю движение ветра, слышу взмах. Отскакиваю, бросаюсь вперёд, целясь предположительно в глотку. Щёлкаю клыками в пустую, ловит за шею, душит. Но это значит, что его лицо рядом, бью, сдирая чешую. Падаю, жадно дышу, кашляю.        — Джи! Уходи быстрее! — кричит Шино, аккуратно отталкивает меня в сторону, но упорно стою на месте, даже не шелохнувшись.        — Проваливай давай, не мешайся! — куда грубее поддерживает её Явара. Рычу, выгибаясь, слизываю с губ кровь, по видимому, залившую всё лицо.        — Верно, кошечка, беги, пока можешь, — хрипло усмехается кто-то из противников. Судя по расположению звука, ящерица.        — Томоко… Никто не смеет трогать МОИХ людей!!! — шиплю, непроизвольно вспенивая слюну. Обхожу его кругом, заходя за спину. Крутится, открываясь Мандалай, тут же получая удар. Прыгаю следом, кусаю за шею, игнорирую удары по голове, как тянет за ухо.        — Джи, пожалуйста! — в голосе женщины уже почти слышна мольба, но я не могу остановиться сейчас. Не отпущу, пока не вернут Томоко.       Мощный удар сбивает с чужого горла, пришпиливает головой к земле, оставляя жалко брыкаться. Держусь в сознание лишь из упорства, пытаюсь поднять с себя чужое оружие, напрягая мышцы до онемения, жара в глазах, скрежета челюсти. Тигр сбивает врага с ног, рычит, что это он его противник. Пытаюсь встать, тело не слушается, будто не моё. Больно. Мне ужасно больно. Всё горит, каждая клеточка. В груди давит, будто сердце рвётся на кусочки. Чем больше сопротивляюсь, тем хуже осознаю реальность. Всё начинает казаться отстранённым, будто не касается меня. Томоко. Мне нужно спасти Томоко. Хотя бы сказать, что её похитили. Просто сказать, озвучить, давай же. Чувствую иррациональный прилив счастья, аж до желания смеяться. И уже не больно, не страшно. Больше ничего не беспокоит. Вспоминаю, как Рэгдолл нашла нас с родителями в лесу, как шла со мной на контакт, как делилась мороженным, гладила, обнимала. Ох, мама, папа. Сколько счастливых моментов связано с ними! Картинки перед глазами яркие, ослепляют и я так счастлива, будто заново переживаю те моменты. Растворяюсь в тепле тех дней. Папа оборачивается на меня, улыбается, так тепло и нежно, протягивает руку. Берусь за неё, тело лёгкое, податливое. Он обнимает, ведёт вперёд, а там все все! Вся семья, друзья, все, кто мне дорог. Сажусь за большой стол, рядом с Шотай, он слегка улыбается, как это делает обычно. Вижу всё связанное с ним. Кошки поднимают стаканы, говорят, что рады видеть меня, всем составом, даже Кота. И каждый повторяет за ними, одноклассники, учителя, бабушки, дедушки, все дяди, тётя, двоюродные брат и сестра, тут даже сосед батюшка. Они говорят между друг другом, такие счастливые и светлые. Всё то, что произошло, мне привиделось? Это был просто плохой сон, да? Всё хорошо. Мои любимые люди здесь, живы и здоровы. Айзава ловит меня за голову, целует в висок и я смотрю на отца, ожидаю его недовольный взгляд, но мужчина совсем спокоен. Это… Странно.        — Лучик, — зовёт мама, тянется ко мне и мгновение назад нас разделял стол, а сейчас она уже совсем рядом. И мы стоим. Мне не нравится. — Тебе нужно уходить.        — Что? — хмурюсь, не понимаю. Оглядываюсь, люди отдаляются, хотя не двигают ногами. — Мам? Что происходит? Почему мне нужно уйти? Я хочу остаться.        — Нельзя, милая, любимая, доченька, нельзя. Они ждут тебя, — целует в лоб и я совсем ничего не чую. Она не пахнет. Здесь ничего не пахнет. Глаза мокнут, в носу свербит. Хватаюсь за неё, сжимая в руках, не желая отпускать.        — Пожалуйста, пожалуйста! Не уходи! Останься, мам! Я соскучилась, я так соскучилась! Не хочу уходить! Можно я останусь, пожалуйста?        — Лучик, — оборачиваюсь на папу и женщина тут же исчезает из моих рук, пытаюсь поймать воздух, чуть не падаю и вдох застревает комком в горле. Что происходит?        — Мне страшно, пап. Где мама? Где все? — кладёт мне руку на макушку, слегка треплет.        — Они там же, где и ты. Возвращайся, встреться с нами, — подмигивает.        — Возвращаться? Куда? Где мы сейчас? Что это за место? — но мужчины уже нет рядом. Я одна. Совсем одна! — Пап? Папа?! Папа, где ты?! Ма-ам! Шота! Кто-нибудь! Пожалуйста, прошу, отзовитесь!!!       Грудь безумно ломит, больно так, что не вдохнуть. Чую рядом Кошек, Ясу. Но нет Томоко. Где она? Что происходит? Чувствую их смятение, страх, почти плачут. Нет сил пошевелиться. Рядом на колени падает Айзава, надевает мне кислородную маску, его руки дрожат. Ничего не вижу. Кошка жалобно мяучит, тыкается, жмётся ко мне. Больно, как же больно. В душе будто дыра, холодно и пусто. Они пытаются выйти на контакт, говорят со мной, успокаивают, проверяют пульс и дыхание, реакцию зрачков. Что произошло? Где злодеи? Они нашли Томоко? Но говорить не могу, язык не подчиняется. Не выдерживаю, теряю сознание, погружаясь в абсолютную, вязкую, холодную пустоту. Там темно и одиноко. Страшно. Смутно чувствую, как меня несколько раз перекладывают, из-за маски ничего не могу почуять. Слышно плохо, незнакомые голоса и прихожу в себя только уже на мягкой, неудобной постели. Я в госпитале? Ничего не понимаю. Чувствую на лице повязку, не могу открыть глаза. Рядом, под боком, кажется, лежит Ясу. Она громко мурлычет, но звучит так, будто плачет. Понимает, что я очнулась, подрывается, вылизывает лицо, как может, зовёт. Голос у меня сухой, тихий, пытаюсь понять, что произошло. Как все? Что со мной? Где Томоко? Она затихает, останавливается и в этом действие я нахожу ответ. Становится горько, тяжело. Я не смогла! Её похитили. Я ничего не сделала, я не справилась. Это всё из-за меня. Чёрные кошки приносят несчастье и это произошло с ней. Если бы меня там не было, если бы она меня не любила, этого бы не произошло. Подруга пытается отвлечь, складывает рядом на подушку чернику и заячью капусту, рассказывает, что это Кота передал. Как я и учила. Становится ещё хуже. Я подставила его. Из-за меня, его друга украли. Кошка топчется рядом, почти кричит, прыгает с места на место, скидывает что-то на пол, включается телевизор. Но её это не волнует, обеспокоена лишь мной. А то, что там говорят привлекает моё внимание сильнее собственных мыслей. Круизный лайнер пропал с радаров пару дней назад и до сих пор не выходит на связь. Никто из экипажа или пассажиров не отвечает, родственники и близкие уже бьют тревогу, герои и полиция делают всё, что в их силах. По первоначальной версии, корабль захвачен злодеями, но их цели неизвестны. Внутри всё будто умирает, покрывается толстой коркой льда. Название и дата совпадают, пазл складывается с оглушительным треском моих нервов. В этот раз я должна справиться. У меня нет права на ошибку. Там мама и папа, я должна. Двигаться больно, грудь раздирает, сердце ноет. Ясу пытается заставить меня лечь обратно, вопит, тянет за одежду, волосы. Спрыгивает, бежит к двери, воет, скребётся. Срываю с себя датчики, капельницу, все трубки для отвода мочи. Рву когтями бинты, освобождаю лицо, свет бьёт по глазам. Не слепа, уже хорошо. Но вижу херово, размыто. По стенке иду к двери, пушистая мешается под ногами, умоляет меня остановиться, не двигаться, игнорирую её, всем весом тяну на себя дверь. Она тут же выскакивает, кричит, зовёт на помощь. Оглядываюсь, вижу в конце коридора знакомый силуэт, стремительно приближающийся ко мне, приобретающий черты Хизаши. Хизаши! Он точно на машине, как же вовремя. Сносит с ног, затаскивает обратно в палату, следом идут врачи, укладывают, спрашивая про самочувствие, проверяя показатели. Вкалывают обезболивающее, снова прицепляют датчики и капельницу.        — Джи, что же ты творишь! Тебе нельзя вставать, ты же врач, сама знаешь, — лицо у друга встревоженное, бледное. Вкладываю силы в улыбку, смотрю на него, такого светлого, хорошего. Он будет злиться на меня.        — Обними, — тяну руки. Он вздыхает, судорожно, отчаянно. Веду по спине, вниз, к карманам на ягодицах и ловко вытаскиваю ключи. Есть. Тут же вырываюсь, отскакиваю к окну.        — Джи, стой, не смей! — перепрыгивает койку ко мне, тут же выпрыгиваю на улицу, вероятно, испортив медицинское оборудование. Потом возмещу. — Держите её!       Приземление с третьего этажа неприятное, отдаёт в суставы и оттуда по сломанным рёбрам, в сердце. Секундное головокружение, уворачиваюсь от людей, на ходу разблокировыю тачку, запрыгиваю. Отточенные движения, спасибо Челу, завожу и сразу стартую с места. Вижу, что с руки капает кровь, повредила вену, внизу живота тоже не ладно, грубо выдернула иглы. Держу руль коленями, шарю в бардачке, надеваю тугую резинку для волос выше локтя. Не соблюдаю дорожные правила, еду на красный, подрезаю водителей, просто несусь вперёд. Тут должен быть порт, я знаю, душой чувствую. Сбиваю стальной забор, распугиваю людей. Сюда скоро явятся герои, нужно торопиться. Но вода пугает. Чёртово море. Мне страшно. Хожу по кромке, уговариваю себя зайти. Давай! Давай же! Чёртова слабачка, ты никчёмна! Ничего не можешь! Ты никого не спасёшь! Из тебя не выйдет героя, врача, человека! Ты жалкое чудовище, можешь только несчастья приносить тем, кто тебя полюбит. Всё из-за тебя, это ты во всём виновата. Это я во всём виновата. Бросаюсь в волны с разбега, тут же чуть не утопая. Истерика, страх, паника, давят, как камень на шее. Захлёбываясь, отчаянно перебираю конечностями, пытаюсь держать голову на плаву. Вода бьёт в лицо, попадает в нос и рот, холодно. Почти плачу, хнычу, вою, кричу, упорно плывя куда-то вперёд. Возможно, я даже не туда гребу. Утону и всё. Но душу тянет, будто внутри компас. Мне отчаянно страшно, до дрожи и боль никуда не уходит, соль разъедает раны, чуть отрезвляя, но ослабляя. Сил истерить больше нет, едва дышу, всё чаще погружаясь с головой. Не знаю, сколько прошло времени, как далеко я уплыла, но вот он, лайнер. Цепляюсь за якорную цепь. Пытаюсь отдышаться, захлёбываюсь собственными слезами. Затыкаю рот хвостом, пытаюсь быть тише, карабкаюсь вверх. Мокрая шерсть соскальзывает, правая рука совсем онемела, царапаюсь об прилипшие ракушки в кровь, оставляя шмотки кожи и меха. С трудом протискиваюсь в дыру, падаю на пол, жадно дышу. Я смогла. Я здесь. Осталось дело за малым, дать сигнал героям. У меня нет времени и права лежать здесь. Давай, будь хоть раз полезной, потом отдохнёшь. Переваливаюсь на бок, тут же зажимаю себе рот, чтобы не закричать от боли, рёбра ещё совсем не зажили. Нервно хихикаю, кривая улыбка тянет губы. Понимаю, что у меня близок нервный срыв, лекарства не дают в полной мере чувствовать своё тело. Я дезориентирована. Давлю на раны, чтобы отрезвить себя болью, не даю волю истерике. Давай, улыбайся, ты сможешь. Раньше могла, сейчас тоже получится. Поднимаюсь по лестнице, вижу человека с автоматом. Стоит ко мне спиной, не видит. Принюхиваюсь, хочется кашлять, лёгкие плохо срабатывают после кислородной маски. Зажимаю себе рот, пытаюсь понять, один ли он, чем опасен. Не получается. Спускаюсь обратно, тихо, стараясь не хлюпать мокрой шерстью. Нужно обдумать план действий. Здесь есть другой выход? Снимаю с себя больничную сорочку, бинты неприятно стягивают тело. Чёрт, все наверняка