Своя

      Этот придурок ещё около часа водил меня вокруг больницы, держа за руку, а то сбегу и выпытывал все истории связанные с Шотай, бесконечно утверждая, что ТОЧНО влюбилась. Мог бы не повторять это без умолку, поняла уже. Только вот что с этим делать? Фыркает, закатывая глаза, что всё ещё странно выглядит на тыкве и советует не тратить время, пригласить его куда-нибудь. Чем быстрее пойму его заинтересованность во мне, тем проще будет разлюбить, если всё плохо. Звучит достаточно логично. Но всё равно стрёмно. И страшно, если честно. Несмотря на мою семью я видела и плохой, буквально ужасный вариант отношений. Становится серьёзнее, соглашается, что да, с таким примером в детстве естественно бояться. Но я ведь, вроде как, сама говорила, что он безопасный, никогда мне не навредит? Почему бы не довериться? А если хоть что-то будет не так, он приложит все усилия, чтобы помочь мне. Смотрю на Джека и не понимаю, как можно быть таким раздражающим идиотом и самым лучшим другом на свете одновременно. Обнимаю его, смущая неожиданной нежностью. Резко тыкает в рёбра, вынуждая взвизгнуть, отпрыгнуть в сторону. Недовольно бью хвостом по земле, стоя на всех лапах под его смех. Ясу тут же вступается, прыгает ему на шорты, карабкается по одежде выше и лупит лапой по голове. Пытается прекратить ржать и извиниться, но получается плохо, честно говоря. Вот говнюк. Поднимаюсь на ноги, отряхиваю ладони и замечаю, что в стороне от входа в больничку стоят мои ребята, курят, смотрят на нас. Поняв, что их заметили, подходят сами, обмениваемся объятиями вместо приветствий.        — Давно тебя не было. Мы уж думали, что то полнолуние так напугало, что решила сбежать, поджав хвост, — небрежно заводит разговор Лог, выпуская дым мне в лицо. Фу.        — Ха! От меня так просто не избавиться, — скалюсь, снимаю с тыквы пушистую.        — Ну и славно! Эти двое мне мозг выносят, пускай хоть кто-то адекватный будет, — устало вздыхает Нэна, вылавливая Юку за шкирку, чтобы тот не приставал к кошке. Поворачивается к Джеку, затягивается, окидывает его хмурым взглядом. — Это случаем не тот хмырь, который тебя в морге терроризировал?        — Ага, но мы уже разобрались в том моменте и теперь ладим. Даже выпили на днях, — благодарно киваю на предложенную сигарету, не обращая внимания, как парень растерянно крутит головой с меня на ребят.        — Чего?! С ним бухаешь, а с нами только в мак ходишь? Так не честно! — как всегда эмоционально реагирует Юка и его белёсые волосы мигают тусклой вспышкой. — Значит так, в следующий раз в клуб идёшь с нами.        — Напоминаю, что я несовершеннолетняя, — стряхиваю пепел, наслаждаясь компанией. Они классные, весёлые и умные. С ними хорошо работается и ещё лучше дружится.        — При этом курит, работает в морге и в больнице, да и от алкоголя, как такового, не отказывается, — усмехается шпала. Пожимаю плечами, не отрицая слова Лога. Прав ведь. — Мы знаем место, где не спросят.        — Это если пойдёшь с нами. Мы замолвим словечко, потом примелькаешься и сама сможешь ходить, — вставляет немного больше информации девушка, туша бычок носком ботинка. Недовольно смотрю на это, но смягчаюсь, когда поднимает его, сжимает в кулак.        — Ребят, ребят, а можно с вами? Я первый пригласил её выпить где-нибудь вне дома, — лезет тыква, обнимая меня за плечи, будто никто не понял, о ком речь. Переглядываются, ведя диалог глазами и в итоге Нэна закатывает глаза, кивает. — Ес! Это будет весело!        — Молодёжь, а вы не слишком ли задержались? Утки ждут ваши умелые ручки, — не особо торопливо подходит Татакава, курирующий нас врач. Натыкается на меня глазами, дёргает уголком губ в быстрой улыбке. — Мы как раз тебя вспоминали.        — Надеюсь, в хорошем ключе, — щелчком когтя сбиваю искру с сигареты, зажимаю её между пальцами. Шерсть снова будет вонять. Ясу устаёт сидеть на одной руке, спрыгивает, уходит на полюбившиеся дерево под наши взгляды.        — Надейся. Тебя к себе хотят взять членовредитель, и анестезавр. Выбирай, кто больше нравится, — друзья тут же обиженно выпучивают на него глаза. Им такого не предлагают, просто посылают куда-то и остаётся радоваться, что не на ананас. Так, к урологу точно мимо, я не готова смотреть на письки, пускай и знаю, что он не только это делает. Для анестезиолога ещё слишком зелёная.        — Самоделкин. Подтяну работу с травмами. Особенно полезно будет, если что-нибудь с лицом попадётся, — шагаем в сторону входа, выкидываем бычки в мусорку. Джек заходит с нами, приветственно машет рукой знакомому персоналу.        — Хороший настрой. Тогда не тратим время! Давайте, давайте, не стоим на месте! Или работы подкинуть? — разгоняет нас, подталкивая руками в сторону раздевалки. Оглядываюсь на овощ, тот указывает пальцев в сторону морга и я всё понимаю, спокойно расходимся. Он навестит Ивао и пойдёт домой.       Переодеваемся с Нэной, весело болтая о последних событиях в жизни. Девушка делится, что начала отношения с парнем с потока, переживает сейчас конфетно-цветочный период, попутно завязывая своё удлинённое каре в мелкий хвостик. Поздравляю её, не решаясь рассказать о своих неожиданных чувствах к другу, который, между прочим ещё и мой учитель. Всё ещё в шоке. Как можно было быть такой идиоткой, чтобы не понять всё сразу? Это же было так очевидно! Да, конечно тахикардия, сто процентов. И спокойно рядом с ним, просто потому что. И можно ему много тоже без причин. Я идиотка. Устало мычу, бьюсь головой о шкафчик, пытаясь вытряхнуть из себя лишние мысли. Подруга непонимающе хлопает глазами, подставляет свою ладонь, чтобы я прекратила набивать шишку на лбу. Не смотри так, потом как-нибудь всё объясню. Однажды. Когда в монастырь уйду, пришлю письмо. А до этого момента пускай только Джек знает. Ну и Ясу. Надо будет попросить её не разбалтывать всё Незу. Потому что он точно расскажет Исцеляющей Девочке. И тогда шуток мне не избежать. Стоп! Я ведь к ней подходила со своими подозрениями. Она тогда ещё странно посмеялась. И шутила, предлагала избавиться от сонливости с помощью Шоты, ведь рядом с ним ускоряется пульс. Она всё знает. Даже раньше чем я сама. Вот же… Банан! Коллега хмуро наблюдает за моими страданиями, ждёт, когда прекращу и только под её строгим взглядом понимаю, что да, пора прекратить. А то нам и правда заданий накинут. Застёгиваю форму, туже завязываю волосы, выдыхаю. Я врач, у меня нет мыслей, чувств, проблем. Потом буду думать и переживать. Сейчас помогаю людям. В коридоре уже ждут Лог и Юка, все готовы к работе, стали серьёзнее. Стукаемся кулачками в центре нашего маленького круга, расходимся. Женщина в возрасте встречает меня сдержанным кивком, просит немного подождать, доделывает карту пациента в компе. Пара кликов, поднимает на меня глаза, поправляет очки-половинки. Выглядит строгой, но есть один мужчина, у которого взгляд тяжелее.        — Читала твоё дело и знаю, что что-то уже можешь сделать. Но много о себе не думай, вправить пару костей и остановить кровотечение не значит, что знаешь всё, — немного надменно, будто перед ней вместо меня комок грязи. Прикусываю язык, чтобы не возразить. Я делала больше! Я спасала жизни! Но нужно молчать, быть послушной. Обо мне худшего мнения, потому что уверены, что меня продвинула Исцеляющая Девочка, а не мои навыки и умения. Если буду делать, что говорят, то смогу доказать, чего стою.        — Конечно, я понимаю. Буду рада учиться у вас, — чуть склоняю голову, показывая своё уважение, хоть хвост и дёргает кончиком. Кошачья натура требует воспротивиться, ткнуть носом, что они не правы.        — Рада она, — бубнит себе под нос. Вздыхает, встаёт из-за стола. — Не лезь к пациентам, пока я не позову. Просто смотри.       Каким образом я должна научиться без практики? Теории у меня хоть отбавляй, каждую свободную секунду слушаю различные лекции. Меня злит такое отношение. Зачем вообще к себе позвала, если я ей не нравлюсь? Чтобы проверить? Ткнуть носом в то, какая я никчёмная и ничего не могу без наставницы? Нет уж, докажу всем что мои успехи это лишь следствие приложенных усилий. Послушно стою за спиной, смотрю за работой, как общается с людьми, назначает лечение. Между приёмами разбирает пришедшие анализы, на меня даже не смотрит, ни разу не предложила поработать с кем-нибудь самой. Да, люди могут отказаться, но почему просто не спросить? Её целью было потратить моё время и не дать чему-то научиться? Уж швы накладывать я точно умею, каждый день тренируюсь то на курице, то на фруктах, то на манекенах. Или могла бы объяснить, как оформляется больничный лист, документы нам особо не доверяют. Закипаю внутри до состояния чайника, разве что пар из ушей не валит. Но вот хвост грозно лупит по полу, перекатывается из стороны в сторону. Бесит. Моменты отдушины только когда нужно кого-то сопроводить до нужного кабинета или что-то принести. Знаю, этим обычно и занимаются утконосы, но неужели нельзя дать какое-то более существенное поручение? Моментами пересекаюсь в коридоре с друзьями, они бросают быстрые улыбки, спешно шагая туда сюда, проверяя пациентов. Стою в углу, как декоративное чучело, жду, что мне снова скажут сделать что-то нелепое, но тут заходит девушка и в один момент всё меняется. Пространство наполняется давящим страхом, от которого шерсть дыбом. Не таким, как у других людей. Это не страх травмы и врача, возможного диагноза. Она боится чего-то другого. И я понимаю чего, когда следом за ней заходит парень. От него воняет кислотной сладостью, злом. Как если бы объелась сахара и меня стошнило. Жгучее ощущение на языке, как от желчи. Пациентка послушно раздевается за ширмой, объясняет, что упала с лестницы и её парень подтверждает историю. Скорую не вызвали, потому что встать сама могла и он уточняет, что это была именно её инициатива. Запуганная девчушка отвечает без задержек, связно, в словах не путается. На общие шумы реагирует в пределах нормы и характер повреждений соответствует словам. Но я не верю. Не верю что она сама упала. Потому что её страх к партнёру очевиден, чую его. Пытаюсь взглядом привлечь внимание травматолога, чтобы что-то сделать, как-то спасти её, изолировать от ублюдка.        — Хорошего восстановления, будьте аккуратнее, — провожает их доброй улыбкой. У меня сейчас сердце в пятки упадёт от мысли, что она просто взяла и отпустила девушку с таким опасным чудовищем. Вздыхает, протирает очки подолом рубашки, что-то пишет в телефоне, пока я скачу перед ней на всех лапах, почти вою. И только дождавшись ответа поднимается из-за стола уже с совершенно серьёзным лицом. — Сейчас собираешь свои кошачьи мозги в кучку и оказываешь помощь людям, пока я не вернусь.        — Что? Постойте, разве мне можно одной? И вы вызвали полицию? Той девушке нужна помощь! — не нахожу себе места от переживания, переменаясь с ноги на ногу, мучая хвост в руках. Ловит меня за плечи, встряхивает, весьма грубо.        — Я ухожу на собрание по этому вопросу. Ты ДОЛЖНА справиться, тебя подстрахуют. И отключи, чёрт возьми, субтитры с лица! — почти рычит, крепко сжимает пальцы. Замираю анализируя ситуацию, её поведение. Она поняла и без меня, просто не подала вида. А я могла всё испортить своей паникой. Внутри всё трясёт, понимаю, насколько не готова сталкиваться с такими ситуациями. — Соберись. Ты врач.        — Поняла, — киваю, сжимаю кулаки. У меня сейчас сердце остановится. Я не готова. Мне страшно.       Активно дышу, разминаю руки, чтобы не тряслись. Ко мне приходит старшая медсестра и под её матёрым, уверенным взглядом становится чуть спокойнее. Так, всё хорошо. Они разберутся, а ты должна работать дальше. Ничего сложно, ты умеешь. В личных картах есть истории болезней, оказывать помощь умеешь и со мной опытный человек, повидавший много на своём веку. За один час ничего серьёзного не встретилось, пара вывихов, один артрит, три перелома без осложнений. Уже готовилась позвать следующего, когда вернулась женщина. Мрачная, уставшая. Села на своё место, растёрла лицо ладонями и в этом жесте мне стало всё понятно. Они решили, что этот случай не требует вмешательства полиции. Наши домыслы без прямых доказательств ничего не стоят и если подозрения не оправдаются, больнице понесёт ответственность за вмешательство в чужую жизнь и нанесённый моральный ущерб. Главврач был на нашей стороне, но юрист или кто он там оказался против, как и финансирующие госпиталь лицо. И их слово оказалось весомее. Мы ничего не можем сделать. Даже если он и правда столкнул её с лестницы. А я уверена в этом. Самоделкин вздыхает, отправляет меня домой, отдохнуть, привести мысли в порядок. Может я ей и не нравлюсь, но как взрослый, опытный человек, она понимает, какой это стресс для новичка вроде меня. Не спорю, ухожу, даже не попрощавшись с друзьями. Меня трясёт от собственного бессилия, от бездействия совершенно не причастных к медицине людей, в чьих руках такая власть. Да лучше было бы проверить и наплевать на риски! Сама всё оплачу и возмещу! Почему они так пекутся о деньгах, когда речь о чужой жизни?! На подходе к школе звоню Исцеляющей Девочке, уточняя где она и без замедлений врываюсь в общагу учителей. Ни с кем не здороваясь, бросаю сумку посреди гостиной, падаю за стол. Ощущение, будто оглушили ударом по голове и тело не слушается, как не родное. Старушка ставит передо мной чашку чая, садится напротив, терпеливо ожидая, когда начну говорить, взглядом просит учителей не лезть.        — Вы знаете? — голос скачет от рычащих ноток, выдаёт, насколько я зла. Наставница кивает, отпивает.        — Меня оповестили. Это сложная ситуация…        — Да ничего в ней сложного нет! Один звонок! Всего один! Алло, полиция, девушку столкнул с лестницы её парень, имя такое-то, проживает там-то! Проверьте пожалуйста! — всплёскиваю руками, чуть не задев запрыгнувшую на колени Ясу. Ей пришлось бежать за мной, устала. Но эмоции чует и переживает. Телевизор на фоне становится тише, разговоры смолкают.        — Я понимаю твой гнев, но всё не так просто. Никто не может помочь, если человек этого не захочет. Придёт полиция, она соврёт и что дальше? От этого всё прекратится? Или он побьёт её ещё сильнее? — говорит спокойно, не ведётся на мои эмоции. Я знаю, что она права. Знаю, но меня рвёт на части. Хвастаюсь за уши, тяну их вверх, до боли и сокрушённо падаю лбом на стол. — Не убивайся так.        — Как вы можете быть такой спокойной? — говорю, не поднимая головы, почти хнычу. Слышу, как вздыхает, устало и печально.        — Люди называют это врачебным цинизмом. На самом деле, сердца не хватит, близко к нему принимать каждую ситуацию. Сколько было и сколько будет. Всем не помочь, — мне страшно и больно от мысли, сколько она повидала, скольких не смогла спасти. И мне ведь тоже предстоит. Готова ли я к этому? Совершенно нет.        — Почему такое происходит? Почему она не уйдёт от него? Есть же организации помогающие людям, попавшим в абьюзивные отношения. Есть столько вариантов! Зачем терпеть чьи-то попытки убить тебя? — перекатываюсь на спинку стула, смотрю в потолок, испытывая бесконечную усталость. Рядом садится Хизаши, гладит кошку на моих коленях.        — Прости, что говорю такое, но ведь и ты не ушла от своих родителей. Любовь не всегда что-то хорошее и положительное, — пытается улыбнуться, но выходит у него как-то грустно, горько. Мне плохо от его слов. И страшно.        — Я была ребёнком. Думала, что так и должно быть. Но она же взрослый человек! — хочется плакать. Видела такие отношения в детстве. И они предстают передо мной сейчас снова, вскрывая старые раны, возвращая меня к состоянию маленького котёнка.        — Возможно, она всё ещё его любит. Надеется, что он станет таким же, как в начале отношений. Вряд ли же с самого начала поднимал на неё руку? — подключается Каяма, становясь за спиной блондина, используя его как опору.        — Тогда зачем вообще соглашаться на любовь, если она может обернуться подобным? Разве это не страшно? Или все верят, что это не про них? Что смогут предотвратить, уйти?        — Люди не могут быть одни. Они хотят любить и быть любимыми. С кем-то происходит такой ужас, с кем-то нет. Плохой опыт не причина останавливаться, — влезает даже Тошинори, приземляясь рядом с Исцеляющей Девочкой и я понимаю, что все присутствующие учителя подобрались ближе, включая Шоту.        — А что если ты не можешь продолжить, потому что человек, которого любишь убил тебя? Что если он нанёс такую травму, после которой больше не способен доверять кому-то? Что если он сломал тебя и теперь ты тот опасный человек? Что если ты рос видя это и теперь не можешь быть уверен, что не станешь как один из них? — голос дрожит и ужасно обжигает горло подкатывающая истерика. Меня трясёт от эмоций, совершенно не слежу за тем, что говорю. И зря.        — Так было у них? Они били не только тебя, — озвучивает общее озарение 13, сшибая меня своим сочувствием. Я не должна была этого произносить. Жалость. Им жалко меня, как всякую жертву страшного события. Но я не жертва, не хочу ей быть, просто не могу. — Ты боишься, что станешь как они? Поэтому избегаешь отношений?        — Шутки про монастырь теперь звучат по другому, — не могу даже посмотреть на Ямаду. Не мигая уставилась на Ясу, сгорбившись, вцепившись пальцами в её шерсть.        — Кажется, речь была не о Джи, а о людях и их действиях, — наконец подаёт голос Айзава, наблюдающий всё это время со стороны. Вздрагиваю, отмираю. Размазываю по лицу подкатившие слёзы и залпом выпиваю чай, тут же натягиваю беззаботную улыбку.        — Он прав. Простите, что встревожила вас, забейте. Вряд ли я ещё встречу эту девушку. Во всяком случае, надеюсь на это, — поднимаюсь из-за стола под прицелом изучающих взглядов, потягиваюсь.       