Своя

      Начинаю думать, что бой — это не для меня. Я не умею себя контролировать, теряю голову и плохо соображаю в таких ситуациях, нанося лишний ущерб своему телу и противнику. А вот спасение другое дело. Мой нюх и слух позволяют понять где кто, знания дают возможность с ходу определить состояние и практика в больнице научила — реж правду матку, только когда нужно. Ничего не обещай, просто делай, но не дай отчаяться пациенту. Проверяю маленькую девочку, убеждаюсь, что она может ходить и предлагаю считать, как быстро вытащу из-под обломков её сестрёнку, не прекращая при этом мурчать. Это поможет отвлечься и успокоиться. Гибкое, сильное тело легко пролезает через развалины на звук всхлипов. Я вижу в темноте, могу сразу заметить пострадавшую. Говорю с ней, представляюсь, аккуратно выясняю состояние, где болит, что чувствует и разбавляю словами о том, что снаружи её ждут, так что нужно ещё немного потерпеть. Перекидываю плащ вперёд, чтобы она могла на него забраться, дополнительно держу за футболочку зубами, пячусь, вытаскиваю. Всё хорошо, мы уже на воздухе. Сейчас отнесу вас в безопасное место. Хотите поплакать? Я никому не расскажу, только постарайтесь держаться. Катались когда-нибудь на лошадях? Затягиваю на себе накидку, чтобы не болталась и они могли крепко сжать её, не упасть. Вот так, садитесь на спину. Пока они ревут, слышу их, что в сознание, что ещё есть силы и не навернуться. Так же слёзы естественная защита организма, помогает снять напряжение и действует как общее обезболивающее. Прыгаю, максимально аккуратно, перешагиваю расщелины, попутно оглядываясь вокруг, есть ли кто ещё, кому нужна моя помощь. Кажется, детям нравится кататься, страх, пусть и поддельный, постепенно отпускает их. Спускаю на территории, где другие школьники организовали безопасный медлагерь и хочу уйти, но вижу, как остальные справляются с фальшивыми ранами. Ну что это такое? Пожилой мужчина, отвечает с заминкой, трогает голову, взгляд рассеянный, левая нога и рука безвольно висят. У него может случиться инсульт. Укладываю его на бок, помогаю согнуть руку в локте, чтобы положить на неё голову и держать её немного приподнятой. Уточняю, как давно симптомы, это рецидив или первый раз, наблюдается ли у врача, какие препараты принимает. Вижу, дышит тяжело, ножницами надрезаю ворот водолазки, расстёгиваю штаны, рву резинку трусов. Обувь и носки прочь, снимаю цепочку, браслеты, кольца, запихиваю ему в карман. Ничего не должно давить, перекрывать доступ кислороду или кровотоку. Жалуется на холод, накрываю своим плащом, копаюсь в сумке. Стоп.        — Простите, я немного растеряна. Понимаю, мы все делаем вид, будто взаправду, но должна ли я дать вам настоящие лекарства? — уточняю шёпотом. Даже если мне снимут баллы, легко заработаю новые, не страшно.        — Нет, что вы, не стоит, — отвечает так же тихо, по доброму улыбается, хлопает по щеке морщинистой рукой. — Ступайте.        — Спасибо, — оставляю его, оглядываю присутствующих пострадавших. Хех, а нам сильно упростили задачу, нет терминальной группы. Оно и понятно, жестоко заставлять школьников решать, что какой-то человек не подлежит эвакуации и умрёт. Так, у нас нет стикеров, чтобы отметить состояние пациентов, но нужно разделить, чтобы понимать, кому оказывать помощь первым. Я не могу озвучить, что кто-то в более хуёвом состоянии, а кто-то лучше, может подняться паника. — Зайчики, сложно, но возможно! Большие камни рядом со второй группой, средние к третьей, маленькие к четвёртой. Пятая без камней. Это сократит время на разбор. Ты!        — Да? — девушка с русыми волосами испуганно сжимается, будто собираюсь её бить.        — Будешь отвечать за рассортировку. Возьми себе для этого кого-нибудь. Кому-нибудь что-то объяснить? — переглядываются, отрицательно качают головой. — Молодцы. За работу!       