видели мою голую задницу. Холодно. Но одежды больше нет, приходится залезть обратно в тряпку. Перегрызаю резинку на руке, разминаю пальцы, возвращаю кровоток. Так то лучше. Волосы сырые, послушно укладываются назад с лица. Принюхиваюсь, исследую пространство. Темно, душно. Хотя, возможно у меня просто жар, не могу сказать точно. Длинный коридор, подвесной мост, внизу видны механизмы. В обычное время я бы впечатлилась, но сейчас это просто лишний шум. Тяжёлая дверь, лестницы, палуба. В этот раз никого не вижу. Веду носом по воздуху, пытаюсь что-то рассмотреть, получается дерьмово. Ладно, похер. И без глаз справлюсь. Все свежие запахи сводятся к очередным ступеням, только с ковром. Голоса, гомон, много людей собрались в одном месте. Весёлые, смеются. Злодеи? Вероятно. Пленённые вряд ли станут устраивать праздник. Возвращаюсь обратно на палубу, в рубке управления должны быть сигнальные ракеты. Даже странно, что никого нет. Всё слишком просто. Нахожу ракетницу, заряжаю. Открываю дверь с собравшимися, стреляю в помещение, красный дым сразу застилает обзор. Падаю на пол, ползу вперёд, как делала в детстве. Тогда летели пустые бутылки, сейчас пули. Затихают, открывают форточки. Бросаюсь вперёд, на слух определяя людей, закрыв глаза. Всё равно не нужны. Вспарываю кожу, бью стульями, кидаю тарелки. И это весело. Крик, грохот, звон. Смеюсь, выдавая себя, кидаюсь на первого попавшегося, вгрызаюсь в плечо, тут же отскакивая, затихая. Атакуют друг друга, не рискуют использовать ружья, делают работу за меня. Пячусь на запах, откуда пахнет кухней. Верно поняла, чудесно. Тут должен быть алкоголь. Открываю какое-то пойло, кажется, виски. Мерзкий душок. Отпиваю немного, морщусь, заталкиваю в горлышко тряпку. Несколько самодельных гранат, спички, огнетушитель. Возвращаюсь в зал, дым почти рассеялся, меня видно. Действую быстро, чиркаю, но огонь не зажигается. Блядство. Не вовремя. Всё идёт не по плану, становится страшнее. Со второй попытки выходит, поджигаю импровизированные фитили, кидаю в центр, по углам. Взрывы, вопли, агония. Великолепно. Кидаются к выходу, в окна, откуда не возьмись собираются большие потоки воды, тушат пожар, вызывают у меня паническую дрожь. Остаются те, кто больше не может идти и один мужчина. Это он сделал, его причуда. Вырываю чеку огнетушителя, поливаю преступника пеной. Легко отбивает, сносит меня с ног, вдавливает в стену. Безумно больно рёбра, вырывается кровавый кашель. Страшно. Я в ужасе. Вода, много воды. Мне нужны мама и папа, как тогда, пускай спасут. Пожалуйста. Я не справлюсь. Только не это.        — Не ожидал, — хмыкает, идёт на меня по своим, хлюпая. Жидкости перемешиваются, становясь неприятного красно-розового оттенка. — Герои, что, так беспомощны, что прислали за нами одну девчонку? Как-то, даже обидно, — останавливается рядом, противно близко, сжимает пальцы на моей шее. Потоки воды покрывают лицо, лишают воздуха. Я задыхаюсь. Как тогда. Как в тот день. Но сейчас меня никто не спасёт. Это я здесь для того, чтобы спасти.       Сопротивляюсь, царапаю руку, вспарываю кожу, кровь плавает перед глазами. Сильнее, нужно сильнее. Вскрыть ему вены, перегрызть глотку, ломать кость за костью, чтобы мучился, страдал, кричал. Скалюсь, резко веду когтями у локтя, стараясь задеть артерию, бью ногами в грудь, пробиваясь через могучую толщу. Падаю, жадно дышу. Тошнит. Нет на это времени. Прыгаю, целюсь в горло, желая убить. В голове мутит, нечёткий образ складывается в того человека, кинувшего меня в реку. Это он. И я его ненавижу. Хочу отомстить. Не жалею себя, наплевать на впившиеся в лапы осколки, воду, весь ужас, ведь тогда мне было намного страшнее. И тогда я не могла постоять за