Хизаши и Немури быстро понимают, что это не самая лучшая тема и мне некомфортно, быстро переключаются на что-то сторонее, пытаются отвлечь своих коллег. Подхожу к Стёрке, хочу уткнуться ему в плечо, почувствовать тепло, но не могу. Мои раны открыты и они ноют, болят, будто на них посыпали солью. Слегка касается моей ладони мизинцем, кивает в сторону лифта. Уходим от всех, хоть и чувствую, как смотрят. Они наверняка обсудят это, как только я исчезну из поля видимости. Запускает в комнату первой, достаёт из шкафа сменную одежду, уже давно ставшую моей. Переодеваюсь в ванной, опираюсь руками на раковину, дышу. Какая же я жалкая. Столько лет прошло, но меня до сих пор не отпускает. В отражение зеркала какая-то чужая, испуганная, замученная девчонка. Зрачки сужены до тоненьких полосок, нижнее веко красное, маленькие бровки овальчики почти встретились посередине. Давай, вдох, выдох, всё хорошо. Двигаемся дальше, не думаем о прошлом. У меня тут свои отношения намечаются, нечего думать о чужих. Шота уже в кровати, сидит прислонившись к стенке в телефоне. Из приоткрытого балкона приятно дует ветер и полумрак создают ощущение уюта, а впитавшийся в помещение запах мужчина успокаивает. Залезаю к нему, лезу ближе, обнимаю за пояс и утыкаюсь носом куда-то в живот. Гладит по голове, обходя уши, ничего не говорит. Тянусь за его рукой, всё больше приподнимаясь, пока не оказываемся на одном уровне. Если сейчас поддамся вперёд, то наверняка поцелую его. Щетина будет колоться, а губы сто процентов горячие, немного грубые из-за того что вечно обкусывает их. И прямо сейчас, от нашей близости во мне возникают плохие, чёрные мысли. Они как раскалённая кочерга, наносят удар, тут же прижигая рану, навеки оставляя шрам. Я хочу чтобы он ударил меня. Избил, изувечил. Чтобы после его прикосновений шла кровь, что бы на теле остались следы рук и я видела где он трогал. Чтобы никогда не забыла. Чтобы его присутствие в моей жизни осталось следами как можно дольше и я видела их, вспоминая, как он нежен со мной. Отшатываюсь от уже наклонившегося ко мне друга, не удерживаю равновесие. Успевает поймать за руку, притянуть обратно, почти впечатывая меня лицом в себя, обнимает, совершенно не понимая, что произошло. Цепляюсь за его футболку когтями, наверняка царапая, испугавшись самой себя.        — Джи? — явно взволнован, но старается не подать вида. Отпускает, когда отстраняясь, внимательно вглядывается в лицо. Ясу напряжённо смотрит с угла кровати, готовая вмешаться в любую секунду.        — Они правы, — выдавливаю из себя, опуская голову, сжимаясь. Герой касается губами макушки, пытается подбодрить, явно не понимая, что делает хуже.        — О чём ты? — гладит по спине, как ребёнка, говорит тихо, ласково.        — Я боюсь, что стану как они, потому что это правда, — касается подбородка, поднимает к себе моё лицо. Его глаза как ночное море, как машинное масло. Вязкие, легко утонуть.        — Не станешь, — почти смеюсь с такой уверенности. Кто из нас ещё наивный?        — Я хочу, чтобы ты ударил меня, — его лицо тут же меняется, становится напряжённым, хмурым, мрачным. Такие идеи не радуют. И я это знаю. — Хочу чтобы остался след. Потому что именно так они выражали свою любовь друг к другу. Все старания моих родителей, все примеры здоровых отношений в последствии были тщетны.        — Нет. Ты знаешь, что так не должно быть, а это уже многое. Такие мысли не равняют тебя с ними. И я никогда не причиню тебе вред, — целует в лоб, нос, вселяя в меня веру, что да, он прав. Я не такая. Со мной подобное не произойдёт. Потому что я влюбилась в него, а он никогда не сделает мне больно. — Если ты хочешь, чтобы я оставил след, то могу предложить компромисс. Можно?        — Да? — не понимаю, что он хочет сделать и от того звучу совершенно не уверено.       Дёргает губы в быстрой улыбке, наклоняется. Гладит одной рукой покрытые шерстью позвонки на шее, а другой оголяет плечо. Тянет ворот футболки ниже, пока не стало видно ключицу и целует под ней. Напоминает укус, только приятно, а не больно. Чувствую кожей его колючую щетину, горячее дыхание и обжигающие губы, впившиеся в плоть. Живот сводит сладкой судорогой и в глазах плывёт от накатившего возбуждения. Цепляюсь за него, путая мягкие волосы, почти теряя над собой контроль. Выпрямляется, тут же поправляет одежду, внимательно смотрит мне в глаза. Зовёт по имени, ожидая от меня реакции. Мозг пьяно обрабатывает информацию, с каждой секундой всё больше возвращая себе контроль над телом. Он оставил мне засос. Оставил след, как и хотела, не причиняя боли. Но разве это не что-то интимное? Разве так делают не во время охватившей страсти? Он. Засос. Мне. Так нельзя. Я не готова. Я боюсь! Вскакиваю, спрыгиваю с кровати и запутавшись в хвосте падаю на все лапы. Шота подрывается за мной, растерявшись, вероятно, даже виня себя, но сейчас я не могу думать о нём. Мне нужно бежать, пока не случилось что похуже. Проскакиваю на открытый балкон и вниз, к себе, не оглядываясь, оставив Ясу и все вещи. Утром всё объясню, не сейчас. Мне нужно собраться с мыслями, переварить, успокоиться. Без промедлений убегаю в комнату, закрываю дверь и по ней сползаю на пол. Боже. Что же происходит? Это не неделя, а какое-то сумасшествие! Слишком много событий, я уже просто не справляюсь. Грызу хвост, кручу в голове ощущения, когда он касался меня. Как же это было приятно. И мне хотелось большего. Я бы позволила, если бы он продолжил. Но потом, вероятно, чувствовала бы себя ужасно, забившись в угол, рыдая, ненавидя весь мир. И в первую очередь тех нелюдей из-за которых вынуждена переживать всё это, бесконечно бояться, оставивших мне столько травм.        — Джи, ты здесь? — тут же поднимаюсь на ноги, будто дверь полыхает. Одёргиваю себя за истеричность, пытаюсь собраться, успокоиться.        — Привет, Изуку, — открываю парню, впускаю. Неловко заходит, заливаясь румянцем. Сколько ему нужно времени чтобы привыкнуть уже и прекратить смущаться от присутствия девушки где-то поблизости.        — П-прости, что так поздно беспокою, — поднимает на меня глаза, пытается улыбнуться. — Это футболка учителя Айзавы?        — А ты откуда знаешь? — непроизвольно хмурюсь. Он не мог быть в курсе, потому что Шота в ней не появлялся и я забрала её себе ещё в начале наших взаимоотношений.        — Я просто пошутил, — сглатывает, выпучивает глаза. Банан. Просто банан. Вздыхаю, тру лицо ладонью, делаю глубокий вдох.        — Давай забудем об этом. Что ты хотел? — достаю из холодильника бутылку чая, спокойно отпиваю, предлагаю и кучерявому хлебнуть. А то у него сейчас голова загорится от смущения. Усаживаю его на кровать, сама опираюсь бёдрами на стол.        — Это касается моей стажировки у Ночноглаза, — начинает, отхлёбывая немного. Киваю, показывая, что слушаю его, подбадривая на продолжение. — Я потрулировал с Мирио-семпаем и на нас выбежала девочка. Она была вся в бинтах, напуганная. Не могу объяснить, но мы должны были идти и… Агх, это не даёт мне покоя!        — Ты хотел спасти её, но не мог? И теперь боишься, что допустил ошибку? — невероятно, как судьба любит измываться над людьми. Каковы были шансы что мы оба попадём в такую ситуацию? Что именно сегодня он захочет поговорить со мной об этом? Мидория кивает, сжимает губы, смотря в пол. Падаю рядом с ним, кладу голову на плечо, вздыхаю. Да уж, дерьмово нам. — Помнишь место, где это произошло?        — Да. Ты хочешь сказать, что мне стоит пойти туда ещё раз и спасти её? Я даже не уверен, что она правда была в опасности. Там сложная ситуация, не могу всего рассказать, но мне запретили вмешиваться, — устало трёт шрамы на руке. Я чую, как ему морально плохо, в какой растерянности он находится. Соблюдать приказ или спасать жизни. Реальный мир сильно отличается от наших розовых фантазий. — Когда мы ушли, оставили её там, я подумал о тебе. Что если это такой же ребёнок, которому нужна была помощь. Но я просто ушёл, не спас её. А если я должен был быть для неё, как Кошки для тебя? Но не стал.        — Хей, тише. Изуку, послушай, ты чертовски сильный и умный. Если хочешь её спасти, значит спасёшь, — подбадриваю его, треплю по волосам. Сегодня слишком часто поднимают моё прошлое. Друг вяло улыбается, обнимает меня, кладёт подбородок на плечо.        — Спасибо. Я буду стараться и обязательно спасу её. И других детей, попавших в подобную ситуацию. Чтобы больше никто такое не переживал, — чуть расслабляется в моих руках, наваливается. Ему бы спать лечь. Наверняка эти мысли не давали нормально отдохнуть.        — У тебя всё получится. Я верю в каждого из вас и знаю, что вы приложите все усилия. Ты замечательный герой и эта девочка будет в безопасности благодаря тебе, — глажу одноклассника по спине, медленно переворачивая на кровать, укладывая. — Оставайся сегодня у меня.        — А ты? — тут же приподнимается, снова краснеет. Оставляю бутылку с чаем в сторону, благо закрыта, тепло улыбаюсь. Запрыгиваю в свой гамак, показательно утаптываю подушки, не обращая внимание на пришедшую Ясу.        — Кошки могут спать где угодно, — подмигиваю и парень чуть успокаивается, роняет голову. Бедный ребёнок. Ладно я, не привыкать, но ему-то куда? Столько переживаний на одного маленького человечка. Слишком много. В таком возрасте по кафешкам с друзьями шляться надо, а не терзать душу тревогой о девочке, которую не спас.        — Джи? — снова подаёт голос, вяло поглаживая залезшую к нему кошку.        — Да?        — Всемогущий сказал, что умрёт, — на последнем слове слышен надлом. Болезненный, кровоточащий. Внутри всё сжимается, ноет. Спрыгиваю обратно, ложусь между ним и стенкой, обнимаю, прижимая голову к своей груди. И наплевать, как это выглядит, ему нужна моя поддержка. — Я понимал это, все рано или поздно умирают, но… В этом году или через год, так предсказал Ночноглаз… Это слишком рано… Джи… — Да? — позволяю ему хвататься за меня, плакать, оставляя мокрые пятна на футболке. Нутром чувствую, что он скажет, о чём попросит и мне от этого плохо. Однако, у меня нет права отказывать. Мой человек нуждается в помощи и я уничтожу мир, но помогу ему.        — Ты ведь врач… Спаси его, пожалуйста, — сжимает меня крепче, почти ломая рёбра. Это больно, но физические ощущения сейчас слишком незначительны.        — Обязательно, — шепчу, глажу мальчика, успокаивая, умирая внутри. Что я могу? С моими-то навыками? Какие у меня шансы изменить хоть что-то? Я должна. Просто должна. И не потому что врач. Я его друг. Так ведь поступают друзья? Помогают друг другу, даже если это за пределами их возможностей.