Уделяю своё внимание тем у кого тяжёлое травмы и прогрессивная дисфункция внутренних органов, а так же четвёртой группе — тем, кого не смогли определить сразу. Обработать шерсть антисептиком, высокие перчатки и бахилы, чтобы волоски не попали в раны, завязываю петельки маски на затылке. Успокаиваю тех, кто в сознание, смешивая получение информации и диалог ни о чём, смываю кровь, вправляю кости, бинтую. Настолько хорошие актёры, что всё же приходится давать обезболивающие, зашивать на месте. Отправляю парочку людей за водой, другие должны развести костёр. Нужна чистая, чтобы обработать инструменты, тряпки, себя. Грязными руками никого не трогать. Давайте ребят, я верю в вас. Отдохнём потом, когда всех спасём. Постепенно грань осознания, что это всё спектакль стирается из головы и я отношусь серьёзно, воспринимая каждую жалобу, как настоящий признак. Хотя бы без рожениц, спасибо. Стетоскопа ни у кого нет, Момо где-то в неизвестности, приходится выкручиваться. Прикладывать ухо к груди, слушать. Нос помогает скверно, учитывая, что травму органов или что-то такое разыграть не могут. Только переломы, вывихи, гематомы, царапины, рассечение. Прикусываю язык, не позволяю себе ругаться при пациентах, отвожу непонятливого в сторону, прошу заткнуться и не ныть, что это сложно, страшно, грязно. Да, знаете ли, всё что связано с жизнью грязное дело. Принимать роды, спасать, выхаживать, защищать. Замараешься. Если не устраивает, вали домой, в свой стерильный кокон и не дизмораль мне коллег. Затравлено опускает глаза, извиняется и возвращается к работе, теперь уже не неся подобный бред. Моментами вижу знакомые лица, людей из Шикецу или Кецубуцу, работаю с ними сообща, не обращая внимание на прошлые разногласия. Мои что-то затерялись. А нет, вон Изуку, мальчишку принёс. Замечает меня, машет рукой и я отвечаю скромным кивком, обрывая нить на зашитой ноге. Раздаётся взрыв, нас окатывает ветром с пылью, нужно срочно снова себя дизенфецировать. Поднимаю голову и на мгновение теряю голову от восторга. Боссатка!!! О боже, боже, боже! Я должна взять у него автограф. Стоп, Джи, соберись. Сейчас он злодей, а ты врач, работай, не забывайся. Протираю антисептиком свежий шов, бинтую, приступаю к следующему. Плевать кто там и что происходит, у нас нет времени отвлекаться. Но большинство побросали свои дела, готовясь к драке. У нас и так рук не хватало. Шиндо, тот парнишка-лицемер, ученик Мисс Шутки, побежал прямо в лоб на главгада, видимо ожидая, что сможет одолеть. Только вот его выбили почти сразу. Хочу вмешаться, убрать пешек, чтобы не мешали спасать, но не могу. Нельзя отвлекаться. Пока машу кулаками, те, ради кого это делаю, могут умереть. Они хотят переместиться. Некоторые не очень способны к транспортировке. Бегло оглядываю ситуация, вкалывая быстродействующее обезболивающее в лопатку юноши. Всё же зашивать в таких условиях и правда не могу. Поднимаю пациента на руки, вместе с ним ещё и какого-то ребёнка. Приседаю, чтобы бабулька могла забраться на спину, уношу всех прочь, сжимая зубы до скрипа. Сердце больно, когда поднимаю тяжёлое. Плевать, это сейчас не важно. Позади шум, потоки холодного, а следом и горячего ветра. Слышу недовольный крик Изуку, ощущаю вибрации в воздухе, как дрожит земля. Мне хочется помочь, но понимаю, здесь важнее. Позади нагоняют злодеи, приходится ускорить шаг, почти бежать, насколько позволяет ноша. Мы не успеем. Спускаю на землю своих пациентов, взглядом прошу других героев присмотреть за ними и набрав в рот спирт, содрогаясь от омерзения, выплёвывая его через огонь зажигалки на оказавшегося ближе всех врага. Отшатывается назад, защищается руками, а следом уже я, хватаю за голову, бью под колено и со всей силы башкой об цемент. Никто не смеет мешать мне врачевать. Чёрт, я губы обожгла, больно. Мидория летит на помощь, берёт на себя разом всех, давая нам возможность, увести гражданских дальше. Моих пострадавших уже подобрали, уносят, это развязывает руки. Я вижу там, впереди