себя. Зато сейчас, возмещу в полной мере, даже с процентами. Скалюсь, рычу, теряю человечность. Убить. Хочу его убить. Мне не больно. Называли монстром, чудовищем, отродьем? Так посмотрите же на то, что сами создали! Смеюсь, впиваюсь в руку, пытаюсь отгрызть её, даже когда дышать нечем, даже когда оттаскивает за волосы, уши. Нарочно задеваю ногой пах, раню нежную плоть. Помнишь те дни? Помнишь, что творил перед моими глазами?! Ублюдок, ничтожество. Я заберу тебя с собой в ад, буду пытать вечность. Отрываю кусок плоти когда смывает меня в сторону. Встаю выплёвываю его, чувствую вкус крови, сладкой. Она капает с лица, клыков. С трудом встаёт, смотрит на меня затравленным зверем. Лицо расплывается, черты не ясны, но глаза вижу чётко. Может это и обман мозга, галлюцинация, но меня вполне устраивает.        — Всем стоять, руки вверх! — врываются люди в костюмах, сбивают нас с ног, роняя в лужу грязи. Нет, я ещё не закончила. Пытаюсь встать, на меня наваливаются всем телом, но такая ли это помеха, если мне хватает сил поднять разом нескольких людей.        — Господи, что здесь произошло? — в центре останавливается крупный мужчина с серой кожей, в синей одежде. Как же некомфортно не видеть лица. Скидываю с себя неизвестных, иду на ублюдка, игнорируя всех, собираясь закончить начатое, но вошедший останавливает, преграждает дорогу. От него воняет морем. Так близко понимаю, что голова морского котика. Смутно знакомо. — Ты Джи Мори? Одноклассница Фроппи?        — Не говори глупости, это не может быть она, — фыркает девушка в берете, смотрит на лицо, стоит близко. Но это не важно. Не отвожу глаз от героя, не верю в происходящее. Фроппи. Тсуи. Друзья, ребята. Перевожу взгляд на свои руки покрытые кровью и до меня доходит всё произошедшее. Что же я натворила. Внутри всё ломается, рушится. Сажусь на корточки, закусываю хвост, зажимаю руками уши.        — Раз, два, три, — отсчитываю секунды с циферблата из воспоминаний, трясусь, но это не помогает. Именно сейчас перестало помогать. Нет, нет, пожалуйста. — Минута. Раз, два, три… Мама! Пап! — вскакиваю, пытаюсь убежать, найти их, но меня перехватывают поперёк тела. Ужасная боль парализует, лишает сил, но всё равно трепыхаюсь, тяну руки, будто это как-то поможет. — Пожалуйста, они где-то здесь! Я врач, я помогу! Это я во всём виновата, пожалуйста! Прошу!        — Всё хорошо, мы разберёмся отдохни, — ласковым тоном шепчет мужчина, поднимает меня, выносит. Дёргаюсь, пытаюсь вырваться, задыхаюсь истерикой.        — Вы не понимаете, они здесь! Я помогу, спасу, они мне нужны! — царапаюсь, кусаю. Терпит, крепко держит руки, в плечо втыкают шприц. Что это? Успокоительное? Транквилизатор? Меня усыпят? Не хочу, нет. — Пустите, умоляю! Я… Я должна помочь!!!        — Ты помогла, всё хорошо, дальше мы сами, — гладит, не отпускает.       Пожалуйста, пожалуйста, я не монстр. Я герой, врач. Я их дочь. Они мне нужны, я без них не справлюсь. Лекарство действует, глушит эмоции, успокаивает против воли. Хочется пустить себе кровь, вывести его, но просто не остаётся сил. Заворачивают в плед, плотно, как пеленают младенцев. Слёзы безвольно катятся по щекам, обжигают, остаются последним признаком чувств. Не чудовище? Ещё какое. Тебя правильно ненавидят. Исчадие ада. Друзья отвернуться, исключат из школы, не пустят в больницу. Родители от тебя откажутся. Ты останешься совсем одна, как было раньше. Только этого монстры и заслуживают. Только ЭТОГО ты и заслужила. Путь к берегу быстрый, там стоит Хизаши, нервно курит, но заметив меня тут же выбрасывает бычок. Не знала об этой его привычке. Подбегает, что-то спрашивает у врачей, не разбираю слов. Только голос, громкий, немного писклявый, встревоженный. Гладит меня по голове, убирает волосы с лица, пытается изобразить улыбку. Не вижу, чувствую. Я больше ничего не вижу. И не хочу.       