Уроки литературы 2

      За окном было темно. Звёзды, луна. В животе пусто, в голове пусто, в доме пусто. МА не были даже в комнате, а на кухне была идеальная чистота. Мне оставалось разогреть лапшу и утолить голод. Но что-то не складывалось, словно первого января не существовало, словно это был просто сон, в котором я был всего лишь наблюдателем и настолько не заинтересованным зрителем, что забылись все мелочи театрального спектакля, будто их не было, а был один большой антракт, сулящий никчёмную игру актёров и дешёвый заезженный финал.              Я включил телефон в попытках найти правду, разобраться в случившемся, но кроме сообщений и входящих от Даши ничего не увидел. Моя жизнь не стала другой. Всё те же Дашины попытки вывести меня на разговор, те же сообщения и тот же закреплённый диалог с Голышевым. Моё представление осталось прежним, мой мир не пошатнулся, голова осталась на плечах, разум, мышление. Всё оставалось мне под силу и та же прекрасная любовь к книгам и то же неподдельное желание уехать из этого города в неизвестность, прямо-таки в бесконечность, взяв билет в один конец за новыми эмоциями и новым настоящим.              Почему же раньше я считал, что долгожданный поцелуй любви может что-то изменить, что-то перегнуть, совершить революцию, разгромить крепость стеснения, взорвать пагубные мысли. Где же это всё? Где тот, чьё имя я должен произносить сейчас с дрожью в голосе, шепча на ухо, обнимая и желая лишь его.              Великие мои мысли и рассуждения подвели в очередной раз. Ожидание. Томительное ожидание привело меня в отправную точку и грубо посмеялось. Где тот, кто вчера признавался в любви, уверял, что хочет бороться за счастье. Хотя я тоже не спешу что-то делать. Удивительный мир, в котором все хотят быть центром внимания, ждать его, требовать, а сами лишь вольны наблюдать и командовать. Как я гармонично смотрюсь с этим адским представлением о мире.              Представляю, как я бы восседал на троне, перекинув ногу на ногу, и полузакрытым взглядом осматривал всех таких же присутствующих, как я. Божество во всех его проявлениях. Не видать мне счастья, пока я смотрю на Голышева исподлобья и жду его действий.              Просидеть целый день за книгами, затем отправиться на тренировку и снова читать – не было проблем. В конечном итоге, чтобы переключиться нужно чем-то себя занять. Я не был таким активным, занятым, пока не понял, что Алису Власову можно забыть только если думать о будущем, о развитии, о себе. О других людях не получалось, пока в мою жизнь буквально не вломился Коля с его скептическим взглядом на жизнь.              Все каникулы мне не давали покоя две вещи: звонок Алисы и исчезновение Николая. Я должен был найти ему какое-то оправдание, объяснение, но мне не хотелось. Никогда зимние каникулы не давались мне так тяжело, как эти.              – Доброе утро, – Иванова стояла утром в положенное время. На часах было половина восьмого. Я посмотрел на подъезд, из которого должен был выйти Коля, но никто не вышел.              – Он уже ушёл, – проговорила Даша, – буквально перед тобой вышел без настроения, махнул рукой и пошёл без нас.              – Доброе утро, – ответил я.              – Как прошли твои каникулы? Мы не виделись целую неделю, расскажи, что нового.              – Репетиторы, книги, тренировки. Одиннадцатый класс всё-таки, – проговорил я.              – Как объяснишь то, что Коля ведёт себя странно? Он избегает диалогов со мной обо всём.              – Спрашивала у него, как прошли его новогодние каникулы?              – Спрашивала. Он сказал, что был в деревне и что не хочет ничего говорить про новый год.              – Ты не злись на него. Через полгода вы даже не вспомните друг о друге.              – Глупо отрицать твою правоту. Но знаешь, он хороший парень, но ядовитый. С кем бы он ни общался, все обжигались об его эмоциональное неустойчивое отношение к людям. Сначала он приветливый, милый, потом грубый, холодный, затем снова…              – Прекрати, – я перебил Дашу, – мы что теперь всегда будем про него разговаривать? Я устал от его перепадов и желаний делать одно, потом другое. И я хочу, чтобы мы не вспоминали его больше. Как Алису. Как всех, кто делал нам больно.              Оставшуюся дорогу мы шли молча. Возле перехода перед школой я остановился, заметив знакомую куртку. Даша перешла дорогу без меня, но вернулась и посмотрела в ту же сторону.              – Нет, – она потрясла меня за плечи, – ты не будешь стоять и смотреть в ту сторону.              Было поздно. Алиса стояла рядом со школьными воротами и смотрела на снег. Я стоял через дорогу и смотрел на её белую шапку. В конечном итоге, оно так и произошло бы. Рано или поздно, через год или два, мы бы встретились. И, кажется, я был не готов. Болезненное ощущение застало меня врасплох. И Даша, знающая меня наизусть, предложила уместный и идеальный вариант, на который я сразу согласился:              – Можем, обойти школу и зайти с заднего двора. Встреча с ней того не стоит. Кто знает, что она забыла здесь.              Я уходил дальше, а моя душа, словно осталось на том переходе и продолжала смотреть на то, как большие хлопья снега падают на белую шапку. Я зашёл в класс растерянными. Мне не стоило искать Колю глазами, это было так низко, так грубо, что я позволил себе забыться об Алисе взглядом Голышева, который так и кричал о просьбе понять его и простить.              – Привет, – проговорил я, проходя мимо его парты. Он протянул мне руку, дабы пожать. Я протянул в ответ и улыбнулся, когда наши руки соприкоснулись. Это мало напоминало пожатие, больше символ неразрывной связи и памяти друг о друге.              – Ты куда-то пропал, – проговорил я. Разговаривать с ним в классе в присутствии других было необычно, но приятно и даже как-то волнующе.              – И ты тоже пропал.              – Ладно, – голос смягчился. Да, был не прав, взвалил на него слишком много, хотя сам я такой ответственности не вывез бы, – пропали оба, теперь нашлись.              – Доброе утро, – мимо меня прошла Вицин с поднятой головой. Она оглядела меня с ног до головы, и меня озарила такая ясность, которой мне не хватало все выходные. Лицо Голышева скривилось, я наконец-то отпустил его руку и ушёл к себе за парту.              Паша в начале урока перебирал какие-то листы, потом считал карандаши и спрашивал меня, как пишется каждое слово, что диктовалось учителем русского. Вроде только я стал приходить в реальность, как в дверь класса кто-то постучался.              – Извините, мне нужен Панков Александр. Он учиться в этом классе?              – Простите, – учитель подправил очки, – а что случилось?              – Семейные обстоятельства, очень важно.              – Да, конечно, Саша, пройди.              Саша, пройди. Я понял с первых слов, что это была А-ЛИ-СА. Я бы предпочёл остаться на месте, но учитель сверлил меня взглядом и ждал, когда я выйду из класса, чтобы продолжить урок.              Я отвёл взгляд в сторону, когда выходил. Она закрыла за мной двери, но я так и не осмелился посмотреть на Власову Алису. Мне так было страшно, что, посмотрев в её чёрные глаза, я не смогу отпустить её. Однако убеждения об утраченном времени и длительном промежутки успокаивали меня. Прошли не дни, не недели, а годы с последней нашей встречи. И быть не может, чтобы чувства не остыли.              – Привет, Пан, – её голос был без ноток радости и волнения, будто видимся каждый день. Это меня взбесило и расстроило, что я скучал и ждал подсознательно, а Алиса никогда не чувствовала ко мне того же.              Решение быть чуточку смелее и храбрее, перестать быть таким меланхоличным и романтичным – хорошее решение.              – Давно не виделись, – звучало чуть грубее, чем я ожидал.              