чернявого идиота, устраивающего землетрясения. Лежит, не двигается. В отключке? Обездвижен? Неважно, нужно его вытаскивать из пекла. Бегу, проскакивая между ног противников, уворачиваясь, торможу рядом, оставляя борозды от когтей на цементе. Очень неприятное ощущение, кстати. Моего плаща, чтобы надёжно пристегнуть к себе под рукой нет, приходится действовать нестандартно. Закидываю на спину, кусаю сразу две ладони, впиваясь клыками в перчатки, морщась от боли в губах. Спасибо кошачьему телу, что могу так широко открывать рот, но всё равно неудобно. Теперь лавировать через атаки сложнее, драться тоже не могу. Спасают одноклассники, прикрывая тыл, переключая внимание злодеев на себя. Господи блять, как же я их люблю! Могу не беспокоиться, положиться на них. Шиндо что-то там недовольно бормочет, а может и довольно, не знаю, не слушаю его.        — Эм… Прошу минутку внимания, — раздаётся из динамиков знакомый, уставший голос. Совсем замучился. — Все люди из КПН на месте катастрофы были спасены. Это может прозвучать эгоистично, но я рад сообщить, что на этом экзамен по получению временной лицензией завершён!        — Отпусти меня уже! — рычит ака пёс мне в шею придурок. Аккуратно спускаю его, разжимаю челюсть, между нами тянется липкая слюна, немного размытая из-за крови из ожогов. Ещё и капает, какая гадость. — Мерзость.        — Ща плюну в тебя, будешь выёбываться, — цыкаю, вытираюсь себя и его о собственную шерсть. Я вся грязная, как свинота. Переглядываемся, ничего не говорим и я сбегаю. У меня есть шанс! Энергично подскакиваю к про герою, оглушительно урча, испытывая к нему неприкрытый восторг. — Господин Боссатка! Не ожидала, но очень, ОООООЧЕНЬ, рада вас здесь видеть! Я бы попросила автограф, но у меня только кровь, йод и бинты…        — Мне кажется, я тебя где-то видел, — наклоняется разглядывает своими необычными глазами. От него пахнет морем и вяленым мясом. Согласно киваю, дёргаясь от счастья, лезу в лифчик, за телефон и спешно листаю галерею.        — Вот! Может, вы конечно не помните, зато я да! — показываю фотографию, сделанную мамой. Мы тогда случайно увидели его за работой и я так восхитилась, что вцепилась в него когтями и плакала, не хотела отпускать.        — О, да, помню, — кивает. У меня аж шерсть дыбом. Он помнит! Меня! Тот день! Уох, сейчас взорвусь изнутри! Хлопает по голове своей громадной ручищей, ненарошно выворачивая мне ухо. Пытается поправить, но задевает обнажившиеся волоски из-за которых оно непроизвольно дёргается. А мне всё равно. Пускай что хочет делает, у меня сейчас сердце остановится от прилива счастья. Передо мной Боссатка. — Гм, в общем, рад видеть тебя здесь. Я передам автограф. Будь хорошим героем.        — Да, да, да! Обязательно буду! — почти пищу, подпрыгиваю, падаю на все лапы, смотря на этого величавого великана. Хвост задрался так, что кажется, жопа улетит в небо. Всё, выносите меня, я готова.        — Джи, ну чего ты там? Пошли уже! — подбегает Очако, водит у меня рукой перед лицом. Не реагирую. Отвешивает лёгкий подзатыльник, делает невесомой и ловит за отросток, чтобы не улетела в небытие. — Спасибо за экзамен, до свидания.       Провожаю взглядом мужчину, его смеющихся напарников и смакую эфимерность своих чувств. Можно сказать, я рабоплетствую перед ним, с животной точки зрения. Сильный, опасный, крупные, пугающий. Только он хороший. Как волки в стае подчиняются более могучему, так и я восхищаюсь им, только будучи кошкой, а он касатка. Подруга смеётся, пересказывает случившоеся остальным и все почему-то уверены, что Шота точно видел, точно злится. Почему? Хрен его знает. Вроде повода для этого у него нет. Мои мысли только сильнее забавляют друзей, уходим в раздевалки, имея наконец возможность немного передохнуть. Жаль, не передо́хнуть, я бы не отказалась. Ща на части развалюсь, как Лего. Ох, плечи ноют, вечером двигаться не смогу. Уверена, после