В больнице неприятно, шумно. Ясу наконец успокоилась, перестала плакать, вылизывать меня, уснула, положив голову на грудь, прямо где сердце. Блондин сидит рядом, режет яблоко зайчиком, уже всю тарелку им заполнил, непривычно тихий. Меня пристегнули к койке кожаными ремнями, не хотят дать и шанса на повторный побег. Поворачиваюсь к другу, тот поднимает глаза, тут же опускает, сжимается. Бледный, уставший, какой-то разбитый.        — Ну улыбнись, я же извинилась за машину. Хочешь, разберусь с ремонтом, — пытаюсь подбодрить, снова вывожу на разговор.        — Нет, не хочу, — ответил, это уже успех. До этого и слова не вымолвил. Но звучит сухо, грустно, без той жизнерадостности.        — Тогда, поговори со мной. Я в порядке, Хизаши, чего волнуешься? — дёрнулся, срезал зайчику голову, кусочек яблока упал на пол. Шумно втянул воздух, положил нож на тумбочку, сгорбился, зарывшись пальцами в волосы. Резко выпрямился схватил меня за плечи и глаза у него красные, мокрые. Усы растрепались.        — Нет, не в порядке, — почти рычит. Строго, недовольно. И тут же вздыхает, роняет голову мне на подушку. Напряжённый, уставший. Я виновата перед ним. — Ты хоть представляешь, как я испугался? Джи, не делай так больше, пожалуйста! Сначала Шота сообщает, что у тебя сердце остановилось. Ты фактически была мертва почти пять минут! Да то, что очнулось, само по себе чудо! Ты понимаешь?! Я потерял тебя на пять минут! А потом что, ускакала родаков спасать?! Нет, дело крутое, похвальное, не спорю, но зачем, скажи мне? Ты итак едва жива была, добить себя решила? Кому ты этим поможешь?! Скажи спасибо своей кошке, что она не весь откуда притащила адреналин и потом подняла тревогу, выследила, куда ты умчалась!        — Вот что произошло, не знала, — факт своей кратковременной смерти падает тяжёлым грузом ко всему, что итак произошло, топя в вязком ужасе моё психическое здоровье.        — Джи, пожалуйста, я правда испугался. Никогда больше не делай так, хорошо? Не умирай, — обнимает и я чую исходящую от него глубокую печаль.        — Мы все смертны, — трусь виском об ухо. Вжимается крепче, почти больно.        — Не говори так. Не уходи раньше нас, хотя бы не в этом возрасте, — становится горько от его слов. Я не могу такого обещать. Никто не может. Но так хочется, хотя бы просто, чтобы ему стало легче. Тащу на себя зубами за ворот, ближе.        — Полежишь рядом? Мне кошмары снятся, — пытаюсь улыбнуться. Смотрит на меня, будто пытается запомнить каждую деталь, кивает, отстёгивает одну руку и устраивается на самом краешке. Ложусь ему на грудь, слушая ритм сердца, сжимаю дрожащей рукой шерсть Ясу. Как же я виновата перед всеми. — А что с ребятами? Я так и не узнала. Томоко?        — Не уверен, что тебе это сейчас нужно, — цыкает, легко гладит меня по грязным, слипающимися волосам.        — Пожалуйста, — шепчу, готовлюсь к худшему. Целует меня в макушку, медлит.        — Джиро и Хагакуре ещё не проснулись после газа, но состояние стабильно, некоторые из класса Б тоже. Яойроза только вчера вечером пришла в себя, после травмы головы, — голос тихий, хриплый. Чувствую, как быстро бьётся его сердце, почти перебивает слова. — Рэгдолл не нашли, прости. И ещё… Бакуго похитили.        — Господи, как же всё дерьмово, — грудь сотрясает подступающее рыдание. Я никого не смогла сберечь. Дышу, заставляю себя успокоиться. — А Рюко?        — Идёт на поправку, всё хорошо. Мы найдём всех, я обещаю, Джи. Всё будет хорошо, как прежде, — а было ли тогда хорошо? Уже ни в чём не уверена. Как же я устала.