Но её глаза…              Власова не заметила, как пальцы рук дрогнули, как зрачки глаз немного расширились, как спёрло дыхание. Я бы писал с неё картины невиданной красоты, неслыханной популярности. Она, конечно, не Дориан Грей, но и я не Бэзил Холлуорд. Абсолютная, чистая, новая история, с новыми героями и сюжетом. Неподдельные, властные и открытые. О каком Гоголе я думал всё это время, когда нечисть воплоти, её демоны и адская красота всегда были где-то на другом конце города и жили свою беспринципную жизнь. И появление Алисы здесь доказывало всю аморальность её нрава: не считалась с другими, не верила в их открытость и в их привязанность. Её проблемы – это её проблемы и неважно, сколько человек уже справилось с такими же муками, сколько ещё будет мучаться. Важно было, в её понимании, лишь то, насколько она заслуживает этого и вообще заслуживает ли.              – У меня не было мысли появляться здесь, но мой брат потерялся. С ним что-то не так. Мне кажется, я теряю его.              Её лицо оставалось спокойным. Это удивило меня. Вообще меня удивляло, что она до сих пор стоит передо мной и не чувствует ни грамма стыда.              – А я чем могу помочь?              – Анна Вицин и Николай Голышев. Что-то из этого тебе знакомо? Максим говорил, что они твои одноклассники, поэтому глупо будет, если ты начнёшь отрицать.              – Я и не собирался отрицать.              – Отлично. Значит, я по адресу.              Последняя фраза вызвало отвращение. По какому ещё адресу? Давно пора забыть уже мои имя, фамилию, отчество, существование.              – Ничем не могу помочь, – проговорил я раньше, чем она скажет что-то ещё.              – Пан, я знаю, что ты злишься на меня.              – Ого. Мне свойственно быть мягким, но ты постоянно этим пользуешься. Через сколько лет ты снова потом вернёшься? Скажи мне сразу, чтобы я был готов к нашей встречи морально.              – Я могу и без тебя решить проблему брата.              Алиса расстегнула белый пуховик, сняла шапку. Вместо каре были длинные прямые волосы. Она тяжело вздохнула и проговорила дальше, поняв, что мне нечего сказать ей в ответ:              – Я тут, потому что хочу быть с тобой рядом. Жизнь, возможно, меня потрепала, но точно дала понять, что я скучаю по тебе.              Бескрайность. Дорога, ведущая в никуда. Я иду по ней, пытаясь дождаться рассвета, согреться в первых лучах солнца, вдохнуть запах свежего тёплого воздуха, окунуться в пепле новых событий. Только ошибся, доверившись судьбе, что гоняла меня по кругу и возвращала к А-ЛИ-СЕ.              – Ты запуталась. Ты тут, чтобы помочь брату или чтобы увидеть меня?              – Без «или». Ему нужна помощь. А мне нужна Вицин и её дружок Голышев. Сколько я про него наслышана, как этот тип меня раздражает, но кто бы мог подумать, что он испортит жизнь Макса.              – И что дальше?              – Я уничтожу их. Испорчу жизнь им обоим.              – Без меня только. Не собираюсь лезть в эту увлекательную игру, которую ты задумала. Я вообще на человека не похож, кто может причинить боль кому-то, особенно друзьям.              – Нет.              – Что нет?              – Они тебе не друзья. У тебя всегда была только Даша.              Округлил глаза. Мне стало смешно. В её понимании я скромный парень, который не может завести себе друзей и который не выходит из дома, вечно решая свои дела и проблемы. Отчасти оно так и есть, но за два года в жизни людей происходят миллионы событий, влияющих, так или иначе, на их мировоззрение, характер, привычки. Она же не может судить меня настоящего сейчас по тому, кем я был в 16 лет.              – Я поняла, – видимо, Алиса прочитала по взгляду, – глупо было приходить сюда. Хотя, знаешь, не глупо.              Её холодная рука взяла мою руку, она встала на цыпочки и поцеловала меня. Каким талантом должен обладать человек, чтобы попасть в тот промежуток времени, дабы перейти точку невозврата. Голышев в это время вышел из класса и моё периферическое зрение запечатлело удивление, злость и непонимание на лице. Я моментально оторвался от Алисы. Посмотрел на Колю, затем на неё.              