такого разгона буду спать как убитая, даже без антидепрессантов. Девочки продолжают меня стебать, напоминая, что стоит остаться в живых и что-то сделать с ранами, у меня же ещё ДРУЖЕСКОЕ СВИДАНИЕ. Они могут быть такими злыднями, когда постараются. Нет у меня времени на вашу романтику! Учёба, геройство, ещё практика в морге начинается. Итак из-за этого всего пришлось отложить ужин с парнишкой из парка на неопределённое время. Дамы заинтересованно поворачивают головы и понимаю, что не рассказала им. Да там ничего интересного, кроме того, что меня чуть на скейте не переехали. Пацан, я его спасла в том инциденте в Хосю, хочет поблагодарить, пригласил похавать. Поднимается шум, визги, писки. Сами не определились, рады или недовольны, выглядит истерично, а я даже причин не понимаю. Кьёка становится рядом, опирается локтём на стенку и сообщает, что это тоже свидание. И даже не дружеское. Меня пригласили на свиданку и я согласилась. А другого парня позвала сама. Сейчас начну плакать. Нет. Ну нет! Быть такого не может! Пожалуйста, я не хочу! Сползаю на пол, сжимаюсь в комок и тупо вою, просто не понимаю, как и почему это со мной происходит. Пора ходить с плакатом «Я МОНАШКА», может хоть это поможет. Или побриться в монахи, надеть рясу, уйти в горы. Девочки утешительно хлопают по плечу и я понимаю, как сильно хочу к Шоте, чтобы поныть, а он меня успокоил, погладил и сказал, что всё будет хорошо. Может, сказать, что заболела? У меня аллергия на отношения? Похитили инопланетяне? Захлебнулась в супе? Разбилась, прыгнув из окна? Умерла? У меня много идей, хоть одна должна сработать! Но подруги переглядываются, сочувственно качают головами. Хочу в монастырь. Берут меня за ногу, выволакивают из раздевалки, по коридорам, кидая в общем зале рядом с Маширао, чтобы тот подобрал на хвост, с непониманием смотрел на нас. А, точно, результаты. Бубню наравне с Минетой и Изуку, ищу в таблице «М». Да! Юху! Я сдала! Прочь тревоги, пляшем! Кто крутой? Я крутая!!! Смотрю внимательнее ищу своих и понимаю, что Кацуки и Шото там нет. Они завалили. Блять. Не хорошо. Им итак не сладко. Тодороки ладно, ещё как-то держится, вяло улыбнулся мне, а вот пёс совсем помрачнел. Чую, на волоске от срыва. И я не могу сказать, кто пострадает от этого серьёзнее — окружение или он сам.        — Тодороки! — я аж подскачила на месте от этого крика. Девочки кидают мне ехидные взгляды, будто без них мои щёки не начнут гореть. Какой стыд. Парень снова играет в страуса, бьётся головой о землю, на этот раз даже не потеряв панамку. — Прошу прощения! Ты провалил экзамен из-за меня! Моя чёрствость тому виной! Прости меня!!!        — Я сам ответственен за то, что дошло до такого, так что перестань, — сохраняет видимое спокойствие половинчатый, хотя в голосе слышно еле уловимое тепло. Что между ними произошло за один экзамен? Посрались, помирились, подружились? Может свести их, на свидание идти не придётся? — Ты там как следует меня встряхнул и я смог осознать кое-что очень важное.        — Вы всегда были лучшими в классе и как следствие, эгоизм и самовлюблённость вас и погубили. Таким образом, прежняя иерархия разрушилась! — злорадствует виноградина, нагло издеваясь и рискуя быть замороженным, поджаренным и подорванным. Замахиваюсь, собираясь пнуть его, как футбольный мяч. Чтобы спасти, конечно же! Только благие цели! Но меня ловит Тсуи, а мелкого оттаскивает староста, не дают случится справедливости.       Ну и ладно. Давайте заканчивать уже! Мне срочно нужно пойти поныть! Оказывается, нам изначально дали сто очков и их могли только снять за косяки, а вот начислять нет. Опаснанько. Раздают листки с результатами и у меня хвост узлом завязывается от нетерпения, лёгкой тревоги. Вот бланк попал в мои руки, сглатываю, смотрю, падаю на месте, прикрывая им же лицо, потому что всё, я в слёзы. Кацуки рычит, что разорвёт меня на части, если там плохие результаты, отбирает бумажку. Складываю руки на груди, готовая лечь в гроб, пока друзья читают и взрываются овациями. 