Уроки литературы 2

      Утром я дождался Голышева Николая. Он вышел без десяти минут восемь. Я проклинал его пока ждал, но воздержался от ссоры, увидев его сонное лицо.              – Доброе утро, – проговорил я.              – Отвали.              – Дружелюбием не пахнет.              – Думал, мы вчера всё обсудили.              Он шёл впереди, я брёл сзади и пытался перекричать поток машин.              – Так мы обсудили вашу только половую жизнь с Вицин.              – Хочешь обсудить свою? – Голышев резко остановился, я не заметил и врезался в него.              – Давай, обсудим. Я жду тебя в эту пятницу вечером у себя дома, как обычно.              – Зачем?              – Чтобы было, что обсуждать, в конце концов. За руку возьмёшь меня?              – Нет.              Я пожал плечами. Он снова пошёл, пытаясь ускориться и надеясь, что я отстану от него.              – Коль, я не хочу, чтобы наши отношения закончились, не начавшись. И вообще, я тебя люблю.              – Ладно, – он сбавил темп, – если ты любишь меня, то зачем встречаешься с бывшей?              – Больше такого не повторится. Как там говорится? Даю слово пацана?              – Я соврал тебе насчёт Вицин. У нас ничего не было.              – Даже если и было, то я прощаю. Но первый и последний раз. И при условии, что ты больше не притронешься к ней.              – А ты к Алисе.              – По рукам.              Я знал, что он не возьмёт мою руку, поэтому просто чмокнул его в щёку, убедившись, что никто не смутит его. Перед входом в класс, посмотрел на часы и понял, что шли мы очень медленно, независимо от того, что Коля пытался бежать от меня. Урок заканчивался через 20 минут, а физик был очень педантичным и порядочным человеком, который не любил опоздавших и докладывал на них в дирекцию.              – Не думаю, что хорошая идея идти на первый урок была, – выдавил я, ударив Колю по руке, тянувшуюся к дверной ручке.              Он положил руки в карман и приподнял голову, чтобы увидеть меня. Я наклонился к нему и поцеловал в губы, затем сразу отстранился. Они были тёплыми. Нежными. Повторил этот жест снова, пока Голышев не начал паниковать и пока в коридоре была пустота. По коже пробежали мурашки. И почему я раньше не замечал, насколько они важны для меня?              Зов прошлого, подпинывающий меня на измены Голышеву, замолк в голове, а вместо него появились вспышки, свет которых затмевал здравый смысл.              – Солнце, – проговорил, подправив его кудряшки, – я хочу тебя здесь и сейчас.              – Я не думал, что Александр Панков умеет прогуливать уроки. Отличник Саша связался с плохим парнем Колей.              – Ты ещё многого не знаешь, что я могу, – провёл рукой по его шее, – но если что-то начну, то сделаю это шедеврально.              – Нас могут увидеть, – Коля вынырнул из-под моей руки, огляделся по сторонам и пошёл в сторону лестницы, оглядываясь через каждые два шага в мою сторону. Зайдя в мужской туалет, он защёлкнул его, пренебрегнув красной надписью на двери: «Не закрывать».              Я оглядел вонючее пространство, вмещающее в себя два умывальника и два исцарапанных туалета. Голышев открыл окно, затем заглянул под подоконник и достал оттуда сигарету.              – Ты что собираешься делать?              Я выхватил ещё неподожжённую сигарету и смял.              – С каких пор ты куришь?              – Когда думаешь, что весь грёбаный мир считает тебя геем и хочет избавиться от тебя, а твой никчёмный парень не звонит после вашего поцелуя, а потом отшивается с бывшей, и не такое начнёшь делать.              – Руки покажи.              – Я не наркоман, – Коля завернул рукава толстовки и показал мне, – и не режусь, как семиклассница.              – Тогда и курить завязывай, сейчас-то я рядом.              Он запрыгнул на подоконник, опершись спиной к окну.              – Пока рядом. Ты не знаешь, что мне пришлось пережить, мотаясь между навязчивостью Вицин и любовью к тебе.              – Не знаю, но знаю, что началось это в 10 классе, когда ты подарил мне мою первую валентинку. Я благословил её и ждал твоих следующих шагов.              – Так ты сразу понял, что это я?              Я пожал плечами и кивнул головой.              – Почему тогда ничего не сказал мне?              Я снова пожал плечами. Он взял мою руку, поднёс к своим губам и проговорил, как в микрофон:              – По истории тебе два.              – По какой ещё истории?              – По моей, – он разлохматил мне волосы, – я влюбился в тебя, когда мне было 14. Это был 8 класс, дискотека. После всё в моей жизни поменялось. А в твои 14 лет, что было? Мне просто интересно, что делал ты, пока я убивался и не знал, как завести с тобой диалог.              В моей голове что-то поменялось. Это было так ощутимо, словно электрический разряд на посмертном стуле. Голышев наклонился и поцеловал меня в лоб, а я не мог представить в голове, что пока я искал любовь в А-ЛИ-СЕ и дарил её ей, от которой она отказывалась, Голышев ждал момента или чуда, чтобы показать и подарить мне свои чувства. Я на минуту даже представил, что могло бы быть сейчас, если бы тогда Алисы не было в моей жизни, а я бы начал общаться с ним раньше. Тогда никакая Вицин не смогла бы угрожать мне и следить за мной, сливая меня, приукрашивая своей правдой.              – Ты аж побледнел, – проговорил Голышев. Он протиснул ногу между мной и подоконником, чтобы сесть напротив, впуская меня в пространство между коленями. Я уткнулся в его живот. Мне стало плохо и даже тошно от бурления в голове. Она буквально закипала от нервоза, который звенел и раздражал все умственные процессы. Он то и дело выдавал мне альтернативный исход, более лучший. И я чувствовал себя таким виноватым, каким не чувствовал себя даже, когда в детстве украл котёнка, понравившегося маме. А этот котёнок оказался желанным домашним животным девочки, которая в поисках его упала в колодец и умерла. Тогда как и сейчас я просто не знал, но если бы я был чуть внимательнее, если бы был другим, а не таким эгоистичным, то этих двух ошибок не произошло бы.              – Если помнишь меня по пятницам, я забуду тебя в субботу. Какой смысл растрачиваться и звонить в плохую погоду? Я уехал бы в Питер, Лондон. Я б забыл твоё имя заживо. Но проблема была не в Лондоне. А в голосе. Твоём голосе. И я говорю. Если вдруг разорвёшься на части, напиши, позвони, отвечу.              – Это мне? – спросил я, поднимая голову.              – Всё тебе. Весь я твой. У меня до тебя были цели, я жил ими, был обычным парнем. А потом моей целью стал ты. И я не знаю, что делать, если ты вдруг уйдёшь, разлюбишь, поймёшь что-то или осознаешь.              Всё тебе…              И меня нахлынула волна понимания, волна вопросов, ответы на которые я хотел услышать здесь и сейчас.              – Твои шрамы, – взял его руку и провёл по костяшкам, которые были разбиты в начале учебного года, – это из-за меня?              Он кивнул в ответ.              – Прогуливал школу, чтобы меня не видеть?              Он снова кивнул.              – И пошёл в 10 класс из-за меня?              – Ну, да. Сейчас это звучит смешно, ведь уйдя я после девятого, всего этого не было бы.              – Я рад, что ты здесь.              На его лице появилась уставшая улыбка. До туалета донёсся звонок с урока. В дверь туалета кто-то начал ломиться, громко стучать и ругаться. За окном появились дети, падающие и катающиеся по снегу. Они прыгали друг на друга, кидались снежками и орали. Коля спрыгнул с подоконника, отряхнул джинсы и открыл дверь, ломившуюся от людей. Небольшое пространство заполнилось невысокими карапузами, вышедших с урока рисования, что можно было сказать по их рукам, испачканным в красках. Они толпились, пинались и мешали пройти к выходу.              – Совсем уже обнаглели, – проговорил Коля, пытаясь слюной отделать оставшийся ярко-жёлтый отпечаток руки малолетки.              Я посмотрел на коридор, где бегали такие же карапузы и сбивали всё на своём пути, затем попытался отыскать что-то напоминающие кран, но всё было тщетно. Я хотел уже было отвернуться и предложить своему парню хоть какую-то помощь, но увидел две утончённые фигуры, идущие в сторону женского туалета.              – Коль, там Вицин и Ефремова.              – Блять.              Заходить обратно в мужской туалет было опасно, бежать куда-то было бы нелепо. Мы зачем-то понадеялись на то, что не вызовем слишком много вопросов, однако зная привязанность Ани к Коле и Любино любопытство, стоило рассчитывать хотя бы на приветствие.              Девушки оглядели нас с ног до головы, поздоровались и спросили, почему мы не пришли на первый урок. Голышев что-то сказал не совсем приличное и подтолкнув меня вперёд, двинулся в сторону раздевалок. Я остался стоять на месте прикованный взглядом Ани. Она кивнула Ефремовой, чтобы та шла без неё.              – Я не верю тебе, – с отвращением проговорила Аня.              Я посмотрел вперёд, где с конца коридора за нами наблюдал Голышев.              – Даже не спрошу, в чем дело, – ответил я.              – Ты заврался. Наиграешься, как с Колей и добьёшься своего, бросишь его так же, как Дашу? Он считает тебя лучшим другом, а ты пользуешься его доверием. Когда он узнает, какой ты на самом деле, думаешь, тебе сойдёт это с рук?              – Какой я на самом деле?              – В тебе лицемерия больше, чем человека.              – Я знаю, ты любишь его. И я его люблю. Дай ему шанс разобраться самому с этим.              – Он не гей. Я-то знаю, что это так. Лучше бы ты не появлялся в нашей жизни. Ты, как Прометей. Думаешь, что делаешь добро, а по итогу получается ещё хуже.              – Это ты так думаешь. Делая выводы, ограничивая себя увиденным, услышанным, самое глупое, что ты можешь.              – Ты испортишь ему жизнь.              Дверь за спиной хлопнула и к Ане подошла Ефремова, что-то ища в сумке. Она посмотрела на подругу и начала сильно моргать, показывая ей, что тушь долго не застывает на ресницах.              – Вот это твоего уровня проблемы, – проговорил я, наблюдая за тем, как Вицин стирает следы туши с век Любови. Она что-то хотела сказать мне в ответ, но я уже ушёл.              Коля молчал и не интересовался нашим диалогом с Аней. Когда в раздевалке я начал обуваться, то заметил Алису, вошедшую в помещение. Я присел пониже, чтобы она не заметила меня, потом всё же вынырнул из-за курток и удивился тому, что она остановилась возле входа в раздевалку и стала смотреть на время. Я надевал куртку медленно, не торопясь и не сводя взгляд с Алисы. Но она просто стояла и чего-то или кого-то ждала. Коля вышел первый, я хотел незаметно проскользнуть мимо неё, укутав лицо шарфом.              – Пан, – крикнула она, когда я прошёл мимо. Коля развернулся быстрей меня, я остался стоять к ней спиной, – Пан, мы можем поговорить?              – Я на улице подожду, – проговорил Голышев и пошёл к выходу.              А-ЛИ-СА.