Мне пришлось приложить силы, чтобы спуститься с лестничной площадки так же быстро, как он. Затем надо было успеть в туалет до того, как он закрылся в кабинке. И я успел.              – Я не истеричка, ясно? – Голышев включил кран и начал мыть руки, – мне вообще без разницы, чем вы там занимались. Можно же было как-то намекнуть, что ты нашёл себе подружку на каникулах, потому ни разу не написал и не позвонил.              Я закрыл воду, журчание которой пытался перекричать Коля.              – Это не моя подружка.              – Семейные обстоятельства всегда такие страстные?              – Успокойся.              – Успокойся? Я что нервный по-твоему? Я не понимаю, почему какая-то девчонка вызывает тебя из класса и целует? Это что за рояль в кустах такой? Кто это девушка?              Руки мои дрожали. Его злой взгляд метался из угла в угол, он стоял на месте, и казалось, что готов придушить меня прям здесь. Я не любил оправдываться, это же низко и глупо говорить что-то после произошедшего.              – Сестра Максима Власова, бывшего Ани Вицин, – нашёл самый нейтральный ответ.              – И чо? А к тебе это какое отношение?              – Она моя бывшая.              Он ударил по раковине, отошёл к окну, посмотрел в него, затем повернулся ко мне.              – Я тогда к Аней, да? Ну, как-то надо не нарушать такую традицию что ли, целоваться с бывшими.              – Ты всё перевернул по-своему.              – Слушай, – Коля подошёл ко мне, сделал паузу, всматриваясь в моё лицо, – я не Иванова и вытягивать слова из тебя не собираюсь. Делай, что хочешь. Один хер тебе никто не поверит, что я гей. Но с такими замашками на бывших, ко мне не подходи.              – Я позвоню, когда разберусь с этим, – проговорил я и чмокнул его в лоб, заметил, как уголки его губ расслабились и это вызвало дрожь внутри живота.              – Ладно, – проговорил он и вышел из туалетной комнаты.              Я знал, что всё не будет так просто. Он не прибежит по моему щелчку, он прибежит тогда, когда захочет, когда душа его измучается и соскучится. Так было всегда. У него в голове всегда есть определённый план, которого он придерживается и который обязательно случается. Я не удивлюсь, если в один из дней Коля скажет мне, что поцелуй с Ивановой был задуман ещё задолго до того, как мы познакомились. Всё в его планах слишком складно, слишком ровно и без погрешностей. И я ведусь. Удивительно, до чего он уникален в этом плане и надëжен. Зато мои планы рушатся и идут куда-то в противоположном направлении от требуемого.              Мягкий взгляд, мягкий голос и мягкие черты лица ждали меня всё на том же месте возле класса. Она смотрела по сторонам, изучая помещение. Алиса была невысокого роста с круглым лицом и не женственной походкой. Она не была похожа на Вицин или Ефремову, красота которых читалась сразу, она была похожа на шедевр, спрятанный за простецкой обложкой. Зато читая её, изучая, понимаешь всю суть красоты, души и линий, что вычерчивают именно её изгибы, скулы и улыбку. И когда читаешь, перестаешь замечать, что твои руки связаны, глаза закрыты и всё проговариваемое вслух, всего лишь выдумка, воображение и идеализация девушки, любящей пропадать, исчезать, уходить и оставлять после себя след боли и одиночества.              – Ты ещё не ушла? – спросил я, подойдя ближе.              – Кто это был?              Насколько было уместно сказать, что это был мой парень. Думаю, что на все 100%, но внутри что-то съёжилась и я сам того не понимая, соврал.              – Приятель.              – Сделаю вид, что ты не помчался с испуганным видом за ним, когда он увидел наш поцелуй, – она натянула улыбку и спросила, – это Голышев?              – Без тебя было лучше, – процедил я, заходя в класс.