100. Я ни потеряла ни одного очка. У меня буквально лучший из возможных вариантов. Да, есть советы, что стоит аккуратнее перевозить детей, они могут сами спрыгнуть или что-то такое. Но за это не сняли баллов, засчитали как верные действия. Я молодец. Исцеляющая Девочка будет мной гордиться? Сейчас точно расплачусь. Рикидо подбирает с земли, сажает себе на руку, позволяя пускать сопли ему на плечо, придерживает, пока остальные радостно щебечет, что другого и не ожидали. Я же главный врач в их классе! Всё время учусь! По другому и быть не могло! Этот экзамен выжил из меня больше сил, чем предполагала. Устала. Мера объясняет, что теперь мы почти как про, на нас большая ответственность, которая будет только увеличиваться с каждым нашим действием. Напоминает, пиная по больным мазолям некоторых из нас, что Всемогущий ушёл в отставку. Но он прав, теперь преступность возрастёт, ожесточится. Мы становимся героями в сложное время, нам будет не легко. Установленный порядок разрушен, грядут большие перемены. В будущем мы станем основной, сдерживающей зло, а пока, нам стоит не опускать руки, стараться дальше, становиться сильнее, умнее, выносливее, опытнее. А, точно, завалившие могут пересдать в апреле и получить свои временные лицензии, если будут посещать дополнительные курсы в марте. Это хорошая новость. Кацуки почти лаит из-за недовольства, но я не сомневаюсь, что он приложит все силы, чтобы нагнать нас. Этот провал сильно ударил по его эго, не могу представить, как ему сейчас сложно. Да и Шото наверняка не легче. Хорошо, что он переехал в общежитие, на него не смогут поднять руку. Дальше нас увели в маленькие кабинетики, где сфотографировали на лицензию, сразу оформили её, заламинировали и выдали. Н-да, видок у меня. Бледная, с красными, кровавыми губами, впалыми щеками, растрёпанная, как метёлка. Песня. Нужно будет спросить у Немури, можно ли поменять. Фоткаюсь с ней, выкладываю в сеть и скидываю семье, хвастаюсь, чтобы похвалили, сказали, какая молодец. Мина озорно улыбается, насильно поворачивает мою голову в сторону, где Шота общается с Мисс Шуткой. О, ну наконец. Бегу к ним, в прыжке обнимая Ясу, поваливаясь, пачкая футболку. Мурчим, трёмся друг о друга, обмениваясь запахами и эмоциями. Мужчина легко поднимает на ноги за руку, небрежно отряхивает меня, чуть хмурясь. Недовольный.        — Ха-ха-ха! Я уж думала, к тебе бежит, а ей кошка важнее!!! — смеётся женщина, тыкая пальцем в друга. Подходит, хлопает по спине, снова сбивая сердце с ритма. Помру так. — А ты хороша, молодец. Хочешь жвачку?        — Да! — киваю, готовая покусать сейчас кого-нибудь. Всё же, много энергии ушло, нужно восполнить. Айзава с подозрением смотрит на протянутую вкусняшку, как я вытаскиваю пластинку и откусываю половину, другую протягивая ему. — М, мультифрукт?        — Мне кажется, это самый вкусный, — подтверждает, сверкая глазами, когда друг принимает угощение. Забрал и сам положил себе в рот, а не как обычно, наклонившись и обхватив губами. Почему? Она его смущает? Обидно. — Ну, спасибо что прикрыла моего ребёнка. Удачи!        — Пока, — кивает учитель, мягко подталкивает меня в спину к автобусу. Загружаемся, теперь я у окна. Почти никто не разговаривает, все устали и просто молчат, отдыхая.        — Смотри, — показываю ему бланк с результатами и лицензию. Пробегает глазами, улыбаясь уголками губ, бросает на меня взгляд. Гладит, обводит ухо, вызывая мурашки. Так приятно, аж глаза закрываются.        — Молодец, хорошо поработала, — хвалит тихим голосом, немного хриплым. Смотрит на своих учеников, касается губами моего лба. Мне кажется, я могу рассыпаться на песчинки, растаять, раствориться. У него горячие губы и щетина совсем не колючая. Пахнет сладко, немного терпко, удушающе комфортно. Отстраняется и клянусь, вижу как сверкает, будто Юга высыпал на него все свои блёстки. Ловит мой хвост, ведёт по нему вниз, пропуская через пальцы шерсть, обводит голый участок. — Больно?        — Скорее обидно. Отростать долго будет, неравномерно, — выдавливаю из себя слова, такие сиплые, тихие. Язык едва поворачивается. Снова смотрит на учеников, убеждается, что те, кто может увидеть заснули и целует кожу. Кажется, я умираю. Сердце сейчас разорвётся. Наверное, перестаралась, вот и получаю побочки. Какой у него взгляд, внимательный, жгучий. Всю жизнь боюсь утонуть, но его глаза… Пленительно. — О дьявол, ты мешаешь мне быть умным человеком.        — Оу, прости, не хотел, — не слышу в его голосе, что ему искренне жаль. Хочу его обнять или придушить, двоякое чувство. Немного тревожное, но приятное. По автобусу разлетается трель оповещений, отвлекает.        — Блять! — вскрикивает Ханта, быстро удаляя и по видимому, отправляя в их шипперский чат. Но я уже увидела. Сфотографировал нас через большое, круглое зеркало заднего вида. Как целует мой лоб и хвост. Хочу себе эти фотографии. Только смущает, что нас так нелепо запалили.        — Не выражаться! — строго бросает герой, недовольно выглядывая из-за спинки сидения. Возвращает взгляд на меня, поднимает бровь.        — Я не буду тебе это объяснять, — пищу, пряча лицо за руками, содрогаясь смехом, сползая на пол. Точно помру с ними!       В конце концов, всё приходит в норму. Немного отдохнув, те кто не спит, снова зашуршали едой. Бутерброды, нарезанные яблоки, холодный чай. Уже нет энергии на шум и пляски, просто тихо едим, перебрасываемся фразачками. Когда получала наши порции, поймала задорные взгляды друзей. Смотрят так, будто всё знают, а может даже и больше. Морщусь ничего не говорю, отдаю Айзаве. Приходится широко раскрывать рот и терпеть боль в губах, даже трубочку обхватить не могу. Надо же было так. Интересно, он поцеловал хвост, а если скажу, что обожглась, их тоже? Эта мысль вызывает двоякое чувство. Радостный трепет, смущение и лёгкий страх, тревогу. Может, свидания и правда не так плохо? Попробую, пойму, что точно не хочу и от меня все отстанут. Нельзя ведь чётко сказать, что это не моё, даже не рискнув. В конце концов, всегда могу просто уйти. Это ведь нормально, да? Если тебе не нравится встреча, просто прекратить её. Посижу немного, отдохну, отвлекаясь, а потом: «Прости, нам не по пути, мы слишком разные. Дело не в тебе, просто я монашка». Хах, даже интересно, как на это отреагируют. Смотрю на булку с куриной грудкой и помидорками, жую, почти не чувствуя вкуса. Вроде хотела есть, а сейчас уже нет. Я так никогда не наберу здоровую массу. Вздыхаю, заворачиваю обратно в фольгу, убираю в сумку, прислоняясь к нагревшимуся стеклу. Как быстро проскакивают улицы, люди, деревья. Даже не разглядеть черты. Кажется, вся моя жизнь так же быстро летит. А я стою на месте и смотрю. Странное чувство. Эйфория отпускает, снова устала, снова нет сил. Только начала думать, что вернулась в норму. Как много времени нужно, чтобы быть в порядке? Хватит ли мне его? Есть ли оно вообще? Боюсь, нет ответа, как и на вопрос, есть ли я сама. Зеркала всё ещё пугают. Хах, всё ещё. Конечно, я же ходила к психотерапевту всего один раз, не так давно. Не получится за один сеанс склеить все мои трещины. Да и не факт, что это получится сделать когда-либо. Паркуемся у школы, все медленно выходят, потягиваются, вяло улыбаются. Ясу останавливается в проходе, зовёт и приходится тоже подниматься. Из меня как будто вытянули все силы, всю меня, оставив одну оболочку. Хочу спать. Хочу домой. К маме и папе, снова сидеть между ними на диване в гостиной, смотреть какой-то фильм их молодости. Шота касается руки, кивает в сторону и я послушно иду за ним, прячась от взглядов одноклассников за автобусом. На нас падает тень, чуть прохладнее. Друг лезет в карман, достаёт какой-то крем и я болезненно усмехаюсь, увидев название. От ожогов, подходит чувствительным участкам. Смотрю, как откручивает колпачок, отрывает защитную фольгу, поднимает на меня взгляд. Давай, делай что задумал. Я позволю тебе всё. Видимо, понимает это по моему лицу, касается щеки, приподнимает голову. Тихо предупреждает, что будет больно, могу держаться за него. Кладу руки на бока, стараюсь не сжать, чтобы не навредить. Потерплю. Выдавливает немного, жмурюсь, мокнут ресницы. Извиняется, дует, размазывает крем мизинцем. В груди ноет. Мне плохо. Он так близко, что если я немного приподнимусь, точно смогу поцеловать его. Органы скручивает узлом. Меня сейчас стошнит.        — Бледная, — касается лба ладонью, чуть хмурится. — Заглянешь к Исцеляющей Девочке?        — Нет. Всё хорошо, — мягко убираю от себя его руки, отхожу, поднимаю чемоданчик с формой. — Просто устала.        — Ложись пораньше, — советует уже в спину. Сжимаю хвост, испытывая к себе злость, киваю.       Не понимаю, что происходит. Мне не нравятся мои мысли, ощущения. Точнее нравятся, но в этом и проблема. Пугает. Ухожу к себе, минуя друзей, запуская в комнату кошку. Мы хотели все вместе отдохнуть. Нужно прийти в себя. Шота невозможен. До немеющих лап. Таких людей не бывает. Чтобы от одного его взгляда хотелось блевать и смеяться. Нужно сходить к психотерапевту, не дотерплю до следующего посещения. Снимаю с себя одежду, оставаясь совершенно голой посреди комнаты. Он так спокойно меня касается. Не противно? Я не шибко человек, косматая, тощая, вечно побитая. Какая-то жалкая. А он трогает. Обнимает. Целует. Любит? Наверное, раз всё ещё рядом. Как семья, тоже не обращает внимания на мои действия, внешний вид. Касаюсь груди, под ладонью стучит сердце. Ноет. Не оно. Душа. И я не знаю, как облегчить эти стенания. Не знаю даже причин. Стук в дверь, вздрагиваю, сбрасываю с себя оцепенение. Тору зовёт вниз, все собираются смотреть фильм. Спешно одеваюсь, выхожу к ней, натянув улыбку. Мой гамак уже занят и это греет, мне нравится, что им зашло. Сажусь рядом с псом, чувствую его подавленное состояние, гнев, страх. Кладу голову на плечо, переплетаю пальцы. Мне кажется, я его понимаю. Интересно, думает ли он так же? Не ответит ведь. Но руку мою сжимает, немного больно. Так и сидим, в стороне, но вроде как со всеми. Смотрю и не улавливаю сюжет, диалоги проходят мимо.        — Тебе больно? — шёпотом спрашиваю у парня. Напрягается, обрастая своими защитными колючками, как ёж.        — Снова лезешь? — тихо рычит мне в ухо. Ещё немного и точно укусит.        — Мне да, — вздрагивает. Поднимаю голову, сталкиваясь с ним взглядом. — Мне кажется, я никогда не смогу быть тем, кем хочу. Всегда недостаточно.        — Завянь, пока не прибил, — скалится, распаляясь. Чую его смятение. Напуган моей неожиданной откровенностью.        — Разберись с этим, а если не можешь, я рядом, — отпускаю, поднимаюсь, поправляя подол футболки. — Не превращайся в меня. Сам ведь сказал, выгляжу жалко.       У меня руки дрожат. Неожиданно, я очень возненавидела себя. Трусливая. И ведь правда жалкая. Другим помогаю, а себя вытащить из этой трясины не могу. Даже пью через трубочку. Никчёмная. Беру бутылку, ухожу курить во внутренний дворик, наблюдая, как все расходятся спать, как Кацуки что-то сказал Изуку, как они тихо уходят. Тушу, сделав всего две тяги, глажу подругу между ушей и ухожу за парнями. Уже ночь и немного прохладно. Бакуго молчит, а Мидория не понимает, что происходит, болтает, спрашивает. Я не очень хорошо знаю их конфликт, причину вражды. Но понимаю, что гнетёт блондина. Хорошо понимаю. Не оправдать собственных надежд, видеть, как отстаёшь от всех и тебя превосходит тот, кто всегда был позади. Виноват, что важный для тебя человек пострадал. Что вечно доставляешь проблемы. Мы все хотим быть героями и спасать жизни, но выходит совсем наоборот. Останавливаются перед зданием, в котором, по их словам, пёс впервые проиграл кучерявому. Должно быть, ему больно от одного его существования. Напоминание слабости, как рана. Многие слова мне не очень понятны, но почему-то меня не удивляют. Интуиция? Не знаю. Видимо, раньше Изуку был слабым и безпричудным. А потом стал сильнее. Намного сильнее. Обходя Кацуки из раза в раз, оставляя его позади. Он сложил мозаику. Что причуда Мидории досталась ему от Всемогущего. Да. Я это знала. Точнее, предполагала. Запах во время использования очень похож и с развитием кучерявого, становился почти идентичным. Всё указывало на это. Даже их более близкое общение, которое не заметил только слепо-глухо-тупой. Что за дерьмо происходит в наших жизнях? Как же сложно. Они продолжают говорить, а я нагло подслушиваю и это вредит мне. Блондин упоминает Кошек, Томоко, что она ушла в отставку, потеряла свою причуду. Закусываю хвост, глубоко дышу, внутри всё сжимается, ноет, холодеет. Не удивляйся так, дура, ты же знала. Просто не хотела верить, бежала от правды. Но она от этого никуда не делась. Начинается драка. Прячусь в тени, смотрю на них, не пытаясь прикрыть уши от звука взрывов. Им обоим это нужно. Спустить пар, разобраться, быть честными друг перед другом, просто по человечески поговорить. Условия, в которых они оказались заставляли молчать, врать, соперничать. Жизнь стравила их, как собак. И как бы ни было это неприятно признавать, наши взрослые, дорогие учителя, герои лишь способствовали. Два моих друга устроили бой и мне сложно понять почему это происходит. Не сама причина, а… Почему? Они же дети. Почему им так тяжело? Почему с ними это происходит? Почему они должны нести на себе это тяжёлое бремя?        — Ты в порядке? — Изуку протягивает руку, искренне беспокоясь. Видимо не понимая, как от этого тошно. Сочувствие сейчас? От того, кого презираешь, хочешь превзойти? Почти что унизительно.        — Хватит обо мне волноваться, мать твою! — отбивает от себя его помощь, срывается на крик. Поднимается, вижу, как дрожит спина. — Дерись со мной! Что с тобой не так?! Почему?! Почему теперь я тащусь позади дерьмоеда, что всегда таскался за мной?! Чтобы такой никчёмный урод, вроде тебя, становился сильнее… Да ещё и получил признание Всемогущего… Я ведь тоже не сидел сложа руки! Так почему… Почему, именно из-за меня, Всемогущего больше нет?! — слышу срыв, надлом в его голосе. Боже. Как же ему было всё это время больно. Невыносимо. Зажимаю рот сильнее, садясь на корточки, почти чувствуя его страдания. — Будь я сильнее, не попадись тогда в руки злодеев, ничего этого бы не случилось! Всемогущий держал это в секрете! Он никому не мог сказать! И хоть я старался об этом не думать… Малейший просчёт мог всё испортить! Я не понимаю, что мне делать!!!       Хотела бы я забрать его муки себе. Облегчить. Но могу лишь наблюдать, чтобы остановить, если всё зайдёт слишком далеко. Быть с ним рядом, подставить плечо. Он ведь не примет. Разозлится. Бой снова начался, эмоциональный, мокрый от слёз, истеричный. Мне больно смотреть на них. Больно осознавать, через что проходят. Но должна остаться. Сама подтолкнула его к разборкам. Я его друг. Мне кажется, если я уйду, то предам его. Они больше не сдерживаются, бьют друг друга до крови, пачкая кожу, одежду, асфальт. Сейчас эти двое намного сильнее, чем обычно. Остервенелые, дикие, грозные. Встать между ними равно смерти. Если честно, красиво. Хоть врач во мне и закипает от холодной злости, понимая, что придётся всё это исправлять, смотреть интересно. Как они обходят друг друга, швыряют, избивают, доказывая свою правоту, просто выпуская эмоции. Показывают, насколько сильнее стали, как развились. Сначала Изуку только получает, но вот наконец дал отпор, вышел на равные. Горячий воздух от взрывов обжигает глаза, доставляя дискомфорт. Приходится отвлечься, ненадолго закрыть их. А когда открываю, Мидория уже прижат к дороге, с громом, заблокированный по рукам и ногам. О, Всемогущий. Я здесь больше не нужна.